— Ну а как же! Сыграть рыцаря ничего не стоит. Но не волнуйся, я человек цивилизованный, женщин не бью. Даже таких блядей…
— А я вот нецивилизованный и хамов всегда бью!
— Андрей! — завопила я. — Не надо! Уходи, Женя!
В этот момент прибежал Венька:
— Что тут происходит? Буська, в чем дело?
— Буська? А что, собачья кличка тебе очень подходит. Прости за «обезьяну», ты и в самом деле больше похожа на собаку. Настоящая сука!
Течная!
Андрей рванулся к нему, но Венька его опередил и сильно пихнул Женю. Тот только рассмеялся:
— Точно течная сука, вон кобели как ярятся. Пока, Буська!
И он перепрыгнул через парапет прямо на песок пляжа.
Андрей рванулся было за ним, и Венька тоже.
— Не надо! — крикнула я. — Не надо, не связывайтесь!
Хорошо, что в кафе еще играла музыка. Андрей пожал плечами.
— Вообще-то хамов надо наказывать, но желание дамы — закон. — С этими словами он вернулся к столу.
А я разревелась, прижавшись к Веньке.
— Ты чего ревешь? Жених бросил? Да тебе перекреститься надо. Он тебе не пара совсем. Говно мужик!
— Я не знала…
— Что он говно? А почему брату не предъявила? Я бы сразу разобрался, что к чему. Ну все, не реви! Я терпеть не могу, когда ревут… Пошли, выпьешь немножко — и успокоишься.
— Нет, я пойду в гостиницу.
— Тоже дело. Я тебя провожу.
— Не стоит.
— Что за чушь! Пошли! Слушай, а как он пронюхал?
— Полька меня сдала.
— Вот паршивка!
— Она его любит, а мной гордится… Вот и решила, что он тоже будет гордиться…
— Если хочешь знать, он никуда не денется. Попсихует и успокоится.
— Я не хочу больше…
— Вот и умница. Нам такой хоккей не нужен. А кстати, что там делал Андрюха?
— Проходил мимо.
— Что-то он часто проходит мимо…
— Не выдумывай, он помешан на Лариске, следит за ней, проверяет…
— Будем надеяться.
Венька поднялся со мной в номер.
— Буська, ты собираешься тут реветь в одиночестве?
Я прислушалась к себе. Плакать не хотелось.
— Нет, лягу спать. Устала очень.
— Заснешь?
— А если нет, ты будешь меня убаюкивать, колыбельную петь? Вень, а правда, что Вовик «голубой»?
— Ты не знала?
— Нет, он мне так нравился…
— Бедная Буська, сколько разочарований…
— Да ну тебя, дурачина!
— Но не простофиля! Но Полине всыпь по первое число! Что за дела!
— Больше всех пострадала она сама. Она в Жене души не чаяла.
— Ну и дура!
Утром я проснулась довольно поздно. Как ни парадоксально, спала я прекрасно. Море за окном было уже синее, и видны были легкие волны. К тому же я зверски проголодалась. Вчерашний день, такой длинный, насыщенный, отодвинулся очень далеко. Женю я вспомнила без злости, скорее с какой-то сторонней иронией. Как будто он не со мной объяснялся, а с кем-то другим, а я со стороны на это взирала. Наверное, все к лучшему, в этом, безусловно, лучшем из миров.
За завтраком я встретила Барышеву. Остальные то ли еще спали, то ли уже поели.
— Броня, что вчера был за скандал? Андрей молчит как партизан. Вы с Вениамином смылись потихоньку…
— Ой, Татьяна Ильинична, ничего интересного. Скандал на почве ревности.
— Кто к кому приревновал-то?
— Один дурак к моей новой ипостаси…
— Не хочешь говорить?
— Я стараюсь забыть.
— Правильно, между прочим. Извини за вопрос. Не знаешь, нам сегодня далеко ехать?
— Нет. Сегодня мы тут играем, в Тель-Авиве, и завтра тоже. А потом едем на Мертвое море.
— Ох, хорошо, два дня никуда не ехать… Приятно, черт побери. А ты знаешь. — она вдруг как-то таинственно понизила голос, — похоже, Андрей на тебя глаз положил.
По спине побежали мурашки.
— Да ну, с чего вы взяли?
— У меня глаз знаешь какой наметанный. Он мне нравится, хороший парень, талантливый. Только крученый очень… Для жизни негодный, а пороманиться с ним можно… Одни глаза чего стоят…
— Он мне не нравится.
— Да ты что! Почему?
— Слишком мрачный и вечно небритый. Не люблю. Да и не до романов мне сейчас… Татьяна Ильинична, можно вас спросить?
— Спрашивай.
— Мне один человек сказал, что я ничего не умею… Я и вправду не умею, я сама понимаю, но это сильно бросается в глаза?
— Ты о чем?
— Ну.., я играть не умею…
Она улыбнулась:
— Разумеется, не умеешь. Откуда бы? Но смотришься мило, обаятельно, а поешь просто здорово. А потом, Юра так много умеет, что тебе необязательно. Одно скажу, если тебя это волнует, — обедню нам ты не портишь.
— Спасибо.
— А ты дальше-то что думаешь делать?
— После гастролей?
— Ну да.
— Становиться актрисой не собираюсь. Поздно уже.
— А петь?
— Тоже поздно.
— Ну петь-то, положим, не поздно. Хотя сейчас, чтобы пробиться…
— Нет, не хочу я никуда пробиваться, да и не умею. И потом, у меня дочке двенадцать лет, возраст такой трудный, надо ею заниматься, а не артистической карьерой. Так что вернусь на работу, к прежнему имиджу, и буду с радостью вспоминать эту безумную эскападу. Она мне уже стоила жениха!
— Да ты что? Так это он вчера там базарил?
— Он.
— Он что, здешний?
— Да нет, из Москвы не поленился прилететь, чтобы меня прищучить… Но если честно, я даже рада.
Произнеся это, я вдруг опять почувствовала неимоверное облегчение. Я рада, что не выйду замуж за Женю! Я вообще не хочу ни за кого замуж! Будь я замужем, разве могла бы ввязаться в такую упоительную авантюру, как эта поездка? Да Веньке никогда даже в голову бы не пришло просить меня ни о чем подобном.
После завтрака я пошла на пляж. Разговор с Барышевой подействовал на меня благотворно. Я словно сбросила с плеч огромную тяжесть. Я, конечно, ничего не умею, но обедню не порчу. А что, собственно, от меня требуется? Не портить обедню до конца гастролей. Я почти уверена, что мне это удастся. А потом прости-прощай, Полина Брон. И Женя тоже прости-прощай! А Полька сама себя наказала. И теперь уж не сможет укорять меня за то, что я рассталась с ее любимым Женечкой! Ура! Свобода! И, выходя из моря, я вдруг впервые по достоинству оценила красоту тель-авивской набережной, синеву неба.
— Буська! — раздался вопль. Прямо на меня по воде бежал Венька. И я вдруг каким-то сторонним взглядом увидела, как он красив. Я любила сейчас весь мир, а особенно Веньку — за то, что он спас меня от надвигавшейся депрессии. Ведь когда человек чувствует, что сам себе надоел, — это начало депрессии. По крайней мере, мне так кажется. А он меня вылечил.
— Венька! — заорала я в ответ и повисла у него на шее.
— Буська, ты веселая?
— Я веселая! Я такая веселая, Венечка! Ты мой самый лучший в мире братик!
— Что это с тобой, Бусечка?
— Радость жизни!
— Это от потери жениха ты так радуешься?
— Может быть, но не только!
— Ой, Буська, а у меня для тебя сюрприз, да какой!
— Сюрприз? Что-то многовато сюрпризов…
— Этот тебе понравится.
— А где он?
— В кармане шортов.
— Покажи!
— Дай искупаться!
— Купайся, а я посмотрю!
— Валяй!
Он поплыл к волнорезу, а я принялась обшаривать карманы его шортов. Как назло, их было четыре. Кошелек, носовой платок, мобильник, расческа, записная книжка, свернутая небольшой квадратик газета, вернее, кусок газеты и два презерватива. Господи, до чего предусмотрительный парень! И что тут предназначено мне? Не презервативы же! Может, газета? Я развернула ее. Ну конечно. Статья о наших гастролях и один абзац отчеркнут. «Обращает на себя внимание прелестная Полина Брон. Ее чарующий голос и неискушенность актерской игры. Впрочем, я видел в этой же роли с тем же великолепным Гордиенко Анну Тимошину и должен признать, что здесь неискушенность госпожи Брон куда уместнее профессионализма знаменитой актрисы».
Ну ни фига себе! Я еще раз прочитала отчеркнутый абзац, не померещилось ли? Потом пробежала всю статью. В ней подчеркивалось, что наша маленькая труппа работает на совесть, с полной отдачей, что не так часто тут бывает, и, вероятно, в этом заслуга Вениамина Романовского, импресарио, к чести которого служит то обстоятельство, что он, будучи популярным и одаренным артистом, предпочел остаться в тени своих весьма талантливых коллег. Пожалуй, лишь госпожа Дружинина несколько проигрывает рядом с мужем, замечательным Андреем Дружининым. Однако красота ее ног вполне искупает некоторое однообразие актерской палитры. Бедная Ларка, подумала я. Какая там актерская палитра в этом водевильчике? Вероятно, критик — мужчина маленького роста, которого угнетает такая высокая женщина.
— Ну что? Наслаждаешься? — спросил Венька.
— Про Лариску хамство.
— Женская солидарность? Нет, все правильно.
— И про меня?
— И про тебя. Хочешь соку или мороженого?
— Хочу!
— Хотя мороженого, пожалуй, не нужно. И холодного соку тоже.
— Скотина!
— Согласен. Пошли все-таки в кафе. Посидим в тенечке, потреплемся. А потом еще искупаемся.
— Скотина!
— Согласен. Пошли все-таки в кафе. Посидим в тенечке, потреплемся. А потом еще искупаемся.
В кафе на пляже было тенисто и приятно. Венька заказал себе кофе с коньяком, а мне чай с мятой.
— Ты же хотел сок и мороженое?
— Тебя стало жалко.
Мне принесли высокую стеклянную кружку, в которой плавала веточка мяты, которую тут называли наной.
— Пей, в жару чай с наной самое милое дело.
— А сам почему не пьешь?
— Еще успею. Сегодня, слава богу, некуда спешить.
* * *Вечером после спектакля все как-то разбрелись, благо не надо было никуда ехать. У всех тут есть друзья и знакомые. Венька тоже куда-то смылся, и в результате я осталась одна.
— Бронечка, вас забыли? — спросил Оскар. — Куда вас подвезти?
— В гостиницу, если не трудно.
— У вас нет знакомых в Тель-Авиве?
— Нет. У меня подружка живет в Араде.
— А она в курсе, что вы здесь?
— Нет, пока не в курсе.
— Ну это вряд ли, — улыбнулся он. — Реклама-то идет — и по радио и по телевизору.
— И меня показывают?
— Показывают. Не так чтобы очень подробно, однако…
— Милка меня в жизни с такой прической не узнает.
— А вы не голодная после спектакля?
— Да нет… — неуверенно ответила я.
— А поехали ко мне? Жена вас с удовольствием покормит, я ей сейчас звякну.
— Нет, не стоит никого беспокоить. У меня в номере есть фрукты, этого достаточно.
— Ну что ж… А может, передумаете?
— Нет, спасибо.
Он подвез меня к гостинице.
В холле я сразу увидела Андрея. Он был мрачен и, похоже, нетрезв. Я хотела незаметно проскочить к лифту, но не тут-то было.
— Привет! — поймал он меня за подол. — Куда спешишь? Посиди.
Я неохотно опустилась в кресло.
— А где все? — спросил он.
— Не знаю, сразу как-то разбрелись — по знакомым, наверное. Меня Оскар у театра подобрал. Такой славный дядька…
— Жук, каких мало.
— Не знаю, мне он нравится.
— А я тебе не нравлюсь, да?
— Вы мрачный…
Он рассмеялся. И сразу стал таким красивым, что у меня дух захватило.
— Слушай, ты есть хочешь?
— Хочу!
— Пошли куда-нибудь. Я помираю с голоду. А одному идти неохота.
— А Лариса?
— Если ты мне скажешь, где Лариса, я буду тебе очень признателен. Ну пошли, я приглашаю.
Есть хотелось. К тому же я понимала — один он может здорово напиться, что нашей труппе совершенно ни к чему.
— Пошли. Только я буду за себя платить.
— Да иди ты в жопу! Я в состоянии заплатить за даму. Слава богу, на это я зарабатываю.
Аргумент был весомый. Он взял меня за руку и почти потащил за собой.
— Куда мы пойдем?
— А куда ты хочешь?
— В такой час большого выбора уже нет, наверное.
— Тут есть итальянский ресторан. Как насчет спагетти? Да нет, пошли в «Лондон», у моря приятнее.
— Пошли в «Лондон», — согласилась я.
Мы сели за столик, на котором стоял стаканчик с маслом, где плавал фитиль и горел огонек. Андрей поставил на стол локти, подпер руками лицо и спросил с улыбкой:
— Ты чего смеешься?
— Да у меня в этой поездке столько новых впечатлений… Например, меня еще никогда не посылали в жопу, приглашая в ресторан.
— Ой, прости, — ничуть не смутился он, а мне почему-то понравилось, что он не смутился. — Но ты, по-видимому, уже простила, раз все-таки пошла?
— Считайте, что так.
— А ты как считаешь, хотелось бы знать?
— Я просто побоялась, что вы пошлете меня еще дальше, а кругом многие понимают по-русски.
Он опять рассмеялся. Достал сигареты, закурил, а губы его при этом насмешливо кривились.
— Слушай, а Ларка не просила тебя сегодня обеспечить ей алиби?
Мне стало его безумно жалко. Значит, это не попытка ухаживания, а попытка как-то бороться с ревностью и одиночеством? Некоторое разочарование я все же ощутила, не буду скрывать.
— Ты читала, что про тебя написано в газете?
— Да. Лариса, верно, обиделась?
— Не знаю, читала ли она. Свинство, конечно, всех похвалить, а ее одну обосрать. А впрочем, поделом! Ну, что будешь заказывать?
— Какой-нибудь салат и чай с наной!
— А покрепче?
— Нет, спасибо. Я плохо переношу…
— Ну а я с твоего разрешения выпью виски.
— Может, не надо, Андрей?
— Иди ты…
Он не добавил, куда именно.
Собственно, надо было встать и уйти, но почему-то совершенно не хотелось.
— Андрей, почему вы такой грубый?
— Я устал.
— Так, может, вам лучше пойти и лечь спать?
— Не в этом дело, я вообще устал, понимаешь?
— От своей жизни?
— Вот именно! Устал от своей жизни или вообще от жизни, черт его знает…
— О, тогда я знаю, что делать!
— Да? Как интересно! И что же?
— У меня так было перед этой поездкой. Я однажды утром проснулась и поняла, что сама себе надоела. И тут же подвернулся Венька с этим безумным предложением… — Договорив фразу, я поняла, что сморозила несусветную глупость.
— В твоем случае это понятно, а мне что прикажешь делать? В шахту пойти или на бензоколонку?
— Простите, я глупость сказала.
— Да нет, в этом есть рациональное зерно. Надо что-то поменять. К примеру, послать подальше Ларку и жениться, допустим, на тебе? Хочешь за меня замуж?
— Да боже упаси!
— Тоже правильно. Я не подарок. А просто перепихнуться хочешь? — И он посмотрел на меня так, что мне немедленно захотелось. Но меня никак не устроила форма этого предложения.
— Нет, не хочу, — спокойно ответила я.
— Почему?
— Кажется, я вам уже говорила, что не имею дел с женатыми, это во-первых, во-вторых, мне нравится Лариса… А в-третьих, я не желаю чувствовать себя девицей из анекдота.
— Из какого анекдота?
— «Кто девушку ужинает, тот ее и танцует».
И я сделала попытку встать из-за стола. Он вскочил и обеими руками надавил мне на плечи:
— Извини, ради бога, извини! Я не хотел тебя обидеть…
— Надеюсь.
— Только, пожалуйста, не обращайся ко мне на «вы». Меня это угнетает.
— Я попытаюсь.
— А давай-ка выпьем на брудершафт?
— Не стоит.
— Почему? Эй, девушка! — махнул официантке. — Принесите нам, пожалуйста, еще виски и стакан для дамы. Или ты хочешь что-то другое?
— Да нет, символически можно и виски выпить. Хотя пить на брудершафт виски как-то бесстильно.
— Да какая разница? — улыбнулся он.
От этой улыбки у меня задрожали коленки. Мы выпили на брудершафт по всем правилам, с переплетением рук и с поцелуем. Как ни странно, поцелуй был никакой. От улыбки я больше взволновалась. Ну и слава богу. Не хватало мне только влюбиться в этого женатого, замотанного популярностью грубияна и психа.
Кто-то как-то вскользь упомянул, что Дружинин лечился в психушке, правда в санаторном отделении, но это все равно… Да и не нужна я ему, он со мной, потому что Лариска неизвестно где… Но в обаянии ему не откажешь.
— Слушай, а кто тот мужик?
— Какой?
— Ну вчерашний, белобрысый?
— Бывший жених, я уже говорила.
— С ума сошла? Он тебе не подходит.
— Сейчас это уже не важно.
В этот момент у него зазвонил мобильник.
— Ларка. Алло! Да. Хорошо. Твое дело. Пока, — убийственно холодным тоном проговорил он и раздраженно сунул телефон в карман.
— Все в порядке? — осторожно спросила я, видя, как у него дрожит рука с зажигалкой.
— Мне мило сообщили, что после спектакля она никак не могла меня найти. Можно в это поверить, а? И потом ее буквально умыкнули какие-то старые школьные приятели, которые, оказывается, здесь живут. Я не должен волноваться, она скоро приедет. Блядь, какая беспардонная блядь!
— Андрей, мне не нравится…
— А мне, думаешь, нравится?
— Думаю, да. Иначе зачем?
Он внимательно на меня посмотрел:
— Я и сам удивляюсь — зачем? Но в ней есть что-то.., что меня иногда завораживает.., я ее любил…
— О, я так и знал! — раздался совсем рядом голос Веньки. — Смотрите, тут, кроме вас, уже никого не осталось, поздно, черт побери!
— Веня, друг, сядь, хочешь с нами выпить? Мы с Броней выпили на брудершафт, а то она мне все «вы» да «вы», как будто я старый как мир, а мне всего только сорок лет… Выпьешь?
— Нет. И тебе не советую! Хватит, ты и так набрался. Мы же договаривались, Андрюха!
Я была рада появлению Веньки, мне не нравился разговор с Андреем, а еще больше не нравилось то, что у меня сердце кровью обливалось от жалости к нему. Жалость — опасное для меня чувство.
Проводив Андрея до его номера, Венька поднялся ко мне:
— Буська, не шути с огнем. Он тебе не пара. Да и наживать врага в лице Ларки не советую. Можно такой грязи и мерзости нахлебаться…
— Венечка, это не то… Просто вы все куда-то разбрелись, я осталась одна, пришла в гостиницу, а тут Андрей. Мы оба хотели есть, вот он меня и позвал. Ты ничего такого не думай, он просто жаловался на Ларису…
— Такие жалобы иногда черт-те к чему приводят.