— Буська, я уже позвонил Польке, — шепнул мне Венька. — Ты просто молодчина, я не ошибся в тебе, сестренка!
Меня трясло, и он влил мне в рот немножко коньяку из фляжки Гордиенко. Потом мы с Юрием Митрофановичем тихонько вышли в зал посмотреть спектакль. Ах, как была хороша Барышева в чеховской «Драме»! Она ничем не напоминала Раневскую, была куда более простонародной и от неожиданности этого хода немыслимо смешной. Я заливалась хохотом, впрочем, может, это было на нервной почве. Златопольский читал рассказы Жванецкого на удивление изящно, не подражая автору, в какой-то совсем иной манере. Здорово. Последними на сцену вышли Дружинины. Сначала появилась Лариса, и публика ахнула — до того она была хороша. Потом появился Андрей. Куда девался мрачный, небритый тип? Он излучал обаяние и играл настолько естественно, забавно и заразительно — они исполняли смешной водевиль девятнадцатого века, приспособленный к нашему времени, — что постепенно все стали следить только за ним и стало видно, что он невозможно красив, а ее красота на сцене поблекла.
— Обратила внимание, никакой халтуры! — с гордостью прошептал Венька.
После спектакля был устроен легкий фуршет, все перекусили, слегка выпили и погрузились в микроавтобус, чтобы ехать в отель. На следующий день мы должны были играть в Аш-доде. Утром я опять пошла купаться и столкнулась внизу с Ларисой. Она была в коротеньких красных шортах и красной маечке. На ногах кроссовки.
— Привет, ты куда? — осведомилась она.
— Купаться, а ты?
— На пробежку! Ну пока!
И она унеслась в сторону набережной.
Потом из воды я видела, как она бежит — красиво и мощно. На обратном пути она меня догнала:
— Как вода?
— Теплая. А ты не купаешься?
— Потом! Я загорать люблю. А ты здорово поешь, я даже не ожидала. Только ты не профи, да?
— Нет, конечно!
— Сразу видно, но все равно здорово!
— Спасибо, мне приятно…
— А давай потом по магазинчикам прошвырнемся? Шмотки тут не ахти, но цацки можно купить недорого. Ты как насчет цацек?
— Нормально. С удовольствием пойду!
— Вот клево, после завтрака и пойдем, часика полтора пошастаем, а потом на пляж. Идет?
— Идет! — с радостью согласилась я. Обещанного Венькой арбуза не было.
Только очищенные и нарезанные красные грейпфруты. Но зато какая тут имелась селедка! Жирненькая, несоленая и розовая. Я была голодна как зверь и сделала себе два больших бутерброда — ноздрястый серый хлеб, масло, селедка, а сверху крутое яйцо. Не бутерброд — мечта. А еще я взяла два куска очень аппетитного кекса и грейпфрут. И тут появился Венька:
— Привет, и ты собираешься все это сожрать, Буська?
— Сожру, будь уверен.
— Разжиреешь!
— Не твоя забота!
— Как это — не моя? Ты в моей труппе! — И он схватил один из бутербродов.
— Отдай!
— Обкусанный?
— Подавись, я еще сделаю! Ты мне обещал арбуз, а где он? Нету.
— Значит, ты селедку с яйцом жрешь вместо арбуза?
— Вот именно!
— Черт с тобой, жри что хочешь. Ты такая молодчина, что лишние килограммы я тебе прощаю заранее. Слушай, а сделай еще таких бутербродов, мне бы в голову такая прелесть не пришла. Купаться пойдешь?
— Уже купалась, а потом мы с Ларисой договорились прошвырнуться по магазинчикам.
— С Ларисой? Ты же говорила, что рядом вы будете как Пат и Паташон.
— Ничего. Как-нибудь. Она нормальная.
— Первый раз такое слышу. Скажи, Андрюха тебе вчера понравился?
— О да!
— А вообще как ты себя ощущаешь в новом качестве, а?
— Хорошо, но это не моя заслуга, а Гордиенко. Он все делает.
— Ну поешь, положим, ты сама… И я, кстати, слышал очень одобрительные отзывы.
— Обо мне?
— О тебе, дурища.
В этот момент появился Златопольский. Обворожительно улыбнулся:
— Привет, можно к вам подсесть?
— Садись, — разрешил Венька.
— А что это вы тут едите?
Вскоре и он уже с восторгом уплетал бутерброды с селедкой и яйцом. Ах, как он мне нравился! У него были кроме всего прочего такие изящные манеры! И обволакивающий голос…
— Броня, у вас дивный голос… Почему вы не стали певицей?
Я не успела ответить, как к нам присоединился Юрий Митрофанович и, разумеется, тоже польстился на бутерброды с селедкой. И все трое моих соседей по столу говорили, как хорошо я пела.
После завтрака мы вчетвером вышли на крохотную терраску покурить.
И столкнулись с Дружиниными.
— Ты уже поела? — спросила Лариса, а Андрей хмуро кивнул. — Тогда подожди меня, ладно? Я быстро.
* * *Мы вышли на улицу Бен-Йегуды. И не спеша пошли по тенистой стороне, прилипая к витринам.
— Ты за границей часто бываешь? — спросила Лариса.
— Довольно часто, по работе приходится.
— Я тоже часто. Обожаю по магазинчикам прошвырнуться, в Москве некогда. Я тут уже была в позапрошлом году и помню как раз на этой улице одну лавчонку, даже не лавчонку, а заныр, там старуха торговала, недалеко. Я у нее тогда старинные бирюзовые серьги буквально за копейки купила.
— А браслеты у нее были?
— Какие?
— Понимаешь, мне кажется, к такой прическе нужны всякие тяжелые серебряные браслеты, чем больше, тем лучше.
Она смерила меня оценивающим взглядом и улыбнулась:
— Сечешь! Ой, вот эта лавка! Точно. Но тут закрыто!
— Наверное, еще рано, — предположила я.
— Может быть. Ладно, на обратном пути зайдем.
— Ларис, а ты в каком театре?
— Сейчас ни в каком. Раньше с Андрюшкой вместе играли, потом меня пригласили в один мюзикл. Там у меня пошло, но сборы были неважные, и мюзикл накрылся. А обратно в театр не берут. Но мне не больно и надо, все равно я там почти ничего не играла, так, при Андрюшке.., а я хочу сама, понимаешь?
— Вполне.
— А ты теперь работу бросишь или уже бросила?
— Боже упаси! Это так, авантюра в отпуске. Я даже внешность изменила. Чтоб не узнал кто-нибудь. Иначе меня турнут.
— Ты замужем?
— Нет, в разводе. Но у меня дочке двенадцать лет и…
— Послушай, Полина…
— Лар, я не Полина, я Бронислава. Полина — это моя дочка.
— Да? А на фига ты псевдоним взяла? Тоже для конспирации, что ли?
— Конечно!
— Ну ты даешь! Слушай, а мужик у тебя есть?
— Есть!
— Он в курсе?
— Нет. Он не поймет.
— Да они все ничего никогда не понимают, козлы. Да, кстати, я…
Она не успела закончить фразу. К ней кинулся высокий, широкоплечий мужчина в белых брюках и белом пуловере на голое тело. Лицо его показалось мне знакомым. Они обнялись.
— Ларчик, какими судьбами? — восклицал он, излишне крепко, на мой взгляд, прижимая ее к себе. — Вкалываешь или отдыхаешь?
— Вкалываю, — вздохнула она. — Вот познакомься, Сергуня, это моя подруга Броня.
— Шолом! — почему-то сказал он, глядя на меня с высоты своего гренадерского роста. — Манишма?
— Что? — обалдела я.
— А вы что, иврита не знаете?
— Извините, нет.
Лариса согнулась пополам от хохота:
— Ты решил, что она местная?
— Честно говоря, да. Я тут уже две недели и немножко наблатыкался на иврите.
— А я еще не наблатыкалась! — заявила я.
— А вы кто?
— В каком смысле?
— Броня — певица. Классная. Приходи к нам на спектакль, оценишь.
У меня внутри все растаяло. Про меня говорят, что я певица! Классная! Причем Лариса ведь и сама поет… Да она просто отличная баба! Что бы там ни говорил Венька. Он, наверное, подкатывался к ней и получил по носу. Вот и выдумывает невесть что… Или у них что-то было? Впрочем, какая разница.
— Не уверен, что смогу, мы и сами почти каждый вечер играем! А твой-то красавец тоже тут?
— Конечно.
— Жалко.
— Сергунь!
— Да я пошутил! Ларчик, а можно тебя на два слова, извините, девушка!
Он отвел ее в сторонку и стал что-то нашептывать.
— Броня, извини, — подошла ко мне Лариса. — Слушай, у меня к тебе просьба.
— Да.
— Не надо говорить Андрею, что я.., ну что мы встретили его, ладно?
— Хорошо, — пожала я плечами. Ее Андрею и захочешь что-то сказать, так сто раз подумаешь.
— Он ревнивый как… А с Серегой у меня еще до Андрея было… Словом, сама понимаешь.
— Без проблем!
Мы еще побродили и вернулись к той же ювелирной лавчонке. Она по-прежнему была закрыта.
— Облом! — вздохнула Лариса. — Скорее всего, старушка отдала богу душу, а замены не нашлось. Знаешь, тут многое переменилось. На набережной у фонтана было отличное кафе. А теперь нету. Разорились, наверное, кризис у них.
— А я слышала вчера, Оскар говорил, что кризис уже кончился.
— Правда? Я пока не заметила, но дай им Бог, как говорится.
* * *Мы сыграли уже четыре спектакля, и наутро я проснулась с ощущением счастья, которое тут же скукожилось. Вот те на! Моря практически не видно из-за густой, желтоватой дымки. Из окна веет горячим паром. Хамсин! Нам его предрекали с первого дня, а его все не было. Я закрыла окно, включила кондиционер. Зазвонил телефон.
— Буська, зайди ко мне, я умираю! — прошелестел Венька.
— Что? — испугалась я.
— Хамсин, черт бы его взял! Зайди, прошу!
Вид у него был несчастный. Хотелось пожалеть, приласкать, но как-то не верилось, что у еще молодого, полного сил мужика может быть такая реакция на погодные неурядицы.
— Что с тобой?
— Голова раскалывается, и сердце давит.
— Врача вызвать?
— Нет, что ты… Просто, Бусечка, будь другом, сделай мне массаж, помнишь, ты делала года два назад. Виски и шею… Мне так тогда помогло!
Он смотрел на меня умоляющими, несчастными глазами.
— Так и быть, хотя не понимаю, почему ты не попросил свою даму.
— Какую даму? О чем ты?
— Да вот… — Я подняла с полу довольно безвкусную заколку для волос. — А в ванной бутылка из-под водки. Следы ночного гульбища налицо. Тебе опохмелиться надо!
— Думаешь? — простонал он.
— Уверена… И хамсин тут ни при чем.
— А массаж?
— Перетопчешься.
— Тогда дай чего-нибудь выпить.
— Где я тебе возьму?
— Бусечка, помоги!
— Ладно, попрошу у Гордиенко.
— Нет, только не это!
— Почему?
— Буська, но я же руководитель группы… Неудобно. Умоляю!
— Где я тебе с утра раздобуду выпивку, если не у наших?
— О, знаю! Я сейчас закажу в ресторане. Только все равно заказывать придется тебе, я ж плохо говорю по-английски.
— А на иврите еще не наблатыкался?
— Наблатыкался? Это еще что за словечко? Кошмар какой-то! Звони, Буська, не медли, бога ради!
Я позвонила и заказала ему спиртное.
— И почему я вечно должна расхлебывать твои делишки? Помнишь, как ты спьяну назначил свидание моей подружке, а потом звонил и умолял меня отмазать тебя, ты забыл, что в этот вечер футбол по телевизору. А девушка-то уже губы раскатала, бедняжка. И ведь я ее предупреждала, чтобы она ни одному твоему слову не верила…
— Вероятно, такова сила моего обаяния.
— Нет, сила ее идиотизма. На тебе же аршинными буквами написано: чудовищный бабник!
— Не выдумывай, я не бабник! Ну или пассивный разве что… Я иногда сижу себе, никого не трогаю, а они лезут… Помнишь, у меня, когда Франтик был…
— Помню Франтика, чудный был пес.
— Чудный-то чудный, но уж если учует где течную суку, так его ничем не удержишь, с поводка срывался, из дому удирал, скотина.
— Ты это к чему?
— Просто вспомнил его в связи с одной… У нас на бульваре тогда ходила одна с борзой. Ох, как она меня доставала… Я от нее бегал…
— Ты сейчас всех своих баб вспоминать будешь? Или только тех, от которых бегал? Кстати, ты от той борзой убежал или тебя все-таки настигли?
— Настигли… — тяжело вздохнул он. — Но потом я, к счастью, уехал на гастроли. Слушай, Буська, а мне легче стало! Ты, как всегда, меня спасла.
— Это коньяк. Ладно, я пошла завтракать!
— Я тоже сейчас спущусь. Ты мне там сделай два бутерброда с селедкой. Хотя вообще-то я бы предпочел сейчас тарелку щей.
— Да?
— Да! А ты хочешь сказать, что можешь мне и это обеспечить?
— Вообще-то конечно, но не сегодня.
— Как?
— Объясняю! Ты трахаешь местное население не в гостинице, а на дому. Но заранее оговариваешь, что на завтрак тебе нужны щи. Думаю, любая эмигрантка из СНГ сварит тебе целую бадью.
— Дура ты, Буська, но рациональное зерно в этом есть.
* * *За завтраком собралась вся наша труппа. И говорили только о хамсине.
— Мне горничная сказала, что к вечеру он должен сломаться, — поведал собравшимся Златопольский.
— Дай-то бог, — вздохнула Барышева, — просто ни на что нет сил. Я хотела сегодня пробежаться по магазинам, и вот на тебе. Носа не высунешь. Интересно, а в хамсин хоть кто-то придет на спектакль?
— Придут, куда денутся, билеты-то уже проданы, — заметил Гордиенко. — И к тому же народ тут привычный, работают все… А после работы с кайфом пойдут в театр. Не у всех дома есть кондиционеры.
— Но к вечеру, может, хамсин и вправду сломается, — пролепетала Барышева.
В какой-то момент Лариса шепнула мне:
— Броня, выручи меня!
— С удовольствием, но как?
— Предложи куда-нибудь пойти!
— В такую жару?
— Да! Скажи: пойдем на Дизенгофф! Это недалеко, и там кондишн.
Я уже знала, что речь идет о торговом центре.
— И что дальше?
— Бронечка, это очень важно для меня, будь человеком, помоги. Часик-полтора походишь по магазину, посидишь в кафе, там вполне цивильно. А потом я тебя заберу. Ну пожалуйста.
Мне это не очень понравилось, но отказать в таком деле было неловко.
— Ты не думай, что я на блядки! — заявила по дороге Лариса.
— А куда же? — удивилась я.
— Понимаешь, меня Серега хочет познакомить с одним продюсером… Андрей тогда увяжется со мной, а это ни к чему.
Я не поверила ни одному ее слову. Но, в конце концов, какое мне дело?
Она довела меня до большого современного торгового центра, где на входе у нас проверили содержимое сумочек. Лариса уверенно довела меня до кафе на первом этаже:
— Сейчас пол-одиннадцатого. Полпервого жди меня на этом месте. Договорились?
— Ладно.
Она умчалась, сияя радостью и красотой, а я пошла бродить по кондиционированным холлам и бутикам. Но мне это быстро надоело и почему-то ничего не нравилось. Потом забрела в отдел парфюмерии и стала от нечего делать нюхать духи. Вдруг кто-то положил руку мне на плечо. Я испуганно обернулась и похолодела. Передо мной стоял Андрей. Небритый, мрачный.
— Где Лара?
— Лара? А… А я не знаю. Мы… Она где-то бродит.., я не знаю, мы просто договорились встретиться в кафе, у нас разный.., темпоритм, — брякнула я первое, что пришло в голову.
— Что? Темпоритм? Да, у вас разный темпо-ритм, это точно, — улыбнулся он. — Давай говори, куда она пошла.
— Откуда я знаю? Я оставила ее в обувном. Она примеряла, по-моему, тридцать первую пару. Мне стало скучно, и я ушла. — Поняв, что вру достаточно правдоподобно, я осмелела. В конце концов, тут потеряться вполне реально. Плохо только, что Лариса явится без покупок.
— Пошли, — распорядился он и взял меня за руку.
— Куда?
— А в кафе, где вы встречаетесь. Посидим подождем вместе. Сразу видно, что ты ничего покупать не собираешься. Пошли-пошли!
Не устраивать же скандал, пришлось подчиниться. Мы сели за столик. Тут же подбежала официантка.
— Ой, это вы! — воскликнула она, глядя на меня.
— Что? — не поняла я.
— Я вас вчера в театре видела! Вы так здорово пели! Ой, а вы не дадите мне автограф? Ну, пожалуйста.
Автографов я еще не давала никогда! И тут ее взгляд упал на Андрея.
— Ой, мамочки, как повезло! — закатила она глаза. — А вы не распишетесь тут же, а? Ну пожалуйста!
Девушка протянула нам листок из блокнота, где мы благополучно и расписались.
— Вот спасибо, жалко, у меня фото нет. А у вас нету?
— Нет, что вы… Мы с собой не носим, — поспешила я ответить, чувствуя, что Андрей может схамить девушке.
— Ну все равно спасибо большое. Знаете, у нас тут торт ванильный вкусный. Не хотите?
— Нет, спасибо, мне просто воды.
— С газом?
— Нет, с лимоном, если можно.
— А мне эспрессо, большую чашку, — мрачно сказал Андрей.
Я украдкой глянула на часы. До возвращения Ларисы в лучшем случае оставался еще целый час. А он явно намерен ее дожидаться. Перспектива провести целый час в его обществе показалась мне поистине кошмарной. Но ничего не попишешь.
Девушка принесла заказ. Андрей выпил глоток кофе и поднял глаза. Я обомлела. И дело не в том, что глаза у него потрясающе красивые — светло-зеленые с темным ободком вокруг зрачка, но в них была такая боль и мука, что у меня сердце зашлось от жалости.
— Скажи, куда эта шалава девалась?
— Откуда я знаю? Скорее всего, все еще в обувном торчит.
Я уже успела заметить, что обувь у Ларисы потрясающая, и она все время ее меняет, да и она обмолвилась, что туфли ее слабость.
— Врешь!
— С какой стати мне врать? Не верите, пойдите и попросите объявить по радио, что ждете ее. А кстати, что-то случилось или вы просто следите за женой?
— Говори мне «ты». А потом.., какое тебе дело, слежу я за ней или нет?
— Да следите себе, ради бога, просто я тут совершенно ни при чем.
— Вот чертова женская солидарность! Ты что, подружилась с Ларкой?
— А хоть бы и так!
— Зря. Она дружить не умеет. Она просто использует тебя, когда ей нужно. И хорошо еще, если не обольет грязью за глаза.
— Послушайте, если вы такого мнения о своей жене, зачем же вы с ней живете?
— Если бы я мог ответить на этот вопрос… — горько проговорил он. — Ты хорошая девочка, наивная… Только не вздумай становиться актрисой!
— И не собираюсь.
— Значит, умная девочка.
— Я не девочка, у меня дочери двенадцать лет.
— Да? А у меня сыну тринадцать. Такой парень…
— Похож на вас? — Я с удовольствием переменила тему.
— Похож, говорят. А твоя дочка на тебя похожа?