Дефолт совести - Александр Смоленский 33 стр.


Третьим в их нынешней компании оказался сам Егоров, чье имя даже спустя пятнадцать лет после его исхода из власти все ещё являлось для большинства россиян, как красная тряпка для быка. Но в компании «яйцеголовых», Егоров был и оставался непререкаемым авторитетом. Все отлично помнили, что прежде всего именно с ним на рубеже прошлого века предпочитал вести диалог Запад. Ну, может быть, ещё Огнев удостаивался подобного внимания, который почему-то так и не собрался в Вену.

– Я, пожалуй, оставлю выбор за Мишей. Глядите, он уже бежит назад. Что заказал в ресторане, с тем и смирюсь, – облизывая губы, прошамкал Егоров.

Чётвертым в их компании был тот самый Веселов, окончательно облысевший со времен пребывания в Минфине. Тот самый финансовый фокусник, похоронивший с остальными сотоварищами первые всходы российского среднего класса.

– Ну, держись, Осинин! – ещё не отдышавшись, возбуждённо закричал он. – Поскольку ты нас сегодня гуляешь, я заказал по полной программе. Жаль только, что с вами не выпьешь как следует. Один не пьёт. Другой тоже не пьёт...

– Лично я выпью, – пробасил Константин. – Хотя если начистоту, все эти рестораны, тем более с выпивкой, как-то несвоевременно.

– Но питаться как-то же надо. Глядите, Егоров какой истощённый. Щёки впали.

Все дружно рассмеялись, даже Юрий Титович, который счёл необходимым по пути к ресторану через зелёное поле объясниться по поводу собственного похудания.

– Заметьте. Никакой диеты. Если, конечно, желудок не побаливает. Только спорт, длительные прогулки...

– Ну да, спорт, прогулки. Совсем как Туров... Не боитесь ли, господа, что на одной из прогулок получите пулю в живот и контрольный поцелуй в голову?

– Почему поцелуй? – не понял Егоров, остановившись.

– Это он анекдот вспомнил, – охотно пояснил Николай Половинников. – Только ты всё преувеличиваешь, Константин Дмитриевич. Чего ты-то боишься?

– Боюсь, друзья. Боюсь. Вот иду в ресторан и боюсь, что там меня отравят.

– И нас вместе с тобой? – секунду подумав над подобной перспективой, спросил Веселов и совсем уж неожиданно добавил: – Милая перспектива. А ты, кстати, с кем-нибудь делился, что поведёшь нас сюда?

– Конечно же нет. Ты же сам заказывал. Береженого Бог бережет, – поспешил успокоить Осинин.

– Что вы с ума все посходили? – нервно заговорил Половинников. – Я же в машине русским языком сказал, что беспокоиться нечего.

– Во-первых, ещё не все посходили, – тактично заметил Егоров. – А во-вторых, всё-таки интересно, что вы там, в Кремле, выхлопотали для нас, уважаемый Николай. Хотя, насколько я понимаю, тамошние сидельцы вряд ли способны дать индульгенцию, что ни с кем из нас ничего плохого не случится. Если бы вы ещё сказали, что на нашу собственность не позарятся, то это ещё куда ни шло. Можно поверить. И знаете почему?

– Я знаю. Я знаю почему, – как на уроке поднял руку Веселов. – Потому что у нас нет ни заводов, ни терминалов, ни буровых вышек.

– Примерно это я и хотел сказать, – согласился Егоров, – но с одной лишь ремаркой. Индульгенцию там не дают. А вот заказ иного рода...

– Вы имеете в виду Турова? Надеждина? – в ужасе спросил Осинин. – Но им зачем это нужно? Уж кто-кто, а они не пострадали никоим образом ни в дефолт, ни до него, ни после него.

Компания уже приблизилась к ресторану «Вальшинкен» – длинному одноэтажному строению, стилизованному под избу на неком скотном дворе. Бывая здесь раньше, все, безусловно, знали это заведение, где всегда было вкусно, людно, шумно. Последнее условие, учитывая тему их встречи, было немаловажным.

Когда подали еду – кому зажаренных на гриле кур и баранину, кому крольчатину в сметане, в центре стола на всех поставили большую миску знаменитого венского картофельного салата, разговор как бы свернулся сам собой. Все с видимым удовольствием занялись поглощением недурной пищи.

Особенно усердствовал всерьёз изголодавшийся Осинин. Кости барана в его руках трещали, как щепки для костра. Впрочем, и сотоварищи тоже не отставали. Даже Егоров с неимоверной скоростью поглощал кроличий бульон, хорошо сдобренный пряностями и сметаной.

Вино, как было объявлено ранее, пили лишь Веселов и Осинин. Вдруг все разом заделавшись венскими патриотами, отказались от Бордо и пили исключительно молодое вино из долины Вахау. Только насытившись, они позволили себе думать о чём-то другом.

– Вы, Константин Дмитриевич, всё вспоминаете покойного Турова и как бы примеряете его судьбу на себя, – неожиданно для всех осмелел Веселов. – Так вот что я вам скажу. Оставьте, господа, Турова в покое. Не обижайтесь, но он – это далеко не вы. А вы уж совершенно точно на Турова не похожи.

– Это ещё почему? – усердно вытирая бородку салфеткой, явно обиженно спросил Осинин.

– Котик, не строй из себя козлика. Чего тебе непонятно? Это я должен на самом деле дрожать. А может, даже лежать рядом с Туровым. Потому что никто из вас не марался в грязных деньгах, как мы с покойником, не стирал их, не отмывал, называйте как соблаговолите. Вы всегда жили по принципу: что и, главное, сколько поднесут на тарелочке с голубой каёмочкой – на том и спасибо. Я не беру, разумеется, в расчёт ваши увлекательные игры на стоке. Простите, Юрий Титович, если я вас чем-то обидел, – Веселов персонально обратился к Егорову.

– Ну, почему же, почему же... Вы в принципе достаточно верно расставляете акценты. С одной лишь оговоркой...

Юрий Титович ещё даже не успел сказать, с какой именно оговоркой, как по неким, доселе не известным ноткам в голосе сотрапезника все поняли, с ним произошло что-то не то . Скромный гений реформ действительно повёл себя неадекватно. Сначала резко отодвинул от себя тарелку, а потом демонстративно задумался. Пусть видят, что он размышляет. Говорить или смолчать?

Возможно, в иной ситуации Зубр предусмотрительно не полез бы на рожон. Но постоянно, особенно в последнее время, наступать себе на горло уже не хватало сил. Тем более своим сверхинтеллектуальным умом Юрий Титович глубоко понимал, что в его ещё недавно удивительно размеренной жизни наступают смутные дни. А может, и годы?

Ему вдруг захотелось, будь он совсем юным мальчишкой во дворе, оттаскать Осинина за неопрятную бороду, этого законсервированного, словно в рассоле, Николая Половинникова отхлестать по тощей заднице, а Мишку Веселова изо всех сил стукнуть ложкой по лысине. Все они в мгновение ока стали Зубру ненавистны. Так пусть услышат.

– Я анализировал ситуацию, – будто собравшись с мыслями, авторитетно сказал Егоров. – Вы считаете, что любая кара избирательна? Если не воруешь, а берёшь взятки – получишь тюрьму. Если отмываешь деньги – для себя, своих сподвижников, – получишь поцелуй в лоб. – Анекдот, рассказанный часом раньше, явно Зубру понравился. – Нет, господа, избирательна не кара сама по себе, а те, кто её назначает. Кого можно спасти, сидя в Кремле, если не там назначили кару нашему товарищу Лёше Турову?!

– А где же тогда назначили? – Не выдержав напряжения, Осинин подался вперёд, насколько ему могли позволить остатки некогда гигантского живота.

Половинников, наоборот, при этом демонстративно отвернулся и стал смотреть в глубь зала, будто кого-то там выискивая. Он уже почувствовал, как Егоров невольно развенчивает его, Николая Половинникова, ту дутую значимость, с которой он явился перед бывшими сослуживцами и коллегами по реформаторскому цеху. Ведь «киндер-сюрприз» прибыл в Вену исключительно для того, чтобы похвастаться перед остальными. Мол, поддержка обеспечена. Их не тронут. Пусть спят спокойно.

– Если бы я знал, где принимают, – демонстративно прикрыв пушистыми ресницами глаза, дабы не дать усомниться приятелям, что на самом деле он-то знает, где проштамповывают эти решения, Егоров вдруг брякнул: – А Туров пострадал за свой язык – это раз. Стал кричать на всех углах, что он переродился! Стал святее Папы! Он стал трясти перед прессой компроматом на всех и вся – это два. Не надо было этого ему делать. И наконец, по имеющимся у меня сведениям, наш Лёша попытался выйти из игры. Порвать, так сказать, узы.

– С кем? – опять не выдержал напряжения Осинин.

– Можно только догадываться. Все же знают, на кого он работал в последние годы.

По выражению лиц солидных мужчин за столом Зубр понял, что те не знают.

– Я не рву никакие узы, – словно оправдываясь, правда, непонятно перед кем, вновь перевёл разговор на собственную персону Осинин и с грустью вспомнил, как совсем недавно его с матерком распекал бывший завхоз всех россиян, а ныне посол Степан Викторович Белолицев. Как он тогда сказал? Не явился ли я к нему с подставой?

– Да при чём тут вы? – в сердцах осадил его Зубр. – Хотя должен заметить, что вся история человечества – это история предательства. Большого ли, малого ли. Но предательства... Прошу прощения, господа, мне захотелось на воздух.

И не дожидаясь чьего-либо согласия, Зубр вышел.

– Ушёл, слава богу. Тоже мне учитель. Чистеньким захотел остаться. Боюсь, что не получилось, – зло прошептал ему в спину Половинников.

– Слушай, пока колобка нет, скажи, как там тебя встретили в Кремле? Что сказали? Только внятно скажи, – умоляюще попросил Осинин. – Вот Мишка тоже просит.

Голова Веселова уже лежала на руках, но он нашёл в себе силы кивнуть в знак согласия и извиниться перед коллегами. Мол, разомлел у живого огня. И угораздило же его заказывать столик именно в этом месте. Этой экзотикой уже вся Москва напичкана.

– В Кремль я сам не пошёл, – скороговоркой стал рассказывать Стас. – А прямым ходом к Кушакову, тому, который возглавляет Агентство национальной безопасности. Причём не на службу, а на дачу, в Архангельское. Так, подумал, вернее. Бывший премьер удивился, когда застал там не кого-нибудь, а начальника следственного управления Генпрокуратуры Волина. Прокурорский чин также несколько удивился встрече.

– В доме сейчас холодновато... Я распорядился накрыть стол в баньке. Вдруг у кого появится охота попариться, – словно извиняясь, обратился сразу к обоим гостям Кушаков. – К тому же ещё один хороший товарищ должен подъехать. А пока, если не возражаете, прогуляемся. Воздух здесь ядрёный, целительный, можно сказать. Недаром в этих местах Голицыны да Юсуповы дворцы и усадьбы себе строили...

– Что-то я не понимаю, – перебил рассказ Константин, – как вы втроём могли говорить о чём-то серьёзном?

– Если бы втроем, – со значением подчеркнул Половинников. – Я сам удивлялся. Даже поначалу расстроился. Зачем в такую даль тащился?

– Ты не думаешь, Николай, что весь этот спектакль готовился персонально для тебя? – напрямую спросил Веселов, который к тому времени немного пришёл в себя после выпитого и съеденного.

– Естественно, подумал. Мыслишка ведь лежит на поверхности...

Договорить он не успел, так как вернулся Егоров. Но втупую замолчать Половинников счёл слишком демонстративным вызовом.

– Первым нарушил молчание Кушаков, – продолжил рассказчик, неожиданно рассмеявшись. – И знаете, о чём он спросил Волина? В жизни не догадаетесь. – Ответа мужчин за столом ресторана в Венском лесу Николаю не потребовалось. Как ни в чём не бывало он продолжал: – Я чуть не упал, когда он спросил Волина, правду ли говорят, что тот контактирует с некоторыми бывшими олигархами? В частности, с Духоном. И тот не стал отпираться...

– И что? – сразу забеспокоились «бывшие».

– Представляете, этот Виталий Валентинович не стал отпираться, хотя в словах директора Агентства лично я услышал скрытый упрёк. Дальше рассказываю в лицах.

«Не скрою, контактировал в интересах следствия, разумеется. Консультации по банкирским делам», – объяснил прокурор.

«И какая тебе была польза?» – не замедлил поинтересоваться Кушаков.

«Ну, во-первых, Духон бывший крупный банкир и какникак непосредственный свидетель и даже в известном смысле жертва дефолта девяносто восьмого...»

«А при чём тут дефолт?» – неожиданно всполошившись, спросил Кушаков.

«При том, что нити и логика следствия по делу убийства Турова и других банкиров указывают на то, что корни и причины этих преступлений следует искать именно в истории дефолта...» – объяснил ему Волин.

– Так и сказал? – поперхнулся пивом Осинин. Слова «киндер-сюрприза» произвели на него гнетущее впечатление.

– Так и сказал, – подтвердил Половинников. – Да ты не дрожи раньше времени. Мало ли что сказал этот Духон?! Кто ему поверит? И чем докажет?!

– Ты не отвлекайся, дальше рассказывай, – попросил Веселов.

– Дальше мы потопали в баню. Гость Кушакова к тому времени уже прибыл.

Войдя вместе с Кушаковым в предбанник, довольно аляповато оформленный под горницу русской избы, Волин и Половинников застали стоящего к ним спиной возле пылающего жаром камина высокого мужчину лет пятидесяти. Он был в тёмно-сером невзрачном костюме и в светло-голубой рубашке с синим галстуком.

Стоило мужчине повернуться, как оба узнали Илью Ильича Крутова, «серого кардинала» Кремля, которого так за глаза называли все кому не лень.

«Что ж вы, Пётр Семёнович, гостя ждать заставляете?» – с натянутой улыбкой произнёс Крутов, по очереди пожав всем руку, начав почему-то с Волина.

Услышав известную фамилию, венские гости Осинина замолчали, хотя всем явно стало ещё интереснее. Даже Егоров, до этого момента скучавший, с любопытством взглянул на Половинникова.

– Что замолчал? – опять поторопил рассказчика бывший глава Минфина. – Давай дальше повествуй. Только скажи сначала. Вот все кому не лень кричат – Крутов! Крутов! Самая влиятельная и самая загадочная фигура в кремлёвской администрации. Не преувеличивают ли все эти придворные? Может, всё это миф?

– Ты, Мишаня, такие вопросы задаёшь, что так прямо и не ответишь, – явно увиливая, произнёс Половинников. Впрочем, это было неудивительно. Он единственный из присутствующих всё ещё тусовался на госслужбе. – Как ты понимаешь, я с Крутовым никогда чаи не гонял. Но ты сам подумай. Кто при нашем президенте может быть влиятельней его самого?

– Темнишь-то зачем? Нас тут никто не подслушивает. Хочешь – говори. Не хочешь – не говори, – накинулся на Николая Веселов.

– Что ты хочешь, чтоб я сказал? И при чём тут – подслушивают или нет? Конечно, Крутов не просто главный сборщик и подавальщик важнейшей информации для главы государства. На этого человека официально возложена обязанность по защите государственной тайны, допуска и доступа должностных лиц администрации президента к секретным сведениям, относящимся к сфере национальной безопасности.

– Так бы и сказал, – успокоился минфиновец. – Только мне всё равно пока непонятно, как ты там оказался и кого защищал. Может, только себя?

Если бы в этот момент все посмотрели на Егорова, то непременно заметили, что он улыбается. Боже! О каких мелочах думают его бывшие сослуживцы и последователи?! Кто кого защищал?! И кому это важно? Сам Зубр тоже не знал о такой немаловажной подробности, которую сообщил Половинников, но виду не подал, лишь заёрзал на стуле.

...За ужином, устроенным гостям Кушаковым, присутствующие строили из себя рафинированную интеллигенцию и не позволяли себе говорить о делах. К спиртным напиткам никто так и не прикоснулся. На крытом белой скатертью столе присутствовала дорогая, но традиционно-стандартная закусь: копчёные рыбные деликатесы, чёрная и красная икра, мясное ассорти, соленья и салат оливье. И только под конец подали шашлык из свиной вырезки да осетрину на вертеле, что несколько скрасило впечатление. «А вот теперь, Пётр Семенович, можно и по рюмочке хорошего коньячку с лимончиком...» – попросил хозяина Крутов, словно передразнивая ласкательно-уменьшительную лексику Кушакова. Пригубив бокал с «Реми Мартен», кремлёвский чиновник внимательно и пристально посмотрел на главного следователя Генпрокуратуры. «Зная вашу безупречную репутацию, Виталий Валентинович, буду с вами предельно откровенен и лаконичен, – начал он. – Учтите, что я буду говорить, считайте, от имени руководства страны...» «Слушаю вас внимательно, Илья Ильич», – как клятву произнёс Волин и, чтобы как-то расслабиться, тоже приложился к коньяк. «Может, мне надо удалиться? – неожиданно для всех предложил Половинников. – Вы будете говорить о серьёзных делах...» «Не кокетничайте, – мягко оборвал его Крутов, – какие тайны могут быть от бывшего премьера? Так что сидите. Вы никому не мешаете. Тем более что у нас тут своя национальная безопасность. Правильно я говорю, Пётр Семёнович?» Крутов повернулся к Волину, так и не дождавшись какого-либо ответа от слегка осоловевшего от коньяка Кушакова. «У нас к вам два важных поручения, генерал. Одно, так сказать, оперативного плана, а другое – стратегического». «Да рожай ты, наконец, все жилы вытянул», – раздражённо подумал в этот момент Волин.

«По нашим, ещё не до конца проверенным сведениям, нити всех громких убийств, над которыми вы усердно работаете, тянутся за границу. И начало тому, как ни странно, положил иск в Страсбургский суд некого самозванца-учёного из Новосибирска Фролова. О нём вы наверняка слышали». «Как не слышать, – подтвердил Волин. – Мы всем следственным управлением гоняли за неким кейсом Зоммера. Так зовут его адвоката. Но чтобы нити убийства Турова, Полётовой и других тянулись от них? Что-то сомневаюсь». «А вы не сомневайтесь. По агентурным данным, полученным нами из США, деятельность этого Фролова и его адвоката – я имею в виду собранные ими документы – стала представлять угрозу политической стабильности и безопасности страны...» «Так за чем же дело стало? – искренне удивился Волин и вопросительно посмотрел на директора АНБ. – При чём тут прокуратура?» «Ну, рассказывай, Пётр Семёнович, – улыбнувшись, Крутов кивнул Кушакову. – Ты же наша национальная безопасность». «Чего тут рассказывать? Провал!..» – махнул рукой директор АНБ. «Господа, я не понимаю всё-таки, при чём здесь я и моё ведомство?» – с неподдельной тревогой в голосе вновь спросил Волин. «Мы знаем, Виталий Валентинович, что в розыске документов, похищенных у адвоката – ты правильно вспомнил – Зоммера, самое большое участие принял один из твоих следователей». «Было дело. Следователь Рыльцов. Он, собственно, и нашёл портфель с документами». «Вот видишь! – обрадовался Кушаков. – Только там какая-то мутная история с этими поисками. Ты бы, никого не пугая, порасспрашивал Рыльцова. Там замешан какой-то воровской авторитет, но это не так важно, его тоже убили. А вот убийца его, похоже, очень занятная фигура. Кстати, из наших... – Кушаков выразительно постучал пальцами по своему плечу, что означало людей с погонами. – Чуть ли не генерал в прошлом. Так вот, именно он, как мы сейчас подозреваем, мог оказаться убийцей вышеназванных лиц». «Да ну?!» – не стесняясь, присвистнул Волин, а у Половинникова полезли глаза на лоб. Он, наконец, начинал соображать, каким боком оказался в этой компании. «Вот-вот. Я тоже, как и ты, отреагировал, когда познакомился с докладной одного из наших агентов, глубоко законспирированных в тылу потенциального врага. Так что осторожненько потереби твоего Рыльцова. Он явно что-то не договорил, когда составил рапорт о находке кейса Зоммера». «Но вы учтите, Виталий Валентинович, что генералы сами по себе никого не убивают. Они лишь исполняют. Так вот, нам нужен заказчик», – вмешался в разговор Крутов. «Совершенно верно, мы и логику этого заказчика просекли, – Кушаков не сдержался, чтобы не похвастаться. – Этого чёртового иска и чёртовых документов вдруг испугались не у нас, что было бы вполне естественно... – При этом он выразительно посмотрел на бывшего молодого премьера. – Его испугались там, за кордоном. И по неким причинам, которые нет смысла сейчас обсуждать, стали устранять всех, кто, по их мнению, располагал определёнными сведениями. Как мы догадываемся, именно Туров там был ключевой фигурой».

Назад Дальше