- Что ж,- произнесла она со вздохом, опускаясь в один из мягких диванов на двоих, недавно установленных в гостинной. - Полагаю, все прошло успешно.
- Хорошо справился, Адриан,- добавил отец. Это был достаточно весмый комплимент, прозвучавший из его уст. -Теперь у нас меньше проблем для беспокойства.
Я покончил с портвейном, поданным с десертом.
- Не могу сказать, не будучи приглашенным на ежегодный летний чай Шарлин Бадика, что представляет собой “проблему”, но если я смог помочь, я рад.
- Вы оба помогли устранить ущерб, причиненный семье. Будем надеяться, что так оно и будет. - Он встал и потянулся. - Я собираюсь вернуться к себе в комнату. Увидимся утром.
Прошло тридцать секунд после его ухода, когда смысл его слов проник в мой, пропитаный вином, мозг.
- В его комнату? Разве она у вас не общая?
Моя мать, все еще выглядя красивой после долгого вечера, изящно скрестила руки на коленях.
- На самом деле, дорогой, я сплю теперь в твоей старой комнате.
- Моей … - Я изо всех сил пытался понять смысл этих строк. - Подожди. Так вот почему ты послала меня в гостевую комнату? Я думал, ты сказала, что я нуждался в своем собственном пространстве.
- И то и другое, правда. Ты действительно нуждаешься в собственном пространстве. А что касается второго… хорошо, начиная с моего возвращения, твой отец и я решили,что работать будет намного лучше, если каждый из нас живет своей жизнью здесь… просто под одной крышей.
Ее тон был такой легкий и приятный, что трудно было понять всю серьезность ситуации.
- Что это значит? Вы разводитесь? Вы отдалились?
Она нахмурилась. - О, Адриан, какие некрасивые слова. Кроме того, люди, как мы не разводятся.
- И женатые люди не спят в разных спальнях, - утверждал я. - Чья это была идея?
- Это было взаимно, - сказала она. - Твой отец не одобряет то, что я сделала, и это нас смущает. Он решил, что не может меня простить, и честно, я не против спать самостоятельно.
Я был потрясен этим.
- Тогда разводитесь и будьте действительно самостоятельны! Потому что, если он не может простить тебя за импульсивные действия в защиту своего сына … что ж, я никогда не был женат, но это не кажется правильным со стороны мужа. Я не знаю как можно любить кого-то, кто относится к тебе как он.
- Дорогой, - сказала она с небольшим смехом, - любовь не имеет ничего общего с этим.
- Здесь всё имеет дело с этим! - воскликнул я. И быстро понизил голос, вдруг ненароком папа вернётся. Я был не совсем готов к этому. - Зачем ещё жениться или оставаться в браке, если не по любви?
- Это очень сложно, - сказала она тоном, который использовала, когда я был ребёнком. - Учитывая статус… Будет выглядеть неправильно, если мы расстанемся. К тому же… Ладно, все мои финансы связаны с твоим отцом. Мы составили документы, когда поженились и скажем так: если мы разведёмся, то у меня не будет никакой возможности содержать себя.
Я вскочил на ноги.
- Тогда я буду тебя содержать.
Она встретила мой взгляд спокойно.
- Чем, дорогой? Твоими занятиями по искусству? Я знаю, королева не платит вам за помощь, хотя кто его знает, что она должна.
- Я найду работу. Любую работу. Мы могли бы начать с малого, но по крайней мере ты имела бы чувство собственного достоинства! Ты не должна оставаться здесь, привязанная к его деньгам и его суждениям, притворяясь, что это любовь!
- В этом нет притворства. Это так близко к любви, как только можно получить в браке.
- Я не верю в это, - сказал я ей. - Я знаю, что такое любовь, мама. У меня была любовь, котороя горела всеми фибрами моего существа, которая заставляет меня быть хорошим человеком и которая расширяет мои возможности каждую секунду. Если бы у вас когда-то было что-то подобное, то вы всей силой держали бы это.
- Ты так думаешь потому что молод и не знаешь ничего лучше, - её голос был так спокоен, это почти расстроило меня. - Вы думаете любовь это безрассудные отношения с дампиркой, просто потому, что это интересно. Или ты про ту девушку, по которой ты тосковал в самолёте ? Где она? Если ваша любовь настолько всеполглощающая и может восторжествовать над всем, то почему вы не вместе?
Хороший вопрос, сказала тетя Татьяна
- Потому что… это не так просто, - сказал я маме сквозь стиснутые зубы.
- Это не так просто потому, что это нереально, - ответила она. - Молодые люди принимают влечение за “настоящую любовь” там, где этого понятия и нет совсем. Любовь между матерью и ребёнком? Да, это реально. Но некоторые романтические иллюзии побеждают всё? Не обманывай себя. Твои друзья, которые имеют грандиозные романы, в конечном итоге увидят истину. эта твоя девушка, она там, где она есть, и она не вернётся. Перестань гоняться за мечтой и сосредоточься на ком-то, с кем можно построить стабильную жизнь. Это то, что мы с твоим отцом сделали… И могу сказать, это нам очень хорошо помогало.
- Всегда? - Спросил я слабым голосом. - Ты всегда жила с этим обманом?
- Хорошо… - призналась она. - Некоторые части нашего брака были более… Дружные, чем другие. Но мы всегда были прагматичны в этом.
- Ты была холодна и поверхностна по отношению к своему браку, - сказал я. - Когда ты вышла из тюрьмы, ты сказала, что поняла, какие вещи имеют значение. Видимо нет, раз ты готова мириться с этим, с человеком который не уважает тебя, ради имиджа и денег. Достаток не стоит этого. И я отказываюсь в это верить, лучшее, на что каждый может надеяться, это любовь. Дело не только в этом. У меня будет больше, чем это.
Глаза моей матери были почти печальны, когда я встретился с ними:
- Тогда где она, милый? Где твоя девушка?
У меня не было хорошего ответа для нее. Все, что я знал, что я больше не мог выдержать пребывание там. Я выбежал из особняка, с удивлением чувствуя укол слез в моих глазах. Я никогда не думал, что мои родители относились к цветочным, романтическим типам пар, но я верил, что все еще была какая-то сильная привязанность, несмотря, а может быть из-за их колючих характеров. Было выбрано не лучшее время для сказанного, что был обман, что вся любовь была обманом. Я не верил в это, конечно. Я знал, что настоящая любовь есть.
Я испытал это на собственном опыте … но слова моей матери задели, потому что прямо сейчас я был уязвим, потому что неважно, насколько популярен я был при дворе или какими хорошими намерениями бы я не обладал, я все еще был далек от обнаружения Сидни. Мой мозг не был готов принять слова матери, но сердце, полное страха и сомнений, переживало, что её слова могли оказаться правдой и, что темное притяжение духа только всё ухудшило. Это заставило меня обругать себя. Возможно, я никогда не найду Сидни. Может быть, я больше никогда не познаю любви. Может, желать чего-то очень сильно недостаточно, чтобы оно случилось.
На улице похолодало, и свежий ветер предрекал дождь. Я сделал паузу в своей прогулке и попытался обратиться к Сидни, но вино, выпитое в обед, ослабило мои возможности. Я сдался и достал свой сотовый телефон, выбирая более простое средство общения. Нина ответила после второго гудка.
- Привет, - сказала она. - Когда я не услышала ничего от тебя , я подумала… ну, не важно. Как идут дела?
- Было лучше. Не хочешь заняться чем-нибудь вечером?
- Конечно. Чем бы ты хотел заняться?
- Это не имеет значения, - сказал я. - Ты можешь выбрать. У меня есть миллион приглашений. Мы можем ходить на вечеринки всю ночь.
- Разве ты не хочешь передохнуть? - поддразнила она меня, не зная, как близко была к удару по нервам. - Я думала, ты сказал, что пробуешь протрезветь время от времени.
Я подумал о своей маме, пойманной в ловушку несчастным браком. Я подумал о себе, пойманном в ловушку и лишенном каких-либо вариантов. И я подумал о Сидни, которая просто была поймана в ловушку. Это было слишком много, слишком много для меня, чтобы сделать что-либо со всем этим.
- Не сегодня, - сказал я Нине. - Не сегодня.
Глава 7 Сидни
ЭТО ДЛИЛОСЬ ПОЧТИ НЕДЕЛЮ, пока другие заключённые не прекратили двигать свои столы подальше от меня или съеживаться, при соприкосновении со мной. Они все еще далеки от доброжелательности ко мне, но Дункан поклялся, что я прогрессирую.
- Я видел, как для достижения такого результата требовались недели или даже месяцы, – сказал он мне однажды на уроке искусства, – В скором времени тебя позовут посидеть на ланче вместе с крутыми ребятами.
- Ты мог бы позвать меня, - заметила я.
Он усмехнулся, подкрашивая лист на сегодняшнем проектном натюрморте: копирование папоротника в горшке, который стоял на столе Эддисон.
- Ты знаешь правила, малыш. Есть ещё кто-то, кроме меня, кто может протянуть тебе руку. Держись. Кто-то ещё попадет в беду в ближайшее время, а затем придет и твое время. Джона бывал в беде много раз. Также как и Хоуп. Ты увидишь.
С того первого дня Дункан в значительной степени ограничил наше общение в этом классе, не учитывая случайные колкости в холлах, если никто не был достаточно близко, чтобы услышать.
- Ты мог бы позвать меня, - заметила я.
Он усмехнулся, подкрашивая лист на сегодняшнем проектном натюрморте: копирование папоротника в горшке, который стоял на столе Эддисон.
- Ты знаешь правила, малыш. Есть ещё кто-то, кроме меня, кто может протянуть тебе руку. Держись. Кто-то ещё попадет в беду в ближайшее время, а затем придет и твое время. Джона бывал в беде много раз. Также как и Хоуп. Ты увидишь.
С того первого дня Дункан в значительной степени ограничил наше общение в этом классе, не учитывая случайные колкости в холлах, если никто не был достаточно близко, чтобы услышать.
Поэтому я поняла,что меня тянет к урокам искусства. Это был единственный раз, когда кто-то разговаривал со мной как с существующим человеком. Остальные задержанные игнорировали меня в течение дня, и мои инструкторы, будь это на уроке или на чистке, никогда не упускали возможности напомнить мне о том, что я была грешницей. Дружба с Дунканом сосредотачивала меня, напоминая мне, что есть надежда на это место. Он был по-прежнему осторожен со своими словами, даже на этом уроке. Хотя он редко упоминал Шанталь - подругу, которая, я тайно знала, была больше чем подругой, и которую алхимики забрали, я могла сказать, что ее потеря преследовала его. Он беседовал и улыбался с другими во время еды, но решил для себя не разговаривать чрезмерно ни с одним человеком там или на уроках. Я думаю, что он слишком боится риска навлечь гнев алхимиков, даже из-за случайного знакомого.
- У тебя неплохо получается, – сказала я, указывая на деталь на его листьях, – Это из-за твоего длительного пребывания здесь?
- Нет, рисование было моим хобби до приезда сюда. Я ненавижу этот натюрмортное дерьмо, хотя , - он остановился чтобы посмотреть на его папоротник. - Я бы убил, чтобы нарисовать что-то абстрактное. Я бы хотел нарисовать небо. Кого я обманываю? Я бы очень хотел увидеть небо. Я не рисовал много пейзажей на открытом воздухе, когда был в Манхеттене. Думал, что я слишком хорош для него, и поберёг себя для закатов в Аризоне.
- Манхеттен? Вау. Это довольно впечатляюще.
- Впечатляюще, - согласился он. - И оживлённо, и шумно. Я ненавидел его… а теперь я бы сделал всё, чтобы вернуться туда. Вот, где ты и твой задумчивый парень должны оказаться в конечном итоге.
- Мы всегда говорили о поездке куда-нибудь, как, например, в Рим, - сказала я.
Дункан принялся издеваться.
- Рим? Зачем испытывать трудности языкового барьера, если вы можете получить все, что хотите, в США? Вы сможете позволить себе лишь съемную квартиру, ради которой придется работать на двух работах, в то время как здесь ты сможешь брать уроки, какие только можно представить, а он будет общаться со своими безработными друзьями из Бушвика. Будете возвращаться домой ночью, чтобы поесть корейской еды, а после заниматься любовью на протёртом матрасе на полу. А на следующий день все повторится.
Он продолжил рисовать.
- Неплохой образ жизни.
- Совсем неплохой, - сказала я, улыбаясь, несмотря на свои ощущения.
Я чувствовала, что улыбка поблёкла, а боль пронзила сердце от мыслей о любом моем будущем с Адрианом. Описанное Дунканом было так же заманчиво, как любой из планов побега, которые мы с Адрианом придумали.
- Дункан… что ты имел в виду, когда сказал, что я сделаю все, чтобы оказаться там?
- Не надо, - предупредил он.
- Чего не надо?
-Ты сама знаешь чего. Я просто неудачно выразился.
- Да, - начала я. - Но если бы был способ, как можно отсюда выбраться и…
- Его нет, - сказал он прямо. – Ты не первая, кто предлагает это. Ты не последняя. И если я могу помочь тебе, то ты не будешь брошена обратно в одиночную камеру за что-то подобное. Я уже говорил тебе, что нет никакого выхода.
Я очень тщательно продумывала дальнейшие действия. Вероятно, в прошлом году он видел, как другие пытаются бежать отсюда и, судя по его реакции, видел их провал. Пару раз я спросила его о выходах, но он, как и я, никогда бы не смог их найти. Мне нужно было выбрать другой подход и начать собирать другую информацию, способную вывести нас на свободу.
- Дашь мне ответ о еще двух вещах? - спросила я напоследок, - Не о выходах?
-Если я смогу, - сказал он осторожно, все еще не глядя мне в глаза.
- Ты знаешь, где мы?
- Нет, - быстро ответил он. – Никто не разгласит информацию, являющуюся частью их плана. Единственное, в чем я уверен – каждый уровень, на котором мы когда-либо будем находиться, расположен под землей. Вот почему здесь нет окон и обычных выходов.
- Ты знаешь, как они поставляют сюда газ? Стой, ты не знаешь, о чем я, - добавила я, видя, как он начинает хмуриться. – Ты должен был заметить его, когда был в одиночной камере. Они и сейчас его используют, чтобы ночью сбить нас с толку и держать в возбужденном состоянии, когда мы спим.
- Им даже не нужны наркотики, - отметил он. – Групповое мышление делает ту же работу, что и паранойя.
- Не уклоняйся от ответа. Так ты знаешь или нет, откуда подается газ?
- Только потому, что папоротник – сосудистое растение, не значит, что они производят углекислый газ по-другому, - перебил он меня. Я опешила от того, какие странные изменения произошли в его голосе. – Все химические реакции основного фотосинтеза все еще здесь. Они просто используют споры вместо семян.
Я была слишком обескуражена, чтобы ответить сразу же, но тут я увидела, что ответ не требовался: Эмма стояла рядом с нами, ища ящик с цветными карандашами. Было ясно, что она все слышала.
Я сглотнула и попыталась выдавить из себя какое-то подобие слов.
- Я не спорила. Просто обратила внимание на то, в палеонтологических летописях говорится о мегафилах и микрофилах. Ты тот, кто погряз в фотосинтезе.
Эмма нашла то, в чем нуждалась и удалилась, отчего почва ушла у меня из-под ног.
- Господи, - произнесла я, как только она пропала из пределов слышимости.
- Это, - сказал Дункан, - причина того, почему тебе нужно быть осторожней.
Урок закончился, и я провела остаток дня в нервном ожидании, что Эмма доложит на меня в какой-то орган, который заберет меня для чистки или, чего хуже, вернет обратно в темноту. О, из всех людей, которые могли услышать нас! Остальные заключенные не торопились завязывать со мной социальные контакты, но я была в состоянии определить, кто нанес бы больший ущерб. И Эмма? Она была худшей. Некоторые иногда ошибались, как, например, Хоуп, отпустившая своенравный комментарий. Но моя идеальная соседка никогда не отклонялась от идеального образа алхимика. На самом деле, она старалась уничтожить тех, кто не попадал под одну линию. Я честно не понимала, почему она все еще была здесь.
Но за мной никто не пришел. Эмма не так долго стояла рядом с нами, и я смела надеяться, что она слышала лишь поспешное оправдание Дункана про фотосинтез.
Когда настало время причастия, мы все пошли в часовню. Некоторые сели на сложенные стулья, а другие, вроде меня, бродили по комнате. Вчера было воскресенье, и вместо общения мы собрались здесь со всеми нашими инструкторами, после чего пришел проповедник, и мы устроили настоящую церковную службу, молясь о наших душах. Это была единственная часть программы, которая изменилась. В худшем случае, у нас снова были бы те же самые уроки по выходным, на которые мы ходили в будни. Но это была единственная уступка, расширяющая наши права и возможности, и даже не из-за его слов, а потому, что это был один из многих способов отметить время. Каждая крупинка информации, получаемая мною здесь, могла быть использована только для того, чтобы помочь мне… Я надеялась.
Вот почему я читала Стену Правды каждый день до этих встреч. Здесь были истории заключенных, пришедших раньше меня, и я жаждала узнать что-либо. В основном, все сообщения были одинакового содержания, и сегодня не было исключений. Я согрешил против моего рода и очень жалею. Пожалуйста, возьмите меня обратно в лоно. Единственное спасение – спасение человеческой души. Сообщение, отличное от других, было следующего содержания: пожалуйста, выпустите меня. Увидев Шеридан, входящую в комнату, я хотела было присоединиться к остальным, когда заметила что-то в углу. Это было в том районе стены, где я еще не успела прочитать каракули в письменной форме.
Карли, мне жаль. - К. Д.
Я почувствовала, что у меня отвисла челюсть. Было ли это возможным…могло ли это быть…чем больше я смотрела на это, тем больше я убеждалась в реальности того, что видела: извинения моей сестре Карли от Кита Дарнелла, парня, который ее изнасиловал. Я предположила, что это могла быть другая Карли или кто-то еще с такими же инициалами…но мой инстинкт говорил иначе. Я знала, что Кит был в центре перевоспитания. Его преступление отличалось от моего по характеру, а также он был освобожден более чем 5 месяцев назад. Когда он вышел отсюда он был практически как зомби. Было сюрреализмом думать, что он ходил по тем же залам, был в тех же классах, пережил ту же чистку. И было все еще тревожно думать, что я могу стать похожей на него, когда выйду отсюда.