Умыв её, усадив за стол и снабдив тарелкой с мелко накрошенной едой, я иду проверить, как там Старейшина. Дедусь валяется, заложив руки за голову и с блаженством на лице смотрит в окно, где на карнизе тусуются очаровательные сине-оранжевые птички.
— Весна, — радостно сообщает мне Унгуц вместо здрасьте. — Жукоеды прилетели. Скоро рыба под мостом пойдёт… Эх, как думаешь, Лиза, смогу я ещё этим летом с крыши дома рыбу ловить?
У обезболивающего, конечно, разные побочные эффекты бывают, но за этим конкретным помутнений рассудка вроде не числится. Может, я что-то не так поняла?
— С крыши? — тупо переспрашиваю.
— Ну да, у меня дом-то на самом берегу, так что как раз на крыше сидишь, как на мостках… ох… — его лицо резко мрачнеет. — Дом-то… А где моя девочка? Азамат её нашёл?
— Да, — вздыхаю облегчённо. Кажется, с дедом всё в порядке. — На кухне внизу сидит, завтракает. Вы как себя чувствуете? Есть хотите?
— Так она тут ночевала, что ли? — удивляется он.
— Ну да, а куда ж её девать?
Старейшина пару секунд моргает, потом откидывает голову, что-то бормоча под нос.
— Чего? — переспрашиваю я. Ну пожалуйста, хоть этот пусть не говорит, что это неприлично!
— Я говорю, удивительно, как Алтонгирел разглядел, что вы с Азаматом думаете одинаково. Что он чужого ребёнка в свой дом пустит не задумываясь, я не сомневался. Но что ты… Это прямо удивительное совпадение, чтобы муж и жена оба были такими добрыми людьми.
— А чего тут особо доброго? Не последнюю краюшку отдаём, место-то есть.
Он задумчиво кивает, видимо, оставшись при своём мнении.
После завтрака и осмотра пациента (я же теперь, как большая, старательно заношу всех, кого лечу, в базу, создаю им там медкарту, пишу дневники… раньше в больнице меня вся эта волокита ужасно раздражала, а здесь даже как-то успокаивает, как будто я не единственный компетентный врач на планете) я оставляю младшую на попечении старшего и наоборот, а сама-таки топаю на рынок. С тачкой. А что делать? На машине туда бессмысленно, это ж один квартал всего, а в сам рынок не заедешь. Да и у нас к двери не подъедешь, только к задней, но она на зиму заколочена, потому что зачем зимой открытая терраса. А в руках нести тоже не хочется. Азамат-то носит, ну так он и меня не заметив поднимает. Кстати, интересно, на лошади ведь необязательно самой сидеть, там же как-то можно навьючить багаж… Может, когда мне моего мерина пригонят, можно будет его как тачку использовать?
На рынке, как всегда, слякотно и пахнет раскисшими фруктами. Впрочем, свежими фруктами там тоже пахнет, а ещё горячими медовыми сластями, пряностями, копчёным мясом и рыбой и прочими разными вкусностями. Я вообще очень люблю покупать еду и планировать, что я из неё сделаю и с чем съем. А сегодня к этому примешивается смутное желание угостить всех чем-нибудь этаким, да и Азамата надо каким-нибудь деликатесом побаловать, а то он сегодня, по-моему, даже не завтракал.
Женщин на рынке мало, как покупательниц, так и продавщиц. Это, в общем, понятно: торговцы — народ небедный, жёны у них дома сидят обычно. А столичные покупатели и вовсе слуг отправляют на рынок, сами-то разве что за одеждой лично прогуляются. Магазины на Муданге тоже есть, они обычно располагаются в гостиной дома ремесленника, который делает товар. Ещё есть несколько магазинчиков импортных товаров, привезённых с Броги, Гарнета, Тамля или ещё каких-нибудь других планет. Но мне лично всё это разнообразие не очень нужно. Еду всё равно на рынке покупать надо, а всякие блага цивилизации у меня с собой. Хуже то, что инопланетные производители напрочь отказываются посылать товары на Муданг по туннелю, потому что он естественный и слишком часто проглатывает или выплёвывает в неожиданном месте то, что по нему едет, чтобы страховые компании могли на этом заработать. Так что когда у меня возникнет потребность в каком-нибудь немуданжском товаре, самым быстрым способом это получить будет попросить Сашку отправить с Земли. Тамошняя почта пока не знает, что тут туннель плохой, и выпендриваться не будет.
Однако как ни мало женщин на базаре, а вот же молоко я покупаю у тётки. Она, правда, с лица страшненькая, но за двумя своими коровами ходит хорошо. На Муданге коров мало держат, не знаю уж, почему, так что молоко обычно козье или овечье, а мне оно не слишком нравится. Я, правда, и пью-то его раз в неделю, ну ещё в кофе добавляю или, там, в тесто. А вот Азамат может в день литра три выдуть только так, и холодного, и горячего, и парного (вот уж гадость!), и ещё в печку ставит в толстостенном горшке, чтобы пенка образовалась. На местном молоке эта пенка выходит сантиметров пять, а то и десять толщиной, а на вкус что-то вроде очень жирных взбитых сливок. Но всё равно пенка, бе.
Так вот, эта добрая женщина согласилась мне лично делать пресный творог и сыр. Надо будет ещё попросить Сашку прислать вкусного кефира, чтобы она оттуда бактерию расселила.
А вот рядом с моей молочницей неожиданно супружеская чета. Он — мелкий (по муданжским меркам) мужичонка, тощенький такой и проворный, личико обезьянье бородой прикрывает. Она — мощная, крупная тётка (опять же, по муданжским меркам) с зычным голосом и большими сильными руками. Поскольку на Муданге вообще сильно развит половой диморфизм, то супруги получаются почти одного роста. Наверное, это считается очень некрасиво, насколько я уже имею представление о муданжском чувстве красоты.
Торгуют они орехами, сухофруктами, мёдом, каким-то псевдолечебным варевом и тому подобной бакалеей. Но я застыла перед лотком не поэтому. На мужике классический тёплый муданжский халат распахнут, под ним рубашка и штаны ну так расшиты, просто-таки так расшиты, что я и товара-то не вижу. Да и халат, хоть вышивки на нём немного, но сидит, как на принце каком-то. Так аккуратно и точно, что почти изящно, хотя в развязанном виде этот предмет одежды изящным быть не может в принципе.
Осознав, что неизвестно сколько времени стою перед прилавком с разинутым ртом, я решаю немедленно во всём сознаться.
— Здрасьте, — говорю. — Какая у вас одежда красивая, я прямо залюбовалась. Это кто же такая мастерица?
— Жена, — довольно отвечает он, — кто ж ещё.
Вот тут-то я и рассматриваю эту самую жену. Она издаёт гулкий клич, выполняющий роль смеха.
— Что ж тут у вас в столице, шить разучились, коли мои поделки такое удивление вызывают?
— Да у нас, — говорю, — каждая мастерица от других свои приёмы скрывает, а в итоге у каждой только что-то одно хорошо получается.
— Эх вы-ы, — протягивает торговка, — корыстолюбцы! Можно подумать, на продажу делают! Это же самому дорогому человеку в подарок!
Тут у меня в голове что-то щёлкает. Я принимаюсь медленно набирать всякую фигню с прилавка, а тем временем невзначай задаю классический муданжский вопрос:
— А что же вам дома не сидится? Небось денег-то хватает…
— Да я уж насиделась, — жизнерадостно сообщает тётка. — Шестерых сыновей вырастили мы, всё уже, хватит дома сидеть. Мужу-то и помогать надо иногда, я так считаю. Тоже ведь не юноша. А заодно тут и подзаработаем на старость, и со всякими разными людьми потрёмся, оно и развлечение!
— Это вы хорошо придумали, — говорю. — А далеко живёте-то?
— Да час на машине вниз по реке, — кивает в ту сторону. — Мы ж сами-то не выращиваем, у других покупаем летом свеженькое, сушим-варим и зимой продаём. Хоть, может, кто-то считает, что это нечестно, да мне кажется, так лучше выходит. А то, если у кого сад, это же надо успеть всё собрать да переработать, а спешка до добра не доводит, как думаете? А мы потихонечку всё переберём, лучшее выберем и на зиму сохраним, и вам же вкусней будет, правда?
— Не сомневаюсь, — усмехаюсь я. — Давайте-ка мне вот этого, вон того, ещё этих вот пять сортов и вон тем заполируем, а ещё, скажите, вы уроков шитья не даёте? А то я бы поучилась за денежку.
— Да мил моя, кто ж за такое деньги берёт? — восклицает она, а потом хитро на меня щурится. — Да ты не та ли инопланетянка, про которую все говорят?
— Скорее всего, та, — сознаюсь. — Вряд ли нас тут две таких.
— Да уж, — хохочет торговка. — И что, прям с Земли? Ну надо же! А правду говорят, будто ты за этого наёмника Байч-Хараха замуж вышла? Правда? И как он?
Я поджимаю губы, памятуя, что ожидается в ответ на этот вопрос.
— Отлично. Прекрасный мужик.
— Хорошая ты девка, я смотрю, — широко улыбается она. — Так значит, учиться хочешь? Ну давай вечерком, как торговля кончится. Хотя у тебя ж клуб, наверное…
— Шакал с ним, с клубом. Не хочу я туда идти, и никто меня силком не затащит, — категорично объявляю я. — Лучше подругу позову, и будет у нас собственный клуб прямо у меня дома. Глубокий дом знаете? С драконьей чешуёй на крыше?..
Глава 8
Дома подозрительно тихо. Порыскав по комнатам, устанавливаю, что девчонки там нет. Вот зараза мелкая, нельзя на час оставить с дедом! Кидаюсь к Старейшине, дескать, так и так, нету нигде.
Глава 8
Дома подозрительно тихо. Порыскав по комнатам, устанавливаю, что девчонки там нет. Вот зараза мелкая, нельзя на час оставить с дедом! Кидаюсь к Старейшине, дескать, так и так, нету нигде.
— Так она в клуб ушла, — невозмутимо объясняет он, приподнимаясь на подушках.
— В какой такой клуб? — моргаю. Они чего, такие маленькие уже посещают этот гадюшник?!
— Ну как какой, детский. Грамоте учиться.
— А-а, в школу, что ли? — облегчённо догадываюсь я.
— Не-ет, — смеётся Старейшина. — В школу парни идут с двенадцати лет. А это просто детский клуб, они там играют, учатся, поделки мастерят, сказки слушают…
— Ах вот оно как. А кто их учит?
— Ну, Ирих ходит к Старейшине Асундулу и его жене, а так вообще обычно какая-нибудь пожилая чета, у которой свои дети уже все взрослые, устраивает клуб для соседских. Родители им за это подарки дарят, а дети иногда и по хозяйству помогают.
Мне всё это живо интересно, надо же знать, где и у кого будет учиться моё чадо. Не лететь же ему на Землю за образованием…
— А как ребёнок впервые попадает в клуб?
— Да как, приходит и всё.
— В любой?
— Обычно в ближайший, но можно и в другой какой, если, скажем, друзья там. Ну и, конечно, кто с певчими именами — отдельно, а кто с глухими — отдельно.
— А их по-разному учат?
— Конечно, певчие-то потом могут в школу пойти, так что их больше учат всякой мудрости человеческой, а простых людей учат руками работать, ну и грамоте-счёту, конечно.
— Так выходит, на Муданге все читать умеют? — несколько удивляюсь я. Для такой дикой культуры это довольно странно. На Тамле, например, грамотных процентов двадцать, а на Эспаге и того меньше.
— Ну да, — задумывается Унгуц. — Разве что безродные не умеют, потому что кто ж их учить будет… А так все. А чего там, буквы-то запомнить, они же простые.
Это в чём-то правда. В муданжском языке всё пишется, как слышится почти без исключений, а буквы — это просто таблица умножения. Они бывают гласные и согласные (что, очевидно, очень важно для муданжской культуры). Гласные поизящнее, согласные погрубее. Буквы А и Т — основные. С помощью разных хвостиков, петелек и надстрочных украшений они превращаются во все остальные буквы. При этом один и тот же хвостик на разных буквах значит одно и то же. Например, кружочек над буквой делает П из Т и О из А, а галочка слева превращает Т в Д, П в Б и так далее. В итоге азбука выглядит как таблица, где к стандартному элементу в каждой строчке прибавляется всё больше значков. Азамат мне даже показывал какую-то математическую игру, где надо на доске с этой таблицей расставлять фишки так, чтобы все значки в закрытых клетках составляли в сумме какое-то магическое число. В общем, разновидность судоку.
Я вынуждена прервать интересный разговор, потому что звонит Азамат уточнить какие-то такие подробные детали про мой будущий дом, что я даже не знаю, с какого конца над ними задуматься. Обещаю подумать минут десять и перезвонить, а для стимуляции хозяйственной мысли иду вниз раскладывать по местам покупки. Их много, они вкусные, и меня это несказанно радует. Наконец, набив холодильник и отчаявшись принять хоть какое-то решение, перезваниваю мужу. У него там на заднем плане крики, лязг и стук молотка. Чувствую, жилищный вопрос тут решается быстро… Азамат обещает сегодня быть дома к обеду. Надо же что-нибудь ему вкусненькое приготовить…
К Унгуцу я снова поднимаюсь час спустя, заготовив полуфабрикаты для обеда.
— О, Лиза-хян, — радуется он, награждая меня ласкательным суффиксом, — Как же мне тут скучно одному, ты не представляешь! Да ты, небось, сейчас опять меня пилюлями напихаешь и ускачешь куда-нибудь?
— Да надо сходить с Оривой позаниматься, — говорю. — А вечером тут буду. Э-э-э… Ирих скоро из своего клуба придёт?
— А кто ж её знает? — пожимает плечами Унгуц. — Если там интересно, то нескоро. А иногда скучно бывает, так через час приходит. А чего же ты вечером дома? У тебя ведь тоже клуб должен быть.
Я строю противную рожу. Получать нагоняй от Унгуца не хочется, но не скрывать же, в самом деле… Да и может, он не будет ругаться…
— Я решила больше туда не ходить. Я свой клуб организую, прямо тут, в гостиной.
Унгуц смотрит на меня, как под гипнозом, потом медленно качает головой.
— Бедный Алтонгирел, — неожиданно выдаёт он. — Измучаешь ты его совсем.
Проморгавшись, я решаю прояснить этот момент.
— Вообще-то Алтонгирелу совсем не обязательно обо мне беспокоиться. Я его своим духовником не назначала, или как там у вас это делается… Я бы с удовольствием выбрала на эту роль кого-нибудь с более широкими взглядами.
— Ишь ты, — усмехается Унгуц. — Духовника она захотела с широкими взглядами. Духовники, моя дорогая, нужны, чтобы волю богов приводить в исполнение в точности, и следить, чтобы правил никто не нарушал.
— Хотите сказать, они все такие? — упавшим голосом протягиваю я.
— Да Алтонгирел для своего возраста, можно сказать, мудрый. Остальные-то попроще будут. Широта зрения, она, знаешь, с годами приходит. Вот кому хотя бы лет пятьдесят, те дальше видят, понимают, для чего правила нужны, а когда ими можно пренебречь для общего блага. Но только тогда они уже Старейшины, а не личные духовники своих приятелей. Мудрых людей на всех не хватит, они должны планету в руках держать. А среди молодых тебе искать нечего, только хуже найдёшь. Алтонгирел-то вон какой дальнозоркий оказался, тебя с Азаматом свёл.
— Да ни шакала он нас не свёл! Он меня собирался за кого-то другого выдать, а как узнал, что у меня имя певчее, то пришлось мне предоставить выбор! Вот я и выбрала! Я, понимаете, а не он!
Унгуц покровительственно усмехается в бородёнку.
— Я тебе, Лиза, назидательную историю расскажу. Вот назвали меня при рождении таким именем дурацким. Даже родители смеялись. А уж в клубе, да в школе вообще спасу не было. Я всё ходил к Старейшинам и выспрашивал, за что же мне такое имя? А они молчком. Так я себе решил, тогда же, в детстве, мол, надо так жизнь прожить, чтобы в старости меня позвали в Старейшины, вот тогда не отвертятся, скажут. И это мне, как видишь, удалось. Как стукнуло мне сорок годочков, призвали меня на Совет и говорят, дескать, Унгуц, изрядно ты послужил отчизне, давай, принимай посвящение. А я отнекиваться. Дескать, у меня дел полон дом, куда мне ещё тут судьбу планеты решать. А дело было под новый год, и в тот год ни один человек ещё в столичный Совет не вступил. Но есть же правило, что каждый год надо Совет пополнять, а то ведь старики, умирают часто… Так они меня давай уговаривать. А я такой им и говорю, мол, приму посвящение, если скажете, за что меня так назвали в детстве. Тут старший духовник улыбается так весело и протягивает мне бумаженцию, а там написано, дескать, сына Унгала Белоглазого назвать Унгуц, ибо из него выйдет хороший Старейшина или хороший вор, так вот чтобы дорогу не спутал, повесить ему приманку. Видишь, Лиза, боги-то, они всё знают наперёд. Плохой духовник, который богов не чувствует, он бы тебе выбора не дал, да и вообще с этой женитьбой не затеялся. А Алтонгирел, я думаю, много усилий приложил, чтобы вас свести, даже если он сам так не думает.
Я не могу сдержать смех. Да уж, против собственной воли Алтоша за нас порадел, это точно.
Хорошо хоть, Унгуц не ругается за клуб. Но вот что от Алтонгирела я никуда не денусь — вот это плохо. Хотя… кто знает, если эти их боги так хитро всё устраивают, может, Алтоша тоже зачем-то нужен? Или это меня пытаются заставить что-то делать? Тьфу, пропасть, не хватало ещё головой повредиться на религиозной почве.
Орива воспринимает мою идею о собственном клубе без особого энтузиазма.
— Да я вообще не большая мастерица, — пожимает она плечами.
— Вот и поправишь это!
— Кабы я хотела, я бы научилась, а так уж очень это всё женское, скучное… А вы будете что-нибудь про целительство рассказывать за работой?
— Конечно, почему нет? Не молча же шить! И всякое обучающее видео буду ставить.
— Тогда я за! — мгновенно светлеет лицом Орива. — А кто ещё будет?
— Да пока только мы втроём, у меня больше подруг нету… Хотя… — тут мне в голову приходит мысль, за которую Алтоша мне точно эту самую голову откусит, но духовника бояться — за порог не ходить, я так считаю. — Слушай, а ты не против, если с нами ещё парень будет? Он просто давно просился поучиться шить, а всё никак не складывалось…
— Парень — шить? — изумляется Орива. Потом догадывается: — А-а, это такой смешной мальчик, который у вас бывает иногда? С завитыми волосами, да? Он ведь, кажется, пара Алтонгирела?
— Он самый.
— Хм, надеетесь, что Алтонгирел к вам меньше прицепляться будет? Ладно, я не против. С этим парнишей ещё веселее будет.
Азамат и голубцы поспевают одновременно, так что я очень горда собой. Азамат весь сияет — видимо, созидательная деятельность приносит ему много удовольствия. Он стаскивает Унгуца вниз, на диван, и вручает ему какие-то книги и вещи, которые удалось вынуть из-под завала.