— Мудрый шаг. Особенно, если опасения верны. Вы слышали, что там сейчас происходит?
— Вы про их Президента?
— Да, я говорю о товарище Баталине. Вы поддерживаете его избрание?
— А у меня есть альтернатива поддержке? Разве я могу поехать к большевикам и сказать им: “ваш выбор недействителен, давайте проведем процедуру снова”?
— Есть много способов повлиять на действительность.
— Вас чем-то не устраивает господин Баталин? Горбачев был бы лучше?
— Горбачев был наш. Наш с потрохами. Вы знакомы с программой Баталина?
Смотревший до того отрешенно на горы, князь с этим вопросом повернулся ко мне.
— Да, я ее читал.
— И что вы о ней думаете?
— Будут небольшие трудности. Думаю, легко преодолимые.
— Вы, кажется, не понимаете всей глубины угрозы для свободного мира. Позвольте говорить с вами начистоту? Сколько времени вы работаете с большевиками?
— Года три-четыре.
— Немного. Я знаком с ними с самого рождения. А бизнес с ними веду уже пятнадцать лет. Поэтому кое-что знаю совершенно точно. И правда состоит в том, что моих соотечественников, тех, кто сейчас правит в Москве, нельзя выпускать на открытый рынок на их условиях. Ведь это послужит укреплению власти коммунистов. Они сейчас сговорчивые, потому что нищие - им не дают кредитов, им не продают технологии, они вынуждены догонять и маневрировать. Но что будет, если они получат за свою нефть, за свои алмазы, за свой лес и электроэнергию настоящую цену? В такой ситуации вы вечно будете беднеть, а они - богатеть. Единственный вариант взаимодействия с ними - игра на разнице внутренних, большевистских, от внешних, мировых цен. Чем вы успешно занимаетесь. Если же они решат сами торговать по мировым ценам, что предусматривает программа Баталина, - можете закрывать свой бизнес.
— Им все равно понадобятся кредиты. Им понадобятся гарантии, им нужны будут агенты. Ваш “Де Бирс” торгует с Москвой уже…
— Тридцать лет и именно на разнице между внутренними и внешними ценами. Отнюдь не на паритетных началах. И вы не представляете, чего нам стоило загнать большевиков в отведенные им пределы. Они ведь пытались выйти на рынок самостоятельно еще задолго до вашего разговора с Рудаковым. Но представьте, что стало бы с рынком, если бы предложение вдруг поднялось процентов на тридцать в одночасье? И не только в ювелирной промышленности, но и в создании режущих инструментов, абразивов - всюду, где могли использоваться алмазы? Рынок просто бы рухнул!
— И как же вы поступили?
Князь сделал ладонью неопределенный жест и все так же добродушно улыбаясь, ответил:
— Маркетинг, сэр, старый добрый маркетинг, в котором большевики не очень-то сильны, потому что их идеология отрицает его как явление. Если внушить публике, что якутские алмазы дрянь и вредны для здоровья - лавочку с такими алмазами добропорядочный буржуа будет обходить стороной.
— Невероятно. И это сработало?
— Не только это. Но определенно большевики стали сговорчивее. К тому же они изначально допустили существенный промах - построили за Полярным кругом приличных размеров город и обеспечили его инфраструктурой и только для того, чтобы добраться до алмазов. Если бы они работали нормальным вахтовым методом, все обошлось бы втрое дешевле в пересчете на единицу добытых камней. Но большевики чихать хотели на законы рынка, на себестоимость и экономику - их интересовал только размах, только весь рынок сразу, которым они хотели начать манипулировать. Они изначально желали слишком много - и поплатились за это. С таким способом ведения бизнеса их алмазы сразу стали недопустимо дороги, а уж если их еще и не покупают, то вопрос решается сам собой - они были вынуждены идти договариваться к нам.
— Вы всегда говорите “большевики, коммунисты…” и никогда - “русские”, как сказал бы любой добропорядочный янки…
— Это потому, что я сам русский. Я знаю этот великий народ - я сам его плоть и кровь. И именно поэтому я не хочу, чтобы мой народ тащил на шее удавку, наброшенную коммунистами.
— Понятно. Так чего же вы с Оппенгеймером хотите от меня?
— Законы бизнеса везде одинаковы, сэр, - князь старательно избегал называть меня по имени или титулу, твердо остановившись на вполне нейтральном “сэр”. - Нефть, алмазы, золото… Тонкости кроются только в деталях и для общего понимания не слишком важны. Но если вы контролируете какой-то рынок полностью, а “Де Бирс” контролирует алмазы на девяносто пять процентов, то вы понимаете о рынках больше, чем любой высоколобый профессор из Стенфорда. Верно?
— Мне трудно спорить - вряд ли кто-то из уважаемой профессуры так же безошибочно разбирается в реальных, а не академических законах рынков. Соглашусь.
— Ну а раз так, то вы согласитесь, что лучше, если контролировать рынки будем мы, а не наши конкуренты?
С такой очевидностью спорить было трудно, я пожал плечами:
— Иное я бы принял за страшный сон.
— Поэтому, если вы знакомы с программой Баталина, вы должны всего лишь объяснить своим советским партнерам, что их нефть никому не нужна, что она радиоактивна и плохо горит, что содержание серы в ней делает ее непригодной для европейских нефтеперерабатывающих заводов, и что без вашего посредничества они никогда не получат за нее настоящую цену. Если мы выступим единым фронтом, коммунистам придется умерить свои аппетиты. Нам, мне и тем кого я представляю, почти нечего делить с вами, наши интересы проходят в параллельных плоскостях, но нам не хотелось бы, чтобы однажды через вас они стали бы продавать алмазы, занимать деньги и сбывать свое узбекское золото в ущерб нашим интересам. Любой ответственный хозяин встанет на защиту своего дела и будет прав. Согласны?
— Нынешние девять долларов за баррель вряд ли можно назвать настоящей ценой, - пробормотал я. - Они продают нефть только потому, что у них ничего больше не покупают. Но стоит она им самим в среднем двенадцать, если не брать в расчет околокаспийские скважины.
— Это не продлится вечно, - сказал князь. - К тому же кое-какие меры уже принимаются, чтобы эту цену поднять. Важно только, чтобы маржа, которая появится у русской нефти, оставалась здесь, а не попадала в Москву - так они будут посговорчивее в вопросах приватизации и демократизации общества.
Его намек на некие “меры” по повышению цены на нефть показался мне занятным, но я постарался не выдать своего интереса - просто чтобы не дать ему небольшого преимущества. К тому же после затяжного трехгодичного “флэта”, когда котировки фьючерсов и контрактов болтались в узком диапазоне 12-14 долларов на легкую нефть и 9-12 на Urals, пророчество князя о скором росте цен выглядело несколько самонадеянным. Всему миру уже казалось, что нефть будет стоить столько всегда. Заключались контракты и на три и на пять лет на поставку по таким ценам. Это все было крайне интересно, но у меня имелся источник информации куда надежнее, чем князь-переговорщик. Я спросил его о другом:
— Почему вы думаете, что русские проведут приватизацию?
— Посмотрите на ваших любимых немцев - первым, за что они взялись по освобождению от надзора коммунистов, это приватизация. Законы рынков везде одинаковы, их можно какое-то время не замечать, но игнорировать всегда - не получится. Советам чем-то нужно кормить своих граждан, учить и лечить. А для всего этого денег нет. Выход один - приватизация госактивов с участием западных компаний, у которых деньги есть.
— Как все просто, - разочарованно протянул я.
— В мире вообще нет ничего сложного, сэр, - невесело рассмеялся князь. - Ну если не считать теорию струн мистера Грина.
— Хорошо, князь. Положим, я согласился с вашими рекомендациями. Что получу я взамен?
— Наше доброе расположение. Место в Трехсторонней комиссии. Признание вашего избрания в США, Японии, ЮАР, Германии, в ряде других стран, кто пока этого не сделал.
С признанием он в точку попал. Пока что никто, кроме Испании, Франции, Британии и десятка-другого игроков третьего эшелона моего королевского титула официально не признал. В переписке обращались “Ваше величество”, но официально не признавали. Для большинства официальных властей в мире я все еще был удачливым пройдохой, немножко узурпатором, самую малость тираном, но больше всего - клоуном, поставщиком занятных новостей для газет и TV.
— Это достойное предложение, - заключил я. - Своевременное. А какие гарантии?
— Сэр, ну какие еще нужны гарантии? Так будет.
— Я могу подумать?
— Нет. Я очень сожалею, но - нет. Времени немного и если Баталин сможет утвердиться в Кремле, сковырнуть его будет очень непросто. Ответ нужен сейчас, решайтесь, сэр.
Я уже был не рад, что по юношеской глупости связался с этой чертовой Андоррой. Тогда это казалось забавным, но стало тем крючком, на который я попался, и соскочить теперь было непросто.
— Как вы проконтролируете мои обещания, и что будет, если я не смогу их выполнить?
— Проконтролировать большой проблемы нет. Вы же понимаете, что настоящих тайн в этом мире не бывает? Стоит заняться чем-то чуть серьезнее, чем обыкновенная любительщина, и результат обязательно будет. Всегда найдется кто-то, желающий поделиться секретами с друзьями, подругами, коллегами. Поэтому о контроле пусть у вас голова не болит. Если же вы не принимаете предложение и продолжаете сотрудничество с московским режимом на прежних условиях, вы получите пропорциональные санкции вот по этому списку.
Он вынул из внутреннего кармана своего модного пиджака лист бумаги и передал мне.
На листе в два столбика были напечатаны названия четырех десятков компаний - почти трети всего числа, что я так или иначе контролировал. Но без этой трети все остальное превращалось просто в несвязный пакет активов с обязательным падением капитализации - как только рынку станет известно о проблемах в головных компаниях. Здесь были тайваньские, сингапурские, итальянские, английские, немецкие компании: фонды, банки, производственные фирмы, добывающие предприятия, энергоснабжающие. Они, безвестные составители, неплохо поработали, выясняя запутанный клубок имущественных отношений.
— В случае вашего отказа у этих компаний начнутся проблемы с отчетностью, с профильными госструктурами, налоговые и патентные скандалы - вы разоритесь на юристах. Но если вы согласитесь и не станете выполнять договоренности, все будет еще хуже. Мои покровители не терпят измены. Думаю, организовать революцию в маленькой горной стране с показательным повешеньем узурпатора будет нетрудной задачей для подготовленных людей. Выбирайте.
Так открыто, прямо и недвусмысленно мне угрожали впервые - видимо, времени на самом деле у них оставалось немного и они были вынуждены торопиться, принимая жесткие решения, на которые обычно шли с неохотой.
— Выбор на вас пал по простой причине, - откровенничал князь, - вы обеспечиваете почти четверть валютных поступлений в Москву и ваша правильная позиция станет для команды Баталина тем рифом, о который разобьются их планы.
— Но как я могу быть уверен, что это не просто чья-то хитрая операция по вытеснению меня с рынка? Стоит мне озвучить перед Москвой свои новые требования и они тотчас начнут искать нового трейдера. В Европе, Азии - неважно. Ничего не стоит энергичным людям в этот момент занять мое место. Мне нужны гарантии. Какие-то обязательства на бумаге. И уже сейчас.
— Я понимаю ваши опасения, - кивнул князь. - Понимаю. Но здесь вам придется мне поверить. Те, по чьей просьбе я здесь оказался, не очень-то доверяют бумаге.
Я рассмеялся, потому что это в самом деле было смешно - приезжает уполномоченный человек с высокими верительными грамотами и предлагает мне своими руками удавиться. Такое разве что в Средневековой Японии могло произойти.
— Я перестал верить людям на слово еще в школе, мистер Лобанов. Мне нужны твердые гарантии, что никто не окажется на моем месте, пока я…
— Я вас понял, - перебил меня князь. - Никому не нужны неприятности. Если к вам в гости приедут Николас Оппенгеймер, Джон Рокфеллер, сенатор, и… допустим, Чарли Морган и скажут слово в слово то же самое - вы примете такие гарантии?
— Чарли Морган - исполнительный директор Morgan Stanley?
— Конечно.
— Да, такие гарантии я приму. Безусловно.
— Вот и замечательно. Тогда, с вашего позволения, я откланяюсь, а названные мною персоны прибудут к вам на днях.
Я провожал его и думал о двух вещах: несмотря на высокопарный слог и кажущуюся исключительность ситуации - ведь разговаривали очень богатые люди - разговор свелся к тривиальному пацанскому “а кто за тебя ответит?”. И второе, что пришло мне в голову - социализм, это очень дорогостоящая игрушка, на которую еще никто в этом мире толком не заработал. Кроме, пожалуй, Швейцарии.
— Приятно было познакомиться, - протянул мне свою крепкую руку князь, стоя у своей машины.
— Мне тоже, - я не лицемерил, мне в самом деле понравился этот человек и очень хотелось, чтобы и у меня были такого рода доверенные лица.
Лу до этого уровня не дотягивал. Он был хорош в другом, но рядом с князем смотрелся бы облезшим помойным котом перед породистым мейн-куном.
— Через пару дней увидимся, - посулил Лобанов-Ростовский.
— Очень на это надеюсь, - я приветливо помахал ему вослед.
Мне в общем-то большего и не надо - главное успеть созвониться с Серым, он обязательно что-нибудь придумает!
И едва осела пыль на дороге, поднятая отъезжающим Bentley князя, как я бросился к телефонной трубке.
Он еще спал - в Луисвилле еще не было и шести утра. Попросил не частить, а рассказать подробно, припомнив все детали.
Мой рассказ занял минут пятнадцать, после чего Серый покряхтел в трубку и выдал:
— Понятия не имею, что нам делать. Этого я не видел, этого не должно было случиться. Но теперь обязательно посмотрю. Ты, Зак, не волнуйся, как-нибудь выкрутимся.
— Вот еще что, - вспомнил я, - этот князь что-то намекал о скором повышении нефтяных котировок. Ты что-нибудь знаешь об этом?
— Да, - сказал Фролов. - Если бы ты был внимателен к Персидскому заливу, то понял бы, что там вскоре - точнее, через две недели, начнется война между Ираком и ворующим у него нефть Кувейтом. За Кувейт вступятся вашингтонские ястребы, цены поднимутся на двести процентов. Все уже договорено и решено. Уилкокс видел план вторжения сил союзников и даже обещался привезти мне копию, но пока что-то тянет. Нефть подорожает ненадолго, примерно на месяц, где-то до тридцати пяти долларов, пользуйся. Если успеешь - скупай опционы, фьючерсы, покупай бумаги нефтяных компаний. Ну, ты знаешь. Только не вздумай связываться с живой нефтью - через месяц все вернется обратно.
— Почему ты не сказал об этом раньше? - мне в самом деле было непонятно, почему он утаил столь важную информацию.
— Собирался. Но ты подкинул задачку помудренее. Я даже думаю - не накрыть ли все ваше сборище маленькой тактической ракеткой? Представляешь: Морган, Рокфеллер, Оппенгеймер, Майнце - все народные кровопийцы соберутся в одном месте и… Еще парочки славных фамилий не хватает, а то бы я даже не раздумывал.
Он шутил, но как-то вымученно. То ли толком не проснулся, а то ли и в самом деле не увидел выхода из сложившейся ситуации.
— Я подумаю до полудня, что нам можно сделать, - сказал он. - Перезвоню.
В трубке раздались короткие гудки, и мне оставалось только ждать его решения. Наверное, это неправильно - полностью полагаться на чужое мнение, но мне очень не хотелось ошибиться с выбором. И пока этот существенный вопрос не разрешен, я не смогу ничего сделать. Он будет сидеть в моей голове, требуя ответов.
К счастью, Серый думал не долго. Я не успел прочесть свежий номер Forbes, а он уже перезвонил и коротко бросил:
— Соглашайся на все. Но торгуйся за каждый пенни. Увидимся - объясню.
Поэтому, когда через день над городком появилась пара вертолетов, я был уверен в своих силах, ждал предстоящей схватки и притопывал как нетерпеливый жеребец на старте ипподрома.
Первый вертолет опустился на небольшую площадку, и места для второго на ней уже не оказалось. Поэтому второй машине пришлось висеть метрах в ста над землей, в ожидании разгрузки первой.
Прибывших оказалось пятеро: первым из вертолета выбрался и, придерживая рукой легкую шляпу, похожую на артековскую панаму, побрел ко мне сквозь поднятый лопастями вихрь полноватый мужик лет сорока-сорока пяти, с одутловатым лицом, наполовину скрытым густой бородой - Николас Оппенгеймер, наследник алмазной империи “Де Бирс”, банкир и просто хороший человек. Я видел его издалека во время своего посещения Богемской рощи, но представлен ему не был. Следующим из машины показался невзрачный среднестатистический человечек без особых примет - исполнительный глава Morgan Stanley Чарльз Ф. Морган. Третьим на площадке появился улыбчивый князь Лобанов-Ростовский. Вертолет поднялся вверх, его место занял второй и вскоре из него легко выпрыгнул бывший губернатор, а ныне сенатор от Западной Вирджинии Джон “Джей” Рокфеллер - большелобый очкарик с обаятельной улыбкой, единственный демократ в семье потомственных республиканцев. Его я тоже видел раньше - несколько раз по телевизору и однажды на какой-то правительственной конференции, куда притащил меня Уилкокс. И последним на земле оказался встреченный отцом в Москве восходящая звезда финансовых рынков, повелитель доллара - Алан Гринспен.
Визит последнего был для меня необъясним - его-то какое дело? Сидит там у себя в Вашингтоне, мотается по Америке, удерживая инфляцию и последовательно снижая ставки федеральных фондов - что ему делать здесь, в Европе? Зачем здесь человек, устроивший тот пресловутый “черный вторник” в 1987 году, который позволил нам начать свою эпопею? Странно переплетаются жизненные дорожки. Знал бы он, чем я ему обязан…
— Зак, здравствуйте! - Еще в прошлый визит князя мы как-то научились обходиться без чинов. - Вот, привез вам гарантии.