Это был удачный ход. Матушка уже открыла было рот, чтобы навязать мне встречу в середине дня или вообще вечером, но передумала. Книга о Верочке для нее важнее, чем головная боль сына. А, ладно.
- Ты правда завтра собираешься на дачу? - тихонько спросила сидевшая рядом Лина, положив руку на мое колено.
Жест показался мне многозначительным, дескать, сегодня у тебя голова болит, а завтра ты уже и дома ночевать не будешь.
- Да, хочу поработать, пока есть запал.
Мне показалось или в глазах Лины мелькнуло нечто похожее на облегчение?
- Ты не возражаешь? - на всякий случай спросил я.
- Я рада, - тепло проговорила она. - Мне показалось, что после всей этой истории с травмой и амнезией ты охладел к работе.
- С чего это? - удивился я. - Я же так много работал в санатории, ты прекрасно знаешь, ты же сама старалась приезжать нечасто, чтобы не отвлекать меня.
- Не знаю, Андрюша, - она подавила вздох, - не знаю. Мне показалось, что у тебя глаз не горит, огня нет, как раньше. Я очень переживала из-за этого. Но я рада, если ошибаюсь.
- Ты ошибаешься, - твердо заверил я Лину. - Книга почти закончена, осталось работы максимум недели на две, если не отвлекаться ни на что. Хочу дописать ее до поездки в Голландию, потом она вылежится дней десять, потом я ее отредактирую и буду сдавать.
- И к декабрю мы можем рассчитывать на гонорар? - Так вот в чем дело! Лина боялась, что я слишком долго буду возиться с этой книгой неизвестного науке жанра и, может быть, даже брошу ее на полдороги. А она ждет денег. Поэтому и обрадовалась, услышав, что я хочу поскорее закончить новую вещь.
- Нам нужны деньги? - осторожно осведомился я. - У нас финансовая катастрофа?
- Что ты, никакой катастрофы. Просто все, что у нас на счетах, я положила на годичный депозит под хорошие проценты, неожиданно подвернулась такая возможность. А я хочу сделать ремонт в кухне и нашей спальне, уже заказала новую мебель, плиту поменяю, всю технику, а то все уже устарело. У нас есть наличные, на жизнь хватит с избытком, а на ремонт - нет. Кухня будет из цельного дерева, а это очень дорого. И спальня испанская, за семнадцать тысяч баксов. Ты не возражаешь?
Еще бы я стал возражать! Ремонт - прекрасный повод не жить дома, плотно осесть за городом. Все складывается просто отлично.
- Конечно, милая, - я с чувством поцеловал Лину в щеку и краешек губ. - И когда все начнется?
- Рабочие готовы и ждут отмашки. Как ты скажешь. Я без тебя не стала принимать решение.
- Тогда пусть приступают, я завтра уеду и не буду тут отсвечивать. А Женьку временно к моей матушке переселим, чтоб химикатами не дышал. Верно, заяц?
Ее рука сильнее сжала мое колено.
- Я тебя люблю, - прошептала она. - Мне сказочно повезло с мужем.
Возможно. Но я в этом совсем не уверен. Впрочем, смотря что считать везением. Если хороший муж - тот, который обеспечивает семью материально и ни во что не вникает и не вмешивается, деньги не пропивает, жену не бьет и не задает лишних вопросов, то, наверное. Лине и впрямь повезло. Да только это ли она имеет в виду?
Мнимая головная боль вызвала у всех горячее сочувствие, в том числе и у Лины, чего, собственно, я и добивался. Сразу после ухода гостей жена стала прибираться и мыть посуду, а я был отправлен в душ, а потом в постель с напутствием расслабиться и постараться побыстрее уснуть, ибо сон, как известно, лучшее лекарство от головной боли. Рекомендации были приняты мною с благодарностью, сопровождаемой взглядом великомученика.
* * *Проснулся я ни свет ни заря (по меркам неработающего богемного существа) и сладостно предался мечтам о дачном затворничестве. Я любил наш загородный дом, просторный, двухэтажный, построенный с умом и обставленный с комфортом и даже роскошью.
Лина в гостиной делала гимнастику. Я тихонько приоткрыв дверь и стал наблюдать за ней. Черт возьми, а она действительно здорово получшела по сравнению с девяносто девятым годом! Там, в санатории, у меня как-то не было случая присмотреться к ней издалека, то есть с расстояния больше полуметра. А тут я разглядел и четко обрисованную, как много лет назад, талию, и заметно похудевшие бедра, и подтянувшуюся кожу живота. А гнется как во все стороны! Как гуттаперчевая. И откуда только гибкость появилась? Просто-таки обидно, почему я всего этого не хочу? Дурак. Такая роскошь сама в руки идет, я нос ворочу. Может, оттого, что любопытства нет? За завтраком Лина сказала:
- Андрюшик, я понимаю, что нарушаю твои планы, но ты не мог бы задержаться до вечера?
- Зачем? - с подозрением спросил я. Неужели она все-таки вынашивает постельные планы?
- Вчера, когда ты уже лег, я созвонилась с мастерами и сказала, что они могут приступать. Им нужно завезти все материалы и инструменты, стремянки всякие, это большой объем, они закажут машину и за один раз все привезут, чтобы быстрее было. Если бы ты сегодня посидел дома...
- Все ясно, я должен караулить твоих мастеров.
- Не злись, пожалуйста. Как только они все привезут, ты уедешь.
- И в котором часу эта радость состоится?
- Не знаю, милый. Я просила их, чтобы приехали пораньше, но им сначала нужно все закупить. Тут уж как получится. Я могу на тебя рассчитывать?
- Погоди, - спохватился я, - но ведь сегодня суббота. Почему ты сама не можешь побыть дома?
- У меня дела. Ты же знаешь, бизнес не признает суббот и воскресений. Вчера были переговоры, сегодня и завтра мы будем сидеть с юристом над вариантами контракта, чтобы в понедельник его подписать. Если мы проволыним лишний день, контракт могут заключить уже не с нами, а с более проворной и разворотливой фирмой.
- Да, конечно, - покорно вздохнул я. - Я понимаю. А ты сама поздно придешь?
- Скорее всего, - Лина виновато улыбнулась. - Но ты меня не жди, как только мастера разгрузятся, сразу уезжай.
- А Женька? Он большой мальчик, вполне может сам открыть дверь мастерам, - я продолжал упираться и выгадывать на мелочах.
- Женьку я по дороге на работу отвезу к Ольге Андреевне. И потом, в котором часу они приедут - неизвестно, что же мне, ребенка на целый день к дому привязывать? Ему надоест сидеть одному, и он сбежит куда-нибудь. Он же совсем ребенок еще, Андрюша, у него чувства ответственности нет. Кстати, помоги мне собрать его, все-таки почти на месяц мальчика отправляем.
Я вяло подумал, что Женьку можно было бы отвезти и завтра, а сегодня пусть бы покараулил квартиру, но сообразил, что препираться не имею права. Лина и без того взяла все хлопоты по ремонту на себя, не требует, чтобы я как неработающий субъект сидел целый месяц дома и приглядывал за мастерами, ездил с ней по магазинам и выбирал мебель, технику, плитку, обои и какие-то покрытия. От всего это удовольствия Лина меня освободила, хотя сама занята своей работой с утра до ночи. Ну что мне, трудно посидеть дома? Одному-то. Да нет вопросов!
- Хорошо, я побуду дома, только к телефону подходить не буду. Если что - звони мне на мобильник, ладно?
- Ладно, - удивленно протянула Лина. - Ты от кого-то прячешься?
- Господи, да от матушки! Если она узнает, что я в городе, начнет требовать, чтобы я приехал к ней за лекарством, и будет потом еще душу из меня вынимать по поводу того, что я веду неправильный образ жизни. Вчера, при твоих родителях, она держала себя в руках, а мне одному она будет мозги пропиливать.
Мы в четыре руки собрали одежду и белье для сына, проверили, все ли учебники и тетрадки Женька положил в сумку, и я проводил их до машины.
- Не сиди голодным, - напутствовала меня Лина, - в холодильнике полно еды, разогрей мясо в микроволновке, ешь салаты, а то они испортятся.
Вернувшись в квартиру, я прикинул, как получше использовать образовавшееся время. Пожалуй, надо приготовить свои вещи, которые понадобятся мне на даче, чтобы можно было сразу же схватить сумку и ехать. На это ушло минут двадцать, октябрь и апрель - тяжелые месяцы для сборов. А если дождь? А если снег? А если слякоть по колено? А если сухо? А если скользко? А если потеплеет до плюс пятнадцати? Летом и зимой сборы на дачу занимают у меня ровно пять минут, но разгар весны и осени всегда чреват резкими переменами погоды.
Ну вот, сумка собрана. Теперь, пожалуй, можно сесть за компьютер и набрать тот текст, который записан от руки в блокноте. Заодно и подредактировать его. В напечатанном тексте стилевые ошибки видны куда лучше, нежели в рукописном. Я включил компьютер и приступил к делу.
Правка получилась большая, сказывалась торопливость, с которой я записывал текст, сидя в поезде или за столиком кафе. Отработав три из пяти отрывков, я провел ревизию продовольственных запасов, разогрел приличный кусок мяса и употребил его вовнутрь в сопровождении двух разных салатиков. Заполировал все это полулитровой кружкой чая с лимоном и сдобным печеньем, составил грязную посуду в раковину и кинулся назад в кабинет, к компьютеру и блокноту. Очнулся я только тогда, когда требовательно затренькал дверной звонок. Рабочие приехали. Это который же час? Мать честная! Половина шестого. Однако, Корин, не слабо ты заработался.
Занос и складирование стройматериалов заняли еще добрый час, рабочих было всего двое, и им пришлось раз, наверное, десять курсировать между стоящей внизу "Газелью" и квартирой. Наконец они ушли. Я переписал на дискету плоды сегодняшних трудов и сунул ее в замшевую сумку вместе с ноутбуком и блокнотом. Добавил на всякий случай несколько чистых дискет. Огляделся. Кажется, все взял, ничего не забыл. Можно отчаливать.
Мой отремонтированный "Форд Мондео" стоял в гараже чистенький, помытый. После аварии я ездил на дачу всего один раз и заметил, что на Комсомольской площади появился супермаркет "Рамстор", которого на моей памяти еще не было. Вот и славно, там я и затарюсь продуктами и хорошим пивом.
Я давно уже пересек Кольцевую, до дачи оставалось километров двадцать. Машин было немного, все, кто предпочитает выходные проводить за городом, уехали в первой половине дня или в пятницу вечером. "Фордик" мой резво катился, весело позвякивая сгруженными в багажник и на заднее сиденье банками с едой и пивом. Были среди припасов и беззвучные пакеты, но в куда меньшем количестве. Готовить я не люблю, поэтому стараюсь покупать всяческие консервы, которые нужно только открыть и съесть. Ну в самом крайнем случае - разогреть. Господи, а вода-то! Вот растяпа, все купил, а про воду забыл. Ничего, вдоль дороги есть палатки, спиртное в них я, конечно, покупать не рискнул бы, особенно после событий в санатории, но воду можно.
Я притормозил у первого же киоска, заглушил двигатель и подошел к окошку витрины, высматривая, какая есть вода, и одновременно прикидывая, в какой таре лучше брать, в полуторалитровых бутылках или в пятилитровых баллонах. Откуда-то из-за киоска появились две фигуры, но я не обратил на них внимания, пока не услышал голоса, нетрезвые и хамоватые.
- Ты гляди, у него там целый магазин. А пива-то! Залейся. - Я понял, что обсуждается содержимое салона моей машины. Не буду встревать, и, может быть, все обойдется. Если я начну реагировать, то возникнет сначала перепалка, а потом, не дай бог, и драка. Черт меня дернул остановиться именно у этой палатки! Что, других мало? Ну почему я такой невезучий?
- Будьте добры, три "Святых источника" по пять литров, - я протянул в окошко деньги и удивился тому, что голос не дрожит, хотя внутри все у меня тряслось.
Продавец молча взял купюры и скрылся в глубине палатки.
- Слышь, отец, ты бы поделился с младшими товарищами.
- Нехорошо, батя, - подхватил второй голос. - Жируешь, вон хавки сколько набрал, ты ж лопнешь, если все съешь сам. И пивасика тебе столько не выпить одному. Ща мы тебя раскулачим по-быстрому, ты не боись, это не больно.
- Ага, - снова включился первый, - ничего не почувствуешь. Было ваше - стало наше.
С этими словами один из парней открыл заднюю дверцу, и я проклял себя за то, что не запер машину и не включил сигнализацию. Сейчас завыла бы эта верещалка во всю мощь, подонков как ветром сдуло бы. Хорошо хоть ключи из замка зажигания вытащил и в карман положил. На молчаливого продавца, похоже, надежды нет, он здесь один, и нарываться на конфликт с пьяными дебилами ему не резон. Я-то уеду, даже если и побитый и ограбленный, а он останется.
Я стоял, будто меня заморозили, и смотрел, как парень согнулся пополам и полез в салон, чтобы вытащить упаковку пива. "Ты так и будешь стоять?" - мелькнуло в голове, и это было последним, что я осознал.
Все остальное происходило на полном автомате. Вдох, выдох, мысленный круг, рука расслаблена... Дикий вой, который проник в уши, остался неопознанным, я не понимал, что кричит тот, кого я ударил. Более того, я даже не мог точно сказать, куда я его ударил и какой именно из показанных мне Телком ударов нанес. Из меня, неподвижно стоящего возле палатки интеллигентного немолодого и совершенно не агрессивного писателя Андрея Корина, вылез, даже не вылез - молниеносно выскочил кто-то другой, тот самый, которому Нравилось Бить, и сделал все то, чему его научил добродушный охранник Гриша.
Парень, полезший в машину, неловко развернулся и покачнулся, все-таки он был нетрезв и потому плохо скоординирован.
- Ты че... - начал было он, но уже через секунду валялся рядом с задним колесом.
В боковой стене палатки открылась дверь, продавец, по-прежнему не произнося ни слова, вынес и поставил на асфальт три пятилитровые бутыли с водой и протянул мне сдачу.
Я-Корин продолжал неподвижно стоять. Я-Боец сладострастно пнул ногой сначала одного, потом другого алкаша-грабителя и неторопливо вернулся на место. "Ну вот и все, дружок, - спокойно сказал Боец Корину, - бери воду, и поехали".
Я открыл багажник, поставил туда баллоны, завел машину и уехал. Заморозка начала отходить, как после визита к стоматологу. Меня затошнило. Закружилась голова, и пришлось остановиться, чтобы прийти в себя. Кирпичик с треском вылетел из кладки, стена рухнула, и меня погребло под руинами.
Я вспомнил.
ГЛАВА 16
До дачи я доехал еле-еле, кажется, даже медленнее, чем если бы шел пешком. Никак не мог сосредоточиться и принять хоть какое-нибудь решение. Куда все-таки ехать, на дачу или в город? И если в город, то к кому? И что сказать? Или не говорить ничего и тихонько сидеть в своем уютном загородном доме и обдумывать то, что случилось? Или не обдумывать, а сделать вид, что ничего не произошло, и спокойно дописывать книгу? Или обдумывать и молчать?
И вообще: как мне теперь жить? Что мне со всем этим делать?
* * *С точки зрения среднестатистического мужчины, я вел себя по меньшей мере странно, и это еще мягко сказано. Меня интересовала Анна. Очень интересовала. Меня необъяснимо тянуло к ней, и в то же время точно так же необъяснимо я сторонился ее, то ли напуганный рассказами Марии, то ли отталкиваемый ее замкнутостью и равнодушием к детям, вернее, к их воспитанию. Каждое утро я совершал в оздоровительных целях длительную прогулку вокруг деревни, и прогулка эта неизменно заканчивалась возле дома, где жили многодетная мать и одинокая старуха. И каждое утро я, исполненный самых решительных намерений зайти к Анне, познакомиться с ней поближе, разговориться, сворачивал за угол и заходил к Марии. Чепуха какая-то!
Сегодня я взял себя в руки и, зажмурившись, толкнул калитку напротив крыльца Анны. Я бы, наверное, и сейчас завернул к старухе, но заметил, как молодая женщина вытаскивает из дома что-то тяжелое. Ну как не помочь! Вдвоем мы вытащили на крыльцо громоздкий старый буфет, который, сколько я помню, стоял в кухне.
- Спасибо!
Анна подержалась за поясницу и виновато улыбнулась.
- Вот решила покрасить буфет, а то на него уже смотреть страшно. Не хочу в кухне с краской возиться, она очень сильно пахнет, а там продукты, да и Эспера химические запахи не переносит. А здесь, на крыльце, запах будет не так заметен, да и выветрится быстрее.
Я заметил два закрытых белых ведра с краской. Если верить надписи, в одном краска была светло-оливковая, в другом - голубая. Она что же, собирается красить эту развалину в два цвета? Оригинально!
Анна будто перехватила мой взгляд и снова улыбнулась.
- У меня сегодня день большой живописи. Раз уж купила краску, то буду красить все, что нужно. И буфет, и веранду. Только не могу решить насчет цвета. Как вы считаете, голубая, веранда - это не слишком претенциозно? Или лучше ее покрасить в оливковый, а буфет сделать голубым? Мне самой ни тот, ни другой цвет не нравится, но в лавке были только эти.
- А вы сами какие цвета предпочли бы? - поинтересовался я. - Вот если бы был большой выбор, вы бы что купили?
- Я? - Анна задумалась. - Наверное, для буфета купила бы терракотовый, а для веранды - черный.
Ответ сразил меня наповал. Кто же красит дом или хотя бы его части в черный цвет? Сколько живу на свете, а такого не видел. И что за радость сидеть на веранде за столиком с чашечкой кофе или бокалом вина и видеть вокруг черную стену, черный пол и черные перила? Не понимаю.
- У вас своеобразный вкус, - осторожно ответил я. - Мне не приходилось видеть веранды, выкрашенные в черное.
- Мне тоже, - она легко вздохнула и рассмеялась. - Я знаю, что это не принято, но очень хочется.
- Но почему? Откуда такое странное желание?
- На черном фоне женщина всегда выглядит белокожей блондинкой, даже если она смуглая и темноволосая. И вообще, на черном фоне меньше заметно, если я плохо выгляжу, лицо серое, глаза ввалились.
- Вы всегда выглядите прекрасно! - я поспешил с комплиментом, в глубине души удивляясь Анне: такая необыкновенная, такая ни на кого не похожая, странная, загадочная, а на поверку оказалась обычной бабой с обычными бабскими штучками и стремлением всегда казаться красавицей. Подумать только, как я обманывался!
- Вы идете к Марии?