Когда до него оставалось всего пара-тройка шагов, Кондор вытащил, глядя тому прямо в переносицу, из кармана утепленного длиннополого плаща свою правую руку. Так, словно хотел обменяться с этим человеком дружеским рукопожатием. Типа того, что я, мол, мужики, службу знаю, «а потому обиды на вас не держу...».
Тот лишь чуть подался к нему, — утратив равновесие на какую-то долю секунды, но и этого легкого, сугубо рефлекторного движения оказалось вполне достаточно для человека, прошедшего, среди всего прочего, основательный курс айкидо.
Даже Подомацкий, на глазах у которого все и произошло, не успел толком уловить сам момент «контакта». Но зато смог вполне оценить его последствия: когда Кондор сблизился с не уступающим ему внешне по физическим данным мужиком, тот вдруг споткнулся и, нелепо взмахнув руками, врезался почти плашмя — лицом! — в корму припаркованной среди служебного автотранспорта черной «ГАЗ-31».
«Волжанка», по задку которой пришелся удар, натужно крякнула, а из носа рухнувшего, как подкошенный, особиста обильно потекла кровь...
Бушмин как ни в чем не бывало пошел себе дальше, направляясь к служебному подъезду. Его напарник, проходя мимо второго особиста, напоминавшего в эти секунды соляной столп, бросил по ходу на него неодобрительный взгляд:
— Ну что же вы, товарищ?! Не видите разве, что ваш коллега споткнулся?! В следующий раз, господа, будьте поосторожней, а то как бы опять вам не поскользнуться!
* * *Возле бюро пропусков их ожидал дежурный сотрудник «А-центра». Гости прошли через арочный металлодетектор, не обращая внимания на протестующий рев и перемигивание аппаратуры, сработавшей на стволы «элиты» и его напарника. Прошли чуток по коридору, загрузились втроем в кабину спецлифта и уже вскоре спустились в шлюзовое помещение СЦСБР, оказавшись в трехэтажном подземном бункере, оборудованном под фундаментом здания. Подомацкому было указано обождать в одном из служебных помещений, а Кондора препроводили в кабинет заместителя главы «четверки» Шувалова.
Начальник сидел за столом, с рассеянным видом изучая какие-то бумаги, которые он брал из лежащей перед ним папки.
Бушмин доложил о своем прибытии — четко, по-военному, по-уставному. Шувалов кивком указал на стул, но Андрей продолжал оставаться на своих двоих.
— Товарищ полковник, разрешите вопрос?
— Спрашивайте.
— Надо так понимать, что я... вышел из доверия?
— С чего ты взял, Андрей? — Шувалов вышел из-за стола, а заодно и отбросил официальный тон. — Как раз наоборот! Сейчас, сдается мне, ты будешь в еще большем фаворе, чем прежде.
— Нич-чего не понимаю, — пробормотал себе под нос Бушмин. — Ладно, хватит о всяких-разных заморочках. Свое мнение обо всем этом я выскажу позже. Для начала, Юрьич, несколько деталей — дополнительно — к «грозненскому инциденту», которые я не стал сообщать дознавателям...
Андрей вкратце пересказал четырехгодичной давности эпизод с Горцем, а также высказал догадку, что этот же нохча, кажется, взяв себе фамилию или же псевдоним Султыбеков, пытался сделать ему «гоп-стоп». Но поскольку лица его он так и не увидел из-за наличия маски, то никакой уверенности, что он не ошибся в своем предположении, у него нет.
— Ладно, я понял, — выслушав его, сказал Шувалов. — Поищем на него досье. Что касается Лещенко... Есть небольшой спецотдел, отвечающий за безопасность магистральных нефте— и газопроводов. Что же это я? Тебя, Бушмин, начальник у себя ждет.
Они вдвоем вышли в предбанник. Шувалов почему-то усмехнулся и кивком указал ему на оставленную открытой дверь.
— Пройдите, товарищ подполковник.
Бушмин прошел в кабинет руководителя «четверки», коротко доложился. Мануилов стоял у прозрачной, чуть затененной стены, сделанной из специального стеклопластика, — она была прозрачной лишь в одну сторону. За стеной этой находился, собственно, сам операционный зал СЦСБР: находясь здесь, можно было обозревать весь зал с компьютерными терминалами и развешанными на стенах жидкокристаллическими экранами, при том что для глаз дежурных операторов эта стена была целиком непроницаемой. Мануилов стоял вполоборота к вошедшему; это был худощавый мужчина лет сорока с небольшим, одетый в безукоризненно сидящий на нем и, сразу видно, дорогой костюм, в дымчатых очках, надежно маскирующих его взгляд. По твердому убеждению Андрея, Игорь Борисович — самый эрудированный, толковый и головастый мужик во всем родном отечестве. Кроме разве что самого Главкома, с которым сейчас вообще не следует кого-либо сравнивать и чей портрет, естественно, висит на самом видном месте, занимая часть стены напротив входной двери.
Посмотрев на него каким-то долгим и словно оценивающим взглядом, Мерлон — так по уже давней привычке Бушмин называл про себя этого незаурядного человека — не спеша подошел к нему и протянул руку.
— Здравствуйте, Андрей Михалыч.
— Здравия желаю, Игорь Борисович, — аккуратно пожимая руку начальника, негромко произнес Бушмин. — Вызывали?
— Да, вызывал, — отчего-то вздохнув, сказал Мануилов. — Подполковник, я в курсе того, что произошло.
— Я в этом ни на секунду не сомневался, Игорь Борисович, — как-то неожиданно для себя сухо сказал Бушмин. — Кстати, возникает такое впечатление, что кое-кто заимел зуб не только на меня, но и на тех людей, кто отдает мне приказы.
— Возможно, — глядя на него сквозь дымчатые очки, сказал Мануилов. — Я думаю, мы об этом еще поговорим...
Но не сейчас, а несколько позднее. Кстати, как ваше самочувствие, Андрей Михалыч?
— Думаю, что я — в порядке.
— Гм... Чай? Кофе? Я распоряжусь, чтобы нам что-нибудь сюда принесли.
— Если для меня, то не нужно. Хотя... Кое-что, Игорь Борисович, я все же намерен у вас попросить.
— Просите.
— Мне нужен лист бумаги и авторучка.
* * *Надо отдать должное Мерлону — тот и глазом не повел. Не то что не стал строить одного из своих подчиненных, как это сделал бы на его месте иной начальник, но, не выказав и тени неудовольствия, кивком указал Бушмину на собственный стол, мол, присаживайся, пиши, что хошь (не будь Игорь Борисович тонким психологом, черта с два он совладал бы со своими крутыми ребятишками. А ведь большинство из них оч-ч-чень уважают своего начальника, хотя тот происхождением из околочекистских и полуштатских кругов).
— Особо там не расписывайтесь, подполковник, — подал он реплику, вновь заняв наблюдательную позицию возле прозрачной стены. — У нас, знаете ли, время сейчас в дефиците.
— А мне тут пару слов всего черкнуть! — отозвался из-за стола Бушмин. — Ну вот... готово... Теперь, уважаемый Игорь Борисович, фактор времени меня как-то не очень беспокоит... Скоро я буду — надеюсь! — свободен на все четыре стороны.
Пробежав глазами только что составленный Бушминым рапорт, Мануилов убрал его в отдельную папку, а папку сунул в ящик стола.
— Я рассчитывал, что вы поставите под моим рапортом свою визу, — четко выговаривая слова, сказал Бушмин. — Если вы сами отказываетесь поставить подпись под моим рапортом об увольнении из «четверки», то я вынужден буду обратиться с рапортом к самому Главкому.
— Имеете такое право, — почти ласково сказал Мер-лон. — Но я не думаю, что Главком в данной ситуации даст «добро» на ваш выход из «группы 4», отозвав таким образом у вас лицензию.
— Почему?
— Назову лишь главные причины...
— Да, пожалуйста. Мне интересно знать, почему сотрудник, которому явно перестали доверять и которого даже сочли нужным подвергнуть кое-каким неприятным процедурам в ходе спецрасследования, не может покинуть столь серьезную контору? Хотя... Кажется, я понял: руководство намерено само с треском выставить меня за дверь?! Я правильно рассуждаю, уважаемый Игорь Борисович?
— Да, но только отчасти. — Мануилов кивком пригласил Бушмина присесть в свободное кресло, но тот продолжал стоять. — Мы действительно вас уволили.
— Что — уже? — удивился Бушмин.
— Примерно час назад у меня здесь был начальник кадрового управления. Вы, Бушмин, уволены «по собственному». Причем задним числом, с первого декабря минувшего года... Я попросил внести соответствующие изменения в ваше личное дело и в сводную базу данных.
— Занятно. — Бушмин уже чувствовал себя одновременно и задетым таким вот неожиданным поворотом, но и заинтригованным тоже. — А из «четверки» я тоже уволен?
— Да, конечно, — чуть усмехнувшись, сказал Мерлон. Но уже спустя секунду его лицо стало озабоченным. — Думаю, Андрей Михалыч, вы уже догадались, что все это затеяно неспроста, но в то же время — это вы тоже должны понимать — ваше увольнение носит лишь формальный характер. У вас, подполковник, контракт с государством, и никто его — особенно в нынешних условиях — расторгать не собирается!
— Нич-чегошеньки не понимаю! Что стряслось-то, Игорь Борисович? И почему именно я?
Мерлон ответил после некоторой паузы.
— Потому что эпизод с пропажей Голубева оказался более важным и знаковым, нежели мы первоначально думали, — сказал он. — Но это так, хотя и немаловажная, но все ж деталь. Несколько дней назад, Кондор, вскрылась одна крупнейшая афера, масштабы которой значительно — в разы! — превышают даже "дело «ЮКОСа». Возможные убытки нам лишь только предстоит оценить.
— Ну а я тут при чем?
— Суть заключается в том, Кондор, что вашу кандидатуру из многих выбрали сразу трое: я сам, тот, кого вы будете прикрывать за кордоном... А вы туда отправитесь не позднее полудня понедельника. И еще один человек, волю и решение которого трудно оспорить.
Наверное, чтобы подчеркнуть только что сказанное им, Мерлон красноречиво вскинул глаза к потолку.
— Н-не понял...
Бушмин некоторое время тупо таращился на начальника «четверки», пытаясь сообразить, что бы все это могло означать. Затем, когда у него вдруг что-то щелкнуло в мозгу, он медленно перевел взгляд на висящий над головой Мануилова портрет, на котором был запечатлен человек, обладающий холодным обаянием и загадочной полуулыбкой Сфинкса.
Глава 12 Мерзкий клоп, насосавшийся крови
Лещенко приехал на загородный объект одной из частных структур, дружественной спецотделу, в субботу вечером, когда сумерки надежно накрыли своим темным пологом заснеженный ландшафт дальнего Подмосковья.
Двухэтажный коттедж, стоящий чуточку в стороне от прочих поселковых строений, был обнесен по периметру высоким глухим забором; в целом он напоминал тот объект, где нынче содержат бизнесмена Литвинова. Здесь можно было спокойно и вдумчиво работать с «клиентом», не сильно опасаясь при этом чужих любопытствующих взглядов.
Лещенко пришлось немного обождать, пока молодой крепкий мужчина, ассистирующий его давнему знакомому и сослуживцу Фадееву, пинками и матюгами загнал пару свирепых «полканов», захлебнувшихся яростным лаем при первых звуках подъехавшей к уединенной фазенде машины, в проволочный вольер за домом.
Наконец открылись створки ворот. Подполковник въехал во двор и поставил свой разъездной джип у правого торца коттеджа, рядом с машиной коллег. Коротко ответив на приветствие знакомого сотрудника, он прошел вслед за ним в дом, не забыв прихватить с собой кейс, снабженный специальными наборными замками и звуковой «тревожной» сигнализацией (подобные чемоданчики в ряде случаев используют инкассаторы и сотрудники правительственной фельдъегерской связи).
Антон Фадеев, коренастый, плотно сбитый мужчина лет тридцати пяти, с плешью во всю голову и ощутимо липнущим к любому объекту его интереса взглядом, был одет в темные немнущиеся брюки и синий простеганный свитер с погончиками а-ля секьюрити. Когда они обменялись рукопожатиями, на Лещенко пахнуло смешанным запахом трудового мужского пота и одеколона; в гостиной, куда они прошли вдвоем, было жарко из-за работающего на полную мощность электрокамина.
— Выруби печку! — освобождаясь от верхней одежды, сказал Лещенко коллеге. — Натопили, как в бане.
— Пар костей не ломит, дружище, — усмехнулся Фадеев. — Кстати... Не пора ли нам начать всерьез ломать этих наглых буржуинов?
Он все же выключил электрокамин, после чего вопросительно уставился на своего сослуживца.
— Заниматься членовредительством пока не велено, — слегка вздохнув, заметил Лещенко. — Это ведь не игрушки, Антон?! Начнешь ломатьчерез колено — и вдруг крррак! И «клиенту» — «звиздец»! И что потом? Гадать прикажешь по их внутренностям и кишкам? Куда они свои акции и бабло приховали? Одно дело — мочкануть «иуду», продавшегося с потрохами буржуинам, — тут без вопросов! И совсем другое дело, когда приходится иметь дело с такими дорогостоящими, но нежными и хрупкими существами, каковыми являются господа Литвинов и Серебрянский.
— Лаской мы от них ни хера не добьемся. — Фадеев скептически покачал головой. — Не знаю, как там у вас с Литвиновым обстоят дела.
— Нормально все продвигается, эдак «плавненько». «Клиент» фактически уже созрел для диалога... Теперь вот доходит до нужной нам кондиции. Думаю, уже назавтра мы его расколем до самого копчика.
— Значит, он будет пожижеСеребрянского. Этот все чохом отрицает! Приезжал тут сам Сценарист, пытался с ним по-хорошему договориться.
— Да, я в курсе, что Аркадий Львович пока не колется.
— Лично в я давно ему паяльник в одно место вставил! — скривив губы, сказал Фадеев. — Сами же говорите, что сроки поджимают.
— Еще как поджимают. — Лещенко выложил на стол в гостиной свой кейс и стал набирать кодовую комбинацию, отпирающую замки. — Поэтому, дружище, давай не будем терять даром время: тащите-ка сюда своего «клиента». У меня к нему есть оч-чень конкретный разговор.
Спустя короткое время Фадеев и ассистирующий ему сотрудник ввели в гостиную «клиента», которого держали здесь, в сухом подвальном помещении взаперти, вот уже четвертые сутки. За этот непродолжительный, в сущности, срок Серебрянский заметно подрастерял свой барский, начальственно-чиновничий лоск: он был бледен и чуточку сутулился, чего ранее за ним не замечалось; щеки и подбородок, за которыми он ухаживал при помощи протираний и дорогих лосьонов, уже успели слегка зарасти щетиной; в его движениях появилась какая-то странная неуверенность и даже суетливость. Но взгляд у него оставался цепким и внимательным, разве что время от времени сквозило в нем откровенное недоумение: «Нет, этого не может быть, потому что со мной такое никогда не могло бы случиться...»
Их взгляды скрестились, но ненадолго: Серебрянский первым отвел глаза в сторону.
— Здравствуйте, Аркадий Львович, — сказал Лещенко, продолжая буравить чиновника своим острым взглядом. — У меня к вам есть деловой разговор, так что присаживайтесь поудобней.
— Ничего, я могу и постоять, — облизнув сухие губы, чуточку надтреснутым голосом заметил Серебрянский. — Кстати, мне кажется или я вас где-то видел?
— Возможно, — с легкой усмешкой сказал гэбист. — Хотя нас напрямую не знакомили, но в одних местах с вами мне как-то доводилось бывать. Так что и вас я тоже «где-то видел».
— Кажется, вы служите в органах?
— А что, есть какие-то сомнения? — почти натурально удивился Лещенко. — Вы что, до сих пор полагали, что вас похитили какие-нибудь братки?
— Гм... — Серебрянский покосился на подпирающего стену возле зашторенного окна Фадеева. — По правде говоря, я не знал, что и думать. Извините, господин... Не помню вашего имени-отчества.
— Знать вам его вовсе не обязательно, — выкладывая на стол возле кейса пачку сигарет и зажигалку, пробормотал Лещенко.
— Тогда как к вам прикажете обращаться? — нервно вздернув подбородком, спросил чиновник. — Я решительно не понимаю, что происходит.
Лещенко неторопливо прикурил сигарету, затем, сделав пару затяжек, сказал:
— Не придуривайтесь, Аркадий Львович! Вы все прекрасно понимаете. Что же касается вашего первого вопроса, то можете называть меня товарищ. Мы ведь все здесь товарищи, не так ли?
* * *— Присаживайтесь, Аркадий Львович. — Выдержав паузу, Лещенко кивнул на стоящий посреди гостиной стул с высокой спинкой («ассистент», их младший с Фадеевым коллега, тут же едва не силком заставил Серебрянского присесть). — Разговор нам предстоит оч-чень непростой. Может, у вас какие жалобы имеются?
— Я хочу заявить... сказать следующее, — каким-то надтреснутым голосом, глядя куда-то в сторону, сказал Серебрянский. — Как вам должно быть известно... товарищ... я занимаю должность...
— Дальше.
— Э-э-э... По своему нынешнему статусу я...
— Тюремная вошь, — встрял в их разговор Фадеев. — Мерзкий клоп, насосавшийся крови.
— Давайте обойдемся без длинных предисловий, — веско произнес Лещенко. — Аркадий Львович, у нас подсобрано на вас неслабое досье. Так что мы в целом — да и в частностях! — в курсе ваших жизненных свершений, и прочая, прочая...
Он открыл кейс и извлек оттуда сколотую скрепкой пачку разномастных бумаг, а также видеокассету.
— Здесь у нас имеются копии заказов, сделанных вами, Аркадий Львович, в двух престижных столичных ресторанах. Это только за последние полтора месяца! — Лещенко тряхнул в воздухе пачкой бумаг. — А то вы парите нам мозги, что у вас язвенная болезнь.
— Точно, почти ни черта не жрет! — подтвердил Фадеев.
— Есть распечатки ваших телефонных переговоров. Дать вам посмотреть, чтобы вы убедились, что мы не блефуем?
Он кивнул «ассистенту», и тот тут же включил видеодвойку.