– Ладно, – велел незнакомец. – Поехали отсюда.
Прошло несколько часов. Возле развалин стояла тишина. Лишь большая птица изредка возилась в ветвях дерева. В траве догорал забытый кем-то факел. На земле лежали четыре тела с невидящими глазами, устремленными в небо, да ветер носил по равнине клочки обгоревших писем.
Занималось утро.
Глава 4
Солнечный зайчик скользнул по стене и перепрыгнул на щеку лежащей в постели молодой женщины. Почувствовав тепло, Амалия шевельнулась и открыла глаза.
Некоторое время она молча смотрела на противоположную стену, где некий художник из числа подражателей Рубенсу вознамерился изобразить то ли триумф Надежды над Отчаянием, то ли просто-напросто хорошо одетую по моде трехвековой давности даму, к которой приставала нищенка с безумными глазами и черными змеями вместо волос, требуя милостыню. Судя по кислому лицу хорошо одетой дамы, она была полна решимости не давать нищенке ни гроша.
Устав созерцать роспись, Амалия зевнула и, повернувшись на бок, подложила ладонь под щеку. Она смутно помнила, что ей надо действовать, выяснять, анализировать, искать письма… но ей не хотелось ничего. Все тело охватила блаженная истома, в голове не притаилось ни одной дельной мысли. Амалия лениво размышляла о том, как было бы хорошо купить новое платье… нет, дюжину новых платьев… потом шляпки, веера, митенки… И зонтик от солнца – из кружева цвета слоновой кости. Да, зонтик… И она возьмет с собой маленького Мишеньку и поедет с ним куда-нибудь на юг, где лазоревое море и воздух пахнет лавандой. И море будет гудеть, как пчелка, а Миша будет бегать по берегу и радоваться.
Вдоволь понежившись в постели, Амалия наконец почувствовала, что пора вставать. Все у нее будет – и море, и пляж, и Миша рядом, если она отвоюет сына у его отца. А для этого надо найти императорские письма, черт бы их побрал!
С большой неохотой Амалия вылезла из постели, накинула на себя пеньюар и раздвинула шторы. Бросив взгляд на часы, Амалия прикинула, что через четверть часа ей должны доставить завтрак из посольства.
Ей казалось, что в комнате чего-то не хватает, и она наконец сообразила, что же именно было не так. Ее пес, а вернее, пес графа де Монталамбера куда-то исчез.
– Скарамуш! – крикнула Амалия.
Собака не отзывалась. Амалия кое-как заколола волосы и отправилась на поиски пропавшего пса. В конце концов ей удалось обнаружить его в гостиной. Но Скарамуш находился там не один. Возле него на диване сидел худощавый молодой господин с черными волосами и серо-голубыми проницательными глазами. Едва заметив его, Амалия смогла в полной мере понять смысл выражения «разлилась желчь». От присутствия инспектора Готье у нее во рту стало горько.
– Месье, – заговорила несравненная баронесса Корф, вложив в свой голос хорошую порцию яда, – будьте добры, объясните мне, что вы тут делаете.
На что Готье с подкупающей простотой ответил:
– Жду вас, – и, наклонившись, потрепал Скарамуша по голове. Пес, свернувшийся калачиком у ног инспектора, даже не шелохнулся, из чего Амалия сделала вывод, что пока она спала, полицейский и собака убитого графа успели найти общий язык.
– Сударь, – ледяным тоном промолвила Амалия, – это уже переходит всякие границы.
– Согласен, – отозвался Готье. – Кстати, должен вам сказать, что это было большой ошибкой – подсылать ко мне ваших людей. Я не кучер Венсан и могу за себя постоять.
Услышав его слова, Амалия едва не опрокинула на пол небольшой подсвечник, но Анри успел протянуть руку и подхватил его на лету.
«Однако отменная реакция у этого господина!» – подумала Амалия, холодея. Вслух же она произнесла:
– Право же, сударь, я не понимаю, о чем вы.
– Я в этом не сомневался, – ответил молодой полицейский. – На всякий случай, если вы захотите освободить ваших друзей, скажу вам, что они прикованы к фонарному столбу неподалеку от Одеона.
Амалия села и молча поглядела на незваного гостя. Хотя она была далека от того, чтобы считать Анри Готье своим другом, поневоле она чувствовала к нему уважение, которое с каждым его новым поступком только увеличивалось.
– По-моему, – произнесла она в пространство, – это не объясняет, зачем вам понадобилось видеть меня.
Скарамуш шумно вздохнул.
– Наш разговор, который был начат в саду Тюильри, еще не закончен, – проговорил Готье. – И я желал бы получить ответы на свои вопросы.
Амалия пристально посмотрела на него.
– В самом деле? Вы уверены, что имеете на это право? – Она откинулась на спинку кресла. – Насколько я знаю, вовсе не вы расследуете убийство графа де Монталамбера. Так что, боюсь, вы зря рассчитываете на мою откровенность.
Готье улыбнулся.
– Значит, вы уже навели обо мне справки? Похвально. – Он потер подбородок. – Что ж, попробуем по-другому. Где ваш дворецкий, Франсуа Галлье?
– Отпросился, – равнодушно ответила Амалия.
– И вы его отпустили?
– А почему бы нет?
– И давно вы его знаете? – Готье вытащил уже знакомую Амалии книжечку в черном переплете.
– Несколько дней. Но к чему все эти вопросы?
Полицейский вздохнул.
– Если бы вы позаботились навести справки о вашем дворецком, мадам, вы бы узнали, что его фамилия вовсе не Галлье, а Эперон. Он вор, и довольно ловкий, надо отдать ему должное, потому что ни разу еще не попадался нам, но вы должны знать, что никакая удача не длится вечно. У нас есть кое-какие данные о нем, и я полагаю, вам будет небезынтересно их узнать. – Готье пролистал свою черную книжечку. – Вот. Эперон Франсуа-Рене-Жерар, родился в марте 1859 года, точная дата рождения неизвестна, потому что его нашли на какой-то улице сердобольные люди и отнесли в приют Святого Франциска, где ребенка окрестили и дали ему фамилию. Родители неизвестны, мать, скорее всего, девица легкого поведения. Лет до двенадцати парень вел себя исключительно примерно и не был замечен ни в чем предосудительном, но потом попался на краже варенья из погреба и с тех пор не оставлял это ремесло. Все попытки исправления ни к чему не привели. – Готье захлопнул книжечку и спрятал ее в карман. – Уверен, именно он украл драгоценности герцогини де Лотреамон.
– Боюсь, вам придется это доказать, – возразил вдруг чей-то дерзкий голос.
Амалия и Готье одновременно обернулись. В дверях комнаты стоял Франсуа и, заложив руки в карманы, с ухмылкой поглядывал на полицейского.
– Я же отпустила тебя, – недовольно сказала Амалия.
– Ну а я решил вернуться, – отозвался Франсуа. – Мое почтение, господин Готье!
– Господин Готье, – поспешно вмешалась Амалия, – рассказывал мне тут про тебя ужасные вещи.
– Я слышал, мадам, – ответил мошенник. – Между прочим, про то, что я украл варенье, – вранье. На самом деле его спер косой Робен, а повесил кражу на меня. Такой он был гаденыш, этот Робен! – Франсуа покачал головой. – Одно приятно, что ему недолго удавалось проделывать свои штучки. Как-то он попытался обмануть принца воров, и тот велел переломать ему руки. С тех пор Робен заделался честным гражданином.
– Ну а как насчет тебя? – осведомился Готье. – Может, ты тоже вдруг решил стать честным?
Франсуа поднял руки:
– Можете обыскать меня, господин полицейский, и если вы найдете при мне хоть что-нибудь, принадлежащее герцогине Латюрьмон…
– Лотреамон, – поправил его полицейский.
– Я так и сказал, Латрюмон, – кивнул Франсуа. – В общем, если вы сможете сейчас доказать доброй даме, моей хозяйке, что я вор, то я не отстану от вас до тех пор, пока вы не запрете меня в самую крошечную камеру самой гнусной тюрьмы во Франции.
Готье поднялся с дивана и подошел к нему.
– Это я могу сделать и без твоего разрешения, – хладнокровно заметил он, после чего весьма профессионально обшарил Франсуа. Впрочем, как и следовало ожидать, инспектору ничего не удалось обнаружить.
– Все? – спросила Амалия, когда обыск был окончен. – Можете также осмотреть комнату моего дворецкого. Как знать, вдруг он припрятал награбленное там?
Готье покачал головой.
– Нет, госпожа баронесса. Думаю, он уже успел вынести драгоценности из дома и положить в какое-нибудь укромное место. Именно поэтому ему и понадобилось вчера отлучиться. – Он поглядел в глаза Франсуа прямым, холодным, жестким взглядом. – Я не прощаюсь с тобой, Эперон. И с вами, госпожа баронесса, тоже. – Он коротко поклонился и шагнул к выходу.
– Да, – сказал он, уже взявшись за ручку двери, – и не забудьте расковать своих людей, госпожа баронесса. Думаю, им уже наскучило стоять возле фонаря. Всего доброго.
– Это он о чем? – тревожно спросил Франсуа у Амалии, когда Готье вышел из гостиной и быстро побежал вниз по лестнице. В окно Амалия увидела, как он вышел из дома, аккуратно притворив за собой дверь.
– Франсуа, – спросила Амалия, убедившись, что Готье не может больше их слышать, – зачем ты вернулся?
– Франсуа, – спросила Амалия, убедившись, что Готье не может больше их слышать, – зачем ты вернулся?
Вор озадаченно почесал в затылке.
– Сам не знаю, – наконец признался он. – Но, если честно, мне не очень хотелось оставлять вас одну.
Амалия метнула на него быстрый взгляд:
– Я очень признательна тебе, Франсуа, но, видишь ли… У меня больше нет денег.
– А деньги тут ни при чем, – с обескураживающей простотой ответствовал ее сообщник. – Я готов помогать вам просто так.
– Но ведь это может быть опасно, – попыталась Амалия вернуть его на землю. – Ты понимаешь?
Однако Франсуа только рукой махнул:
– Вся наша жизнь полна опасностей, мадам. Одной больше, одной меньше – какая разница?
Во входную дверь кто-то постучал, и, выглянув в окно, Амалия увидела разносчика, который доставлял ей еду.
– Хорошо, Франсуа, стало быть, ты поступаешь в мое распоряжение, – сказала она. – Только одна просьба: не хныкать и не жаловаться, если нам придется туго, потому что я этого терпеть не могу. Понятно?
Франсуа кивнул.
– А теперь ступай и открой дверь, мне принесли завтрак. Мы с тобой подкрепимся, а потом ты отнесешь от меня записку нашему послу. Или нет, у нас нет на это времени. Записку я отправлю сразу же, с разносчиком, а мы с тобой займемся делом. Да, именно так мы и поступим.
– А что же за дело? – полюбопытствовал Франсуа.
– Есть один человек, его зовут Венсан Леваллуа, – ответила Амалия, – он бывший кучер графа де Монталамбера. Нам надо его найти, потому что, я полагаю, он может знать, где находятся нужные мне письма.
– Хорошо, – с готовностью ответил Франсуа и пошел открывать дверь.
Глава 5
– Венсан, – стонал совершенно растерявшийся Тростинка, – Венсан! Нам надо срочно что-то предпринять! Он же умирает!
– Заткнись! – пропыхтел Венсан. Он нес принца воров на плече из кареты в дом, а за ним Тростинка, сам весь в крови, тащил раненую Изабель. Голова девушки запрокинулась, руки бессильно повисли.
Да, им повезло – они сумели бежать. Погони за ними не было, и они приехали в тот же грязный дом, откуда не так давно уехали на роковое свидание. И вот теперь четверо членов их банды убиты, а двое, включая главаря, тяжело ранены, и что делать дальше – совершенно неизвестно.
– Помоги мне! – прохрипел Венсан, кое-как открывая дверь.
Тростинка уложил Изабель на кровать и помог своему товарищу положить на другую кровать принца – с одной здоровой рукой Венсан бы нипочем с этим не справился.
– Надо остановить кровь, – решительно сказал кучер.
– И то дело, – согласился Тростинка. – Тащи сюда чистые тряпки.
За окнами стремительно светлело. Тростинка вытащил из кармана складной нож, разрезал на принце одежду и кое-как перевязал его. Ален лежал без движения, и Венсан забеспокоился.
– Послушай, – боязливо спросил он напарника, – а принц, он того… жив еще?
Тростинка подумал, снял с головы картуз и приложил ухо к груди раненого. Венсан ждал, затаив дыхание.
– Жив, – наконец буркнул Тростинка, поднимаясь на ноги. – Теперь займемся Изабель.
Венсан не был опытным врачом, но как только Тростинка разрезал ножом на девушке одежду и обнажил рану, кучер сразу же понял, что дело плохо. Он отвернулся, стиснув челюсти.
– Чем это он ее? – спросил Венсан, пока Тростинка перевязывал Изабель.
– Шпагой, – нехотя отозвался его приятель. Он закончил перевязку и кое-как прикрыл девушку, которая дышала с едва различимым хрипением. – Венсан, я не знаю, что делать.
Кучер шмыгнул носом.
– Чего ты от меня хочешь? Я же не доктор, в конце концов!
– Я тоже, – пожал плечами Тростинка. – Значит, нам нужен доктор.
Венсан сделал несколько шагов по комнате и сел, стараясь не смотреть на раненых. На душе у него было гадко, как никогда.
– Откуда я его возьму? Если бы у нас хотя бы были деньги… – Он не договорил и с отчаянием махнул рукой.
Тростинка немного подумал.
– Скажи, Венсан, ты не знаешь пароль? Принц тебе его не говорил?
– Пароль? – озадаченно нахмурился кучер.
– Ну да, – кивнул Тростинка. – Такое слово, что только скажешь его, и все наши обязаны прийти тебе на помощь. Это принц воров придумал, я знаю.
Венсан вздохнул:
– Нет, Тростинка, я ничего такого не слыхал. Да меня ведь только к лошадям и подпускали. А сам-то ты не знаешь, что это за пароль такой?
Тростинка с сожалением покачал головой:
– Не интересовался я, Венсан. Да и потом, я с принцем только четыре месяца работаю, вряд ли он бы мне его сказал.
– А я три месяца, – отозвался кучер. – А ни у кого нельзя спросить про то слово?
– Нет, – решительно ответил Тростинка, – оно же секретное. – Он поглядел на раненого главаря, который разлепил веки и медленно повел глазами. – Смотри, Венсан! – возбужденно заговорил Тростинка, хватая кучера за руку. – Ален пришел в себя!
– Патрон! – пролепетал Венсан, бросаясь к главарю. – Ну, как вы?
Ален сделал попытку приподняться и со стоном опустился обратно на кровать.
– Ничего, – процедил он сквозь зубы, – бывало и похуже. – Затем, собравшись с мыслями, спросил: – А где наши?
– Почти все погибли, – с горечью отозвался Тростинка. – Эти гады ждали нас, патрон! Если бы Венсан не явился на подмогу, они бы нас всех перебили.
Венсан явно смутился:
– Прости, принц… Я знаю, ты велел мне стеречь дом, но я ослушался, и вот…
Ален кивнул, выдавив из себя подобие улыбки.
– Ничего, старик. Ты все сделал, как надо… – Он заворочался на кровати. – А Изабель? Что с Изабель?
Бандиты переглянулись.
– Она здесь, принц, – очень тихо промолвил Тростинка. – Но ее ранили. Она без сознания.
Повернув голову, Ален заметил Изабель. По его щекам потекли слезы.
– О, Изабель! Моя Изабель! Что же они с тобой сделали!
– Да вы не волнуйтесь, патрон, – бормотал Венсан, сам не соображая, что говорит. – Она крепкая, наша Изабель. Она поправится!
– Ален… – прошептала Изабель. – Ален… Где он?
Она открыла глаза. Все плыло вокруг нее. Какая-то комната… трещины на потолке… А вот и Тростинка. Странно, почему у него такое опрокинутое лицо?
– Где Ален? – тихо спросила у него Изабель, но тут ее руки коснулась чья-то рука. Принц воров подполз к краю своей кровати и дотянулся до своей подружки. Задрожав всем телом, Изабель вцепилась в его пальцы, и он крепко сжал их.
– Изабель, радость моя, как ты?
– Я? – Она попыталась улыбнуться. – Не волнуйся… Со мной все хорошо, Ален. Я поправлюсь.
– Ну вот, я же говорил! – обрадованно вскричал Венсан.
Из уголка губ девушки показалась тонкая алая струйка и медленно поползла по щеке. Изабель заметалась на кровати, не отпуская руку принца.
– Изабель… Изабель… – молил он ее. Его лицо было искажено неподдельным страданием. – Прошу тебя, не надо! Не покидай меня!
– Это… это ничего… – забормотала Изабель. – Больно… очень больно… Но теперь уже лучше.
Ее губы стали почти пепельными. Венсан медленно осел на стул. Тростинка стиснул голову руками и стоял, шатаясь всем телом. Слушать жалобный голос девушки было невыносимо больно, он разрывал бандиту сердце.
– Изабель… – умоляюще проговорил Ален, сжимая ее холодеющую руку. – Пожалуйста…
– Все будет хорошо, – прошептала та.
Потом ее голова упала на подушку, струйка крови, текущая изо рта, побежала быстрее… еще быстрее… Изабель не двигалась, взор ее застыл. По щекам Тростинки катились слезы. Он протянул руку и закрыл девушке глаза. Ален хотел что-то сказать, но не успел. Он потерял сознание.
* * *Солнце всходило над городом, золотя Париж своими лучами. На пустыре перед домом появился вчерашний трехцветный кот и сладко потянулся, выгнув спинку. Тростинка, с осунувшимся лицом и ввалившимися глазами, сидел возле окна, а напротив него сидел за столом Венсан и макал в стакан с вином кусочки хлеба.
– Ладно, – наконец сказал кучер. – Что случилось, того уже не изменить. Верно, Тростинка?
Тот тяжело вздохнул:
– Я помню, какая она была веселая… красивая… полная жизни… И вот ее уже нет. И уже никогда не будет.
Он отвернулся от окна и пальцем машинально стал собирать крошки со стола. Венсан отвел глаза.
– Я и не знал, что ты был к ней… неравнодушен, – буркнул он, залпом выпивая свой стакан.
– Был, – безучастно подтвердил Тростинка. – Но потом появился принц. Кто я против него? Да никто.
Из соседней комнаты донесся стон. Венсан вскочил со стула и бросился туда. Вернувшись, он доложил:
– Кажется, у него лихорадка… Надо бы пулю вытащить. Ты сумеешь?
Тростинка мотнул головой:
– Я уже думал об этом, но она слишком глубоко застряла. Нет, Венсан, тут нужен доктор. И как можно скорее, не то он истечет кровью. Или умрет от лихорадки.
Решившись, кучер поднялся с места.
– Будет тебе доктор, – буркнул он. – Сиди здесь и никуда не уходи.
– Ты куда, Венсан? – вскинулся Тростинка. – Что ты задумал?