- А как же вы его на каталку затащите? - спросил я, быстро шагая рядом с девушкой. - Этот ваш боров действительно тяжелый, вы его не поднимете.
- Эмма Викторовна сказала, что сейчас сама придет.
- Ну да, вы с Эммой Викторовной на пару - это, конечно, мощь, фыркнул я.
Я представил себе дрожащую Голую Мексиканскую Собачку Эмму с тоненькими ножками и крошечными ручками, пытающуюся вместе с хрупкой Куколкой поднять с пола на каталку здоровенного мужика. Картина получалась малоправдоподобной даже с учетом моей писательской фантазии.
Не спрашивая разрешения, я вместе с Ритой вошел в апартаменты бизнесмена Лопарева. Внушительных размеров мужская туша валялась в ванной и хрипло, но изысканно материлась. Туша была голой, и во мне тут же взыграла мужская солидарность. Трусы висели на крючке, поверх халата, и я первым делом, выставив Риту в коридор, помог несчастному Лопареву прикрыть срам. Это оказалось делом нелегким, потому что ногой двигать он и в самом деле не мог, но мы справились. В этот момент я по достоинству оценил и то, что двери в комнатах не запирались, и то, что в ванной, как в хороших гостиницах, висел шнурок, соединенный со звонком на сестринском посту. А то вот так брякнешься, переломаешься и будешь лежать, пока тебя не хватятся.
В ванную каталка, естественно, не помещалась, и нужно было каким-то образом сначала вытащить бедолагу в коридор, а уж потом поднимать. Бестолочь эта Ритуля, тут не каталка нужна, а носилки, которые можно положить на пол.
- Рита, надо было носилки принести, - послышался за моей спиной сердитый голос Мексиканский Собачки. - Ты что, совсем тупая? Как мы его будем поднимать? Беги быстро за носилками.
- Так нету же в отделении, Эмма Викторовна, - залепетала Куколка. - Надо в приемный покой за ними...
- Значит, в приемный покой, - отрезала Собачка, и в эту секунду я как-то засомневался в правильности своего восприятия. Дрожащая голая собачка так не разговаривает, подобные интонации больше присущи фокстерьеру: тоже существо маленькое, на вид совершенно субтильное, но жутко агрессивное и отважное, а уж если вцепится зубами - вообще кранты.
Вероятно, судьбой было предписано устроить мне день больших и маленьких удивлений. Потому что дальше я действовал, не размышляя и, что самое поразительное, ни на мгновение не сомневаясь в собственных способностях. Я нагнулся, подхватил пострадавшего бизнесмена под плечи и колени и всего лишь с небольшим усилием аккуратно положил на каталку. Даже дыхание не сбилось. Ай да Корин! Впору самому себя зауважать.
- Дамы, не ссорьтесь, - великодушно произнес я. - Все гораздо проще.
- Ну вы даете, Андрей Михайлович, - восхищенно протянула Куколка и тут же замолчала под уничтожающим взглядом Эммы-Фокстерьера.
Эмма и Ритуля торопливо покатили травмированного купальщика к лифту, а я отправился к себе. Во время всей этой возни мне в голову пришла мысль настолько неприятная, что я чуть не завыл.
Усевшись в кресло, я вытянул ноги и прикрыл глаза. Что мне сказала сегодня Мимоза? Что я не вижусь со своими детьми. Что у моей дочери своя взрослая жизнь. Что у меня есть сын. Значит, она знает и количество моих детей, и их пол, и примерный возраст. Я ей этого не говорил, но в конце концов она могла прочесть это в каком-нибудь интервью, я никогда не делал секрета из моей семейной жизни, а журналисты частенько задавали соответствующие вопросы. Сама по себе информированность Мимозы еще ни о чем не говорила, но в совокупности со всем остальным... Она появилась в санатории-клинике после того, как сюда перевезли меня, а не раньше. Она первая подошла ко мне знакомиться. Она слишком часто говорит и делает вещи, которые кажутся мне проявлениями чрезвычайной проницательности, граничащей с ясновидением, но ведь это может оказаться результатом очень хорошей информированности. Она не угадывает шестым или каким-нибудь десятым чувством, что мне нравится, а что - нет. Она ЗНАЕТ. Потому что ей все сказали, ее проинструктировали, ее хорошо подготовили. И она легко может зайти ко мне в комнату, не обратив на себя особого внимания, потому что лежит в том же отделении, в неврологии, и все видят, что мы постоянно вместе гуляли и сидим в столовой за одним столом.
Мимоза, Елена Прекрасная... Я жду опасность извне, а она тут, рядом со мной, каждый день. Ну ты и влип, Корин! Надо немедленно что-то предпринимать.
Я схватился за телефон и позвонил Мусе.
- Ты можешь сегодня приехать? - начал я с места в карьер.
- Конечно. Что-то случилось?
- Пока нет. Но нам нужно поговорить. Не по телефону.
- Ты... - Муся задержала дыхание, потом осторожно спросила: - Ты что, вспомнил?
- Нет, к сожалению. Ничего я не вспомнил. Но ты приезжай, дело серьезное.
- Хорошо, я буду часам к восьми. Годится?
- Годится. Я буду ждать.
К восьми. До этого мне предстоит прожить полтора часа до обеда, потом три часа занятий с Бегемотом Викторовичем, потом ужин. То есть как минимум два раза встретиться с Мимозой. Может, увернуться? Сказать Куколке, что плохо себя чувствую, и попросить принести еду в комнату. Или вообще поголодать, тоже полезно. Или сходить в буфет, купить булочек и каких-нибудь бутербродов и затаиться, уйти в тину.
Ладно, до обеда еще есть время, успею принять решение. А пока включу компьютер и поработаю.
* * *Гостиница в деревне оказалась более чем приличной. У меня спросили имя, но документов не потребовали. О цене номера я не стал справляться, сказал лишь, что расплачиваться буду кредитной картой. Сколько бы ни стоил номер (а я попросил самый лучший, и мне предоставили двухкомнатный люкс), денег на карте наверняка хватит, даже если я проживу здесь год.
Осмотревшись в номере, я прикинул, что спать, пожалуй, еще рановато, всего-то начало одиннадцатого, да и не затем я остался в этой деревне, чтобы отдыхать. Мною двигало любопытство, и хотелось начать уже что-то бросать в его ненасытную утробу. Поэтому я спустился вниз, вышел на улицу и заглянул в ближайшее же заведение, над дверью которого маняще переливалось огнями название "Только у нас!".
Зал был полон, и мне с трудом удалось найти место у барной стойки. Я заказал выпивку, совсем легкую, чтобы не дразнить вроде бы успокоившегося зверя - мое высокое давление, и принялся осматриваться. Публика оказалась весьма разношерстная, но мне показалось, что мужчины в общей своей массе в среднем были моложе женщин. Если молодых парней, лет по двадцать - двадцать пять, было довольно много, то девушек такого же возраста - по пальцам перечесть, зато взгляд постоянно натыкался на женщин старше пятидесяти, было и множество прелестных старушек с аккуратно уложенными волосами и жемчугами в ушах и на морщинистых шеях. А вот стариков такого же возраста я что-то не заметил. Наверное, такой половозрастной состав связан с особенностями заведения, не зря же вывеска утверждала, что "только у них!". Любопытно, что же это такое, чего нет в других барах? Или просто рекламный трюк?
Я не спеша потягивал свой напиток, продолжая методично ощупывать глазами присутствующих, и вдруг наткнулся на Лаки и Буллита. Дети сидели за столиком с двумя мужчинами и о чем-то оживленно болтали. Вернее, болтали мужчины и Буллит, а Лаки сидела тихая и молчаливая. Это что же получается, Анна отпускает своих малолетних детей на ночь глядя в подобные заведения? И это тоже одна из тех вещей, которые "приняты" в этой странной деревне? Да, пожалуй, я не зря остался, здесь, кажется, есть немало занятного.
- Я вижу, в вашем заведении даже дети находят себе занятие, обратился я к бармену, сосредоточенно протиравшему высокие стаканы. - Неужели их родители не беспокоятся?
Бармен на мгновение поднял на меня глаза, слегка улыбнулся и тут же вернулся к прерванному занятию.
- У нас безопасно, никто не причинит вреда детям.
- В вашей деревне так любят детей? - уточнил я.
- Детей Анны - да. Их никто никогда не тронет. Это невозможно.
Хм, загадочный ответ.
- А других детей тронут?
- Детей не трогают. Если с ними что-то происходит, то это судьба.
Еще загадочней. Или у них тут все бармены - философы?
- А почему детей Анны любят и не трогают? - продолжал приставать я. - Они что, особенные?
- Дети Анны - это дети Анны, - произнес бармен, не отрываясь от стакана. - Они неприкосновенны. Это закон.
- И кто придумал этот закон?
- Его никто не придумывал. Он был всегда.
Пока я озадаченно переваривал формулировку, бармен отошел к другому концу стойки и вступил в беседу с каким-то посетителем. Формулировка оказалась совершенно несъедобной, никакое усилие мысли не могло выработать фермент, чтобы усвоить ее, и я слез с высокого стула и стал пробираться к столику, за которым сидели дети.
- Привет, - сказал я, кладя руку на плечо Буллита. Мальчик вспыхнул, резко скинул мою руку со своего плеча, но потом поднял голову и миролюбиво улыбнулся.
- Здравствуйте.
- Добрый вечер, Лаки, - обратился я к его сестре.
- Добрый вечер, - тихо откликнулась девочка.
- А где Акси и Эспера? Дома остались?
- Акси в другом заведении, ему с нами неинтересно. А Эспера у Марии сидит, она вообще с нами почти никогда не ходит, - негромко пояснила Лаки.
- Мария? Кто это?
- Наша соседка. Мы живем в одном доме, только у нее вход с другой стороны. Эспера любит у нее сидеть.
- А вы, выходит, не любите? - зачем-то спросил я и тут же поймал себя на том, что начинаю разговаривать с детьми Анны менторским тоном недовольного учителя. Так не пойдет, надо сдавать назад.
- Да ну ее, - включился в разговор Буллит, - старая дура эта Мария! Живет на свете миллион лет, все не помрет никак. И голову морочит Эспере всякой ерундой, мозги ей забивает.
Я ждал, что Лаки как-то отреагирует на слова брата, или добавит что-то от себя, или, наоборот, возразит ему, или хотя бы осадит парня за грубость, но ничего такого не произошло. Девочка сидела, наклонив голову, и, казалось, даже не слушала, что говорит Буллит. Кстати, взрослые собеседники моих знакомых подростков тоже не вмешивались, тихонько переговариваясь о чем-то между собой и посмеиваясь. Н-да, прелюбопытная компания, два мужика лет по сорок или чуть меньше, агрессивный и злобный мальчишка и тихая молчаливая девочка. Что у них может быть общего? И это не случайный эпизод, ведь Лаки сказала, что ее сестра Эспера никогда не ходит с ними. Стало быть, они с Буллитом довольно регулярно ходят по вечерам в такие заведения. Что ж, есть что поизучать и над чем подумать. Ладно, оставлю их в покое, а завтра зайду к Анне и задам ей несколько вопросов о ее детках. Кстати, заодно и попробую познакомиться с соседкой по имени Мария. Если она действительно такая пожилая, как считает Буллит, то, вполне возможно, расскажет что-нибудь интересное из истории деревни, иными словами, поведает мне, откуда и когда появились эти более чем странные нравы, порядки, правила и законы. В частности, закон, по которому дети Анны неприкосновенны...
ГЛАВА 9
Проснулся я ранним утром и, против ожиданий, чувствовал себя свежим и полным сил, хотя лег довольно поздно. Приведя себя в порядок при помощи туалетных принадлежностей, купленных накануне здесь же, в гостинице, я спустился вниз и спросил, где накрывают завтрак. Ресторан оказался на втором этаже, еда приятно удивила меня свежестью и разнообразием, и на прогулку я вышел переполненным самыми радужными эмоциями и приятным нетерпеливым ожиданием: сколько еще нового и интересного мне предстоит здесь увидеть и узнать!
Первым делом я решил прогуляться по деревне, чтобы понять ее размеры и топографию, иными словами - удовлетворить ориентировочный инстинкт. Разглядывая дома и улицы, я пришел к довольно странному выводу: здесь существовало только три типа зданий, и внутри каждого типа особых различий не наблюдается. Во-первых, гостиницы. Их было великое множество, вчера в темноте я зашел в первую попавшуюся, просто заглянул внутрь и по интерьеру лобби сделал вывод о ее приличном уровне и остался. Сегодня же, при свете дня, я убедился, что гостиницы, попадавшиеся мне на каждом шагу, были примерно одинаковыми, четырех-пятизвездочными, если судить по тому, что можно было увидеть через окна и стеклянные двери. Неужели сюда приезжают только состоятельные туристы? Тогда выходит, что эта деревня - дорогой курорт. И как это может быть, чтобы о нем никто не слышал и не говорил? Чудеса!
Второй тип зданий - так называемые заведения, располагающиеся либо в нижних этажах гостиниц, либо в двухэтажных домиках. Судя по вывескам, здесь наличествовали и бары, и кондитерские, и рестораны, и казино.
И, наконец, третья разновидность зданий - жилые дома. Все на одно лицо, все похожи на тот дом, в который я зашел вчера - дом Анны. Не было ни роскошных вилл, ни оригинальных коттеджей, ни простеньких бунгало, ни хижин. Добротные просторные дома в два этажа, примерно одинаковой архитектуры. Получается, в этой загадочной деревне не было ни бедных, ни богатых, все жители обладали одним и тем же уровнем достатка. Как такое может быть? Я где-то читал, что в свое время существовала идея построения общества всеобщего равенства в одной отдельно взятой стране. Неужели именно здесь, в этой богом забытой деревне как раз такое общество и построили? Тогда тем более странно, что об этом никто не знает, об этом не пишут газеты и не рассказывают по радио и телевидению.
Я добрел до окраины и неожиданно обнаружил католическую церковь. За церковью больше ничего не было, только поле, а за ним - лес, густой, темный и пугающий. И только тут я сообразил, что не видел в деревне кладбища. По моим представлениям, кладбище должно находиться рядом с церковью, а поскольку храмов на территории деревни мне не попадалось, то и про кладбища я как-то не вспоминал. Но и на окраине погоста не обнаружилось. Где же местные жители хоронят своих мертвецов?
Собственно говоря, я добрел только до одной точки на краю поселения, и выводы делать рановато. Надо обойти деревню вокруг и только потом сформировать список вопросов, которые будут заданы либо Анне, либо ее пока еще не знакомой мне пожилой соседке по имени Мария.
Я неспешно зашагал по дороге, опоясывающей деревню внешним кольцом, глубоко вдыхая влажный утренний воздух, еще не высушенный жарким летним солнцем, и наслаждаясь неизвестно откуда взявшейся неожиданной упругостью собственных шагов. В голове постепенно складывалась музыкальная тема для увертюры моей новой рок-оперы, ведь именно в начале дня лучше всего придумывается начало произведения. На моем пути встретились еще несколько католических и православных храмов, синагога и мечеть, но кладбища по-прежнему не обнаруживалось. В конце концов я снова оказался возле той же церкви, от которой начал свой круговой поход. Солнце стояло уже довольно высоко, и я подумал, что вполне прилично начать "делать визиты".
Найти дорогу к дому, где меня вчера столь любезно приютили и накормили ужином, труда не составляло, ибо утренний поход дал мне полное представление о нехитрой топографии деревни: три длинные улицы, пересекаемые через каждые двести-триста метров более короткими улочками. Все строго параллельно и перпендикулярно, словно строили одновременно и по простенькому чертежу. Как ни смешно, но в этом смысле маленькая заброшенная деревня напоминала мне Нью-Йорк или Барселону. Хотя насчет заброшенности я, пожалуй, погорячился... Неизвестная широкой публике - да, согласен, но, судя по количеству гостиниц и, стало быть, туристов, - вряд ли заброшенная.
Анну я увидел на крыльце. Она сидела в шезлонге, еще более красивая, чем вчера, в открытом легком платье, и пила чай из маленькой фарфоровой чашечки. Рядом стоял небольшой круглый столик, на котором красовался пузатый чайник, сахарница, молочник, еще одна чашка и поднос с выпечкой. По другую сторону стола на плетеном стуле восседал мужчина. Прежде чем я успел определить, сколько ему лет, я с неопровержимой очевидностью понял, что он влюблен страстно и безнадежно. Впрочем, насчет безнадежности я не уверен, может быть, мне просто хотелось так думать. Но то, что страстно, - сомнений не было. И поза, и выражение лица, и жесты, которыми он сопровождал свои пока еще не слышимые мне слова, - все свидетельствовало о его рабской зависимости от собеседницы и готовности к полному подчинению. Анна слушала его, как мне показалось, вполуха, рассеянно поглядывая по сторонам и скупо улыбаясь. Заметив меня, она лениво приподняла руку и помахала мне.
- Доброе утро! Как вы устроились?
- Отлично! А как Лаки и Буллит? Я встретил их вчера поздно вечером в баре и очень удивился. Неужели вы им это разрешаете?
- А почему нет? Я им все разрешаю. Здесь с ними не случится ничего плохого.
Я подошел поближе, ожидая, что Анна познакомит меня со своим гостем и предложит присоединиться к чаепитию, но она и не думала этого делать. Проявлять инициативу в данном вопросе я счел неуместным, в конце концов, она незамужняя женщина и имеет право не хотеть афишировать свои знакомства. Чувствуя легкую досаду (что скрывать, Анна мне очень нравилась) и не желая оказаться в положении навязчивого "третьего лишнего", я мило улыбнулся и спросил:
- Как вы думаете, уместно ли мне будет зайти познакомиться с вашей соседкой?
Вопрос не вызвал у нее ни малейшего удивления, во всяком случае, ни один мускул на ее безупречно красивом лице не дрогнул.
- Вы имеете в виду Марию? Разумеется. Она рада всякому гостю, ее двери открыты для всех. Можете смело идти. Да, кстати, там у нее Эспера, скажите девочке, что я испекла печенье, пусть придет и возьмет блюдо для Марии.