Как понятно из этого краткого изложения, одной из главных тем Деяний является полное согласие Петра, героя первой трети книги, и Павла, героя остальной части, во всех отношениях. Они согласны в практическом вопросе, следует ли язычникам соблюдать иудейский закон; они согласны в необходимости миссии среди язычников, и оба обращают их; они согласны по каждому богословскому вопросу. В этом смысле книга Деяний очень точно соответствует двум другим книгам Нового Завета, о которых мы уже говорили, – 1 и 2 Пет, но противоречит другим источникам, не относящимся к Новому Завету, таким, как Неканоническое послание Петра и Омилии из Псевдо-Клементин. Можно добавить, что она противоречит и тому, что сам Павел говорит в Послании Галатам, в котором заметно не совсем дружественное отношение к Петру.
Оказывается, есть ещё много отличий между тем, что говорит о Павле книга Деяний, и тем, что Павел сам говорит о себе в своих посланиях. Я не буду здесь вдаваться во все «жуткие» подробности, поскольку их полное обсуждение легко найти в других местах [156]. И всё же я бы заметил здесь, что хотя Деяния и показывают со всей определенностью, будто к Петру раньше, чем к Павлу, пришло осознание правомерности совместных трапез с языко-христианами, не соблюдающими кашрут, однако именно Петр перестаёт делить с ними стол, когда в городе появляются «братья» из иудеев, как это показано во второй главе Послания к Галатам. Можно возразить, что Павел был прав, а Петр просто лицемерил. Но в Галатах ничто не указывает, что Петр сам считал совместные трапезы правомерными или что он был согласен с пониманием Павла. Исторический Петр мог подумать, что нельзя есть вместе с язычниками при иудеях. Если это так, то образ мыслей исторического Петра был иным, чем у Петра из книги Деяний.
Есть и другие различия между Деяниями и Галатами, которые согласовать ещё сложнее. Здесь я упомяну только о двух. В Галатах Павел пытается убедить своих языческих читателей, что с их стороны было бы огромной ошибкой обрезываться и следовать иудейскому закону. Он стремится обосновать своё понимание вопроса тем, что оно было получено им непосредственно от Бога, в видении Христа, обратившего Павла в своего последователя. Он категорически и однозначно не получал его от предшествовавших апостолов – Петра, Иакова и прочих. Он особо подчёркивает, что после бывшего у него видения Христа он даже не пошёл в Иерусалим, чтобы пообщаться с апостолами. Павел направился в другую сторону – в Аравию, потом обратно в Дамаск и ещё три года не появлялся в Иерусалиме (Гал 1:15–19). Это делает весьма интересной историю его обращения в книге Деяний. В ней говорится, что Павел был ослеплён видением Иисуса по дороге в Дамаск и что потом он приходит в город, где к нему возвращается зрение. И что же он делает после этого в первую очередь? Он прямиком направляется в Иерусалим, чтобы увидеть апостолов (Деян 9:1-26). Так чему верить? Павел сторонился Иерусалима, как говорит он сам, или отправился в него сразу, как говорят Деяния?
И потом, с кем он там виделся? Сам Павел говорит, что за свой пятнадцатидневный визит он повидал только двух человек – Петра и Иакова, брата Иисуса (Гал 1:18–19). Это утверждение Павла столь категорично, что даже подтверждается клятвой: «А в том, что пишу вам, пред Богом, не лгу» (Гал 1:20). Непонятно, почему он так настойчиво выделяет этот момент. Не потому ли, что не хочет, чтобы его понимание вопроса воспринималось кем-то, как полученное от подлинных апостолов Иисуса, большинство которых он никогда не видел? В любом случае мы ясно видим разницу между Галатами и Деяниями. Согласно последним, когда Павел приходит после своего обращения в Иерусалим, то встречается с апостолами и проводит среди них какое-то время. Не только с Петром и Иаковом, но, по всей видимости, со всеми ними (Деян 9:26–30).
Можно найти множество других отличий между тем, что говорят о Павле Деяния, и тем, что говорит он о себе сам, особенно если обратиться и к остальным посланиям Павла, а не только к Галатам. Одна из причин, почему эти отличия важны, заключается в том, что Павел сам дистанцируется от апостолов, заявляя о своём понимании Евангелия как полученном непосредственно от Бога, а не от прежних апостолов. А книга Деяний, с другой стороны, настаивает, что прежде вынесения своего благовестия на миссионерское поле Павел совещался с остальными апостолами. Кроме того, насколько можно понять Павла, другие апостолы не сказали ему ничего, что не было бы уже открыто Павлу самим Христом. Если другие, даже Петр с Иаковом, в чем-то не соглашались с Павлом, то они не соглашались не с ним, а с самим Богом, открывшим себя Павлу через Христа. А согласно Деяниям никаких разногласий между Павлом и остальными вообще быть не могло. Бог сообщил истину Евангелия всем им в равной степени, и все они проповедовали его в согласии друг с другом. У них одно и то же послание, одинаковое богословие и те же самые практические выводы: все они словно с одной и той же страницы, от первой до последней строки.
Другая причина, делающая важными различия между Павлом и Деяниями, заключается в том, что авторство последних приписывается человеку, бывшему спутником Павла. Но в свете многочисленных расхождений между посланиями Павла и книгой Деяний это выглядит крайне сомнительным. Автор Деяний ни разу не называет себя, что делает его работу анонимной. Но начиная со времени приблизительно через столетие после написания Деяний, церковная традиция приписывает их авторство человеку по имени Лука. А почему Лука?
Объяснение не совсем простое, но выглядит как-то так. Первое, что необходимо отметить, это общее авторство Евангелия от Луки и Деяний Апостолов (при том, что оба произведения анонимны). Это видно по схожести изложенных богословских взглядов, общего лексикона и стилистики, а также такого ясного показателя, как начальные строки обеих книг, посвящённые некоему Феофилу. Вторая книга действительно говорит, что она является второй из двух книг, написанных для этого человека. Таким образом, практически нет сомнений, что автор Деяний является и автором Евангелия от Луки. Деяния – это второй том двухтомной работы.
Но почему считается, что она написана человеком по имени Лука? Хотя Евангелие ни слова не говорит о своём авторстве, несколько нарочитых намёков содержит книга Деяний. В четырёх местах книги Деяний автор перестаёт говорить в третьем лице о том, что делали «они» (Павел и его спутники), и начинает говорить о том, что делали «мы» (16:10–17; 20:5-16; 21:1-18; 27:1-28:16). То есть он явно подразумевает, что сам был спутником Павла во время его миссионерских путешествий. Но при этом не сообщает, кто он такой [157].
Однако читатели столетиями думали, что его личность установима. Автор был человеком, особенно заинтересованным в миссии Древней церкви среди язычников и лично приложившим немало усилий для убеждения язычников, что им не нужно становиться иудеями, чтобы стать христианами. Напрашивается вывод, что этот человек сам происходил из язычников. Теперь круг поисков немного сузился: автор, вероятно, язычник и спутник Павла. Известен ли нам кто-то, подходящий под описание?
Из Послания к Колоссянам мы знаем о трех спутниках Павла из числа язычников: Епафрасе, Димасе и Луке, «возлюбленном враче» (Кол 4:12–14). Из этих трёх Димас вряд ли мог быть автором, потому что в другом месте мы узнаём, что он «оставил» Павла (2 Тим 4:10). Епафрас, видимо, основал церковь в Колоссах (Кол 1:5–7), а эта церковь ни разу не упоминается в Деяниях. Это было бы странно, будь автором её основатель. Остаётся только один кандидат – языческий врач Лука. Таково происхождение древнего предположения, что Деяния были написаны Лукой, спутником Павла в его путешествиях. Это предположение можно найти уже у Иринея – отца церкви конца второго века. Ириней писал приблизительно через сто лет после того, как на свет появилась книга Деяний. Но для нас он является первым христианским автором, от которого сохранилась обширная справка о Деяниях, где на основании тех самых отрывков, написанных от первого лица, он сообщает, что «Лука был неразлучным спутником Павла и сотрудником его в благовествовании, он сам это объявляет» [158].
Несмотря на древность традиции, проблема идентификации Луки в качестве автора книги сохраняется. Во-первых, сама мысль, что Лука был спутником Павла из числа язычников, исходит из Колоссян – послания, явно написанного за Павла уже после его смерти. Для верности, есть ещё Лука, упомянутый в подлинном послании Павла Филимону (ст.24), но там ничего не говорится о его языческом происхождении. Он просто упомянут в числе других пяти человек. А гораздо большая проблема заключается в многочисленных противоречиях между тем, что говорят о Павле Деяния, и тем, что говорит он о себе сам.
Я упомянул лишь о трёх таких противоречиях. Но есть много других [159]. Они касаются почти каждого вопроса, связанного с историческим Павлом. Богословие и проповедь Павла различаются в Деяниях и Посланиях; остальные различия обнаруживаются в отношении Павла к язычникам и иудейскому закону, в миссионерской стратегии, в маршрутах путешествий. И противоречия обнаруживаются практически везде, где можно сравнить сказанное о Павле в Деяниях со сказанным им самим в его подлинных посланиях. Невозможно не заключить, что Деяния, скорее всего, не были написаны никем из спутников Павла.
Я упомянул лишь о трёх таких противоречиях. Но есть много других [159]. Они касаются почти каждого вопроса, связанного с историческим Павлом. Богословие и проповедь Павла различаются в Деяниях и Посланиях; остальные различия обнаруживаются в отношении Павла к язычникам и иудейскому закону, в миссионерской стратегии, в маршрутах путешествий. И противоречия обнаруживаются практически везде, где можно сравнить сказанное о Павле в Деяниях со сказанным им самим в его подлинных посланиях. Невозможно не заключить, что Деяния, скорее всего, не были написаны никем из спутников Павла.
Но зачем автору нужно было говорить от первого лица в четырёх случаях? Это должно быть понятно любому, кто читал книгу. Автор заявляет о себе. Он не называет себя. Он просто заявляет о себе как о спутнике Павла, то есть о человеке, очень хорошо подходящем для того, чтобы представить «подлинную» историю о взглядах и миссии Павла. С одной стороны, он писал давно после того, как Павел и его спутники умерли. Учёные обычно датируют Деяния приблизительно 85-м годом н. э., то есть более двух десятилетий после смерти Павла. С другой стороны, автор выглядит слишком плохо осведомлённым о богословии и миссионерской деятельности Павла, чтобы быть человеком с информацией из первых уст. Если автор заявляет о себе как о ком-то, кем он не является, то как называется написанное им творение? Книга с ложными претензиями на авторство называется подлогом. Очевидно, что авторские претензии здесь не столь нахальны, например, как в 1 Тим и 3 Кор, где авторы прямо называют себя Павлом. Но претензии Деяний всё равно отчётливо видны: автор показывает, что он был участником и непосредственным свидетелем миссии Павла, хотя на самом деле это не так.
Можно возразить, что если бы автор желал убедить читателей в своей близости к Павлу, ему пришлось бы сообщить о себе больше, то есть он бы обязательно назвался или более настойчиво обозначил себя в качестве спутника Павла. Возражение такого рода, предполагающее, что автор «сделал бы», никогда не бывает убедительным. Это вообще довольно забавно, когда современный читатель говорит древнему автору, что тому следовало бы сделать для пущей убедительности. С какой стати автору Деяний делать что-то отличное от того, что он сделал? Как бы он смог обмануть читателей более успешно? Он добился впечатляющего результата тем, что уже сделал. На протяжении восемнадцати столетий читатели безо всяких сомнений считали автором Луку, соратника Павла. Вставив в свою историю лишь считаное число местоимений первого лица, автор преуспел в создании подлога, который по сей день продолжает вводить читателей в заблуждение.
В любом случае, повод для подлога или, по крайней мере, один из поводов, вполне ясен. Автор хочет, чтобы его считали соратником Павла и, соответственно, обладателем прямых сведений о его миссии. Согласно его истории, по каждому вопросу, имеющему богословское или практическое значение, Павел пребывал в согласии с прочими апостолами, особенно Петром и Иаковом. С самого своего начала церковь находилась в прочной и полной гармонии. Вопреки заявлениям других авторов у Петра не было расхождений с Павлом. Оба апостола согласно утверждали, что спасение достигло язычников, которым не нужно было становиться иудеями, чтобы стать христианами.
Гностические и антигностические подлоги
Раннехристианский гностицизм
В наиболее резкие и напряжённые конфликты второго и третьего столетий были вовлечены христианские группы, которые учёные называют «гностическими». Гностическое христианство представляло собой чрезвычайно сложное явление, но для наших целей здесь будет достаточно его краткого обзора [160].
Как я уже говорил в третьей главе, термин «гностицизм» происходит от греческого слова γνῶσις, которое означает «знание». У целого ряда раннехристианских групп считалось, что спасение приходит не через веру в смерть и воскресение Иисуса, а через приобретение тайного знания, гносиса, которому учил Христос. Фактически это знание заключалось в самопознании, в знании, кем ты был на самом деле глубоко внутри, откуда ты пришёл, как сюда попал и как сможешь вернуться. Гностики полагали, что некоторые из нас не просто человеческие существа из плоти и крови. В нас есть искра божественного, зародившаяся в небесном царстве, но падшая в материальный мир и оказавшаяся в ловушке наших смертных тел. Целью гностических религий было овладение тайным знанием, необходимым для освобождения этого божественного элемента, чтобы он смог вернуться в свою небесную обитель. В христианских формах гностицизма (ведь были ещё и нехристианские) представлялось, что Христос сошел с небес, чтобы сообщить нам это тайное знание.
Существовало большое количество гностических групп с массой невероятных учений и верований. Многие из этих групп описывали падение божественной искры при помощи замысловатых и туманных мифов, призванных объяснить происхождение как этого материального мира, так и горнего Божественного царства. Хотя мифы различных групп порой значительно отличались друг от друга, многие из них имели схожие черты.
Во многих из этих мифов тем, из чего всё произошло, выступало божественное существо, представлявшее собою чистый дух, в котором не было ничего материального. Это божественное существо произвело другие божества, являвшиеся выражением его различных качеств: молчания, разума, истины, слова, жизни и т. д. Некоторые из этих существ произвели другие божественные существа, пока не возникло населённое ими божественное царство. Но одно из этих существ (в некоторых текстах это София – греческое слово «премудрость»), отпало от божественного царства и произвело другие существа, уже не вполне божественные, поскольку они пришли в бытие вне божественного царства. Одно из этих существ невежественно вообразило себя высшим божеством, с помощью других захватило свою мать и создало материальный мир, чтобы в нём заключить её внутри человеческих тел. Этот невежественный создатель и есть Бог Ветхого Завета, Бог иудеев.
Так что материальный мир, в котором мы живём, отнюдь не благое место, это место заключения. Бог иудеев отнюдь не высшее, а подчинённое, невежественное и, возможно, даже злое божество. Цель спасения не в том, чтобы вступить в правильные отношения с Богом-создателем, а в том, чтобы вырваться из его тисков. Спасение приходит не тогда, когда падшее создание возвращается в прежнее положение (возвращение в Эдем); оно приходит, когда удаётся сбежать из этого материального мира. Конец мира не принесёт спасения плоти, но принесёт освобождение от неё. Это спасение наступает, когда божественные искры, пойманные в наши тела, как в ловушки, овладеют тайнами своего происхождения и узнают, как им можно сбежать.
Поскольку в христианских гностических представлениях именно Христос пришёл из божественного царства, чтобы дать это тайное знание, то он никак не мог быть частью материального мира. Он был бесплотным существом. Так что мы видим две формы докетических воззрений, упомянутых во второй главе. Одни гностики считали, что Иисус только представлялся в человеческом обличье (как считал и Маркион, который гностиком не был). Другие полагали, что божественный Христос вошёл в человека Иисуса в момент крещения, а затем покинул его перед смертью, потому что для самого Христа страдание было невозможно. Согласно обоим представлениям о Христе, он не был настоящим страдающим и умирающим человеком из плоти и крови, который вернулся в плоть по своём воскресении. Как и прочие искры божественного, он покинул плоть и обладающий ею материальный мир, чтобы вернуться в небесную обитель.
Гностики, исповедовавшие подобные взгляды, порицали материальный мир и создавшего его Бога. Неудивительно, что христиане видели в них серьёзную опасность, поскольку сами они верили, что есть один Бог, а не целое царство божеств, что Бог сотворил этот мир и что Бог никому не подчинён, что он благ, а не зол, что он создал плоть человеческую и потом воскресит эту плоть, что спасение достигается в телесной оболочке, а не вне её. Кроме того, противоставшие гностикам христиане утверждали, что сам Христос был человеком из плоти и крови и что его страдания и смерть принесли спасение, что его воскресение было во плоти, в которой он живёт сейчас и будет жить вечно.
Эти альтернативные антигностические воззрения поддерживались такими известными писателями второго столетия, как Ириней Лионский и Тертуллиан. Их произведения были широко известны и читаемы на протяжении многих веков. Гностики же проиграли спор, и с ними было покончено, а их литература оказалась в основном уничтожена. Писания гностиков были вновь открыты лишь в наше время, по большей части благодаря совершенно случайной, но выдающейся находке целой библиотеки гностических текстов в 1945 году близ египетского селения Наг-Хаммади [161].