Кубки вскинулись вверх, приветствуя будущего Владыку Севера, которому еще только предстоять о том, что выбрали его. Хани повторила следом за всеми. После глянула в свой кубок. Собственное отражение в алом показалось мертвецки бледным, с алыми тенями, точно кто изрезал лицо в кровь. И глаза сделались темными, багряно-красными. Руки Хани пошли мелкой дрожью, отчего вино в кубке разошлось широкими кольцами, отражение размазало рябью. А когда поверхность хмельного напитка успокоилась, Хани разглядела в ней себя. Будто со стороны, подглядывала в замочу скважину за собой же, отраженной в кубке.
Вот отражение замерло, - точь-в-точь как она сейчас, - стоит и глядит в кубок, будто там чудеса всего Эзершата спрятались. Не спешить пригубить хмельной напиток, чтоб по-чествовать выбранного Конунга. Наоборот, оглядывается - никто ли не наблюдает за ней? И тут же разжимает ладони. Кубок падает, кровавое вино расплескивает, брызги так и рвутся из кружки, того и гляди - окропят лицо.
Хани моргнула, а когда снова всмотрелась в хмельную гладь, не нашла там ничего, только собственное отражение.
Сестры пригубили кубки. И Хани, растерянная увиденным, последовала их примеру.
Раш
Пир еще только начался, а настроение Раша отошло в царство Гартиса, и там было предано мукам. Карманнику отвели место между Миэ и Арэном. И если второй большую часть пира сидел молча, время от времени кое-как самостоятельно поднимал кружку за здоровье воителей и щедрого хозяина, то таремская волшебница помалкивала, будто в рот воды набрала. И такое поведение раздражало Раша куда больше, чем ее привычная язвительность. Уж лучше бы кололась острыми словцами, чем сидит будто со слабым желудком - звука сказать боится, чтоб не осрамить себя.
Когда после первого вкушения угощений гости принялись галдеть и громко обсуждать события минувших дней, Раш, воспользовался случаем и выскользнул из-за стола. В большом зале гулял ветер. Все что ли тут так строят, со щелями да сквозняками, зло думал карманник, устремившись в самый дальний угол, приманенный теплым танцем огня в жаровне. Над нею было сооружено нечто вроде воронки, куда благополучно втягивалась часть дыма, но все ж, стоило Рашу приблизиться, в глазах защипало. Карманник с удивлением заметил двоих, что сидели прямо на разложенных шкурах. И как только зады у них не отмерзли, подумалось карманнику, но в голос он только поприветствовал северян и попросил разрешения разделить с ними тепло очага. За последние дни плаванья он успел немного поднатореть в северной речи и теперь кое-как мог донести часть своих мыслей понятно для артумцев. Мужчины мигом загоготоали, наверняка развеселенные его неверным выговором. Раш предпочел сделать вид, что хохот обращен не к нему. Впрочем, северяне тут же радушно закивали, мол, садись, а один протянул бурдюк с пивом. Здесь его делали из ячменя и ржи с какими-то пряными травами, отчего напиток делался горьким и забористым, точно молодое вино. Карманник, который к хмельному всегда относился настороженно, сделал глоток лишь из приличия.
На шкуры садиться не стал, вместо того вытянулся в полный рост на скамье, гадая, сколько же еще придется торчать в Северных землях.
Так его и застал таремский купец. По случаю празднества Дюран нарядился в расшитую шелком тунику, щедро сдобренную мехами и каменьями. Сапоги его мягкой светлой кожи стоили, наверное, в половину от цены резвого мерина - еще одно напоминание для Раша, что чужестранец при деньгах, но пока не спешит выполнить свою часть уговора. Впрочем, карманник и сам не спешил, выжидал случай порыться в пожитках нанимателя, да прибрать к рукам то, что сердцу мило окажется. И сегодняшний вечер мог оказаться той самой оказией.
- Чего не пьешь, уважаемый? - Поинтересовался Раш.
Купец покосился на обоих северян, но те даже не повернули голов в его сторону. Раш слышал разговоры о жадности таремца и о том, как он собирался нажиться на деревенских, предлагая в минуту отчаяния свои клинки по заоблачной цене. Карманнику дела не было до того, и совесть его не грызла, что протянул руку помощи недостойному. Про себя он частенько посмеивался над северянами: знали бы они о том злодействе, которое задумывал Торхейм, спеси бы с них слезло - семь шкур. Карманник по-прежнему носил при себе кольцо, украденное с пальца мертвого Конунга. И хоть не знал на что оно ему, украденная вещь грела ему не только карман, но и душу.
- Завтра мы с тобою расстанемся, Раш, - с деланным прискорбием сообщил торговец.
Раш не ожидал, что таремец решит избавиться от него так скоро, и от неожиданности даже сел.
- Как скажешь, уважаемый, - ответил покорно, про себя гадая, с кем в этой каменной глыбе успел договориться ушлый торгаш. И если уж успел - не вздумал ли оставить его с носом. - Тогда давай не станем надолго откладывать наши расчеты, чтоб не было между нами недомолвок и взаимных обид.
Купец улыбнулся, часто-часто закивал головой, будто глиняный болванчик. Раш даже не сомневался, что тот уже заранее придумал план, как бы избавиться от ненужного охранителя, и остаться при своих. Только карманник не собирался верить не единому обещанию.
- Завтра уж, не станем нарушать радость торжества звоном монет. Как бы хозяев не обидеть мелочными нашими расчетами. - Дюран пригладил рукав рубахи, стряхнул с нее невидимые пылинки.
-Хозяевам нынче не до нас, уважаемый Дюран, - не уступал Раш.
Поднялся на ноги, как бы невзначай поддался вперед, чуть не нос в нос приблизился к таремцу. Тот попятился было, но тут же остановился, прикрылся напускной храбростью.
- Уж не вышел ли я из твоего доверия, Раш? - Дюран принялся "чистить" второй рукав.
Карманнику хотелось схватить купчишку за грудки да потрясти, так, чтоб все золотишко из карманов на пол высыпалось - бери, кто хочешь. Останавливало только упоминание торговца о своих новых охранниках. Мало ли что за громил нанял этот скупердяй, как бы после они не взялись самого Раш выпотрошить.
- Я исправно приглядывал за тем, чтоб шкура твоя была цела, - не отступался карманник. - Ты жив, здоров, улыбаешься вон, и все твои товары на месте. Так почему бы нам не совершить все расчеты и не поднять тут же кубки за то, что мы сдержали обещания, благословенные служителями?
- Видишь ли... - отпирался купец.
Тут же его перервал вкрадчивый мужской голос. Прямо за их спинами стоял рхелец и обращался он к купцу. Раш еще раньше заприметил этого типа: сидел по правую руку от хозяйки Харрога и то и дело что-то нашептывал ей на ухо. Карманнику показалось, что муж ее, Берн, не разделял радости по поводу столь неожиданных в этих землях гостей. Однако же Сария, сама той же крови, оказывала рхельцам всякие почести, чем подчеркивала их важный статус.
- Прошу простить, что прерываю ваши речи, - слова рхельца лились медом, того и гляди уста слипнуться. - Могу я поговорить с тобой, уважаемый Дюран? Нынче мы договорились обсудить наши сделки, а случай только вот подвернулся. Так не станем же пренебрегать им, и, если твой почтенный собеседник не против, отойдем, чтоб не портить его отдых нашими торговыми расчетами.
Раш и рта раскрыть не успел, а оба уже семенили в другой край зала. Он повернулся, тут же получив насмешки северян, что стали невольными свидетелями разговора. Карманник и так чувствовал себя облапошенным, потому смешки бородачей только раззадорили его злость. С досады он выхватил у одного из них мех, и влил в себя приличную порцию пива, давясь непривычной горькостью. Во рту мигом сделалось скверно.
- Не зря разговоры ходили, что лихой этот человек, - пробасил один из бородачей. - Мать моя говорила, что с купцами из Тарема надобно торг вести только под присмотром пяти пар зорких глаз, да пяти пар досужих слушать. А и все одно облапошат на чистом месте.
Второй выразил согласие кивком, и подхватил:
- Прими слова мои за совет: пойди к тому торгашу, да прижми в углу, где потемнее, так, чтоб обделался от страху. И пока все до последней монеты не отдаст - не выпускай. А то с носом останешься.
- И на том спасибо.
Раш обернулся, выискивая взглядом куда делись Дюран и рхелец, но в центр зала уже высыпали северяне, музыканты дали свободу гуслям и дудкам. Карманник решил не выжидать другого случая, и пока торгаш расхаживал незнамо где, наведаться в его комнату, поглядеть, что за клинки были обещаны ему в награду. И ели подвернется что стоящее - взять его без зазрения совести. Благо, что пиршество стремительно обернулось пьяной вакханалией - в таком-то шуме Раш почти не боялся быть услышанным или пойманным. Другое дело, что оставались все те же "новые охранники" которые вполне могли стеречь хозяйское добро.
Уже преодолев половину зала, Раша остановила какая-то рослая девка, вся румяная от танцев. От нее разило спиртным не меньше, чем из винного погребу где только-только забадяжили молодое вино, но карманник не стал противиться, когда северянка утащила его в хоровод. Танцевать Раш умел чуть, но не мешало бы показаться в общем веселье: когда торгаш объявит пропажу и кинутся искать виновного, кто-нибудь да припомнит, что чужестранец плясал разом со всеми.
Уже преодолев половину зала, Раша остановила какая-то рослая девка, вся румяная от танцев. От нее разило спиртным не меньше, чем из винного погребу где только-только забадяжили молодое вино, но карманник не стал противиться, когда северянка утащила его в хоровод. Танцевать Раш умел чуть, но не мешало бы показаться в общем веселье: когда торгаш объявит пропажу и кинутся искать виновного, кто-нибудь да припомнит, что чужестранец плясал разом со всеми.
Его планам помешала Миэ. Весь вечер молчавшая таремка сцапала его за руку и бесцеремонно выволокла из круга. Карманник и глазом не успел моргнуть как волшебница выволокла его под арку и потом - дальше по коридору, пока шум веселья не стал вдвое тише. Только после остановилась.
- Нам нужно ехать отсюда, срочно, - сказала она, обернувшись.
Раш чуть было не шарахнулся, таким горящим стал ее взгляд. Первой мыслью было, что таремка обпилась какого-нибудь волшебного эликсира с приворотными чарами, - раньше Миэ частенько использовала их, чтобы наверняка стать первой красавицей вечера, - но Раш тут же понял, что ошибся. Волшебница выглядела слишком встревоженной.
- Когда я против-то был? - Раш выразительно посмотрел на нее. - Еще в деревне той говорил, что пора уносить ноги, так кто меня слушал. Захотелось в благородных играть, вот теперь и получайте.
Таремке его слова не понравились. Она сжала пальцы в кулаки, по скулам ее заплясали желваки. Раш на всякий случай попятился - когда волшебница впадала в раж, самым верным делом было сторониться ее. Мало ли чего начарует.
- Те рхельцы, знаешь, с чем пожаловали? Какие новости принесли?
Раш пожал плечами. Миэ прищурилась, осмотрелась и, понизив голос, зашипела:
- Беда в Дасирийской империи. Нет там законного правителя теперь, на престол метит регент из Рхеля, тот, которому Нинэвель сосватали.
- Откуда прознала? - Карманник мигом сделался серьезным. Он никогда не совался в политические склоки, тем более всякие околопрестольные дрязги. По мнению Раша все они так или иначе решались если не мечом и кровью, так хитростью и ядом. В таких играх простые смертные становились букашками под ногами гигантов: растопчут пару сотен, никто и глазом не моргнет.
- За столом шептались, слов за слово, - таремка осмотрелась. - Будто кто-то за нами присматривает все время, ты ничего не заметил?
Раш отрицательно мотнул головой. Миэ очень спешно пересказала ему все, что знает: про письма Арэна, про то, кем приходится Фьёрн и про подслушанный разговор.
- Я узнала по голосу, - говорила она быстро, Раш едва успел разбирать слова. - Послы из Рхеля что-то замышляют. Верно тоже приехали торговаться за Фьёрна. Но раз их регент метит на золотой трон Дасирии, то привезли они не такие щедрые предложения, как наш Шаам. Да только теперь-то письмам Арэна грош цена.
- Как и нашим головам, если все откроется, - быстро соображал карманник.
Миэ согласилась с ним.
- О чем хотел говорить тот рхелец с Дюраном?
- А мне откуда знать? Торгаш сказал, что нашел замену мне. Расчет делать не хочет, ну да у меня свои счеты все равно подведены будут. - Последние слова сказал с опаской, мало ли чего таремка удумает. Она всегда больше всех выступала, если Раш прохаживался по чужим карманам.
Но, вопреки его ожиданиям, после короткого обдумывания, волшебница широко улыбнулась.
- Я помогу тебе, а ты поможешь всем нам, - сказала почти торжественно и размяла пальцы. После чего снова схватила Раша за рукав и оттащила еще дальше, в тень, куда не хватало даже света чадящих факелов. - Верно я поняла, что ты собрался переполовинить скарб торговца?
Раш видел размытые тьмой контуры ее лица, но глаза волшебницы по-прежнему полнились лихорадочным блеском. И то, что она продолжала разминать пальцы, могло значить только одно - таремка собиралась чародейничать.
- Была мысль, - нехотя сознался Раш, обескураженный ее непонятным настроением.
- Тогда я дам тебе невидимости, а ты, взамен, хорошенько поскребешься в его вещах. Заглянешь в каждый угол, под каждую пылинку.
- Ради какой печали-то? - Рашу нравилась перспектива получить на себя чары невидимости, тем более, что Миэ умела творить их ладно и безукоризненно, но прежде чем соглашаться, решил выведать все наверняка.
- Сдается мне, не просто так рхелец с Дюраом беседы вести вздумал. Уж точно не о шелках да винах. С самого начала странно было, чего этот тип в Северных землях околачиваться удумал, и домой не торопится. Письма ищи, книги.
Про себя Раш подумал, что будь он на месте заговорщиков, нипочем бы не стал оставлять важные письма без присмотра хоть на мгновение. Арэн и тот со своими носился, как служитель с новеньким кадушем, и теперь-то Раш понимал, чего ради. Но переубеждать Миэ не стал: торгаш не казался ему таким уж предусмотрительным. Кто знает, осилил ли умом, что все ценное надобно носить с собой.
На предложение таремки карманник согласился. Под пологом невидимости чувствовал себя странно, хоть раньше ему уже доводилось прятаться под ним. Будто голый перед всеми, подумал Раш, и шагнул в темноту.
Большую часть пути шел держась близко к стенам, хоть в том не было большой нужды. Коридор Харрога пустовали, северяне и жители полузамка-полукрепости веселились на пиршестве, а в коридорах разгуливали ветра. Когда-то они приносили аромат морозной ночи, иногда - селеньев и хмеля, но большей частью над всеми был противный запах плесени и сырости. Раш толком и спать не мог, хоть бы как не молили об отдыхе его кости: стоило поддаться дремоте, как следом приходило чувство, будто его ткнули в самое сырое место Эзершата.
Ступени, лестницы. Раш всегда хорошо запоминал места, где ему довелось однажды побывать. И уж тем более он бы и впотьмах нашел путь до комнаты, которую ему отвела хозяйка Харрога. А комната купца была тут же, в пяти шагах. Раш остановился еще у поворота, выглянул - не стоит ли кто на пути? Ход был свободен, однако около двери мялись двое. Карманник недовольно нахмурился. Его самые худшие опасения оправдались: Дюран уже успел посадить на цепь сторожевых псов. И когда только успел, раздумывал Раш, соображая как поступить дальше. Теперь-то торгаш точно не станет платить. Раш бы не удивился, если завтра с рассветом от таремца и след простыл. Однако это не отменяло главного: в комнату нужно попасть.
И, что делало задумку еще сложнее, напротив двери, у противоположной стены коридора, на высокой кованой подставке с чашей, тлел огонь, распуская круг себя свет. Не яркий, но все же достаточный для того, чтобы оба не уподобились слепым мышам. Судя практически недвижимому перу пламени, огонь в жаровне не нуждался в дровах, а питался магией: не затушить его, не дождаться пока сам угаснет. Такой пламень погасить могут только чары, что его же и родили. Раша прятала невидимость, - карманник мысленно поблагодарил Миэ, что подвернулась вовремя со своим волшебством, - но даже она не делала его полностью невидимым на свету. Размазанный силуэт и тень так или иначе стали бы его предателями.
Выбор оказался скудным: либо уходить ни с чем, либо идти по головам. Карманник колебался не долго. По добро воле увальни вряд ли покинул свои лежки.
Раш не хотел убивать без нужды. Никакое золото или призрачные секреты не стоят того, чтоб лишать человека жизни. Тем более, что охранники и впрямь были ни в чем неповинны. Оставалось надеяться на то, что тело не подведет. Главное - обратить силу здоровяков против них же.
Он крался с предельной осторожностью. Еще перед тем, как покинуть закоулок и выйти в коридор, достал кинжал: после, когда подберется достаточно близко, его не выдаст даже легкий шорох обнаженного лезвия. Да и рука привыкнет к рукояти. Раш не собирался резать глотки, кинжал был нужен ему, чтобы подрезать ремни на которых держались ножны с мечами. Так Раш собирался выкроить себе время, чтобы обезоружить на какое-то время хотя бы одного, и, потратить драгоценные минуты пока тот будет мешкать, на расправу со вторым. Выйти разом против двоих, Раш не рискнул.
Не в пример прошлому охраннику Дюрана, который дрых так, что крыша подскакивала, эти двое стояли с широко раскрытыми глазами, без всякого признака сонливости. Будто зачарованные. Впрочем, то могло быть не так далеко от истины: многие гильдии, что предоставляли услуги наемников и сопроводителей, снабжали своих людей снадобьями и отварами, которые помогали телу долгое время обходиться без сна и не чувствовать усталости.
Шаг за шагом, переставляя ноги осторожно, будто кошка, подстерегающая воробья, Раш скоротал две трети пути. Глаза различали лица наемников: оба не из северян, долговязые, с приплюснутыми широкими носами. Из народа драконов, решил карманник. Драконоездники, как их часто называли, мало когда покидали родные земли. Если и был во всем Эзершате народ, более зависимый от суеверий, чем северяне, так это они. Когда-то Раш слыхивал, будто ходят между драконоездниками молва: всякого, кто покинет родные земли, постигнут три десятка и три несчастий. Потому-то были эти долговязые смуглые люди большой редкостью, чуть меньшей, чем жители Забыты лесов шайры. Вторых Раш никогда и в глаза не видывал, слышал только, будто кажа у них всех оттенков зеленого, а в волосах густо от плюща да лозы.