— Я даю тебе на это мое разрешение. Подумай о больной ноге короля, Кейт, и поплачь о нем.
— Плакать о вашем величестве — о славном и целиком короле?!
— Фу ты! Ты думаешь о правителе государства, а король ведь не только король, но и человек. Ты знаешь, что я был женат на вдове моего брата. Двадцать лет, Кейт, целых двадцать лет я жил в браке, который и браком-то не был. Двадцать лет я жил в грехе... с вдовой моего родного брата, хотя это был и непреднамеренный грех. Меня обманули, обвели вокруг пальца. А Англия в результате этого осталась без наследника. Ты ведь знаешь эту историю, Кейт.
— Да, я знаю о беде вашего величества.
Генрих кивнул. Вспомнив прошлое, он впал в сентиментальное настроение, в котором начинал жалеть себя. Он вытащил кружевной платок и вытер слезы, показавшиеся на глазах. Он всегда плакал, вспоминая о несправедливостях, причиненных ему его прежними женами. — Для некоторых мужчин это было бы проще простого, — сказал он. — Я был счастлив в браке. У меня была дочь. Достаточно того, что я подарил Англии будущую королеву, хотя мне было отказано в сыне. Но потом, Кейт, я понял. Моя совесть, моя недремлющая совесть сказала мне, что я больше не могу подвергать опасности Англию, продолжая жить в браке, который был незаконным. Незаконным, Кейт! Понимаешь ли ты, что это значит? Король Англии жил во грехе с вдовой своего родного брата. Так что нечего удивляться, что Бог не дал нам сына! Я боролся с собой, и моя совесть подсказала, что я должен покончить с этим браком и взять себе новую жену.
Генрих встал; казалось, он совсем позабыл о трепещущей от страха женщине, которая тоже сразу же поднялась, ибо она не могла сидеть, когда стоял король. Катарина поняла, что он рассказывает это совсем не для нее. Король перешел на крик, и кулаки его сжались.
— И я взял себе в жены чернобровую ведьму! Она околдовала меня. Она могла бы отравить мою дочь, леди Марию. Мой сын, Ричмонд, умер вскоре после того, как она положила свою подлую голову на плаху... он умирал долго и мучительно. Все это было результатом чар, которые она навела на меня. Дьявол сделал ее прекрасной. Я был пойман в ловушку, пойман с помощью колдовства. Ее надо было сжечь на костре. — Он заговорил более мягким тоном. — Но я всегда был милостив к тем, кто доставлял мне удовольствие... а она доставила мне его... разок.
В комнате наступила тишина, нарушавшаяся лишь шелестом шелковых занавесей на сквозняке. Лицо короля стало серым, и он посмотрел на них, словно заметил кого-то.
Неожиданно он обернулся и увидел, что рядом с ним стоит Катарина. Похоже, он совсем забыл о ее присутствии — на его лице мелькнуло удивление.
— Ах да, — вздохнул он. — Кейт... Кейт... Садись, Кейт.
— Ваше величество, — произнесла она, — были ужасно несчастливы в браке.
— Да! — Теперь его голос звучал мягко, и в нем снова послышалась жалость, которую он испытывал к себе. — Ужасно несчастлив. Но у меня была Джейн... бедная, нежная Джейн, которую я искрение любил. Она родила мне сына, а сама умерла. Это был самый жестокий удар из всех!
Катарина снова начала истово молиться про себя: «Боже, спаси меня. Спаси меня от этого человека. Спаси меня от короля».
Она знала о нем гораздо больше, чем он думал. В своем поместье она слыхала, как он воспринял несть о смерти Джейн Сеймур. Он без всяких околичностей заявил своим министрам, что смерть жены его совсем не трогает, ибо он счастлив, что наконец-то получил долгожданного сына.
— Если бы Джейн была жива! — продолжал между тем король. — Ах, если бы Джейн была жива! — Он повернулся к Катарине, и она почувствовала, что его горячая рука гладит ее по бедру.
Ей хотелось попросить его убрать руку, но она не осмелилась.
— Ты холодна, Кейт, — произнес король. — Ты дрожишь. Это все из-за этого разговора о моих бедах. Иногда я думаю, что все мои несчастья в семейной жизни — это плата за славное царствование. И если это так, Кейт, то я не должен роптать на судьбу. Королю порой необходимо бывает забыть, что он человек. В отличие от простого жителя король — раб своей страны. Ты знаешь, что было после смерти Джейн? — Да, ваше величество.
— Но я еще не так стар и могу насладиться семейной жизнью с новой женой, Кейт.
— Я верю, что ваше величество ждет впереди много лет счастья, и молюсь об этом.
— Хорошо сказано. Придвинься поближе, Кейт. Она заколебалась, но ему уже надоела ее неприступность.
— Быстрее! Вот так! — Он стоял рядом с Кейт, нависая над ней. Она чувствовала его горячее, несвежее дыхание на своей щеке. — Я тебе нравлюсь, Кейт?
Она не знала, как избавиться от него. Она упала на колени.
— Я самая послушная из ваших подданных, сир.
— Да, да, да, — раздраженно проговорил король. — Но хватит стоять на коленях. Вставай. Пора забыть о своей девичьей скромности. Ты уже дважды была замужем. И прекрати строить из себя недотрогу — тебе это совсем не идет.
— Ваше предложение ошеломило меня, — сказала Кейт, поднимаясь.
— Давно пора прийти в себя. Ты мне нравишься, Кейт, и ты станешь моей королевой.
— Нет, нет, сир. Я недостойна этой чести. Я не могу...
— Здесь я решаю, кто достоин, а кто недостоин чести разделить со мной троп. — Король явно терял терпение. Давно пора было перейти к поцелуям и объятиям, к тому, что так возбуждает кровь и помогает прогнать призраков, которых он вызвал своими воспоминаниями.
— Я знаю это, ваше величество, но...
— Так знай же вот что, Кейт. Я выбираю тебя себе в жены. Я устал от целомудренной жизни. Я не создан для нее. Дай же мне, Кейт, то, что я нашел лишь однажды и что у меня так быстро отняла смерть. Подари мне семейное счастье. Подари свою любовь. Подари мне сыновей. Катарина вскричала:
— Я недостойна, ваше величество! Я уже не молода...
Но Генрих заткнул ей рот громким поцелуем.
— Ну, говори дальше! — вскричал он. — Говори! О чем это ты толкуешь?
Катарина в отчаянии вскричала:
— Если вы любите меня, значит... значит, вы нуждаетесь в моей любви! Но лучше я стану вашей любовницей, а не женой, и вы будете довольны, наше величество.
Он в ужасе посмотрел на нее. Маленький рот презрительно сжался.
— Я не буду доволен! — закричал он. — И я не желаю слушать подобные слова — они больше подходят распутным девкам. Вы потеряли всякий стыд.
— Да, сир, потеряла и потому недостойна стать нашей женой.
— Ты сказала, что предпочла бы стать моей любовницей, а не женой. Объясни, что это значит. Объясни.
Катарина закрыла лицо руками. Она подумала о двух женщинах, положивших свои головы на плаху по велению этого человека. Они были его женами. Ей показалось, что за ее спиной уже стоит палач с топором в руке и его лезвие направлено на нее.
Генрих взял ее за плечи и потряс.
— Говори, я тебе велю. Говори. — Голос его смягчился. Сейчас он представлял себя именно таким, каким хотел видеть — сильным всемогущим королем, перед которым не может устоять ни одна женщина, как не могли они устоять в дни его юности, когда он обладал красотой, богатством, властью и всем тем, что могла пожелать женщина.
— Это все из-за того, что я чувствую себя недостойной, — пролепетала Катарина.
Король отнял ее руки от лица и обнял. Он с силой поцеловал ее. Освободив Катарину, он заревел:
— Панс, сюда! Сюда, скорее! Зови Гардинера. Зови Райотесли... Сюррея... Сеймура... всех зови. У меня есть новость, которой я хочу поделиться с их светлостями.
Он улыбнулся Катарине.
— Ты не должна бояться этой великой чести, — сказал он. — Знай: я могу вознести тебя на огромную высоту... и я это сделаю.
Катарина дрожала, она подумала: «Да, и можешь низвергнуть меня в пропасть. Ты можешь жениться на мне, а брак с королем, как правильно замечено, может стать первым шагом к Тауэру и плахе».
Придворные торопливо возвращались в комнату. Король стоял, улыбаясь им.
Он хитро глядел на них, на всех этих джентльменов, которых совсем недавно удалил из комнаты, чтобы остаться наедине с Катариной.
— Подойдите, — закричал он, — подойдите и продемонстрируйте свое почтение новой королеве Англии!
* * *
Катарина была в своих покоях. Сухими грустными глазами она смотрела прямо перед собой, пытаясь заглянуть в будущее, которое — она знала — будет полно опасностей.
Выхода не было — и это она тоже знала.
Нэн, ее верная служанка, услыхав новость, громко разрыдалась. Родная сестра Катарины, Анна Херберт, быстро пришла во дворец. Обе женщины не говорили о своем сочувствии Катарине, но оно сквозило в их жестах и интонациях. Они любили ее, молились за нее и оплакивали ее судьбу, но они ничем не выдали своих молитв и не показали слез.
На следующий день после того, как король объявил о своем намерении жениться, Сеймур тайно посетил Катарину в ее покоях.
Нэн впустила его. Нэн была в ужасе. Она была так счастлива, что служит леди Латимер. Только теперь Нэн поняла, какой безоблачной была их жизнь в поместьях Йоркшира и Ворчестера. Почему они не вернулись туда сразу же после смерти лорда Латимера? Зачем они остались здесь, где влюбленный взгляд непостоянного в своих привязанностях короля упал на ее госпожу?
В этом дворце в каждом уголке таилась опасность, и сэр Томас, придя в покои Катарины, подверг ее жизнь смертельной угрозе. Нэн вспомнила рассказы о другом Томасе — Калпепере, — который вот так же приходил к другой Екатерине; вспомнив об этой ужасной истории, она подумала, не случится ли подобный кошмар в жизни Катарины Парр? Неужели ее ждет судьба предшественницы?
— Я должен видеть леди Латимер, — заявил сэр Томас. — Это необходимо.
И он был проведен в комнату Катарины. Он взял ее руки в свои и пылко поцеловал.
— Кейт... Кейт... Как это могло случиться?
— Томас, — ответила она. — Я хотела бы умереть.
— Нет, дорогая моя. Не надо думать о смерти. Будем надеяться на лучшее.
— Мне не на что надеяться.
Он обнял ее и, прижав к себе, прошептал:
— Он ведь не вечен.
— Я не вынесу этого, Томас. — Ты должна. Мы оба должны набраться терпения. Он — король, не забывай об этом.
— Я пыталась, — ответила Катарина. — Пыталась... Томас, если он узнает, что ты был здесь...
Томас кивнул, и его глаза сверкнули — он прекрасно осознавал опасность.
— Такова моя любовь к тебе, — сказал он. — Я готов отдать жизнь за тебя.
— Не надо отдавать за меня жизнь. О, Томас, это будет самое тяжелое из того, что мне предстоит пережить. Я буду видеть тебя... тебя, мой любимый. И буду сравнивать вас обоих. Тебя, которым я так восхищаюсь, которого так люблю, с королем. Он... он совсем другой.
— Он король, любовь моя. А я его подданный. И я не буду надоедать тебе своим присутствием. Я получил приказ.
— Томас! Надеюсь... не в Тауэр?
— Нет! Он не считает меня настолько серьезным соперником, чтобы отправить в Тауэр. На рассвете я уезжаю во Фландрию.
— Значит... я тебя потеряю?
— Для нас же безопаснее, моя любовь, если мы какое-то время не будем видеться. Так думает король. Поэтому-то он и посылает меня и доктора Уоттона с посольством во Фландрию.
— И долго ты будешь отсутствовать?
— Мне кажется, король найдет повод задержать меня там... или где-нибудь еще за пределами Англии... на какое-то время.
— Я этого не вынесу. Я знаю, что не вынесу. Он сжал ее лицо в своих ладонях.
— Мое сердце, как и твое, разбито, любовь моя. Но мы должны перетерпеть эту боль. Все пройдет. Клянусь, что все пройдет. И в один прекрасный день наши сердца вновь соединятся.
— Томас, ты веришь в это?
— Я верю в свою судьбу, Кейт. Ты и я будем имеете. Я знаю это.
— Томас, если король узнает, что ты был здесь...
— Быть может, он разрешил бы мне побыть часок с тобой, ведь он будет твоим владыкой все годы, что осталось ему прожить.
— Все годы, что мне осталось прожить! — с горечью произнесла она.
— Нет. Он старик. Его внимание не обратится на других женщин, как раньше. Год... два года... кто знает? Приободрись, моя дорогая Кейт. Сегодня наши сердца разбиты, но будущее принадлежит нам.
— Тебе нельзя здесь оставаться. Я чувствую, что шпионы короля следят за каждым моим шагом.
Он поцеловал ее и снова приласкал; вскоре он ушел и со следующим приливом отбыл во Фландрию.
В часовне королевы в Хэмптон-Корте Гардинер совершил брачную церемонию. Это была настоящая королевская свадьба, а не тайное, поспешное венчание, как с Анной Болейн.
Позади короля и его невесты стояли принцессы Мария и Елизавета, а рядом с ними королевская племянница, леди Маргарет Дуглас. На свадьбе присутствовали леди Херберт, сестра королевы, и другие знатные леди и джентльмены.
Утром, в день свадьбы, король был в отличном настроении. На его далматике сверкали бриллианты; проницательные глаза сияли, а королевский язык облизывал сжатые губы, ибо невеста его была необыкновенно хороша, а он нуждался в жене. Он чувство- вал, как сегодня утром сказал своему зятю, лорду, Хертфорду, что это будет самый удачный его брак.
В этот июльский день стояла невыносимая жара, и невеста боялась, что упадет в обморок от духоты в комнате и от страха, который не оставлял ее ни на минуту.
Ее жизнь превратилась в кошмар. Она находится в Хэмптон-Корте вместе со своим мужем, королем. Этот дворец окружен садом, который Генрих планировал вместе с Анной Болейн, а на его стенах еще сохранились переплетенные инициалы — Г. и А., поспешно переделанные в Г. и Д. По галерее, которая вела в часовню, когда-то бежала юная Екатерина Ховард, крича о пощаде. Говорят, что в этом дворце живут призраки Анны и Екатерины. И здесь, в этом дворце, полном ужасных воспоминаний, она, Катарина Парр, венчается с Генрихом VIII.
Надежды спастись не было. Король был рядом. Его дыхание опаляло ее. На палец Катарины было надето обручальное кольцо.
Все кончено. Надежды нет. Катарина Парр стала шестой женой короля.
Глава 2
Король был доволен своей новой женой. Никогда еще столь нежные руки не бинтовали его бедную больную ногу, и в первые же недели своей семейной жизни он обнаружил, что приобрел не только пригожую жену, но и прекрасную сиделку. Катарина же в эти первые недели нервничала и чувствовала себя, неловко, считая себя недостойной тех великих почестей, которые на нее обрушились.
— Благослови Бог твое скромное сердце, Кейт, — говорил ей король. — Но не надо бояться меня. Ты мне нравишься. Мне нравится твой изящный стан и твои нежные руки. Я знаю, что вознес тебя на недосягаемую высоту, но пусть это тебя не тревожит, ибо ты достойна этого, Кейт. Я считаю, что ты достойна.
Она носила драгоценности — бесценные украшения, которые принадлежали ее предшественницам.
— Взгляни на эти рубины, Кейт. — Когда короля охватывало игривое настроение, он, тяжело навалившись на нее, кусал мочку ее уха. Почему она решила, что стариков меньше, чем молодых, привлекают плотские утехи? Она поняла, что жизнь с лордами Боро и Латимером в этом плане мало чему ее научила. — Ты в них выглядишь настоящей королевой. Но не забывай, что ты носишь их по милости короля. Не забывай об этом, Кейт!
Катарина по натуре была доброй и мягкой и всегда старалась отыскать в других хорошие черты, составляющие основу ее собственного характера, поэтому она гораздо быстрее других привыкла к своему новому положению.
Но иногда ночью, лежа без сна в королевской постели, рядом с горой пораженной недугом плоти, она задумывалась о своей новой жизни. Она много пиала о короле, ибо люди, окружающие владык, всегда пристально наблюдают за ними, а этот человек был верховным правителем, чей мельчайший поступок мог заставить дрожать все королевство.
Что же это был за человек, женой которого она стала? Во-первых, поскольку она пала жертвой его чувственности, она должна была сделать вывод, что он большой любитель плотских утех. И вправду, его чувственность была столь велика, что придавала особую окраску всем другим свойствам его характера. Однако он не был человеком, которого, кроме удовлетворения своей страсти к красивым женщинам, хорошей еде и тонким винам, ничего больше не интересовало, — он был королем, и, несмотря на привычку потакать своим слабостям, королем, стремившимся править. Когда он был молодым, удовольствия, доставлявшиеся ему здоровым телом, были столь велики, что он доверил вести все государственные дела своему талантливому помощнику кардиналу Уолси. Но со временем король изменился. Теперь государством правил он сам. И весь его эгоизм, все его стремление потакать своим прихотям, вся его ужасающая жестокость не могли заслонить сильную личность — человека, знавшего, как надо править страной в эти неспокойные годы, человека, для которого величие своей страны было превыше всего, ибо он, Генрих VIII, отождествлял себя с Англией. И если бы не совесть, терзавшая его, и не присущая ему строгость моральных принципов, столь неожиданная в чувственном человеке, он ничем не отличался бы от других развратников той эпохи. Но он не был простым развратником. Он должен был чувствовать себя правым во всем; его совесть должна была быть спокойна, и именно совесть толкала его на поступки, стяжавшие ему славу самого жестокого тирана своего времени.
«Что ждет меня в ближайшие месяцы? — спрашивала себя Катарина, глядя на богато украшенный балдахин, хотя в полумраке спальни трудно было разглядеть все его великолепие. — А Томас Сеймур, временно изгнанный из страны за то, что осмелился с вожделением посмотреть на женщину, которую король решил сделать своей женой! Как ему там живется, в ссылке? Подданные короля, — думалось Катарине, — это фигурки, которые он передвигает ради собственного удовольствия. Стоит кому-то на какое-то время порадовать его, как король тут же возносит его и держит при себе до тех пор, пока не найдется другой человек, который доставит ему больше удовольствия; тогда тот, кто еще педелю назад радовал его, удаляется, и если строгие понятия подсказывают королю, что вчерашнего фаворита надо казнить, то его совесть тут же требует, чтобы он был казнен. Ибо совесть короля всегда должна быть спокойной, и не важно, сколько крови прольется, чтобы этот своенравный похотливый человек пришел в согласие со своей совестью».