Он ушел, оставив нас таращится на два огромных ящика со столовыми приборами, серебряными чайниками и серебряными кофейниками; были там еще несколько кувшинов, поварешек и два ряда огромных серебряных блюд, тоже разложенных на газете. За ними возвышались вазы, супницы, конфетницы и замысловатые витые подсвечники – по большей части громадные.
– Опять придется превращать солому в золото, Грант, – сказал Кристофер. – На сей раз, пожалуй, это будет проще.
– Они, по-моему, и так неплохо блестят, – заметил я. – Ты попробуй увидеть во всем этом светлую сторону.
– Светлые стороны я ненавижу, – отозвался Кристофер.
Зная, что Грегор только того и ждет, чтобы застать нас за бездельем, мы принялись за работу. Я поручил Кристоферу мазать серебро розовой, едко пахнущей полировальной пастой – это была более простая часть работы, а я был почти уверен, что серебро Кристофер тоже не чистил никогда в жизни, – сам же взял побольше ветоши и принялся усердно тереть. Через некоторое время я втянулся, начал читать газеты, лежавшие под серебряными вещицами, и думать про всякие разные вещи. Судя по всему, комната для чистки серебра находилась рядом с кладовой мистера Амоса. Орудуя тряпкой, я время от времени слышал его голос – краткие монотонные монологи, иногда завершавшиеся громоподобным рявканьем, однако слов было не разобрать. Тем не менее настроение испортилось.
Я сказал об этом Кристоферу. Он вздохнул.
Я сказал Кристоферу что-то еще, потом еще, но он не ответил. Тогда я повернулся и посмотрел на него. Кристофер навалился на стол, тяжело дыша, а лицо его сделалось того же белесо-серого цвета, что и газета. Шейный платок он перевернул концами к спине, чтобы не перепачкать его пастой, и я обратил внимание, что в вороте его рубахи висит кольцо, надетое на золотую цепочку. Оно позванивало, стукаясь о подсвечник, который Кристофер чистил.
Я вспомнил своего одноклассника Хэмиша, который никогда не ходил на уроки рисования, потому что от запаха красок у него случались приступы астмы. Похоже, с Кристофером происходило что-то похожее.
– Что с тобой? Это ты из-за пасты?
Кристофер поставил подсвечник на стол и выпрямился, опираясь на обе руки.
– Не в пасте дело, – сказал он. – В серебре. Даже хуже обычного – что-то, видимо, такое в Седьмых Мирах. Боюсь, я больше не могу, Грант.
По счастью, Грегор, по лености, не стал заглядывать к нам каждые пять минут. Однако я знал, что рано или поздно он заявится. А ведь Кристофера он невзлюбил даже сильнее, чем меня.
– Ладно, – сказал я. – Вставай к дверям и следи: придет Грегор – сделаешь вид, что занят делом. А я пока поработаю. Еще не хватало, чтобы ты разболелся.
– Правда? – не поверил Кристофер.
– А то, – ответил я, а потом чуть помедлил. Вот теперь он уж точно был у меня в долгу.
Кристофер с признательностью произнес: «Спасибо» – и отошел от серебра подальше. Жуткая бледность его почти сразу прошла. Я заметил, как он посмотрел вниз и увидел свесившееся из воротника кольцо. Это его, судя по всему, ужаснуло. Он поспешно затолкал кольцо и цепочку внутрь, с глаз долой, и поправил шейный платок, чтобы их спрятать.
– Я твой должник, Грант, – сказал он, направляясь к двери. – Чем я могу тебе отплатить?
«Сработало!» – подумал я. Меня уже совсем замучило любопытство, и я едва не выпалил: давай-ка расскажи мне о себе. Однако не выпалил. С Кристофером такая прямолинейность бы не прошла. Поэтому я ответил:
– Прямо сейчас мне ничего не нужно. Как понадобится – скажу.
– Ну ладно, – пожал плечами Кристофер. – А что это за бурчание доносится сквозь стену?
– Мистер Амос разговаривает по телефону, – пояснил я, взял подсвечник и принялся его начищать.
– Интересно, о чем это дворецкий может столько болтать по телефону? – удивился Кристофер. – Какой именно сорт шампанского ему доставить? Или у него есть старушка-мама, которая требует от него ежедневных пространных докладов? «Амос, сыночек, ты не забываешь пользоваться мозольными пластырями, которые я тебе послала?» Или, может, это его жена? Должна же у Хьюго быть мама. Интересно было бы узнать, где они ее держат.
Я ухмыльнулся. Было ясно, что Кристофер окончательно очухался.
– Кстати, о матерях, – продолжал он. – Лично мне графиня решительно не по душе. А тебе, Грант?
– Мне тоже, – согласился я. – Миссис Потс, уборщица из нашего книжного магазина, утверждает, что раньше ее светлость танцевала в кордебалете.
Кристофер от этой новости просто опешил:
– Да ты что? Неужели? А ну-ка, повтори слово в слово, что миссис Потс про нее сказала.
Я и повторил, продолжая по ходу начищать серебро. А потом как-то само собой вышло, что я начал рассказывать и про магазин, про маму и дядю Альфреда, про то, как Антея уехала из дома. Пока я все это излагал, до меня вдруг дошло: вместо того, чтобы рассказывать мне о себе, Кристофер умудряется все больше выпытать про меня. Была у него такая удивительная способность. Впрочем, я ничего не имел против того, чтобы выложить ему все как есть, – главное, чтобы он не узнал про мой Злой Рок и про то, что мне предстоит сделать; кстати, за рассказом и чистка серебра пошла веселее. Когда Грегор засунул в двери свою башку – а Кристофер метнулся к столу и сделал вид, что надраивает бок кувшина, – все было почти закончено. Грегор явно расстроился.
– Чай будут Подавать через десять минут, – сообщил он со свирепой миной. – Идите умойтесь. Сегодня вам предстоит вкатывать тележку с чаем.
– Да уж, времени скучать здесь кот наплакал, – заметил Кристофер.
Глава восьмая
Времени скучать у нас действительно не было. Гоняли нас так, что я не успел прочитать ни слова из книжки о Питере Дженкинсе. По вечерам я, как правило, просто падал в постель и засыпал. Тем не менее во второй вечер, когда мы надевали ночные рубашки, я все-таки заметил, что никакого кольца на цепочке у Кристофера на шее больше не было. Спрятал с помощью колдовства, подумал я и тут же провалился в сон.
А потом – вы же знаете, как оно бывает, – дня через три я понемногу освоился и с распорядком дня, и с тем, что где находится. Стало казаться, что не так уж и сурово нас гоняют. В тот день у меня хватило времени вдоволь посгорать от любопытства на предмет того, что Кристоферу на самом деле понадобилось в Столлери. И вообще хватило времени посгорать от любопытства на предмет Кристофера. Он все так же, с тем же высокомерием называл меня «Грант», и порой мне хотелось его за это треснуть, или заорать, что это же моя кличка, или… в общем, доводил он меня здорово. Но тут он неизменно произносил что-нибудь такое, что я сгибался пополам от смеха и сразу понимал, что он опять мне очень нравится. Странная получалась смесь.
А потом настал пятый вечер, полнолуние. Кристофер сказал:
– Грант, луна, чтоб ее, светит мне прямо в глаза.
И скрепил занавески булавкой, так что темнота в комнате сделалась совсем непроглядной.
Я лег, закрыл глаза и подумал: «Ага! Он хочет, чтобы я заснул, а сам потом смоется, как уже смывался раньше». Меня это так разозлило, что я приложил все силы, чтобы не уснуть.
Из этого ничего не вышло. Я спал без задних ног и все же неведомым образом ощутил, как за Кристофером тихо закрылась дверь.
К этому времени я уже, считай, сгорел от любопытства, а потому сумел всплыть из глубин сна. Выкарабкался из постели. Было холодно. Ни халатов, ни ночных туфель в Столлери не выдавали, пришлось быстренько напялить бархатные панталоны; потом я стащил с кровати одеяло и набросил на манер плаща. Незастегнутые пряжки панталон звякали о колени, но я все равно вылетел в коридор как раз в тот момент, когда Кристофер спустил воду в туалете и вышел оттуда. Я юркнул обратно в нашу комнату и стал ждать, куда он пойдет.
Ну и дураком же я буду выглядеть, если он просто вернется и опять ляжет в постель! – подумал я.
Но Кристофер прошел мимо нашей комнаты и направился к лифту. Я на цыпочках крался следом, стараясь ступать на те из холоднющих половиц, которые меньше скрипят. Впрочем, от шагов Кристофера было столько скрипу, что я, в общем-то, мог бы и не стараться. Он вышагивал с таким видом, будто все остальные обитатели чердака спали мертвым сном.
Кристофер прошел мимо лифта, к гардеробной. Постоял перед решетчатой дверью – из фонаря в потолке на него лился яркий свет, – а потом я расслышал его шепот:
– Нет, похоже, подальше.
Он повернулся и зашагал по коридору туда, где на стене была нарисована черта – за ней начиналась женская половина.
Должен признаться, тут я едва не отстал. Ведь если меня уволят из Столлери еще до того, как я познакомлюсь с графом Робертом и разберусь со своим Злым Роком, конец всему. Но потом я подумал: раз уж я оделся, пусть и наполовину, чтобы проследить за Кристофером, так теперь надо следить. И я продолжил следить.
Я нагнал Кристофера в просторной пустой зале, где в длинный ряд окон вливался яркий белый лунный свет. Дрожа от холода в своей ночной рубашке, он медленно поворачивался на одном месте.
Я нагнал Кристофера в просторной пустой зале, где в длинный ряд окон вливался яркий белый лунный свет. Дрожа от холода в своей ночной рубашке, он медленно поворачивался на одном месте.
– Здесь, – повторял он, причем довольно громко. – Я ведь знаю, что здесь! Почему же тогда не могу найти?
– Что ты ищешь? – спросил я.
У него вырвалось что-то вроде «тьфу!», а потом он резко повернулся ко мне. Впервые я видел, чтобы Кристофер вел себя чуть ли не грубо.
– А! – проговорил он. – Это ты. А я было принял тебя за привидение кита-горбача. Ты что тут делаешь? Я вроде как наложил на тебя довольно сильное сонное заклятие.
– А я взял и проснулся, – сказал я.
– Чтоб я провалился! – ответил Кристофер. – Похоже, талантов к волшебству у тебя больше, чем мне казалось.
– Но ты-то что здесь делаешь? – не отставал я. – Тебя уволят. Это же женская половина.
– Ничего подобного, – возразил Кристофер. – Женская половина там. – Он указал пальцем. – Там тоже нарисована черта, за которую, полагаю, тоже запрещено заходить. Хочешь – пойди посмотри сам. А эта часть чердака пустует, по всей ширине дома, и есть в ней что-то очень странное. Ты сам-то не чувствуешь?
Я уже было собирался ответить: «Чушь полная!» – потому что мне казалось, что он просто пытается отвлечь меня от того, что мне по-настоящему интересно. Я даже набрал было воздуху, но выпустил его без единого слова. Потому что вокруг действительно чувствовалось что-то странное. Оно напоминало гудение, которое я ощущал в кабинете у дяди Альфреда после того, как дядя Альфред занимался там волшебством, – только тут это подрагивание было старым, несвежим. Казалось, что производит его не человек. Больше было похоже на легкое землетрясение, только трясла землю не природа, а волшебство.
– Да, тут просто мурашки по коже, – сказал я.
– И так оно по всему зданию, – сказал Кристофер, – хотя здесь ощущается сильнее всего. Я уже облазил все это чертово поместье, так что уж я-то знаю.
Тут я действительно отвлекся, хотя прекрасно понимал, что отвлекает он меня нарочно.
– Как, ты даже забирался на женскую половину и в кладовую к мистеру Амосу? Да ни за что не поверю.
– В винный погреб мне попасть не удалось, – поведал Кристофер огорченно, – но во всех остальных местах я побывал. В кладовой у мистера Амоса воняет сигарным дымом и спиртным, а у миссис Балдок полная комната куколок в кринолинах. Спальня мистера Амоса будет пороскошнее, чем у графини. У него круглая кровать. Обитая малиновым шелком.
Тут я отвлекся окончательно. Попытался вообразить себе, как мистер Амос ворочается на круглой малиновой кровати. Это оказалось потруднее, чем представить себе графиню в ряду девиц из кордебалета.
– Врешь ты все, – сказал я. – Мы же почти не разлучались.
Кристофер усмехнулся – или передернулся. Обхватил себя руками поверх ночной рубашки и сказал:
– Грант, какой же ты простофиля! Создать собственный фантом проще простого. Вам всем казалось, что я стою у стенки, пока графиня лопает свой ужин. Я же знал, что в это время мистер Амос точно занят только ею. Ты сам подумай, Грант. Много я в последнее время смотрел на тебя или заговаривал с тобой, когда подавали ужин?
Я сообразил, что вовсе не смотрел и не заговаривал. Удивился. Трудно было не отвлечься еще сильнее, чтобы выпытать у Кристофера, как он это делает, однако я взял себя в руки.
– Да, но что ты искал? Давай рассказывай. Ты ведь мой должник.
– Грант, – сказал Кристофер, – экий ты приставучий. Бегаешь за мной и вынюхиваешь, будто ищейка. Ну так и быть, расскажу. Только пойдем-ка обратно к себе. Я уже ноги отморозил.
Когда мы вернулись в комнату, он надел свою щеголеватую льняную курточку и завернулся в одеяло и простыню.
– Уже лучше, – сказал он. – И почему тут по ночам так холодно? Потому что мы высоко в горах? На какой высоте расположен Столлери, Грант?
– Три тысячи футов, и ты опять пытаешься меня отвлечь, – поведал я.
Кристофер вздохнул:
– Ну ладно. Я просто тянул время, чтобы сообразить, с чего лучше начать. Наверное, с того, что сам я не из вашего мира. Я из другого, из совсем другой вселенной, мы ее называем Двенадцатые Миры. Тебе трудно поверить в то, что твой мир – не единственный мир в мире, Грант?
– Да не особенно, – сказал я. – Дядя Альфред мне рассказывал, что, возможно, существуют и другие миры. Говорил, что все это как-то связано с вероятностями.
– Да. Правильно, – сказал Кристофер. – Одно недоразумение прояснили. Дальше тебе придется поверить, что я родился кудесником с девятью жизнями – а это куда круче, чем родиться просто волшебником, уж я-то знаю, о чем говорю, Грант, – и хотя жизней у меня осталось не так много, это никак не влияет на мои силы. И дома, в том мире, где я живу, я учился на так называемого Крестоманси. Крестоманси – это маг, которого правительство назначает следить за тем, как используется волшебство. Ты пока понимаешь, о чем речь?
– Да, – ответил я. – А если тебе не по душе эта работа?
– Тонко подмечено, – сказал Кристофер. – Остается одно: сбежать в Седьмые Миры. – Он рассмеялся, правда довольно печально. – Честно говоря, – продолжал он, – уже даже не прочь был стать Крестоманси, но потом я вдрызг разругался со своим опекуном, нынешним Крестоманси. Он человек очень серьезный и правильный – из тех, кто и допустить не может, что в чем-то не прав, – ну, ты понимаешь, о чем я.
– А чего бы ему не обучить кого-нибудь другого, с кем бы он лучше ладил? – предложил я.
Даже в темноте было видно, как Кристофер качает головой.
– Нет. Насколько нам известно, обучать-то больше некого. Судя по всему, Габриэль де Витт и я – единственные кудесники с девятью жизнями во всех известных мирах. Так что никуда нам друг от друга не деться. Он меня не одобряет, а я считаю его занудой. Но повздорили мы не из-за этого. У него под опекой много других людей моего возраста, почти все они живут вместе с ним в Замке Крестоманси, и есть у нас одна чародейка из Десятых Миров, которой нравится, чтобы ее называли Милли, и это такой особый случай. Она приезжает только на каникулы, потому что ее родные настаивают, чтобы она училась в пансионе. Последний из них был в Швейцарии…
– А где это? – спросил я.
– У вас в Седьмых ее нет, – ответил Кристофер. – Она расположена в Альпах, затиснута между Францией, Германией и Италией…
– Германию я тоже не знаю, – сказал я.
– А Тевтонские страны? – предположил Кристофер.
– А, ты имеешь в виду Славяно-Тевтонские страны! – догадался я. – Про них я знаю. Мама говорит, что Тесди… что предки моего отца приехали оттуда во времена Завоевания.
– О том, что история и география здесь совсем другие, мне и без тебя известно, – сказал Кристофер. – Учили-то меня неплохо. Ты хочешь услышать остальное?
– Продолжай, – попросил я.
– Так вот, – сказал Кристофер. – В этой швейцарской школе Милли было очень плохо. Она говорила, что и ученицы, и учителя – просто жуть и их там ничему не учат, а еще ее вечно наказывали только за то, что она не такая, как все, поэтому на последний семестр она отказалась туда ехать. Но опекун, разумеется, отправил ее насильно, потому как ведь так оно положено. Она расплакалась. Вообще-то, она никогда не плачет, поэтому я понял, что ей действительно скверно. Попытался сказать об этом опекуну, но он и слышать ничего не хотел, и тут-то мы и повздорили в первый раз. Милли пришла в полное отчаяние и просто сбежала из школы. И сделала это очень хитро, она ведь чародейка: учителя и опекун решили, что она прячется где-то в Двенадцатых Мирах. Но я-то знал с самого начала, что она в какой-то другой серии. Сказал об этом опекуну, но он ответил, что не намерен выслушивать всякие юношеские бредни. Так мы повздорили во второй раз.
Ненадолго повисло молчание. Я почувствовал, что Кристофер погрузился в мрачные размышления. Наконец он вздохнул и продолжил:
– В общем, вскоре после этого я почувствовал, что, где бы Милли ни пряталась, она попала там в беду. Я так разволновался, что снова пошел к опекуну. Но он, если не вдаваться в подробности, приказал мне заткнуться и выйти вон.
Опять ненадолго воцарилось мрачное молчание.
– Тогда мы повздорили в третий раз, – снова заговорил Кристофер. – Он сказал, что они делают все возможное, чтобы отыскать Милли, чтобы я прекратил зря тратить его время, а я ответил – не всё они делают, хотя бы уже потому, что он не желает меня выслушать. Признаюсь тебе, Грант, не будь он тоже кудесником с девятью жизнями, я бы превратил его в слизняка, так я рассвирепел!
– В результате ты сам отправился ее искать, – подытожил я.
– Когда бы все было так просто, – сказал Кристофер. – Я даже до этого доходил не одну неделю. Выяснить – разумеется, втайне, – куда сбежала Милли, само по себе оказалось нелегко, а как я теперь понимаю, это было самой простой частью задачи. Через пару дней я засек ее где-то в этой части Седьмых Миров, а за несколько часов сообразил, что нужно сделать, чтобы они меня не поймали. Мой опекун считает, что я скрываюсь в Двенадцатом «Б», но это только прикрытие – ради этого я и поехал с цыганами. С тех пор начались задержки. Цыгане, понимаешь ли, чуть ли не единственные люди, странствующие из одного мира в другой…