Но оно снова и упорно возрождалось. Теперь они жили в эпоху Просвещения, которое коснулось и мужчин. Ради защиты Братства они всегда старались быть на шаг впереди, и в результате Братство со временем стало весьма защищенной и очень тайной организацией.
Лорд Лейзонби, широко расставив руки на балюстраде и наклонившись вниз, разглядывал ходящую по кругу толпу, в то время как Бессетт оценивающе наблюдал за ним.
— А что ты сделал с парнем из «Кроникл»? — поинтересовался Бессетт.
— Заманил в переулок и потерял где-то в трущобах.
— Господи, он же мог там погибнуть, — сказал Бессетт. — Не понимаю, что ему от тебя нужно? Ты же не можешь быть интересен читающей публике, поскольку уже вышел из тюрьмы и полностью реабилитирован.
Устремив взгляд вдаль, Лейзонби беспокойно повел плечами.
— Я не знаю, — ответил он. — Такое ощущение, что в этом есть что-то личное. Кстати, что Рутвейн сказал тебе?
Это был странный вопрос. Но в последние время репортер из «Кроникл», который, казалось, задался целью преследовать по пятам нового графа Лейзонби, стал раздражать всех. Впрочем, нельзя отрицать, что пестрое прошлое Рэнса делало его уязвимым для сплетен и подозрений.
— Ну что ж, ты сам упомянул его имя. Между тобой и Рутвейном словно черная кошка пробежала, — сказал Бессетт.
Лейзонби мгновение помолчал.
— Просто я нечаянно обидел его сестру, — признался он. — Я бы предпочел больше не говорить об этом.
Взгляд Бессетта скользнул по растущей толпе.
— Итак, страсть леди Аниши к тебе поутихла, признайся? — наконец спросил он.
Лейзонби скептически посмотрел на него.
— Видишь ли, ее брат предупредил меня держаться от нее подальше. Но я ее обожаю. Не скрою, мы немного флиртуем. Но она мне почти как сестра.
Бессетт фыркнул.
— Что-то она совсем не похожа на сестру.
— Тогда и ухаживай за ней сам! — отрезал Лейзонби.
— Черт побери, а почему бы и нет? — усмехнулся Бессетт.
А действительно, не такая уж и плохая идея. Он снова и снова прокручивал ее в уме.
Леди Аниша Стаффорд был потрясающе красивой вдовой, чьи непокорные дети остро нуждались в отце. И если мужчина вынужден был бы до конца своих дней делить постель только с одной женщиной, то едва ли можно было найти кого-то лучше, чем Ниш.
— А почему бы и нет? — повторил Бессетт. Ты действительно нисколько не претендуешь на эту даму?
Лейзонби, не глядя на него, махал рукой, как бы предоставляя приятелю карт-бланш.
Бессетт неловко откашлялся.
— Ты переживаешь из-за нового помощника?
Лорд Лейзонби дернул головой, и странная улыбка скривила уголок его рта.
— С чего бы это?
— В последние два дня ты кажешься не похожим на себя. — Бессетт слегка наклонил голову и изучающе посмотрел на своего старого друга. — Тебя что-то тревожит?
Лейзонби откинул голову назад и мягко рассмеялся.
— Не пытайся понять меня, Джефф, — ответил он.
— Странно, до сих пор ты не соглашался быть поручителем помощника, — размышлял Бессетт. — Мне казалось, что ты не принимаешь всерьез эту сторону Братства. Ты что, боишься, что новичок подведет тебя? Споткнется?
Лейзонби изогнул одну бровь.
— Да вовсе нет. В конце концов, его готовил старый Витторио, а Сазерленд просто заставил меня стать поручителем.
— Была твоя очередь, Рэнс, — напомнил Бессетт.
— Да, теперь я это знаю. — Руки Лейзонби соскользнули с каменной балюстрады, и он выпрямился.
В этот момент прозвучал гонг, отдаваясь эхом от сводчатых стен. Плутовато подмигнув, Лейзонби набросил на голову капюшон.
— Вот и настал колдовской час, — сказал он. — Занавес!
Однако Бессетт колебался.
— Черт побери, Рэнс, ты так ничего и не объяснил, — задержал он старого друга, схватив его за руку. — Тебе не нравится парень? Или ты не доверяешь ему?
— Ну вот, ты опять пытаешься прочесть мои мысли.
— О, ради Бога. Уж на это я точно не способен.
— Правда? — Лейзонби повернулся и начал спускаться по лестнице, подол его коричневого одеяния из шерсти волочился за ним по ступенькам; Бессетт последовал за ним. — Но что касается ответа на твой вопрос, Джефф, то скажу прямо: мне нравится помощник, — продолжил он, бросая слова через плечо. — Но я не уверен, что он понравится остальным.
Спустившись в основное помещение, Бессетт и Лейзонби заняли свои места среди остальных Хранителей. Церемония началась, и все они немного механически отвечали на литургию Сазерленда. Традиционные молитвы были произнесены, затем передали чашу с вином, но Джефф отпил из нее чисто символически.
По правде говоря, хотя он и мог обвинить Рэнса в том, что тот не воспринимает подобные церемониальные штуки всерьез, сам Джефф едва касался тонкостей обрядов и ритуалов. Они оба были гораздо больше озабочены практическими вопросами, касающимися того, как возродить и обновить организацию, которая всего несколько лет находилась на грани развала, а ее члены из-за войны были разбросаны по всей Европе.
Церемония инициации всегда проводилась на латыни, языке последних, все еще существующих, официальных рукописей Братства. За столетия многие записи Братства были уничтожены, часто из самосохранения — особенно в Средние века, когда Дар начал постепенно исчезать, а также во времена Инквизиции, когда многих из ватейи пытали.
Хотя ватейи не сжигали как еретиков и не топили как ведьм, их судьба была трагичной ввиду того, что они были недооценены. Из-за подобной жестокости и невежества возникли Хранители, призванные защищать самых слабых среди них.
Теперь они должны были принимать в свои ряды нового члена. По традиции, молодой человек, сейчас скрытый за Главным алтарем, является близким родственником одного из ватейи и рожден под знаком Огня и Войны. Он может сам обладать Даром в той или иной степени. Но его с юности должен был воспитывать один из посвященных — скорее всего один из Адвокатов — или доверенный член семьи.
Бабушка Джеффа была одним из таких членов семьи, и хотя Братство не допускало в свои ряды женщин, она была доверенным представителем организации в Шотландии, где секта всегда была сильной и занимала прочные позиции. Она также обладала мощным Даром, и Джефф жалел, что не в состоянии отдать ей должное. Глубокая тишина воцарилась в помещении, как всегда бывало в тех редких случаях, когда в ряды Братства вводился новый член, а официальное введение в должность Хранителя было редчайшим из редких случаев.
Сазерленд подошел к алтарю, поднял медный ключ, висевший на золотой цепочке у пояса, и открыл древний железный ларец. Откинув крышку, он осторожно извлек потрепанную книгу, которая лежала уже открытой и была заложена длинной кроваво-красной лентой.
«Книга Истин» была самой редкой книгой Братства. В древнем томе были сформулированы все известные обряды, используемые в той или иной форме со времен расцвета Римской империи.
Священник, подняв правую руку в знак вечного благословения, а левой прижав открытую книгу, прочитал несколько коротких слов, призывая соискателя отдать свою жизнь делу и просить Бога защищать его в своей работе.
Затем он опустил руку и сделал знак.
Стоящий между двумя мощными колоннами Главный алтарь начал дрожать и издавать звук, похожий на работающий мельничный жернов. Сначала медленно, а затем с удивительной быстротой алтарь развернулся на половину круга.
Первое, что осознал Джефф, было то, что, как ни странно, помощник не был голым.
Хотя, согласно ритуалу, на запястьях и глазах парня были повязки, он не был полностью обнажен. На нем была льняная сорочка чуть ниже колен.
И второе, что осознал Джефф, что помощник отнюдь не был юношей.
Кто-то ахнул.
Кто-то другой, но не он. Джефф не мог даже дышать.
Сазерленд тоже замер перед алтарем. С широко раскрытыми глазами он прижимал священную книгу к груди. Его рот тихо открывался и закрывался, затем он издал странный булькающий звук, какой бывает когда посудные помои разыскивают кухонный слив.
Движимый этим звуком, Рутвейн начал пробираться сквозь толпу. Он забрал книгу у Сазерленда, а затем повернулся ко всем.
— Чья эта шутка? — вскрикнул он, потрясая книгой над головой. — Ради Бога, пусть негодяй выйдет вперед!
И наконец, третье, что понял Джефф, было то, что помощник, возможно, все-таки был обнажен, ибо сорочка, или что там это было, оставляла простор для воображения. Девушка стояла на алтаре, прямая и гордая, несмотря на веревки, которые связывали ее запястья. Она была высокого роста, с крепкой маленькой грудью, которая слишком быстро поднималась и опускалась, дикой гривой черных как смоль волос, которые спускались до талии, и длинными, стройными ногами.
Во всем этом было что-то удивительное. Не говоря уже об эротической подоплеке со всеми этими веревками и повязками на глазах и, конечно, этими ногами…
Теперь в помещении стоял гул. Рутвейн где-то нашел нож и перерезал веревки на ее запястьях. Джефф услышал, как посмеивается стоящий рядом Рэнс.
В этот момент девушка, стоящая недалеко от Рутвейна, изогнулась, в результате чего тонкая сорочка очень вызывающе скользнула по ее бедру. Почувствовав прилив крови, Джефф строго взглянул на Рэнса — «гореть тебе в аду», — а затем поспешил на помост, снял с себя рясу и нежно завернул в нее девушку.
Девушка слегка вздрогнула от его прикосновения.
Затем Рутвейн очень бережно разрезал повязку, которая традиционно всегда оставалась на глазах помощника, пока шло голосование о его принятии.
Девушка моргнула темными, широко поставленными глазами, посмотрела на толпу и, удивив всех, заговорила ясным, сильным голосом.
— Я смиренно прошу о приеме в члены Братства, — заявила она на точной, безупречной латыни. — Я заслужила это право моей Преданностью, Силой и Кровью. Клянусь честью, я обещаю, что своим Словом и своим Мечом я буду защищать Дар, мою Веру, мое Братство и всех его Родственников, пока последнее дыхание жизни…
— Нет, нет, нет, нет! — запротестовал Рутвейн. — Мое дитя, я не знаю, кто подговорил тебя на такие шалости, но…
— Я… — Голос Рэнса также был удивительно сильным. — Я являюсь поручителем этой женщины для инициации в Древний и Самый Благородный Орден, Братство золотого креста. Так звучат волшебные слова поручителя? Я не ошибся?
Джефф возмущенно воскликнул:
— Матерь Божья, ты сошел с ума?
— В самом деле, Рэнс! — Сазерленд наконец обрел дар речи. — Вы превратили уважаемый и священный ритуал в шутку. Это за пределами дозволенного.
— Вот именно! — проворчал кто-то в толпе коричневых ряс.
Джефф встал перед девушкой, чтобы защитить ее, но она оттолкнула его с удивительной силой и шагнула вниз на помост.
— Почему это за пределами дозволенного, милорды? — Судя по акценту, она явно была из высшего общества. — Десять долгих лет я обучалась. Я делала все, что мне говорили, и даже больше, хотя сама никогда не просила об этом. Но поскольку меня попросили — нет, сказали, что это моя обязанность, — я отдала этому большую часть своей юности. Я пожертвовала всем только для того, чтобы решить поставленные передо мной задачи. И теперь вы собираетесь отказать мне в моем праве вступить в Братство?
Смуглое лицо Рутвейна перекосилось.
— Видите ли, в этом и состоит наша проблема, — ответил он. — Это — Братство, миссис…
— Мисс де Роуэн, — подхватила она. — Анаис де Роуэн.
— Мисс де Роуэн. — Рутвейн слегка побледнел. — Хорошо. Как я сказал, это — Братство. Не сестринская община и не большая счастливая семья. — Затем он резко повернулся на помосте. — Рэнс, вас следовало бы высечь. Ради Бога, позовите Софию, пусть она проводит эту бедную девушку и найдет ей одежду.
Мисс де Роуэн.
Почему это имя кажется знакомым?
Не имеет значения. И для Рутвейна, и для Джеффа было понятно, что она не была обычной женщиной. Кроме того, она говорила и держалась с видом аристократки — несколько сердитой аристократки, которой причиняют беспокойство. А между тем она стояла перед десятками мужчин почти голая и при этом абсолютно невозмутимая.
Старый Витторио чему-то научил ее, это уж точно. Однако Рэнс начал спорить.
— Джентльмены, где записано, что женщина не может принадлежать Братству? — закричал он. — Джованни Витторио, один из наших самых надежных Адвокатов, счел нужным принять эту девушку под свое крыло и обучать ее в духе наших идей.
— Чепуха! — отрезал Джефф. — Витторио был болен. Он не мог мыслить ясно. Рэнс, ты бы доверил ей свою жизнь? Потому что именно это ты просишь делать всех ватейи.
— Ты забываешь, что я просмотрел документацию Витторио и долго беседовал с девушкой, — возразил Рэнс. — Ведь это и есть обязанность поручителя, не так ли? Он должен гарантировать, что помощник компетентен. Так вот, смею вас заверить, что во многих отношениях она гораздо компетентнее меня.
— В этом, — сказал Джефф жестко, — я ничуть не сомневаюсь.
— Я возмущен твоим высокомерием, старина, — заметил Рэнс.
— Я тоже возмущена, — спокойно сказала девушка. — Я компетентна. А вы, сэр, просто задница.
Джефф повернулся к ней. Она не приложила никаких усилий, чтобы запахнуть рясу, которую он набросил ей на плечи, что и вызвало в нем необъяснимый гнев. Он оглядел ее сверху вниз и почувствовал, что, кроме ярости, в глубине живота у него возникло что-то еще.
— Если вы действительно помощник Витторио, — сказал он жестко, — у вас должна быть метка.
Она вздернула подбородок, и в ее черных глазах вспыхнул гнев.
— О да, она у меня есть, — сказала она, схватившись рукой за край сорочки. — Хотите увидеть?
— Боже, Бессетт, — простонал Рэнс. — У нее есть метка. Я убедился в этом.
Бессетт повернулся в другую сторону.
— Ты убедился? — недоверчиво переспросил он. — Ты не против рассказать… впрочем, нет, не беспокойся. — Он резко обернулся и схватил девушку за плечо. — Пойдемте со мной.
— Куда вы ее ведете? — Белкади, один из Адвокатов, возник у его локтя.
— К Софии, — ответил Джефф низким голосом. — Я в отличие от Рэнса полагаю, что незамужняя женщина из хорошей семьи не может стоять полуобнаженной перед джентльменами.
— О, благодарю вас! — сказала девушка с горечью. — Десять лет моей жизни выброшены на помойку из-за какой-то формальной нелепости.
Джефф ничего не ответил и потащил ее вверх по лестнице, через винный погреб, а затем в коридор, где находилась лаборатория. Девушка огрызалась всю дорогу. Вскоре они оказались на цокольном этаже и на ступеньках, ведущих в частные помещения слуг.
Вот только она не была просто девушкой.
То, что она только что сделала, могло навлечь на нее гибель. Или для нее это просто не имеет значения?
— Вы сломаете мне руку, хам! — резко сказала она. — Чего вы так боитесь? В конце концов, я всего лишь женщина.
— Я боюсь за вас, дурочка, — прошептал он. — Не шумите, прошу, пока вас не увидел тот, кому мы не сможем приказать молчать.
Она упиралась, пытаясь задержаться на лестничной площадке.
— Я не стыжусь того, кто я, — сказала она, сжимая в руках его рясу. — Я упорно трудилась, чтобы изучить свое ремесло.
— Мадам, у вас нет «ремесла», — холодно ответил он. — Ради Бога, подумайте о других, если вам наплевать на себя. Что бы сказал ваш отец, если бы узнал, где вы сейчас были?
При этих словах на ее щеках появился румянец.
— Честно говоря, возможно он не одобрил бы меня.
— Возможно? — Против воли Джефф снова окинул ее горячим взглядом. — Возможно, он не одобрил бы? То, что его дочь бегает полуголой по лондонскому клубу?
Ее жесткие черные глаза сузились.
— Это не так. Я просто не все ему рассказала. Пока.
Джефф недоверчиво уставился на нее.
— Вы хотите сказать, что успели уже что-то рассказать ему?
Она еще больше покраснела, но тон ее не смягчился.
— О, помилуйте, я находилась в Тоскане с Витторио на протяжении нескольких месяцев, — парировала она. — Как вы думаете, что я ему сказала? Что была в пансионе благородных девиц в Женеве? Как вам кажется, я похожа на одну из них?
Нет, не похожа.
Она была какой-то… дикой.
Несмотря на то, что ее нельзя было назвать очень хорошенькой, она была из тех, с кем мужчина вряд ли бы смог расстаться. Она была интригующей, земной и полной жизнерадостности, которую он не совсем мог понять. Какой бы она ни была, она не была похожа ни на одну из тех женщин, которых он когда-либо знал, а знал он их немало.
Однако гнев ее отца был не его заботой. Как ни странно, разозлившись на себя, он повернулся, чтобы снова двинуться дальше, и потащил ее к следующей лестнице. Но она не ожидала этого и, зацепившись ногой о подол его длинного одеяния из шерсти, качнулась вперед.
— Ой! — вскрикнула она, уцепившись рукой за перила.
Джефф инстинктивно поймал ее, обхватил рукой стройную талию и сильно прижал к груди.
Внезапно время и место исчезли, словно все перестали дышать — остались лишь тепло, запах и чистая, неподдельная чувственность, которая, пожалуй, могла любого мужчину лишить здравого смысла. И когда он заглянул в эти глаза — глаза цвета горячего шоколада, окаймленные густыми черными ресницами, — он почувствовал, как что-то глубоко внутри его начало изгибаться и переливаться, как расплавленный металл в огне какой-то потусторонней кузницы.
Ее нижняя губа была полной, как ломтик спелого персика, и соблазнительно подрагивающей.
Но тут девушка спасла его от того, что он по глупости, похоже, вознамерился сделать.
— Уф! — проворчала она, слегка отодвигаясь. — Если вы собираетесь убить меня, Бессетт, просто перекиньте через перила и покончим с этим.