К югу от обычных охотничьих угодий клана Твердиславичей, густых смешанных лесов, пересеченных сухими увалами, начиналась Речная Страна. Голубая, обогнув лесистые взлобки и завершив широкую'петлю почти в три дня пути, разливалась по обширной низине, образуя бесчисленные рукава, протоки, старицы и озерца. Высокие лесные островины перемежались долгими нудными болотами, покрытыми зарослями стрелок, темно-венчиковых матрасников и уткопрятов. Чёрная вода медленно-медленно струилась по бесчисленным жилам этой земли; места считались не слишком опасными, самых вредных зверей владычествующие здесь кланы давно повыбили и за небольшую мзду в перелётный сезон разрешали охотиться тут всем соседям. Клан Твердислава не был исключением. И сам вожак, и Чарус, и Кукач, и близнецы бывали здесь не раз и не два. Местность они знали — пусть не так хорошо, как здешние старожилы, но вполне нормально для продолжения погони.
На быстром совете, созванном утром второго дня преследования, Кукач предложил повернуть. Ясно было, что Ведунья прошла мимо клановых владений, так что пусть теперь с ней разбираются Джой и Лайк.
Совет звучал вполне резонно.
— Ты что скажешь, Тарни? — Весь разговор вёлся, конечно же, беззвучно.
Тарни, весёлый, с ярко-жёлтыми солнечными волосами, задорным курносым носом и бесчисленными веснушками, только пожал плечами.
— А што? Кукач дело толканул. Мы своё сделали. Можно и назад вертаться. Но вот только я бы весть Лайку подал. Нехорошо. Соседи всё ж таки.
— Знаю я всё, знаю, — ехидно вплёл Чарус. — Из-за той темноглазой небось.
— А хоть бы и так! — не стал отпираться Тарни.
— Всё равно сказать надо, — поддержал брата молчаливый обычно Гарни. — Не по-людски промолчать.
Кукач поспешил согласиться.
— У Тарни, конечно, не башка, а один сплошной охал, но сейчас он и впрямь верно сказал. Темноглазая там или нет — не знаю и знать не хочу. Но с кланом Лайка мы всегда в ладу были — так что негоже их оставлять в неведении, — закончил Твер-дислав.
Сообща решили идти дальше. Джейана волноваться не должна — всё же трех гонцов назад отправили! Через спокойные места давно уже добрались. Ничего, переживёт род несколько дней без вожака. Джейана не хуже всё сумеет управить.
Глава четвёртая
Когда Буян пришел в себя, уже смеркалось. Он лежал на дне какой-то заросшей ямины, уже не поймёшь — то ли начатого и недостроенного логова ко-рогрызов, то ли следа охотничьих раскопок корнееда. Яма оказалась глубокой, сухой и чистой. Ни тебе ядовитой травы, ни зловредных лиан, вообще ничего.
— А дело-то твоё, парень, дрянь, — вдруг произнёс тонкий, противненький голосок.
— Кто тут?! — Буян ошалело подскочил.
Сверху, над ним, на самом краю, в развилке выпершего из земли древесного корня, удобно устроился щелкунчик. Не травяной, не из знакомых. Как бы дикий — на нём не девчонками клана сшитая одежка, а какой-то серый флер.
— Я, я. Не скачи так, — щелкунчик неприятно усмехнулся. — Не пугайся, не съем. Тебя другие и без меня съедят. Шутка. — И, видя перекошенную от ужаса физиономию Буяна, вновь разразился тонким, мерзким и злорадным смехом.
— Чего тебе? — прохрипел Буян. Рука его помимо воли искала что-нибудь потяжелее — запустить в наглеца! Обычно щелкунчики были неприкосновенны, и даже Неистовая не дерзала с ними связываться; но сейчас, когда он, Буян, уже не родович, а…
— Правильно, изгой, — вдруг кивнул щелкунчик. Распустил флёр, потрепетал крылышками и назидательно закончил: — А вот кидаться в меня я бы тебе не посоветовал. Плохо будет.
— А мне уже терять нечего, — прорычал Буян, сжимая кулаки.
— Ну, это ты не прав. У тебя ещё жизнь осталась, — заметил щелкунчик. — И я, собственно говоря, хотел совет тебе дать.
— Какой-такой совет?
— Ты, Буян, теперь изгой. Клан тебя отринет, не сомневайся. Твердислав-то, может, ещё бы и простил, а вот Джейана никогда. Она тебя самолично на съедение кособрюху отдаст. Так что возвращаться тебе, прямо скажем, теперь некуда. А в лесу ты один сгинешь. У тебя даже ножа не осталось.
Речи щелкунчиков обычно — один сплошной писк; однако ж этот умудрялся чуть ли не вещать, причем — проникновенно. И голос его уже не казался Буяну ни смешным, ни писклявым.
— А тебе-то что с того?
— Меня просили тебе помочь. У тебя есть один выход.
— Это какой же? — скривился Буян. Внутри всё стало как-то донельзя мерзко и гнусно. — И кто это в наших краях взялся такой добренький мне помогать?
— Кто взялся помогать — сам скоро поймешь. Мне об этом тут речи разводить недосуг. А вот что тебе теперь делать — скажу. Ступай на север. Обогнёшь ваше становище. Будь осторожен — Джейана землю и небо местами перевернёт, чтобы тебя схватить. Я тебе проводника дам. Оглянись, да только, — в голосе щелкунчика вновь зазвенела насмешка, — не слишком пугайся.
Буян осторожно повернул голову. Великий Дух! Так и есть! Ну и ну! У него разом вспотели ладони.
Вслед за Учителем этих существ называли “ламиями”, хотя тот же Учитель всегда оговаривался, что “настоящие” ламии, мол, совершенно не такие. Здешние же почти ничем не отличались от людей, имея вид девчонок лет пятнадцати-шестнадцати, только чуть поменьше ростом и притом очень, очень, очень “соблазнительных”. Появлялись они только летом, одетые более чем легко — в какие-то полупрозрачные драпировки из трав, так что очень даже полные груди едва не вываливались из вырезов, что же до длины — если л амия присядет, так “срам один”, как говорила Фатима. Среди мальчишек, только-только начавших мучиться этим самым, — шёпотом пересказывались истории о “добрых ла-миях”, которые, ежели их изловить, отнюдь не отбрыкиваются и не отбиваются, а очень даже хорошо…
Правда, ламии слыли созданиями редкими. Иногда они попадались среди свиты Ведунов и Ведуний, и тогда, ежели ламия оказывалась в руках клана, пощады ей ждать не приходилось — девчонки и девушки, твёрдо уверенные в том, что от этих ведуньиных потаскух их парни дуреют, теряют рассудок и прочее, попросту разрывали пленницу в клочья. Или сжигали живьём. Или закапывали в землю. Поэтому с девичьей стражей ламии бились насмерть, зачастую сами лишая себя жизни, если путей к спасению им не оставалось. Другое дело, если пленителями оказывались парни. После этого ламия частенько оказывалась на свободе, а вернувшиеся в становище воины в разговорах с подругами отчего-то ни словом не упоминали о том, какая им попалась добыча.
Разумеется, наслушался подобного и Буян.
Представшая ему ламия была невысокой, по плечо далеко не великану Буяну, рыженькой (совсем, как Гилви), с задорными зелёными глазами. При одном взгляде на вырез её платьица парень невольно сглотнул.
Ламия многообещающе улыбнулась.
— Она тебя проводит, — закончил свою речь щелкунчик. — Проводит до того места, которое вы, Твердиславичи, по недомыслию, именуете Змеиным Холмом. Ручаюсь тебе, змей там куда меньше, чем в тех лесах, что вы почитаете своими.
— Змеиный Холм? — Все мысли о ламии разом вылетели у Буяна из головы. Змеиный Холм! Логово Ведунов и Ведуний! Который уже год шли разговоры о том, чтобы объединить силы всех ближних и дальних кланов с заката, восхода, полудня и полуночи — с тем, чтобы раз и навсегда покончить с рассадником кровожадной нечисти, однако ещё ни разу разговоры эти не воплотились ни во что реальное.
— Это что ж, — пролепетал Буян. — Это что ж, мне к Ведунам идти? Да лучше я сам в болоте утоплюсь!
— Вот дурак! — покачал крошечной головой щелкунчик. — Не утопишься ты. Сил не хватит. Испугаешься перед Великим Духом своим предстать. А к Ведунам придешь — они тебя из-под его власти выручат. Знаю, знаю, что ты сейчас думаешь — небось превратят в слугу своего? Ошибаешься, милок, ошибаешься. Это ты сейчас у Джейаны в слугах ходишь, хотя уже и усы пробились и все такое. Это она тобой вертит как захочет. Ей и Твер-дислав не указ. А про Ставича со Стойко ты не думай. Что ты сделать-то мог? Молнию последнюю метнуть? Не округляй глаза, я не только это про тебя знаю. Ну, метнул бы ты её — и сам бы помер. А прикончила бы она тварь, что на вас напала, не прикончила бы — того ты знать не можешь. Я тебе по секрету скажу, чтобы ты не мучился, — не добил бы ты ее, даже если бы жизнь отдал, в последнее заклятье вложив.
— Правда? — выдохнул Буян. Очень, очень, очень, просто до одури хотелось поверить щелкунчику!
— Ну конечно, правда! — пропела сладким голоском ламия, взмахнув, точно веером, длиннющими ресницами.
— Правда, правда, — кивнул посланец Змеиного Холма. — Ты мне верь. Какой нам резон тебе врать? Слуг у Ведунов, знаешь ли, и так хватает. Врать специально тебе им без надобности. И сам ещё рассуди — кроме как к нам, тебе деваться не к кому. Гномы длиннобородые тебя не примут — на тебе уже наша печать. Как и драгоценные ваши елфы, — насмешливо исковеркал он последнее слово.
Буян опустил голову. Чувство было такое, будто шею душат сразу две петли-удавки: одна Джейаны, другая Ведунов. И деваться некуда. По всем обычаям клана он — трус, и наказание ему одно — смерть. И не оправдаешься уже никак. И не докажешь, что даже третья молния вражину бы не сразила. А к Ведунам идти — тоже страшно! Мало ли что эти двое тут наплетут. Эльфы с гномами? Нет, тут щелкунчик и хотел бы соврать, да нужды нет — даже тех горцев, что просто набеги Ведунов отражали, в Подгорье уже не впускали. Кровь, мол, на тебе да ненависть. С Ведунами гномы разбирались сами, и тот, кто струсил перед тварью чёрных разбойников, мог рассчитывать только на быструю смерть от гно-мьего топора. Про эльфов и говорить нечего. Отродясь не воевали, от войны шарахались, как Ведуны от Джейаниных заклятий. Учитель? Ой, нет, нет, только не это, от стыда умереть — самая лютая казнь! Уж лучше на Джейанином костре. Есть, правда, ещё какие-то города на Светлой реке — слышал, на ярмарке рассказывали — может, туда? Ой, нет, нет, и туда дорога закрыта — Джейана много толковала про тамошних ворожей, больших мастеров прознавать, кто к ним в гости пожаловал. И струсившего перед Ведунами, да ещё и бросившего на смерть своих же товарищей — что там будет ждать? Правильно. Вот это самое, о чем лучше пока и не думать.
— Ты, Агальдок, побудь-ка в сторонке пока, — прежним медовым голоском вдруг проворковала ламия. — Мы с Буяном тут сами потолкуем по-свойски. А ты подожди.
— Разумно, Ольтея, — щелкунчик с важностью кивнул. — Я удаляюсь. Доводы разума приведены, Буян. Теперь дело за иными.
Сказал так, распустил серый флер — и поминай как звали. Умчался. Ламия проводила его усмешливым взглядом и повернулась к остолбеневшему Буяну. Связанное из трав и цветочных стеблей платьице вдруг волшебным образом начало сползать с мраморно-белых плеч, открывая на левом боку след зажившего ожога. Ламия засмеялась и протянула обе руки к Буяну.
— Тебе ведь этого хотелось, не так ли?
* * *На ночной заре Джейана вышла в лес за Ближним Валом. Вышла, провожаемая пристальными взглядами всей его охраны. Врезались в память громадные глаза Гилви, в которых — одна только боль. Миху не стало хуже, но, против Джейаниного ожидания, не стало и лучше. За дело взялась Фатима, но пока и лучшей на много дней пути и много кланов врачевательнице удалось добиться немногого.
Неширокая тропка, что вела к медоносным угодьям, свернула вправо и растворилась в сумраке. Джейана осталась одна на крохотной полянке перед
старым обгоревшим пнем. Его не касалась рука резчика, однако со стороны могло показаться, что это не пень, а присевший отдохнуть скрюченный древний старец.
Девушка закатала рукав грубой домотканой куртки. Обнажилась смуглая, вся исчерченная большими и малыми шрамами рука. Из ножен на поясе сверкающей рыбкой вынырнул нож. На небе — ни просвета, все четыре луны — и Белая, и Алая, и Голубая, и Зелёная — попрятались, словно страшась взглянуть на творящееся под ними. Это хорошо. Не следует тем, кто рядом с самим Великим Духом, попусту глазеть на кое-какие дела верных его слуг и детей.
Вытянув над пнем левую руку, Джейана закусила губу и быстро провела остро отточенным лезвием чуть пониже запястья. Гномья сталь мигом просекла кожу; по клинку побежала темно-рдяная струйка. Щекоча, тяжелые капли катились вниз, падая на поверхность горелого пня. Джейана мерным речитативом вонзала в ночь заклятие, связывая собственной кровью воедино слова и стремительные образы.
Раздался скрип. Он перешёл в скрежет. Пень зашевелился, точно стараясь выбраться из земли, вырвать себя, намертво укоренившегося в этой земле. Джейана молча ждала.
Наконец пронзительный, недовольный голос соизволил дребезжа произнести:
— Это опять ты, Неистовая. Кровь твою не спутаешь ни с чьей.
— А что, к тебе её так много попадёт? — не удержалась девушка.
— Не слишком-то ты почтительна со мной, — проворчало существо в пне. — Дерзишь, вопрошаешь без соизволения.
— Я могу сжечь тебя в пепел, и ты это знаешь, — бесстрастно уронила Джейана. — Но хватит! Не для того я пришла сюда…
— Чтобы пререкаться со мной, — вздохнув, закончил её незримый собеседник. — Понимаю. Тебе нельзя терять времени. Ведунья со сворой душителей рыщет по окрестностям. В этот раз они забрались на редкость далеко.
— Душители? — Даже неустрашимая Джейана вздрогнула. Оказаться в лапах у Душителей — много хуже смерти. А что они с девчонками делают!
— Они самые, — злорадно подтвердил пень.
— Хорошо, — Джейана уже овладела собой. — Я пришла спросить тебя.
— Ты можешь спросить меня только об одном, — с прежним злорадством напомнило существо. — На второй вопрос я не отвечу. А ты ведь хочешь спросить меня о двух вещах. О том, что грозит твоему клану, и о том, куда исчез твой миленький?
Глаза Джейаны вспыхнули. Ещё миг — и её гнев, обращённый в волну разящего волшебства, ударил бы по оскорбителю. Однако в последний момент она сдержалась. Видит Великий Дух, чего ей это стоило!
— Мне это ведомо, — мерно ответила она, одолев предательскую дрожь в голосе. Не видать этой твари её, Джейаны, неуверенности и страха! — Мне это отлично известно. И я задам тебе только один вопрос: что за напасть готовится рухнуть на нас?
Казалось, собеседник Джейаны преизрядно удивлён.
— Ну как ты можешь быть такой бессердечной? Другая б на твоём месте…
— Вот именно поэтому с тобой и говорю именно я, — перебила духа Джейана. — Потому что спрашиваю не о своём, понятно? Ну, ты слышал вопрос? Если да — то отвечай немедля!
— Ну, как тебе будет угодно, — существо в глубине пня на время затихло. Джейана терпеливо ждала. К её полному удивлению, вместо слов она сперва услыхала какое-то шебуршанье, вороханье, шорох — однако её собеседник молчал.
Прошло довольно много времени, когда девушка наконец не выдержала.
— В чём дело?!
— Не могу ответить, — раздалось глухое пристыженное бормотание. — Ничего не понимаю. — Голос звучал все глуше и глуше, пока не умолк совсем.
— Как так — ничего не понимаешь?! — теряя голову, завопила Джейана. Это было немыслимо, это было совершенно невозможно, как если бы на небе вместо четырех лун вдруг появилась бы одна или солнце взошло бы вдруг на севере. Таинственный дух, обитавший в горелом пне, всегда знал ответ на любой чётко поставленный вопрос.
— Не понимаю, не понимаю, — как заведённый бубнил скрипучий голос.
Девушка затравленно огляделась. Мрак вокруг поляны сгустился, сжался, обратившись в неприступную чёрную стену, из-за которой на дерзкую в упор глядели десятки голодных глаз. Любой визит к Отвечающему кончался одинаково — вопрос, на который ты сама не нашла ответа и обратилась с ним к потусторонним силам, развязывал тем силам руки, выпуская их на волю. Обращаться к Отвечающему рисковала одна лишь Джейана — даже неустрашимый Тверди слав здесь пасовал, понимая, что из всего клана только его подруга может обуздать и загнать обратно в их обиталища темные орды, что вырывались на свободу, едва дух заканчивал свой ответ.
Холодные голоса бродячей нечисти затянули всегдашнюю тоскливую песнь. В стене мрака вспыхнули зелёные, алые, рыжие глаза. Засвистел ветер; и задергался, заскрипел старый горелый пень, точно норовя вырваться наконец из земли, пустить в ход руки-корни, обхватить ими, стиснуть задавшую неправильный вопрос, сдавить, услышать жалкие мольбы о пощаде, а потом — предсмертный хруст костей.
— Не понимаю, не понимаю, не понимаю, — неслось со всех сторон. Мрак надвинулся, совсем рядом перекликнулись холодные, исполненные ядовитой ненависти голоса — и тут даже неустрашимая Джейана от страха покрылась липким потом. Из тьмы надвигалось нечто неведомое, неосязаемое, бесформенное, лишенное клыков, когтей, рогов и прочего, но оттого ещё более страшное. Руки девушки бессильно повисли вдоль тела. Она не могла пошевелить и пальцем, сотворить защитное заклятие, она вся оказалась во власти безжалостных нечеловеческих сил, сил, с которыми Твердиславичи никогда не сталкивались и потому ничего о них не знали. Учитель, конечно, всегда предостерегал — не следует прибегать к помощи Отвечающего, ответы нужно искать самим, потусторонние силы алчны и коварны, они никогда ничего не делают бесплатно и не помогают бескорыстно; но разве сейчас, когда исчез Твердислав со всем Старшим Десятком, когда из беспредельности незнаемых земель надвигается-накатывает неведомая, неодолимая сила — разве могла Джейана поступить иначе?
Лица коснулись бесплотные ледяные пальцы, и девушка не сдержала слабый, постыдный крик ужаса. Чья-то незримая рука лениво опустилась ей на голову, прошла сквозь кожу и кости черепа, бесцеремонно принявшись копаться в её, Джейаны, памяти, с ловкостью жонглера извлекая из-под спуда все тайные страхи, давно и с усердием загонявшиеся в самые дальние уголки души. Земля под ногами вспучилась — и обретшие плоть ночные кошмары один за другим, словно жуки-дергунцы по весне, полезли на поверхность, стряхивая чёрные комья, разворачиваясь в бесконечную шеренгу и надвигаясь на Джейану.