Но уж диван-то под супружеское ложе можно будет «надыбать» и у родных! Словом, ребята повеселели и, засучив рукава, принялись мыть окна своей «новой» квартирки. Вскоре окна заблестели, и все вокруг обрело более приветливый вид. Виктор пока не появлялся. Впоследствии Малышевы узнали, что он постоянно живет у своей подруги, а свою жилплощадь использует только для «дружеских банкетов». Так что, по большому счету, молодое семейство, наконец-то вступило в права пользования собственной, практически отдельной квартирой. И хотя осторожные родители Маринки поначалу не разрешили ей брать с собой ребенка в «такие условия», зато все остальное: и двуспальный диван, и новенькое постельное белье, и даже телевизор, магнитофон и плечики в шкафы для лучшей одежды – все было ими благополучно и неотложно «надыбано». Ребенка забирали только на выходные – и всю неделю Марина, как хлопотливая пчелка, упоенно занималась домашним хозяйством. Даже скатерть на стол в гостиной приобрела и новые занавески повесила!
А Венька и вовсе воспрял духом! Он, солидный отец семейства, трудился директором досугового центра, любил детей, числился на отличном счету в Управлении образования да еще и занимался в заочной аспирантуре! Уровень самооценки повышался с каждым днем. Венька с головой погрузился и в любимую работу, и в учебу, и в общение с новыми друзьями – в основном девушками, как это обычно бывает в педагогике. Совершенно не помышляя об измене и не скрывая ни имен и номеров в своей записной книжке, ни даже записок, подложенных в портфель, – он просто не хотел ни с кем ссориться на столь желанном новом месте! – Венька невольно все чаще нарывался на семейные разборки.
Они, кстати, не заставили себя долго ждать. Первый серьезный скандал разразился месяцев через пять после свадьбы, зимой, на день рождения Маринки. Праздновать решили все вместе в ближайший к дате декабрьский выходной. С утра – благо в дневные часы вводились студенческие скидки – втроем забурились в арбатское кафе «Метелица», считавшееся в их кругу самым богемным местечком.
Веньке очень хотелось порадовать бедную Маринку, несколько закисавшую в их коммунальной дыре. Он и друзей-то своих, обоего пола, никого приглашать не стал, благо праздник не у него, а у супруги. Их спутницей стала любимая Маринкина подружка, Ленка Островская, тоже разведенная мать с ребенком.
Поначалу все шло хорошо. С радости по поводу праздника подвыпили, в их понимании, довольно крепко. Во всяком случае, замотанный работой и учебой Венька впервые за долгое время, чуть ли не со свадьбы, ощутил блаженное состояние пофигизма, расслабленности и глуповатого животного счастья. Небывалый жор напал на всех, блюда «подметали» вчистую, и скоро ответственный Венька забеспокоился об оплате. Выгреб из карманов и «лопатника» все что было и попросил принести счет. Маринка, конечно, хотела «продолжения банкета». Продолжать поначалу решили у Малышевых дома. В прекрасном настроении метро и троллейбусом добрались до «своей» улицы Баумана. В квартире, кроме них, никого не оказалось. Зато в холодильнике, стоявшем в «санитарной комнате», нашлись – и бутылочка беленькой, и приготовленный на утро салат оливье. Салат, со вкусным густейшим майонезом, продержался недолго. Правда, поначалу успел нейтрализовать действие беленькой – в результате и ее распили полностью, на троих. Тут пьяная радость дошла до апофеоза. Включили маг, поставили любимые мелодии из «романтической коллекции», и пошли танцы-шманцы: сначала общие, затем – на двоих, по очереди. Чтобы дамы не скучали между танцами, Венька сбегал в магазин и уже на Ленины деньги принес «дамскую» бутылку полусладкого «шампусика».
И понеслось… Хмель все сильнее ударял им в голову. Особенно заметно захмелели дамы – они пошли не по проторенному пути «повышения градуса» напитков, а по кривой дорожке «микста».
Все напасти начались с момента, когда «голодная» Ленка вроде ненароком, но весьма ощутимо прижалась в танце к животу Веньки – соблазнительной женской округлостью пониже пояса. И тут положительный Малышев, глава семейства, вдруг дико возбудился. Тем более «вдруг», что распутная Ленка никогда раньше особым его вниманием не пользовалась. А может, и сама его не цепляла, имея «хахаля» под боком? Во всяком случае, по опыту прежних связей, Ленка разом «вникла» в его новое состояние.
И все пошло кувырком…
Глава 4. Мася
У Чехова есть прелестный рассказ, в котором примерный семьянин, смотритель затерянной в глухой степи железнодорожной станции, приглашая на Новый год распутную свояченицу, рассуждает сам с собой о том, что никакого вреда жизни их с женой визит свояченицы принести не может – «потому как жить хуже, чем они живут сейчас, нигде невозможно»! И только постфактум, когда все предсказанное случается, убеждая героя, что «хуже» – есть куда, и может быть еще «значительно хуже» – вплоть до нищеты и буйной палаты, – герои, уже без сил, вспоминают «произволение господне».
То же случилось и в семействе Малышевых. В тот год и Веньке, и Марине казалось, что ничего хуже их семейных условий и представить нельзя. Денег вечно не хватает, Маринка сидит без работы и начала потихоньку прикладываться к рюмочке; и само их жилье они раньше могли бы увидеть не иначе, как в фильме ужасов!
Но оказалось – можно и хуже, и «значительно хуже»! В тот вечер Венька, стараясь держать себя в руках, поехал проводить пьяную Ленку до дома. Предлагали и Марине ехать к Ленке всем вместе. Но ее так тошнило, так кружились перед глазами стены, что она побоялась не доехать. Единственное, на что хватило ее сил, – всем вместе доехать остановку-другую на троллейбусе до метро…
Веньке потом долго помнилось: они с Ленкой входят через крутящиеся двери, уже шаловливая ручонка лезет к нему под ремень брюк; а Маринка, заслоненная дверью, стоит, ни о чем не подозревая, и что-то новое, теплое, мягкое, делает такими прекрасными ее черты – будто предощущение материнства…
Естественно, что у Ленки дома между ними все и случилось. Причем – то ли от подпития, то ли от Ленкиного темперамента – соитие показалось Веньке куда слаще, чем законные отношения с женой. Так и сплелось все в единый клубок: тянуло временами, то к чистой жене, то к гулящей Ленке. И не уходило, стояло перед глазами тогдашнее лицо Марины – лицо души, прозрачной и уверенной в преданности его, Веньки, супруга и опоры. Кстати, Марина казалась Веньке куда красивее. Ей бы еще Ленкин темперамент… Но тогда она водила бы его за нос! Словом, запутался Малышев капитально. Да тут еще законная жена огорошила известием, от которого в другое время Малышев прыгал бы до потолка. Выяснилось, что она ждет ребенка. Вот так! И все, что казалось неразрешимым, разрешилось просто и легко: Ленка решительно отошла на задний план. Все свободное время Малышев теперь проводил с Мариной.
Он даже окрестил ее новым ласковым прозвищем – Мася. Никогда доселе не умевший даже гвоздя забить, он обнаружил в себе талант мастерового – прибил новые полочки, укрепил дополнительный кухонный столик рядом с их «автономной» плитой. И даже – сам не ожидал! – разорился на фирменный водонагреватель в «санитарную комнату», чтобы была наконец-то горячая вода.
Одно, правда, слегка тревожило. Неожиданно частые звонки Ленки Островской. По поводу и без. Странно, но Ленка как будто заняла нейтральную позицию советницы: и для него, и для Марины. Даже пробовала перезваниваться с Венькиным непростым семейством. Но Веньке гадать о причинах такого ее поведения было недосуг. Беременность Маси вызывала у него тревогу. Еще бы – постоянная тошнота, отвращение к пище и готовке (готовить помогала вездесущая Ленка!). Зеленое лицо, глаза постоянно красные, как от слез. Но самым неприятным было другое. Пока муж работал, Марина, проводя дома одинокие вечера, неожиданно и явно пристрастилась к рюмочке. Началось это так: однажды, обидевшись за что-то на Веньку, безбашенная Марина вознамерилась вызвать у себя выкидыш. Позвонила мужу на работу, заверила, что собирается пораньше лечь спать. Чтобы не удивлялся, что она не отвечает на его звонки. Налила полную ванну ледяной воды – и уселась в нее. Дескать, если капитально простудится и вызовет температуру, то плод отторгнется сам собой. В ванне просидела до полного посинения. С трудом, стуча зубами, спустила холодную воду. И, не выдержав, полезла в семейный шкафчик, где припасли для гостей бутылку портвейна. Впервые ей захотелось не просто «глотнуть», а напиться по-настоящему. И бутылки оказалось для этого вполне достаточно. Она и не заметила, на какой рюмочке «захорошела» по-взрослому. Отпустили все заботы. Улеглась тошнота – даже, наоборот, появилось желание закусить. Все тело согрелось – и скоро теплые волны закачали ее, крутя над головой потолки их трущобного жилья…
Муж ничего не заметил – к его приезду Мася уже спала спокойным сном.
Муж ничего не заметил – к его приезду Мася уже спала спокойным сном.
Наутро, конечно, все вернулось: и тошнота, и отвращение к еде, и какое-то брезгливое настроение, когда сама не знаешь, чего хочешь. Но вечером уже одна мысль о том, что можно хоть ненадолго забыть о неприятностях, придала ей сил и оптимизма. На этот раз Марина пригласила Ленку «с бутылечком». Вот с этого вечера Ленка и зачастила в их дом. Целый месяц Венька гнал от себя мысль, что Островская сознательно спаивает подругу. Во всяком случае, по возвращении он теперь привычно заставал дома поддатую жену и трезвую любовницу. И, разумеется, Ленка не могла не «воспользоваться» своим явным преимуществом, добавив Малышеву вины и угрызений совести перед женой.
С течением времени события этого ужасного года как будто спрессовались в Венькиной памяти. Начнешь вспоминать – всплывают в мозгу самые яркие, самые дикие моменты. А время между ними кажется просто серым существованием. Первый момент и случился тогда, в декабре, на день рождения Маринки. Воспоминание об этой ночи у Ленки в ее квартире на Судостроительной улице и теперь вызывало краску на щеках – и какое-то запретное, стыдное и сладкое чувство, следом за которым жалило, как оса, сознание вины перед доверчивой беременной законной половиной.
А весной, на майские праздники, случилось следующее незабываемое, на этот раз – ужасное и отвратительное, как Черт у Гоголя.
С того самого Нового года Венька старался чаще бывать дома по вечерам. На время его присутствия Ленка теперь предпочитала тихо «линять», оставляя их одних. И Малышевы, пользуясь ранним приходом весны, выбирались на прогулку или покупали к ужину в магазине разные вкусности. И лишь однажды их уединение нарушила веселая компания соседа Виктора. Произошло это почти перед Первомаем, которого Малышевы ждали с нетерпением – из-за намеченной заранее примирительной вылазки вместе с родителями Маринки в любимое Подмосковье (как вариант, планировался поход на Сенеж – на рыбалку). Малышевы уже за неделю с удовольствием принялись готовиться к желанному походу. И как-то вечером, вернувшись домой, радостные от капитального приобретения – бэушной, но крепкой и добротной двухместной палатки с изоляцией от насекомых, – Малышевы еще на подходе услышали за дверью квартиры дикую какофонию жуткой музыки, включенной на полную громкость. Открыли дверь – и в ужасе встали на пороге, не решаясь даже пройти. Сосед Виктор – видимо, в преддверии майских праздников – устроил у себя полный «отрыв» с друзьями и подругами. Из его комнаты ревела дикая музыка. А из общего туалета у самой входной двери выполз сильно поддатый краснорожий мужик, пытаясь застегнуть ширинку и одновременно подмигивая онемевшей Марине. Выметенный из комнаты Виктора мусор и стопки столетних желтых газет перекочевали в общую кухню. Из кухни на звук открываемой двери выглянула неряшливая пьяноватая дама с искусственными мелкими черными кудряшками. В руках незнакомка держала кастрюлю с жутким вонючим варевом, полбатона «чайной» колбасы и хлеб. Нисколько не смущаясь, она кокетливо обдернула несвежую блузку и важно представилась:
– Тамара. Подруга Виктора. Я здесь временно не жила, а теперь заселяюсь по новой!
Малышевым ничего не оставалось, кроме как ошарашенно кивнуть в ответ – и, как через минное поле, пробраться по грязнющей прихожей к дверям своей квартиры. Войдя, они, не сговариваясь, несколько минут сидели в «санитарной комнате», с облегчением вспоминая, что и туалет, и ванная, даже плита и обогреватель у них свои, автономные. После, утром, пол пришлось тщательно отмыть – то, что в темноте Малышевы приняли за мусор, оказалось… растоптанными фекалиями Викторовых гостей! Но это все потом. А тогда позвонила неунывающая Ленка. Маринка, честная жена, не выдержала и рассказала ей все.
Естественно, Ленка принялась настойчиво звать их к себе. И, конечно, Веньке некстати вспомнились ее формы и действительно необычный темперамент. Сначала робко Малышев принялся уговаривать жену ехать в гости. Но расстроенная Маринка вдруг наотрез отказалась. Или что-то почувствовала между ним и Ленкой, или и впрямь на фоне беременности не имела сил тащиться на ночь глядя через всю Москву. Или, наконец, возникла третья причина, о которой Венька и думать забыл? Теперь уж не спросишь…
Словом, в тот раз они крупно поссорились, и упрямый Венька все-таки отправился в гости, хотя сексуальный позыв к тому времени у него уже пропал. Расстроились все: и нетерпеливая Ленка, и жена, справедливо ожидавшая внимания в своем положении, и, главное, сам Венька, всю ночь ломавший голову: как выскочить из пошлого любовного треугольника.
Утром, покинув недовольную Ленку, Малышев отправился на работу. Несколько раз он звонил Маринке, но она трубку не брала.
Глава 5. Усы и лапки
Впрочем, за общением и работой Малышев несколько отвлекся от своих проблем. Для полной психологической разгрузки текущий отчет постарался освоить по максимуму, но в то же время тянуло домой – нехорошо было на сердце. Сдав отчет пораньше, он скоренько собрался и полетел на метро к дому. Уже смеркалось, в общей прихожей, как всегда, оказалась разбитой лампочка. На кухне остались жирные вонючие сковородки – видно, и вчера Виктор приглашал гостей; в общем унитазе, давно разбитом с одного боку, кто-то так и не спустил за собой воду…
Но все эти ужасы оказались всего лишь цветочками по сравнению с увиденным в своей квартире. Нет, здесь было чисто и все казалось в порядке. Странным счел Венька только место их супружеской кровати, обычно стоявшей в углу, под окном. Теперь кровать стояла посреди гостиной, подальше от стен. Каждая ножка кровати находилась в отдельном, наполненном водой тазике. Сверху на одеяле валялась Маринина пижама. И тут взгляд Веньки сам собой упал на стену напротив, отъединявшую их комнату от соседа. Сначала он и не понял в сумерках, что за шорох донесся до него с той стороны. Нашарил выключатель, зажег свет – и остолбенел. Мелькнула в памяти картинка из детства на улице Серафимовича. Родные занимали в Доме на набережной огромную четырехкомнатную квартиру, с большой старинной ванной и большой, как лишняя комната, кухней, куда непонятно почему выходили двери грузового лифта. (Много позже, читая Юрия Трифонова, Венька узнал об истинном назначении этого лифта!)
Однажды, еще маленьким, разглядывая дверь пресловутого кухонного лифта, Венька краем уха слышал перебранку взрослых – тетки с бабушкой. Бабушка уверяла, что в кухне «через грязную посуду» после теткиных гостей появляются черные тараканы. И что нужно быть аккуратнее, а то потом «эту заразу не выведешь!». Что отвечала недовольная тетка, Венька не запомнил. А вот то, что говорила баба Маня, запомнил – и вот почему. Как-то утром, встав раньше всех, он решил проверить бабкины слова – и отправился на разведку. В кухне никого не обнаружилось, правда, и грязной посуды не оказалось! А вот в ванной… В огромной белой ванне в панике метались три чернущих мощных пахана тараканьего мира, пытаясь вылезти и беспомощно скользя по белому фаянсу. Венька остолбенел, точно так же, как остолбенел сейчас, на Бауманской, не в силах отвести глаз от толстых черных блестящих надкрылий, длинных усов и лапок, создающих отчетливое характерное шуршание. Но самыми омерзительными казались толстые скрипящие брюшки из двигающихся кожистых пластин – таких же, как у шланга в ванной. Брюшки изгибались, пластины соединялись и расходились с шелестом – и почему-то представлялось, какая жуткая желтоватая масса полезет из них, если надавить каблуком. Венька был так ошарашен, что и не подумал включить душ – и попросту смыть в отверстие ванной незваных гостей. Да и как поместились бы они? Он стоял тогда в ванной до тех пор, пока не появилась вообще-то добрейшая бабуля – и не вынесла тараканов, в ведре с водой, в унитаз…
Все это промелькнуло в уме Малышева скопом, как картинки из мультиков. И опять, как тогда, он замер перед заляпанными обоями, где – прямо на высоте человеческого роста, – как в кошмаре, замерли те же самые как будто три тараканьих лидера, от волнения с шелестом виляя лапками и усами, а самое отвратительное – как напоказ выгибая кожистые брюшки!
Господи, а он-то верил, что эта кабацкая порода давно перевелась в Москве! Много лет уже не представлял никаких других, кроме рыженьких, маленьких и суетливых вырожденцев! Конечно, Венька со всей силы вдарил по паханам толстой подошвой тапка. И, конечно, они кинулись врассыпную, оставляя на обоях ту самую желтоватую гноемассу из придавленных брюшек…
И это на стене рядом с их постоянной супружеской кроватью! Надеясь успокоить напуганную Маринку, Малышев ринулся в маленькую комнату. И здесь, на привезенном от родителей диване, тоже с утопленными в тазиках ножками – чтоб ни одно насекомое не наползло в кровать! – он и впрямь нашел свою суженую…