Дефолт совести - Александр Смоленский 13 стр.


Он плюхнулся на диван, закрыл глаза. Но сон упорно не шёл. Впрочем, чего можно было ожидать после того, что происходило накануне? А началось всё с того, что Духон зарулил на автомобильную стоянку у Белого дома, как оказалось, последним. Такого сбора огромных вороных джипов охраны, сопровождавших примчавшихся на зов премьера магнатов, эта стоянка не собирала, пожалуй, никогда. Страна уже спала глубоким сном, когда олигархи и глава правительства собирались раскрыть друг другу объятия. «Им ещё предстоит почувствовать на себе удары девальвации рубля и дефолта, – грустно представил Александр, – а нас уже выбрали на заклание». Апофеозом ночного действа, постоянно прерываемого телефонными звонками из Кремля, стало общение с молодым премьером Николаем Половинником – тщедушным очкариком-златоустом, всего несколько месяцев назад невесть почему назначенным на эту высокую должность.

– Помнишь, как ещё три месяца назад этот киндерсюрприз клялся не подпускать к себе олигархов на пушечный выстрел? – наклонившись к Духону, спросил олигархтелемагнат. – И вот уже допустил.

За столом в кабинете премьера сидели человек десять. Ещё недавно самые могущественные бизнесмены страны, они не до конца сознавали, как сложится их жизнь завтра.

– Всё течет, всё меняется, – односложно заметил Духон. – Только сдаётся мне, Володичка, что нынче он нам нужен больше, чем мы ему.

Премьер действительно при вступлении в должность поклялся держаться от магнатов на расстоянии. Для премьера существуют только интересы государства, и они будут защищены любой ценой, – постоянно декларировал он, отказываясь играть по правилам могущественных бизнесменов страны. Но сейчас явно был экстраординарный случай. С одной стороны, шахтеры на Горбатом мосту перед Домом правительства продолжали безостановочно стучать касками о мостовую в знак протеста его, Половинникова, управления страной. А с другой – не позднее чем завтра надо объявлять о девальвации рубля и дефолте, первыми жертвами которого станут именно банкиры, которые сейчас как коршуны готовы разорвать его на части.

Половинников машинально поёжился и поправил очки на носу. Конечно, с ним ничего не сделают. Сам президент Уралов иезуитски предоставил ему «честь» объявить о дефолте народу. Но всё-таки как-то неуютно...

Половинников имел неплохую интуицию. Как раз в этот момент у одного из олигархов, присутствующих в кабинете премьера, действительно промелькнула мысль разобраться с этим мальчиком. Но он тотчас отогнал её прочь. Ещё не время. Может, позже?

Как один из участников пресловутой «семибанкирщины», он всё ещё надеялся, что государство не бросит его банк на произвол судьбы и выделит кредиты, чтобы заткнуть зияющие дыры в бюджете. Надеялись на это и остальные. Никто до конца так и не верил, что власть отплатит им такой «чёрной неблагодарностью».

Духон тоже решил не сдаваться на милость судьбе. Надо поскорее что-то делать, попытаться остановить неотвратимо надвигающуюся катастрофу, жертвами которой стал бы не только его банк, но и миллионы людей. Он тяжело встал с дивана и по привычке потянулся к пачке сигарет. Вытащив одну из них, он не стал закуривать, а вернулся с нею в кабинет. Не зажигая света – уличная иллюминация вокруг достаточно освещала комнату, – Александр наугад нажал одну за другой две кнопки на телефоне.

Первым делом он решил вызвать председателя правления Алексея Некрасова и директора пресс-службы Льва Багрянского, словом, людей, которым безоговорочно доверял. Правда, Александр далеко не был уверен, что кто-то из служащих мог его дождаться.

Не прошло и двух минут, как в кабинет бочком протиснулся Некрасов – молодой, измученный событиями последних дней мужчина с потухшим взглядом. Алексей являл собой образец высококвалифицированного, дотошного до педантичного банкира с одним-единственным недостатком: он умел слушать только себя и ещё, пожалуй, самого Духона. Собственно, такой и нужен был в банке. Но только не сейчас, когда грянул кризис.

– Ну что, милый, доигрались? – с места в карьер набросился Александр на вошедшего.

Тот, не успев по обыкновению опуститься в кресло, застыл посреди кабинета и побледнел. В руках Некрасов держал зелёную папку, нервно теребя её уголки длинными, ухоженными пальцами.

– Здравствуйте, Александр Павлович, – наконец вымолвил он. – Вот то, что вы мне поручали. Здесь собраны материалы, начиная с июня прошлого года. А также моя аналитическая справка по создавшейся ситуации.

– Да на кой хрен мне твоя аналитическая справка?! Поздно уже анализировать! Могу тебя заранее проинформировать, что уже сегодня Половинников объявит о дефолте. И мы окажемся... Надеюсь, ты догадываешься, где?

Говоря по правде, Александр не понимал, почему кричит на своего любимца. Вчера тот, конечно, отмочил номер, пытаясь сохранить те крохи ресурсов, что ещё оставались в банке, выбросил на рынок за бесценок остатки государственных облигаций. Но в итоге окончательно забил гвоздь в крышку гроба, уготованного банку.

– Тебя, милый, надо бы немедленно уволить... Но этого я не сделаю. И знаешь почему? Потому что хочу, чтобы и ты персонально отвечал перед вкладчиками. Объяснял, почему мы не можем вернуть их кровные денежки.

– Вы же знаете, я не оратор, – виновато заметил Некрасов.

– Вот так вы всегда. Я отдуваюсь на публике, а вы, тихушники, прячетесь по кабинетам. – Духон откинулся на спинку кресла. – Чего застыл, как памятник? Кстати, ты и служащим своим будешь объяснять семантику слова «дефолт». И будешь делать это до тех пор, пока ...

Олигарх осёкся, внезапно почувствовав острую боль в области солнечного сплетения. Давало о себе знать нервное напряжение последних дней.

Некрасов тоже чувствовал себя плохо, болело всё: голова, желудок, почки. Но разве об этом сейчас заикнёшься, когда босс в мгновение ока потерял больше миллиарда долларов?.. Ровно столько ещё зимой предлагали выложить ему за банк переговорщики из Лондона и НьюЙорка .

– Можно войти? – В приоткрытой двери показалась голова Багрянского, который наконец тоже добрался до кабинета Духона.

Увидев друга, согнувшегося от боли почти что пополам, и бледного как смерть Некрасова, он вывалил из кармана на стол груду пилюль.

– Угощайтесь. Сердце? Желудок? Душа?

– Всё шутишь? А нам тут, старик, не до шуток. И убери свою аптеку. Всё равно пить не буду. – Нелюбовь Александра к медикаментам была известна, пожалуй, всем его близким. – Просто переутомление. И очень прошу, не надо делать такую сочувствующую гримасу, будто я умираю. Не дождётесь! Я тут только что Алексея учил жить. Завтра будет объявлен дефолт. Люди ломанутся забирать вклады. Если снимут десять или даже пять процентов, будет полный крах... И мы банкроты. Так что тебе вот с его помощью, – Духон кивнул в сторону Некрасова, – придётся отбиваться от вкладчиков. Понятно?

– А что должно быть понятно? – наивно спросил Багрянский.

«И вправду, что ему может быть понятно? Он и слова „дефолт“, наверное, слышит впервые, – с сожалением подумал Духон о своём приятеле. – Кто вообще сейчас может себе представить, как будут развиваться события?»

– Ты, Алексей, пойди посиди пока у себя, – как бы между прочим сказал он Некрасову. – А я пока отпущу старика. Папочку всё-таки оставь, посмотрю.

Когда председатель правления покинул кабинет, Духон чуть ли не заорал:

– Доверился этим сволочам из правительства! Сделали нас как приготовишек. Инициатива наказуема, а доверчивость наказуема вдвойне. Ты согласен? Только вчера наш премьер умолял банкиров держать рынок ГКО до последнего, уверяя, что всё обойдётся. А этой ночью объявил, что спасти положение не может. Или не желает! Что для государства каких-то три миллиарда долларов, чтобы стабилизировать положение и спасти банковскую систему?!

При этих словах Духон поднялся с кресла и неуверенным шагом направился в дальнюю комнату. Вернулся он с непочатой бутылкой виски.

– Ты с ума сошёл! Валидол и виски?.. – охнул Багрянский.

– Знаешь, Лёв, именно так и происходит в нашей российской действительности. Пока для спасения достаточно валидола, мы не телимся. Авось обойдётся. А потом, когда «поезд уже ушёл», начинаем спасаться водкой, как наш президент...

– Что, Саша, всё-таки дефолт?

– Угу, – процедил Духон, глотнув изрядную порцию виски. – Впрочем, чего другого можно было ожидать? Знаешь, Багрянский, это же самый настоящий заговор против коммерческих банков. Да разве только против них? Против всей страны. – Александр ещё раз глотнул виски и нервным движением, скорее машинально, чем осмысленно, раскрыл зелёную папку Некрасова. – Полюбуйся, Лёв, здесь весь мониторинг нашего падения. – Духон зло швырнул папку с бумагами на диван. – Я эту «хронику пикирующего рубля», как любят выражаться твои коллеги, предвидел ещё год назад. Помнишь, когда японский премьер Хасимото будто невзначай заявил на встрече стран «семёрки», что Япония стоит перед соблазном продать американские гособлигации на три с половиной триллиона долларов? Но, мол, не делает этого, так как считает себя ответственной за поддержание курса ключевой мировой валюты. Тем не менее только один этот намек япошки сразу вызвал обвал рынка. Второе по величине падение за всю историю...

– Господи, при чём здесь Хасимото, Саша?! – удивлённо воскликнул Багрянский.

– А при том, что слово – страшное оружие, особенно в бизнесе. Каждое слово, каждая буква, каждый звук вызывает в деловом мире удивительно звонкий резонанс. Уж тебе-то должно быть об этом известно. Всего лишь три дня назад президент громогласно заявил в Великом Новгороде, что девальвации рубля не будет, а наши чикагские мальчики тут же решили, что девальвация будет. Представляешь?! Причём такое единодушие... Невольно возникает вопрос, не желает ли кто-то погреть ручки на дефолте? – Александр ещё раз глотнул виски и продолжил: – А спишут всё на дефолты в Юго-Восточной Азии, на банковский скандал в той же Японии. Действительно, такое впечатление, что дефолт вызван объективными причинами. Между прочим, банкиры предупреждали наших недорослей в креслах. Убеждали. Мы, мол, не столь интегрированы в мировой рынок, так что ещё можно смягчить удар... Так нет, сделали всё наоборот! Почему бы ещё не заработать, например, на падении ГКО, бумаг Внешэкономбанка?! – Духон в отчаянии махнул рукой. – Ты глянь хотя бы ради любопытства, как у Некрасова в этой самой его зелёной папочке всё последовательно и логично доказано. Только теперь какой в этом толк?!

– Но, Саша, ты сам говорил, что у рынка свои законы. Или хочешь сказать, что дефолт был кем-то спланирован? Тогда так и говори, а то всё ходишь вокруг да около.

– Я и говорю. Как яснее сказать? Интуиция. Именно так. Прямых доказательств нет. Но ты бы видел, Лёва, как этот бородатый умник из нацбанка перемигивался с министром финансов. Просто противно. А наш киндер-сюрприз? Им бы обоим плакать надо. А они перемигиваются и посмеиваются. Им хоть бы хны... Даже сыграть роль как следует не смогли. Актёрских способностей мало.

Духон вскочил с места и вышел на терассу. Ему не хватало воздуха.

Раннее августовское утро бросило первые солнечные лучи на умытую площадь. В этот час всё вокруг было на удивление красиво. Лишь изредка предрассветную тишину нарушал шум одиноких автомобилей. Пройдёт от силы час, и эта идиллическая картина исчезнет, испарится, а вокруг воцарится сплошной хаос, замешанный на звуках и запахах до предела урбанизированного мегаполиса.

– Чего я тебе, Багрянский, рассказываю. Ведь дилетантство – главная черта твоей профессии, – задумчиво произнёс банкир, вернувшись в кабинет. – Ты хоть знаешь, чем будет уникален наш российский дефолт?

– Ну и чем же? – буркнул явно обиженный Лев.

– В мировой истории ещё не было случая, чтобы государство объявляло дефолт не по внешнему, а по внутреннему долгу, номинированному в национальной валюте. А наш дефолт будет именно по государственным краткосрочным обязательствам. Обычно в других странах в таких случаях начинали печатать деньги и путём обесценивания национальной валюты погашали долг. Большинство банкиров, которых эти сановные сволочи насильно заставляли вкладывать средства в рынок ГКО, ожидали хотя бы именно такое развитие сценария. Куда там!.. – Духон тяжело вздохнул и вновь стал массировать грудь. – Вся хитрость в том, Лёва, что наши обязательства выражены в валюте, а активы в рублях. Теперь же рубль, вместо того чтобы его как-то спасти, обвалят... Понял? И чем отдавать долги? Вкладчикам, Западу? Сегодня ночью эта старая крыса Камдессю даже заявил, что надо прекращать всякие отношения с Россией и ставить вопрос об исключении страны из Международного валютного фонда.

– Честно говоря, я и, вправду, уже ни хрена не понимаю... – устало признался Багрянский. – Куда ты клонишь?

– Всё туда же, всё туда же, – горько ухмыльнулся Духон. – Подставили нас, понимаешь, подставили. Уверен, они по чьей-то подсказке обязательно выберут вариант Рузвельта, который он использовал во времена Великой депрессии.

– Это что ещё за вариант?

– Затянут реструктуризацию внутреннего долга и объявят как бы «недельные банковские каникулы», а после с наслаждением посмотрят, какие банки выживут, а какие нет. Хотя результат уже известен. К тому же именно нас, лузеров, во всём и обвинят...

Духон неожиданно замолчал. Он невольно вспомнил состоявшуюся примерно месяц назад встречу с президентом в Кремле. Уралов тогда, видимо, с чьей-то хитрой подачи решил пообщаться с крупнейшими банкирами. Слова, сказанные тогда президентом, врезались в память банкира, как гвозди в сосновую доску. «Власть есть власть, а банки всего лишь обслуживают власть, – жёстко и зло произнёс Уралов, при этом гневно наградив сверканием глаз по очереди каждого из банкиров. – Не забывайте, где вы работаете! Вы действуете в России и должны работать на Россию. Но если вы хоть на мгновение позабудете, что ваше финансовое место – Россия, то я вам гарантирую, что кое-кому не сносить головы».

«Вот и сбылись угрозы президента», – думал Александр, закуривая очередную сигарету.

– А ты знаешь, что ещё более омерзительно? – горько улыбаясь, вновь обратился к Багрянскому банкир. – Теперь нам поневоле всю оставшуюся жизнь придётся доказывать, что мы не верблюды. И тебе тоже, милый мой Лев Владимирович. Ты же у нас директор по связям с общественностью.

– Делать-то что? Стрелять? – попытался пошутить Багрянский, чувствуя, что почва окончательно уходит изпод ног. Всего-то как два года на банковской службе. И все разом рушится.

– Встречаться надо с людьми... И разъяснять этим несчастным. Они доверились нам, мы доверились правительству, правительство доверилось... – Духон громко, явно не к месту расхохотался. – Словом, Лёва, новый вариант сказочки про белого бычка...

«Он сошёл с ума, – почему то подумал Багрянский про друга, который ничком плюхнулся на диван. – Немудрено, на ровном месте потерять больше миллиарда „зелёных“. И при этом ещё оказаться виноватым». Багрянский попытался ретироваться к дверям, но его настиг голос друга, который совершенно серьёзно, без намёка на какое-то помешательство изрёк:

– Ты понимаешь, Лёва, у нас в стране явно наблюдается дефолт совести. А он, увы, юридически ненаказуем.

– Кого ты имеешь в виду?

– Кого-кого? Власть в меховом пальто!..

...«Тьфу ты! Совсем себя не контролирую. Чёрт! Пропустил поворот на Страсбург», – чертыхнулся Александр и резко затормозил. Сдавать назад, до нужного поворота никакой возможности не было, если не хочешь расстаться с сотней-другой евро. Придётся теперь тащиться через Саарбрюккен. Выбирать уже было не из чего. Духон вновь вдавил на полную педаль газа. Хотя чего он так заторопился к этому Фролову, который собрался своим иском начать войну с властью?! Вот так прыть! Но не поздно ли? Кануло в Лету то правительство. Испеклись почти все чикагские мальчики. Лично ему чего надо?

Страсбург встретил Александра неприветливо, мерзким дождём с ветром. Пока он выяснял, где находится суд и где узнать, в каком отеле остановился его соотечественник, наступило пять часов вечера. Для очистки совести Духон все же отправился в службу охраны – единственное место, по его представлению, где ещё могли находиться люди.

– Ищите в отеле «Оранжери», – нехотя сообщил начальник по смене. – Он почти рядом, в двух кварталах. Там обычно останавливаются те, кто собирается судиться.

Но в отеле Александра ждало разочарование. Благообразный пожилой консьерж, куда-то позвонив, сообщил, что месье по фамилии Фролов давно здесь не останавливался.

Выбираться под дождь и ветер жутко не хотелось. Без кофе и сигареты он уж точно отсюда не уйдёт. Уютно устроившись у стойки бара, он заказал капучино и с удовольствием закурил.

– Простите, месье, – извиняющимся тоном обратился к нему тот же консьерж, – я вам помогу, месье. У вас какаято беда?

– С чего вы взяли?

– Я слишком давно здесь работаю, месье, чтобы не заметить тревогу на вашем лице.

Александр уважительно взглянул на служащего отеля. А что? Чем чёрт не шутит?!

– Послушайте, а вы случайно не помните того человека, о котором я спрашивал? Что-то мне подсказывает, месье, что у вас цепкая память.

– Мне тоже что-то подсказывает, что вы не из полиции.

– Упаси бог. Просто у нас с Фроловым общее дело в суде, – не лукавя, ответил Духон.

– Вам нужен адвокат, – наконец решившись, загадочно сообщил консьерж. – Месье Зоммер. Его в нашем городе многие знают, особенно в отелях и ресторанах. Они с этим русским весело провели время. В смысле, надрались до неприличия. Простите, месье, что я так отзываюсь о вашем соотечественнике.

В «Оранжери» в этот час народу практически не было, и консьерж мог позволить себе расслабиться. Хотя от кофе, предложенного Александром, вежливо отказался.

– Так что, адвокат? Мне нужен его телефон, – как можно твёрже сказал Духон. И для большей убедительности своих слов протянул служащему двадцать евро, сложенные вдвое.

...Через сорок минут голова Курта Зоммера с остатками былой рыжей шевелюры появилась в номере, который был вынужден снять Александр. Он уже понял, что надежда покинуть Страсбург этим же вечером не осуществится.

Назад Дальше