Эмили помолчала, пытаясь подобрать слова, чтобы продолжить.
— Джон Уильямс был хорошо известен своим вспыльчивым характером. Когда Маргарет все ему рассказала, он пришел в еще большую ярость, чем Марр. Они с Маргарет собирались жить вместе, и Уильямс планировал отправиться в еще одно плавание и заработать там достаточно денег, чтобы позволить себе и девушке жилье. Чем дольше Маргарет оставалась на службе у Марра, тем больше у них было времени, чтобы подготовиться к будущей совместной жизни. Теперь же все планы рушились.
— Уильямс отправился к Марру? — предположил Райан.
— Да. Он намеревался убедить Марра, чтобы тот оставил Маргарет на работе до его, Уильямса, возвращения из плавания. Но можете себе представить, как протекал разговор двух вспыльчивых и разгневанных друг на друга людей? Дело едва не дошло до драки, и в итоге Марр поклялся, что на следующий день, в воскресенье, Маргарет без проблем сможет взять свои полдня. Даже целый день. Собственно, и все последующие дни тоже, поскольку он не желает, чтобы эта грешница возвращалась к нему.
Случилось это в субботу после полудня. Сидя в своей комнатушке, Маргарет слышала каждое слово спора, но была слишком напугана, чтобы вмешаться. Она слышала, как взбешенный Уильямс шумно покинул лавку. Потом явился Марр и загрузил ее тяжелой работой до самого вечера. И отправил он девушку почти что в полночь якобы по срочному делу — расплатиться с пекарем и купить устриц — только для того, чтобы наказать. Он хорошо знал, как она боится темноты. Во время следствия она солгала.
— Что?
— Она не смогла расплатиться с пекарем и купить в лавке устриц по той простой причине, что не ходила ни в одно ни в другое место. У Маргарет было дурное предчувствие, и она пыталась разыскать Джона Уильямса.
В собор за время рассказа Эмили прошло множество людей. Лица у всех были напряжены — они явно шли помолиться о своей безопасности. Улица перед аббатством казалась пустынной. В обычный день в восемь часов утра ее бы заполняли правительственные чиновники в черных пальто, спешащие на службу. Но сегодня, похоже, многие из-за известных событий предпочли остаться дома.
— А проклятое правительство почти ничего не делает, — пробурчал спутнику сурового вида мужчина, входящий в аббатство.
Другой мужчина говорил женщине, шедшей с ним под руку:
— Знать-то бежала из города, отправилась в свои загородные дома. У них столько денег, что они могут нанять себе охрану. Но они не рассчитывают на полицию. Ведь именно полицейский совершил убийства этим вечером.
— А еще говорят, что убийца — из моряков, — вторила ему женщина. — Никому нельзя доверять. Сегодня ночью кто-то ворвался в тюрьму «Колдбат филдз», убил ее начальника и выпустил на свободу тысячу заключенных. Господь помоги нам! А то ведь нас зарежут прямо во сне!
— И правительство нам не поможет, это уж точно.
— У лорда Палмерстона есть повод для беспокойства, — заметил Беккер, когда парочка скрылась в аббатстве.
— А он ведь еще не знает всего, — сказала Эмили.
— Что вы имеете в виду?
— Вы сейчас все поймете. Маргарет не могла найти Уильямса, потому что тот следил за лавкой. Когда Маргарет отправилась выполнять поручения, он зашел в лавку, чтобы еще раз поговорить с Марром. До этого он много выпил. С собой он принес молоток корабельного плотника, который один матрос оставил у него в комнате. Маргарет считает, что он собирался только попугать Марра.
— Но не смог сдержать эмоции, — предположил Райан. — После убийства Марра Уильямсу необходимо было убрать всех, кто слышал, как они ссорились, и мог бы опознать его. Но ребенок? Он ведь не представлял для него никакой угрозы. Зачем он убил ребенка?
— Опьяненный джином и гневом Уильямс рассудил так: если Марр собирался наказать Маргарет, выгнать ее на улицу из-за ребенка, которого она должна родить, он тогда отплатит ребенку Марра, — пояснила Эмили.
Зазвенели, сотрясая воздух, колокола аббатства.
— Три дня назад я бы не поверил, что такое возможно, — сказал Райан.
— Маргарет заподозрила Уильямса в убийстве. На следующее утро, после того как ее допросили полицейские, девушка отправилась к возлюбленному и застала его дома. Она прямо спросила о том, что произошло, но он все отрицал. Она спросила еще раз, с большим пристрастием, однако с тем же результатом. Но Маргарет прочитала все в его глазах. И что ей оставалось делать? Она не могла рассказать, что ждет ребенка, не имея законного мужа, а отец ее ребенка — тот самый человек, который зверски расправился с семьей Марра. Если она скажет правду, ей останется только одна участь: выйти на улицу, чтобы заработать себе на жизнь.
— И она не озвучила свои подозрения, — пробормотал Райан.
— Она говорит: если бы только она никогда не встречала Уильямса, если бы между ними не вспыхнули чувства, если бы только она не проявила слабость…
— Все эти люди остались бы живы.
— Много лет ее мучило чувство вины, — сказала Эмили.
— А что с убийством Уильямсона через двенадцать дней? — спросил Беккер. — Я говорил инспектору Райану: как странно, что человек, которого звали Джон Уильямс, убил человека, чье имя — Джон Уильямсон.
— По словам Маргарет, Уильямс пребывал в прострации, был угрюм. Он так много пил, что девушка не могла находиться рядом. Он отыскал ее, клялся в любви, но Маргарет его прогнала. Одним из злачных мест, которые он посещал, была таверна, принадлежавшая Джону Уильямсону. Люди шутили, что эти двое, возможно, связаны родственными узами. Говорили, что Джон Уильямс по возрасту вполне годится в сыновья Джону Уильямсону, но вот Уильям-сын никак не может быть сыном Уильямса.[16]
— У меня голова кругом идет, — посетовал Райан. — Я уже начинаю думать как ваш отец. Уильям-сын?
— Вы понимаете? — спросила Эмили.
— Уильямсон. Сын Уильямса. Это сходство фамилий не давало ему покоя, — продолжил развивать мысль Райан. — Он убил сына Марра. Маргарет его бросила. Он мог никогда не увидеть собственного ребенка, возможно что и сына. Чувство вины терзало его, и наконец он окончательно лишился рассудка. Думаю, ваш отец сказал бы что-то вроде: когда Уильямс убил Уильямсона, он словно бы убил самого себя. И несколько дней спустя он действительно так и поступил: повесился в тюрьме «Колдбат филдз».
Двери аббатства внезапно распахнулись, и на улице загремел орган. Потянулись вереницей взволнованные прихожане — судя по лицам, не обретшие успокоения.
Органная музыка… Эмили вдруг поняла, где ей искать отца. Но времени на объяснения сейчас не было.
— Ребенок Маргарет, — произнесла она.
— Что с ним?
— Она родила сына. Зарабатывая на пропитание, она чистила водостоки, собирала на берегу реки куски угля. Ей удалось сохранить и выкормить ребенка. Когда мальчику было четыре года, она встретила отставного солдата и стала с ним жить.
— И?
— Мальчик получил фамилию этого солдата. Бруклин.
— ЧТО?!
— Сын Маргарет Джуэлл… сын Джона Уильямса… полковник Бруклин.
Де Квинси проснулся от прикосновения.
— Эй!
От испуга и неожиданности он, не глядя, лягнул ногой.
Кто-то вскрикнул и отскочил в сторону.
Де Квинси открыл глаза и увидел в бледном утреннем свете дюжину призрачных фигур. Люди встали полукругом и смотрели на него. Одежда на них была грязная и рваная, лица изможденные, кожа усеяна язвами.
— Я просто искал бритву, — сообщил нищий, чье прикосновение и разбудило Де Квинси.
— Думаете, я убийца? — Де Квинси, не обращая внимания на боль в поврежденном плече, оперся обеими скованными руками о перепачканную сажей стену и поднялся. — Разве я, такой старый и слабый, смог бы что-то противопоставить вам, молодым и сильным? Что мне могло быть от вас нужно?
— Может, вы хотели забрать наши ценности, — саркастически произнес другой нищий.
— А может, это вы пытались меня ограбить, — возразил Де Квинси.
— Подбородок у вас ободран, на пальто кровь — непохоже, чтобы у вас было что-то ценное. А почему вы в наручниках?
— Мы повздорили с лордом Палмерстоном.
— С господином Купидоном? Ха-ха.
— В самом деле. Лорд Палмерстон невзлюбил меня и приказал арестовать.
— Ну, не желаете говорить правду — дело ваше. — Нищий с угрожающим видом шагнул вперед. — Но что вы тут делаете?
— То же, что и вы. Мне нужно было передохнуть.
— Я имел в виду «здесь». Как вы нашли это место?
— Если господин Купидон и правда его ищет, он притащит сюда полицию, — посетовал один из нищих. — Они будут искать, пока не обнаружат наше пристанище. Давайте-ка вышвырнем этого малого на улицу.
— В конце туннеля еще можно ощутить запахи хлеба из пекарни?
— Пекарни?
— От аромата свежевыпеченного хлеба у меня бурчало в животе. Но через некоторое время мой желудок стал таким маленьким, что я знал: даже если у меня вдруг и окажется хлеб, я не смогу его съесть. Тогда я ходил на то место и просто вдыхал запахи пекарни и представлял, будто на самом деле ем свежий хлеб.
— В конце туннеля еще можно ощутить запахи хлеба из пекарни?
— Пекарни?
— От аромата свежевыпеченного хлеба у меня бурчало в животе. Но через некоторое время мой желудок стал таким маленьким, что я знал: даже если у меня вдруг и окажется хлеб, я не смогу его съесть. Тогда я ходил на то место и просто вдыхал запахи пекарни и представлял, будто на самом деле ем свежий хлеб.
— Откуда вы про это узнали?
— Еще в туннеле был поворот, и ступеньки вели оттуда наверх, во двор. Во дворе стояла водяная помпа. Я не особо доверял ей, но другой воды мне было не найти, так что я все равно пил.
— А об этом откуда вам известно?
— Больше пятидесяти лет назад здесь был мой дом. Я провел тут несколько недель, а потом нашел прибежище в пустующем доме на Греческой улице, недалеко отсюда.
Де Квинси осмотрелся по сторонам, ощущая груз прошедших пяти десятков лет.
— Иногда я думаю, что мучения, перенесенные мною здесь, ничто по сравнению с теми, которые выпали на мою долю позднее. Но, добрые джентльмены, я хочу просить вас об одной услуге.
— Хе! Джентльмены.
— Мы посторонним не помогаем за так, — пробурчал один из нищих. — Ты же знаешь, нам нужно есть.
— Знаю, уж поверьте. К несчастью, я сейчас испытываю денежные затруднения, но все же смогу с вами расплатиться.
— Как же?
— Вот этими наручниками. В правом кармане пальто вы найдете ключ от них.
Один оборванец быстро сунул руку в карман, вытащил ключ и отскочил подальше.
— Теперь ты никуда не денешься. Без нас ты не снимешь наручники.
— Я бы и так не смог этого сделать. Отверстие для ключа находится с внешней части, а туда мне не дотянуться. Пожалуйста, снимите их.
— А этот малыш забавный.
— А давайте оставим его вроде как пленника, — предложил какой-то умник. — Он будет развлекать нас своими разговорами.
— Точно. Как игрушка, которую вынимают из коробки.
— Лучше снимите наручники. Они вам пригодятся, — посоветовал Де Квинси. — Они будут ваши. Вы сможете их продать. Полицейские наручники вместе с ключом можно легко сбыть за пару фунтов людям, которые находятся не в ладах с полицией.
— Ну, я никогда об этом не думал.
— Так подумайте быстрее. Мне нужно торопиться.
Нищие заколебались.
— Пара фунтов, — пробормотал наконец один из них. — Давайте, ребята.
Вскоре руки Де Квинси были свободны. Он растер опухшую, воспаленную кожу, заставляя кровь быстрее течь по жилам.
— У меня есть и кое-что еще в качестве платы.
— О чем это он?
— Моя одежда.
— Э?
— Нужен кто-то примерно моей комплекции, с кем я смогу поменяться одеждой.
— Вы хотите поменять свою одежду на то, что носим мы?
— Кто-то моей комплекции, — подчеркнул Де Квинси. — Одежда должна сидеть на мне, будто моя собственная.
— Пожалуй, вроде вас будет только Джоуи. Вон он стоит. Сколько тебе годов, Джоуи? Пятнадцать?
Из группы выступил тощий паренек с лицом, обезображенным оспой. Одет он был в такое же рванье, как и все остальные.
— Думаю, так.
— Хочешь взять мою одежду? — спросил Де Квинси.
— Слишком она хорошая. Как я буду в ней попрошайничать? У меня в ней будет такой вид, что никто и пенни не даст.
— Но тебе будет теплее. И я не сомневаюсь, что она совсем скоро станет такой же затрапезной, как и твоя старая.
По правде говоря, отвороты брюк Де Квинси пообтрепались, пальто на локтях протерлось почти до дыр, но с учетом вечных долгов это было лучшее, что он мог себе позволить.
— Джоуи, и дай, пожалуйста, шляпу. У тебя густые волосы, они тебя согреют.
Пять минут спустя Джоуи, разглядывая «новые» штаны, натягивал «новое» пальто и выглядел невероятно гордым.
— Могу хоть сейчас отправляться на королевский бал.
— Скорее, на нищенский, — фыркнули в толпе.
Тем временем Де Квинси натянул лохмотья, полученные от Джоуи, и надвинул до самых глаз мятую шляпу.
— И куда вы намереваетесь идти в таком виде? — спросил изумленный нищий. — Мы стараемся избавиться от своих обносков, а вы, наоборот, захотели их надеть.
— Да, добрые джентльмены, я именно собираюсь кое-куда направиться, и мне понадобится от вас еще одна услуга.
— Что? Какая еще услуга?
— Кто из вас изображает безногого?
Нищие застенчиво переглянулись.
— Откуда вы знаете о…
— Я знаю все ваши хитрости. Один показывает фокусы. Кто-то исполняет акробатические трюки. Скорее всего, это Джоуи — он моложе всех и самый ловкий.
Джоуи не удержался и продемонстрировал свои умения: сделал несколько сальто и кувырок назад, а потом прошелся на руках.
Остальные зааплодировали.
— Браво, — похвалил паренька Де Квинси. — Ну а что касается остальных, то один из вас поет. Другой прикидывается слепым. Третий убирает грязь с проезжей части, когда джентльмен с дамой переходят дорогу. Кто-то умоляет дать ему немного денег, чтобы купить билет на поезд и съездить навестить умирающую мать. И должен быть тот, кто притворяется безногим. И для этого человека у меня есть великолепное предложение.
— Что вы предлагаете?
Из толпы выступил, хромая, нищий. Годы, в течение которых он, изображая инвалида, подгибал под себя ноги, не прошли даром: колени были серьезно повреждены.
— Можно, я посмотрю на вашу платформу?
Мужчина на мгновение смутился.
— Ну, если вы так это называете…
— Принесите, пожалуйста.
Нищий скрылся за спинами товарищей и через несколько секунд вернулся, хромая, с прямоугольной доской на колесиках. Сверху к доске был прикреплен кусок старого толстого ковра. В середине имелось углубление, в котором нищий мог спрятать ноги, поджав их под себя, и создать таким образом впечатление, будто он лишился нижних конечностей от колен.
— Это лучшее из того, что я видел, — восхитился Де Квинси. — Дорогой друг, будьте так любезны прогуляться со мной дальше по туннелю. Мне нужно поговорить с вами наедине.
Остальные нищие подозрительно на них уставились, но Де Квинси невозмутимо взял «безногого» под руку и повел за собой. С каждым шагом мужчина вздрагивал.
— Друг мой, я должен позаимствовать у вас платформу.
— А как я буду просить милостыню без нее?
— Я не ошибусь, если предположу, что при случае вы с удовольствием пропускаете стаканчик-другой?
— Это одно из немногих удовольствий в моей жизни, — признался нищий.
— Я выскажу еще одно предположение. Наверняка вы также любите добавить в спиртное немного опиума?
— Вы говорите о лаудануме?
— Совершенно верно, друг мой. Чтобы унять боль в ноющих костях зимними вечерами. Вам это знакомо?
— Без него у меня ужасно болят колени. Без него я не могу заснуть от боли.
— И как бы вы отнеслись к предложению обменять вашу восхитительную платформу на некоторое количество лауданума?
— Но как это может быть?
— Прежде я хочу убедиться, что вам известны последствия приема лауданума. Я просто хочу, чтобы вы ощущали тепло в это холодное время года и могли спать крепко, не просыпаясь от боли.
— Вы говорите, что можно, типа, умереть от него?
— Такие случаи известны среди неопытных людей.
— Я потребляю лауданум с тех пор, как в первый раз оказался на улице. То же и они.
Нищий показал на своих товарищей.
— Вероятно, вы захотите разделить его с коллегами. В этом случае никто не выпьет слишком много.
— Разделить? Да как же это получится?
— Мы пришли к соглашению?
— Да! Да! Да! Где лауданум?
Де Квинси отвел хромого назад к разломанному ящику, нагнулся и вытащил из-под него фляжку.
— Что это? — воскликнул один из нищих.
— Еще одна плата за ваши услуги. — Хотя Де Квинси отчаянно хотелось самому сделать глоточек, он протянул фляжку хромому. Отдать лауданум, — может быть, всего несколько раз в жизни ему приходилось идти на подобные жертвы. — Когда фляжка опустеет, вы сможете ее продать.
Нищий отхлебнул рубиновой жидкости и передал фляжку по кругу.
— Я вот думаю, будет ли такой уж большой наглостью с моей стороны просить вас еще об одном одолжении? — задумчиво протянул Де Квинси.
— Да уж, смелости у тебя явно не по росту.
— Пятьдесят лет назад, когда я обитал на этих улицах, существовало негласное правило: мы с моими товарищами «работали» на определенной территории. Я мог просить милостыню на участке от примыкающей к Гайд-парку оконечности Оксфорд-стрит до угла Бонд-стрит. До Гросвенора на юге и Вигмора на севере. Но если я выходил за эти границы, то попадал на территорию, контролируемую другой группой, и последствия для меня могли быть самыми неприятными.
— То же и сейчас, — кивнул один из нищих. — У нас есть свои места. Мы не мешаем друг другу. Живи и давай жить другим.
— Вы можете оказать мне неоценимую услугу. Точнее говоря, вы окажете неоценимую услугу Лондону и всей Англии, если свяжетесь с вашими ближайшими соседями и попросите их в свою очередь связаться с группами, «работающими» по соседству с ними.