— Я давно говорил своим соратникам по… партии, что мы слишком замкнулись в своем мирке и не видим реальных процессов, происходящих в мире, - продолжал Павлов. - Мы научились жить в своем маленьком аквариуме и совсем забыли, что вокруг нас большой, полный опасностей мир, и противостоять ему нам нечем - он сумел преодолеть влияние марксизма, осмеял его и выбросил на свалку истории, а мы все еще пользуемся продуктом столетней давности.
— Старое - не значит плохое, - буркнул Изотов. - Проверенное временем, можно сказать.
— Проверенное, - согласился Павлов. - Не бухти, Валентин. Я говорю не о том, что оно неверно, а о том, что в изменившемся мире появляются новые методы, знания, теории, но мы упрямо держимся за догмы вековой давности, черт их возьми! - для убедительности Георгий Сергеевич стукнул ладонью по столу.
— Тойнби писал, что Россия постоянно, всю свою историю, находится под внешним давлением, но всегда умеет обратить его в свою пользу, - вспомнилось мне. - Россия - единственная страна, победившая в вечном противостоянии кочевников и земледельцев, сумевшая не только победить дикарей, но даже отвоевавшая у них территории, преобразовавшая вечную угрозу миру - бескрайние пастбища скотоводов в пашни. Он даже напророчил, что в следующем веке определяющей силой в мире станут вновь обретенная русская идеология, вставший с колен Китай и исламские пассионарии.
— Пассионарии?
— Ну, пассионарии в интерпретации Гумилева, насколько я понял, - пояснил Изотов.
Мы все задумались о месте пассионариев в истории. Слышно было, как хлюпает горячим чаем Валентин Аркадьевич.
— Знаете, на Востоке в мусульманских странах кое-где бытует такой обычай: когда сын хозяина дома решает жениться, для новой семьи делают надстройку на имеющемся доме. Без всяких правил и геодезических изысканий они порой возводят пятиэтажки. Чем не метод? - вставил отец. - Надстраивай и надстраивай поверху, зачем старое-то ломать?
— Так можно построить пять этажей, но не тридцать пять, - возразил Павлов. - А нам нужен крепкий многоэтажный дом на зависть всему миру! И значит, нужна теория этого строительства, план, если хотите. Так-то!
Все замолчали, стало слышно, как бубнит телевизор где-то возле консьержа.
— Ладно, товарищи, славно поболтали, - тяжело вздохнул Павлов. - Я понимаю, что мы с вами сейчас никакой полезной идеи не родим, но думать об этом стоит. И ты, Захар Сергеевич, переговори с товарищем Фроловым об этом деле - вдруг в его светлой голове найдется заслуживающая внимания мысль?
Я согласно кивнул, пока еще не очень разумея, о чем говорить с Серым.
— И у меня есть одна просьба от товарища Баталина, - словно вспомнив что-то прочно забытое, просветлел Павлов. - Юрий Петрович на днях пошлет людей в Лондон к товарищу Карнауху. Я уж попрошу вас, Захар, не препятствовать их переговорам.
— На какую тему? Поймите меня правильно - Юрий Юрьевич проводит для меня огромную работу и мне не хотелось бы лишиться столь ценного…
— Именно об этом они и станут говорить. Ему предложат пост Председателя Госбанка СССР.
Сказать, что я удивился - ничего не сказать. Но с другой стороны, мне почему-то было радостно за то, что кто-то кроме нас с Серым смог оценить этого незаурядного человека и найти ему достойное его талантов место. В Лондоне, я знал, у него уже состоялась отличная команда, и имелись даже двое расторопных парней, выполнявших время от времени его функции - во время его отсутствия.
— А Геращенко?
— А Геращенко поедет в Лондон, руководить тамошними загранбанками, - улыбнулся Павлов. - Специалист он хороший, грамотный. Справится.
Я не имел ничего против, а, наоборот, был рад такому кадровому решению. Помимо того, что во главе Госбанка встанет очень квалифицированный человек, знающий все об обеих банковских системах - советской и западной, теперь и у меня появлялась своя “мохнатая” лапа на самом верху, что существенно расширяло возможности для манипуляций рынками. Все-таки, как не крути, а Советский Союз все еще в числе мощнейших экономик мира. И иметь его Госбанк за спиной в виде неофициальной поддержки - дорогого стоит.
— Славно! - сказал я вслух. - Я не буду препятствовать. Если предложение придется ему по душе - я только “за”!
— Ну вот и замечательно, - Павлов протянул мне на прощанье руку. - Я знал, что мы договоримся.
По его глазам было понятно, что он заранее просчитал все мои резоны и не ждал особых протестов. Возможно, рассчитывал, что я немного поторгуюсь, но знал, что соглашусь непременно. И он не стал скрываться:
— Вот теперь-то вы поторгуете, да?
— Да уж, Георгий Сергеевич, это царский подарок, - я не стал возражать. - Если Госбанк к тому же выйдет из-под прямого контроля Правительства, то виды открываются… аж дух захватывает!
— Проект закона уже готов, - объявил Изотов. - Госбанк будет подотчетен только Съезду нардепов. Ко времени приезда в Москву Карнауха закон будет принят.
И только теперь до меня дошло, зачем мне организовали эту встречу.
А на утро Гвидо с Вилли укатили с каким-то неулыбчивым товарищем из Администрации Президента - для организации предстоящей встречи с нефтяным министром. Мне же предстояло встретить Луиджи, который последние полгода провел на родине, практически не вылезая из кабинетов итальянских парламентариев, подкупая депутатов от всех партий сразу.
За ним отправили машину и к одиннадцати утра он уже сидел напротив меня, пил “Боржоми”, чесал заросшую щетиной щеку и удовлетворенно улыбался.
— Ты не представляешь, Зак, чего мне стоило протащить это через социалистов. Уперлись как деревенские дураки и даже от денег отказывались! Амато только что персональную травлю против меня не организовал.
— Но дело сделано?
— Это было непросто. Если бы не твои новые друзья - Аньелли и Куччиа, мне пришлось бы сложнее. Сегодня закон должен подписать сеньор Коссига, и можно считать, что дело сделано! Завтра юристы подадут документы на регистрацию и у тебя появится своя собственная армия!
Луиджи занимался организацией первой итальянской частной военной компании. Подобные образования в англо-саксонском мире были не в новинку, но в Италии подобного еще не знали. Более того, год назад Италия присоединилась к конвенции ООН, направленной против наемничества в любых формах. И все же Италия была признана нашими юристами как страна с наиболее поддающимся влиянию извне законодательством. И решено было пролоббировать соответствующие законодательные нормы, чем и занялся Лу.
Можно было бы, конечно, организовать частную армию на территории США - там юридические нормы по этому вопросу были проработаны больше и тщательнее всего, даже выпускался очень популярный профильный журнал, но там уже работал Вязовски со своей охранной фирмой, со штатом в двадцать пять тысяч человек. Не совсем то, что нужно, но при желании переориентировать его контору на смежные задачи - дело пары недель. В Англии, несмотря на то, что впервые, четверть века назад, подобные военные фирмы появились именно там, в законодательстве на их счет до сих пор царила полная анархия, и приводить закон в порядок никто не спешил из-за опасений - как бы чего не вышло. Англичане предпочитали посмотреть на свое изобретение издалека, прежде чем самим его безоговорочно принять. Немцам любая милитаризация могла дорого аукнуться в плане международных отношений, а во Франции все еще свежа была память по Бобу Денару и его подвигах, чтобы хоть кто-то мог серьезно воспринять идею частной армии.
В предполагавшейся итальянской фирме, издевательски названной Лу “Iniziative di Pace”, предполагался штат в десять тысяч человек из военных профессионалов высшей пробы. Я готов был платить хорошие деньги за безопасность своих вложений.
— У нас, Лу, у нас, - уточнил я. - Нужно проработать вопросы технического оснащения и подбора кадров. Займись этим. Обрати внимание на русских отставников - сейчас, после Афганистана, во всем мире у них едва ли не наилучший опыт. Французы из Легиона хороши, если верить газетам. Ну, ты в этом лучше разбираешься - тебе и карты в руки. Но самое главное, нужно наладить контакт с Брюсселем. Это важнее всего. Нам нужны общеевропейские контракты на охрану всяких делегаций, на сопровождение грузов в местах работы “голубых касок”… Ну ты понимаешь. Держать армию головорезов без реальной работы, без того, чтобы она приносила деньги, я не стану. Так что теперь твоя главная задача - выйти на окупаемость. Нанимай каких хочешь специалистов, поговори с Вязовски - он что-нибудь наверняка подскажет, но за два года нужно научиться зарабатывать.
— Зак, мы все это не единожды обсуждали, я не забыл, - кивнул мой бывший телохранитель, сморщившись как от надоевшей головной боли.
— Да, верно. Прости, я просто не думал, что все выйдет так быстро. Тогда вот еще что. Треть этой компании будет твоя - готовь документы.
Лу не повел и бровью, но по тому, как блеснула искра в его глазах, я понял, что угодил в яблочко - ему очень хотелось быть партнером.
— Да, верно. Прости, я просто не думал, что все выйдет так быстро. Тогда вот еще что. Треть этой компании будет твоя - готовь документы.
Лу не повел и бровью, но по тому, как блеснула искра в его глазах, я понял, что угодил в яблочко - ему очень хотелось быть партнером.
Когда все складывается удачно, хочется делать еще и еще что-нибудь, не останавливаться, чтобы не спугнуть Фортуну, не прерываться, не оглядываться. Успешный бизнес - он как наркотик, он гораздо сильнее любого наркотика, ведь зелья дают только временное удовольствие, но если человек поймал удачу за хвост, и задумки исполняются словно по щучьему желанию, когда кажется, что ты не приложил и десятой части потребных усилий - постоянная эйфория обеспечена. Это как постоянный джек-пот в лотерее, который достается только тебе!
Лу ушел бриться и вообще - приводить себя в божеский вид, а я принялся изучать “свежие” газеты двухдневной давности.
Вскоре вернулся Гвидо с советским чиновником и объявил, что через два часа нас ждут представители Москвы. Встреча была предварительной, полуофициальной, и должна была произойти не в министерстве, а в новенькой гостинице “Космос”, отстроенной французами всего лишь десять лет назад.
Нас - меня, Вилли, Лу, Гвидо - проводили на второй этаж, в конференц-зал с названием какой-то планеты, маленький, с низким потолком, где уже находилась советская делегация с двумя переводчиками.
Во главе шестерки русских был министр Васильев, сухой мужчина лет около пятидесяти, с очень морщинистым лбом и потухшим взглядом. Он не спешил произносить длинные речи, больше отмалчивался. Зато за троих говорил его референт Андрей Васильевич Замков - лощеный дипломат, слегка пухловатый, рыхлый, в костюме от Кардена, идеально подогнанном к нестандартной фигуре, и в лакированных туфлях. На его пальцах кроме обручального кольца блестели камешками еще пара массивных печаток. Вилли говорил мне, что среди советских чиновников появился подобный тип полукоммерсантов, не стесняющихся своего достатка, но живьем я видел такого впервые. Он иногда переходил на довольно хороший английский, демонстрируя жесткие ирландские “р” и “х”, перебивал и поправлял переводчика и произвел впечатление бесцеремонного и не очень компетентного человека, изо всех сил тщащегося доказать свою полезность и важность. При этом от него ощутимо несло потом - как от алкоголика в завязке в первый месяц.
Нас приветствовали настороженно, словно в каждом сказанном слове мог таиться подвох. Несмотря на все демократические преобразования Горби, к иностранцам по-прежнему относились с опаской. Во всяком случае те, кто еще не успел к ним привыкнуть. И спустя даже после часа напряженного, но ни к чему не обязывающего разговора, в котором стороны выражали удовлетворение предыдущей работой и восхищение друг другом, лед не растаял. Как не улыбался Вилли, как не пытался проявить дружелюбие я - лед не топился.
Чирикал референт, он то упрекал нас в жадности, то требовал поделиться прибылями, то признавал, что без нас советскому нефте-газовому комплексу было бы не в пример труднее выйти на европейские рынки - я не понимал к чему он клонит. Вилли рассыпался в благодарностях, но в глазах министра я читал все ту же безнадегу. Пару раз он обратился к своему помощнику, попросив не переводить свои слова:
— Уймитесь, Андрей Васильевич, или мы никогда не перейдем к сути вопроса.
Референт кивал, но затыкаться не спешил.
“Он хочет замкнуть все контакты с нами на себя” - Вилли подсунул мне записку, и я исчеркал ее чертячьими рожицами.
— Достаточно, - сказал я, поднимаясь из-за стола. - Мистер Васильев, вы решите, с кем нам вести переговоры - с вами или с господином Замковым, а потом я с удовольствием выслушаю ваши предложения. Вилли, нам пора.
— Андрей, у тебя дела в министерстве, - неожиданно жестко приказал Васильев. - Не торопитесь, господин Майнце, я уверен, что мы найдем общие точки.
Референт спохватился, засобирался и как ошпаренный выскочил за дверь.
Вместе с Замковым из зала вышел еще один переговорщик, а спустя две минуты зашли двое других: собственной персоной Президент всея Руси товарищ Баталин Юрий Петрович и его советник - доктор Майцев, Сергей Михайлович.
— Господин Президент! - вскочил Вилли, сориентировавшись первым.
И по его мгновенному узнавающему взгляду на того, кто сопровождал Баталина, а потом быстро переметнувшемуся на меня, я догадался, что мои личные акции в глазах Штроттхотте существенно выросли в цене, ведь не каждого прибывающего в Москву бизнесмена встречает доверенное лицо Президента.
— Здравствуйте, господа! - поприветствовал нас новый советский лидер.
Он поочередно пожал наши руки, участливо улыбнувшись мигом вспотевшему Гвидо, никогда прежде не встречавшегося со столь важными персонами.
— Переговоры, как я слышал, зашли в тупик?
Если я правильно догадался, то все это время он сидел где-то по соседству, наблюдал через какое-нибудь прозрачное зеркало нашу встречу и слушал нашептывания отца о психологическом портрете каждого из участников, о желаниях сторон и о возможном компромиссе. Фролов иногда поступал так же, только в самом крайнем случае появляясь перед переговорщиками. Наверное, не самый глупый ход, если все хочешь сделать чужими руками. Сам я, впрочем, всегда предпочитал лично присутствовать за переговорным столом - мне казалось, что без меня все нарешают неправильно.
— Мы еще даже не начинали, Юрий Петрович, - ответил за всех Васильев. - Так, Андрей Васильевич развлек нас немного.
— Значит, я вовремя? И вы меня не погоните?
— Ну что вы, Юрий Петрович! Располагайтесь! - жестом радушного хозяина Васильев предложил выбрать место за столом.
По едва различимому знаку один из переводчиков бесшумно вышел из зала и вернулся спустя минуту с парой бутылок минералки и чистыми стаканами для новых участников встречи.
— Признаться, не ожидал вас увидеть здесь, господин Президент, - наконец нашелся Вилли. - Встреча неформальная, мы думали…
— Ну и я - видите, без галстука, - Баталин распустил узел и сунул дешевый красный галстук в карман пиджака.
Присутствующие тоже потянулись к галстукам. Мне было проще - Осси считала, что мне больше идет шейный платок и быстро приучила меня к нему.
Следующую четверть часа мы потратили во взаимных выражениях удовольствия: московской погодой, русскими женщинами, благотворной торговлей, налаживающимся диалогом и прочей ничего не значащей ерундой.
Работая с англичанами, я уже привык тому, что подобный разговор может продолжаться часами, прежде чем стороны перейдут к сути, но Баталину с Васильевым подобное было в новинку - большая часть их профессиональной деятельности прошла внутри России и опыт пустопорожней болтовни, когда подбираются ключики к характеру партнера, был, кажется, невелик. Они привыкли требовать от коллег, подчиненных и начальников моментального понимания ситуации, но бесконечный треп с совершенно незнакомыми людьми, не друзьями, не партнерами, видимо, сводил их с ума: на лицах появилась усталость, на лбах выступила легкая испарина, они начинали тяжело вздыхать, сопеть, ответы становились короче, а вопросы начинали повторяться.
Обычная болезнь выдвиженца: на своем посту он привык играть по определенным правилам, но стоит ему оказаться на другом месте, имеющим мало отношения к его предыдущему занятию, и выясняется, что он не настолько хорош, как можно было бы подумать. Я наблюдал такое едва ли не ежедневно - разных людей, попавших в непривычные для себя ситуации. Самые худшие директора получаются из бывших бухгалтеров, а самые никчемные правители - из юристов. Потому что первые вместо зарабатывания прибылей стараются экономить, а вторые думают, что все подчиняется писанным законам, кодексам и уложениям. А теперь, на примере Баталина, я увидел, что и технари не очень-то универсальны: они понимают только слова, понятия, конкретные предложения и не придают никакого значения психологии, умению нравиться - хотя у некоторых из них этот дар есть от природы. Длинные и, по их мнению, беспредметные разговоры, технарей утомляют.
Мы уже звали друг друга по именам, я пригласил Президента с супругой в гости, а мне было рассказано, как хороши вечера на Волге, Вилли пообещал Васильеву рыбалку на черного марлина у берегов Кении и сафари в Танзании. Мы успели обсудить перспективы развития мобильной связи в России, трудности оформления документации - ведь всемогущий КГБ просто не мог допустить, чтобы граждане вели разговоры без проводов, к которым можно подключиться. Даже обычному потребителю услуги за каким-то чертом требовалось получить специальное разрешение на работу в определенном частотном диапазоне и обладателей первых сотовых телефонов государство приравнивало к радиолюбителям, каждый из которых был на особом учете. Баталин пообещал упростить процедуры, но, кажется, сам в такое не верил.