Зорко оглядев дорогу и пустое пространство вокруг, мужик затрусил к лесу и вскоре скрылся в кустарнике.
– Революция… – вздохнул Лаймо, заталкивая в мешок каравай и бутыль с молоком. – Куда мы ни вернемся, везде все вверх тормашками!
– Разберемся, – бросил Шертон. – Если к этому свинству имеет какое-то отношение афарий…
Он не договорил, так как не знал, что сказать. До сих пор он был неплохого мнения об Ордене афариев. Хотя в семье не без урода.
– Бирвот, мы далеко от Суамы?
– День пути, если пешком.
Переночевали они в теплом сыром лесу, очертив магический круг, защищающий от нежити. Шертон счел, что это будет безопасней, чем проситься на ночлег в какую-нибудь «нищую деревню». На другой день тракт вывел их на равнину, к Суаме, опутанной деревянной паутиной воздушных мостиков.
На разведку Шертон пошел один. Маг, Роми и Лаймо остались в лесу, разбив маленький лагерь на поляне неподалеку от реки. Бирвот заверил, что никто их не потревожит, уж об этом он позаботится.
– Пока есть время, тренируйтесь, – велел Шертон ребятам. – Обстановка здесь та еще…
Недавно закончилась пора ливней, и почва была пропитана влагой, как губка. Повсюду блестели лужи, в них копошились, хлопая крыльями и курлыкая, синие плоскоклювые птицы с растрепанными хохолками. Возле сараев сохли прислоненные к стенам плоты. Шертон шел по раскисшим проселкам, от деревни к деревне, минуя тракт, где время от времени проезжали отряды вооруженных людей, одетых небрежно и пестро. Он не хотел стычек. Сейчас он лазутчик, а не боец. Лишь оказавшись под городскими стенами, он перемахнул через парапет и направился к воротам.
Стражники, вооруженные дубинками и мечами, лениво зашевелились при его появлении.
– Подайте двадцать пожелей за вход в столицу! – протянул сборщик в замызганном плаще, отороченном свалявшимся белым мехом.
– Въездной налог? – осведомился Шертон, развязывая кошелек. Некоторое количество халгатийских денег осталось у него еще с прошлого раза.
– А теперь подайте пятьдесят пожелей на пропитание нищей голодающей Суамы после революции и гражданской войны! – вновь потребовал чиновник.
В его властном голосе сквозили заунывные интонации профессионального попрошайки.
Отдав деньги, Шертон шагнул вперед, заставив его отступить с дороги.
– Смотри-ка, богатый… – с неприязнью прошептали за спиной.
Нищая Суама вполне соответствовала своему названию. Грязный город с отощавшими собаками и зильдами, плохо одетыми отощавшими прохожими, разбитыми окнами (о фонарях и говорить нечего – от них остались одни ржавые кронштейны), с забитыми мусором сточными канавами вдоль изношенных мостовых.
Шертон завернул в трактир, взял кружку жидкого пива. Он хотел послушать разговоры, чтобы получше оценить ситуацию, но посетители говорили мало, с оглядкой. Одна фраза, произнесенная за соседним столом, насторожила его:
– Слыхал? Господ Лярского поместья начали скармливать зверю. И до этих дошла очередь…
– До всех кровопийц дойдет! – Кто-то засмеялся.
Подхватив кружку, Шертон подсел к двум бородатым коренастым халгатийцам в засаленных куртках.
– Выпьем вместе, ребята? Я тут пришлый человек, никого не знаю, а в одиночку пить скучно. Эй, еще пива на троих!
Когда трактирщик принес кувшин, он поинтересовался:
– О каком звере вы говорили? О том, что в Обсидиановой яме?
– О нем самом, – прихлебывая пиво, подтвердил один из халгатийцев.
– Он у вас, что ли, жрет людей?
– Богачей-кровопивцев! – хохотнул второй. – Только их и жрет, кажный день по богачу! Ну, и всяких прочих врагов Нищей Халгаты, кого Высшая Палата приговорит…
«Проклятая тварь! – подумал Шертон. – И после этого я должен тебя спасать? Должен, потому что нет другого способа восстановить равновесие в Панадаре…»
Задав еще несколько вопросов, он уяснил для себя нынешнее социальное устройство Халгаты. Правительство – Высшая Палата Нищих, глава государства – Сасхан Благодетель, он же председатель Палаты. У него есть советник, загадочный чужестранец с изуродованным лицом, который живет под усиленной охраной в бывшем дворце герцога Вабигохского и редко показывается на людях. Армию и городскую стражу заменили вооруженные отряды гвардейцев из неимущего люда, подчиненные Благодетелю. Жизнь теперь устроена по-справедливому: те, у кого что-то есть, кормят нищих. Но просто так нищим не назовешься, для этого надо получить от Палаты грамоту с государственной печатью. Зато, ежели получишь, все обязаны будут с тобой делиться! А коли не захотят, их осудят как богачей-кровопийц и бросят в яму к адскому зверю.
Дверь трактира широко распахнулась, впустив сероватый полуденный свет.
– Вот он! – крикнул кто-то, указав на Шертона.
В зал гурьбой ввалились парни разбойного вида. Толкнув стол, Шертон встал: он не видел ни одной причины, чтобы сидеть и пассивно ждать дальнейшего развития событий.
– Ты кто такой? – спросил предводитель, рябой мужчина с темной встопорщенной бородкой.
– Странник.
– Богатый странник… Значит, по закону, должон поделиться своим добром с бедствующей Халгатой! Видал небось, как народ у нас голодает? Отдавай все, что есть, тогда, может, живым отпустим. Ты ведь не нищий, а?
– Не нищий, – подтвердил Шертон. – Я разбойник.
Удар под коленную чашечку, и рябой растянулся на заплеванном полу. Шертон сбил с ног парня, который попытался обойти его со спины, с хрустом сломал предплечье другому противнику. Началась свалка, поскольку все остальные бросились на него скопом. Ему оставалось только скользить среди них, нанося точные моментальные удары. Мирные посетители трактира проворно расползались по углам. Сверкнул брошенный нож. Поймав лезвие в воздухе, Шертон метнул его обратно, в отправителя, и тот со стоном скорчился.
– Хватит! – гаркнул человек, стоявший в дверях.
К кому он обращался, непонятно: драка к этой минуте завершилась сама собой. Посетители жались к стенам, выглядывая из-за опрокинутых столов, гвардейцы Палаты валялись на полу. Посреди зала стоял Шертон с обнаженным мечом: он только сейчас достал оружие, на случай, если появятся лучники.
– Хватит, молодцы, – перешагнув через порог, властно повторил человек, весьма похожий на деревянную статую Сасхана Благодетеля. Знакомая физиономия: один из громил, привязавшихся к панадарцам на опушке леса во время первого посещения Облачного мира. В тот раз Шертон утихомирил его, столкнув лбом с подельником. – Сразу видно, наш человек! Я тебя помню, странник. С чем пожаловал?
– Мне сдается, что Суама – подходящее для меня место.
– Верно, странник, мы тут всех удалых людей привечаем! Нищей Халгате нужны такие бойцы, как ты. Как тебя кличут?
– Шертон.
– Не нашенское имечко… Помнится, с тобой еще был чернявый парнишка и девка в штанах, где они?
– Я один. Собираешься воевать, Сасхан? Я кое-что смыслю в военном деле.
– Тогда пошли, потолкуем. – Благодетель ухмыльнулся и отвесил пинка ближайшему разбойнику. – Вставайте, вы, засранцы! Один молодец вас отлупил… гвардия! Вставайте и гоните отсюда всех, мы тут пить будем!
Не дожидаясь, когда их погонят, посетители бочком пробирались к выходу и разбегались, не забывая подобострастно поклониться главе государства. Кое-кто из разбойников шевелился и слабо постанывал, но таких, кто смог бы встать, не нашлось. Тогда Сасхан позвал с улицы других гвардейцев, и они повытаскивали своих собратьев за порог. Трактирщик между тем накрыл один из столов чистой вышитой скатертью, принес вино, копченую колбасу, горшочки с маринадами. Отметив, что кое-какая приличная провизия в голодающей Суаме все же имеется, Шертон убрал меч в ножны и уселся на лавку напротив Сасхана.
– Все такое в кажном трактире держат, дабы мне угодить, – объяснил Благодетель. – А иначе я лютую! Ну, давай выпьем, странник, ублажим наши разбойничьи душеньки…
Шертон понимал, что Сасхан хочет напоить его, чтобы разговорить. Пустой номер. Даже в состоянии опьянения он помнил, что можно сказать вслух, а что нельзя, и лишнего не болтал. Так что говорил он хоть и много, но под контролем, и рисовал именно ту картину, какую хотел показать собеседнику.
Он авантюрист из стороны зноя. Пиратствовал на Рыжем море. Кое-какие конкретные детали: на случай, если Сасхан имеет представление о Рыжем море. Шертон упомянул про упыря-утопленника, принявшего облик девушки, спасшейся после кораблекрушения.
– У нас на реке эта пакость тоже водится. – Председатель Палаты Нищих рыгнул. – Особливо теперь, когда все маги-ренегаты посбегали из Нищей Халгаты. А вы-то небось увидали в море девку и сразу губу раскатали! – Захохотав, он стукнул по столешнице пустым кувшином. – Эй, еще вина! В Либне делают хорошее вино… Скоро войной на соседей-кровопийц пойдем, заставим их с нами поделиться. Ты, странник, сумеешь командовать солдатами?
– Сумею.
– Хорошо… – Расстегнув отороченную кружевами дворянскую рубаху, он почесал волосатую грудь. – А то есть у меня советник Титус, коричневокожий, вроде тебя, да он все больше и больше дуреет… Он все, что мог, уже присоветовал, я теперича и без него обойдусь. Ты у нас будешь полководцем, а Титуса зверю скормим, он больше не нужен.
– Этот зверь что-нибудь жрет, кроме людей?
Благодетель опять захохотал, словно услыхал удачную шутку.
– Да кто его разберет… При короле его свининой кормили, а мы к нему в яму врагов-кровопийц кидаем. Правда, глупа эта адская скотина, как не знаю кто, всю потеху портит… – Его румяное лицо недовольно скривилось. – Посмотреть не на что! Спустишь в яму врага, и зверюга враз его убивает, в один миг, тот и покричать-то не успеет. Даже не помучает, не поиграется… Я уж и так, и сяк объяснял, чего надо делать, и сахару обещал, и вина – не понимает! Зильды, и те понятливей… А это чудище тупое как пень, даром что говорящее. Все потому, что ум какой-никакой есть только у человека, животные неразумны. Зверя можно выучить говорить, но не думать. Давай, странник, еще выпьем…
– У Либны и Урсабы армии большие, – заметил Шертон после новой кружки вина. – Трудно будет выиграть войну.
– Выиграем! – хитро подмигнул Сасхан. – Я время-то не терял… Я повсюду разослал лазутчиков, которые народ баламутят, на бунт подвигают. Наша армия спереди ударит, а тамошний нищий и разбойный люд – сзади, с тылу. Я понял одну вещь, странник… – Он придвинулся, дыша в лицо Шертону перегаром. – Человек по природе своей – мерзейшая сволочь, он всегда будет притеснять себе подобных. Всегда! Только страх перед наказанием заставляет людей вести себя хорошо! А ежели этого страха нет, такой человек пойдет по головам и горы своротит. Поэтому нужно правительство… как у нас… – Он начал икать. – Чтобы, значится, богатые всегда делились с бедными, чтоб нищих, с кого нечего взять, не обижали… Я об этом забочусь, потому я и Благодетель!
– Гм… Я как-то слыхал, что люди могут поступать хорошо не из страха, а по собственной воле, – обронил Шертон.
– Это сказки! – хлопнув ладонью по залитой вином скатерти, рявкнул Сасхан. – Люди мерзки и подлы, остановит их на этом пути только страх перед возмездием! Уж я-то знаю, поверь, странник… Я это знаю так, как никто другой. – На его распаренном покрасневшем лице появилось многозначительное выражение знающего человека. – Люди должны кого-то бояться, иначе они всех вокруг передавят. Мы придем в Урсабу, Либну и Мотонь с огнем и мечом и заставим их… поделиться с нищими… Ты поведешь армию! Я, Сасхан, тебе доверяю! Где ты живешь?
– Нигде.
– Во дворце поселишься, мы там живем, как короли. Воняет только, стервецы какие-то все углы зассали… Народ имеет право на месть королям, потому что много страдал, так говорит Титус. Но это же теперь мой дворец! Узнаю, кто нассал, – зверю отдам, мое слово закон. Пошли, странник… Эй, удальцы!
Он нетвердо встал, подбежавшие гвардейцы подхватили его под руки. Шертон вышел из трактира следом, изображая пьяного.
– Пошли, – повторил Благодетель. – Во дворец…
– Я после приду. Вечером. Хочу по городу погулять… Вечером будем пить?
– Будем пить… Это… С тобой два удальца пойдут, от греха…
Сасхан со свитой повернул к центру, Шертон в сопровождении двух гвардейцев побрел в другую сторону. Надо проветриться. Пожалуй, сейчас он слишком пьян, чтобы разговаривать с Нэрренират. И надо бы заранее выяснить, все ли с ней в порядке. Иногда и боги сходят с ума.
Когда начало темнеть, Шертон отделался от удальцов Сасхана. Несмотря на количество выпитого вина, он все еще намного превосходил обычных, нетренированных людей. Отметив дом с подходящими для его замысла балконами, нависающими над улицей, он свернул, сделал небольшой крюк по окрестным переулкам, потом внезапно ускорил шаги – и после нового поворота оттолкнулся от земли, ухватился за перила, перевалился на балкон. Сквозь зазоры меж вертикальными дощечками он видел появившихся из-за угла гвардейцев. Те оглядывались, ничего не понимая, потом отправились на поиски.
Немного подождав, Шертон спрыгнул на разбитую мостовую и чуть не поскользнулся, приземлившись. В голове шумело. В Верхнем Городе его снабдили амулетом с протрезвляющим заклятьем, но здесь, в мире-ловушке, этой штукой не воспользуешься. А жаль.
Бдительно озираясь, чтобы не нарваться на своих сопровождающих, он доплелся до зверинца, обнесенного заплесневелой кирпичной стеной. Перелез через стену. Перелез неуклюже – сторонний наблюдатель вряд ли сделал бы такой вывод, но, по меркам самого Шертона, после основательной пьянки с Благодетелем он был более чем не в форме.
За оградой стоял острый звериный запах, в темных клетках горели чьи-то глаза, там урчали, фыркали, шебуршились. А в кирпичной сторожке возле запертых на засов ворот светилось окно, прикрытое шторкой. Кто-то из служащих дежурит… Огонек погас – видимо, там задули свечу. Скрипнула дверь.
– Здравствуйте, – окликнул Шертон.
Интересно, что сделает сторож, обнаружив ночью на территории зверинца пьяного?
– Кто здесь? – Тихий голос пожилого человека.
– Посетитель. Я приехал издалека, хочу посмотреть на ваших животных. Не откажетесь поужинать? У меня есть кое-какая еда.
– Идите сюда, – позвал сторож, пошире распахнув дверь.
Повозившись с огнивом, он вновь зажег свечу, озарившую комнатушку с грубо сколоченным столом, двумя табуретами и дощатой лежанкой в углу. Шертон извлек из кармана пакет с печеньем и плитку шоколада.
– Угощайтесь, – предложил он хозяину, худощавому старику в поношенной форменной ливрее служащего зверинца. – У вас нет чего-нибудь от перепоя?
– Капустный рассол есть.
Старик ушел, вернулся с кувшином и щербатой глиняной кружкой. На его морщинистых бледных щеках темнели царапины, оставленные опасной бритвой, под левым глазом набухла паутинка капилляров. Взгляд мутноватый, усталый.
– Если пустите переночевать, я заплачу. Неохота пьяному куда-то тащиться на ночь глядя…
– Сюда-то вы как попали?
– Через забор. Меня зовут Арс Шертон.
Он налил себе холодного рассола и осушил кружку.
– Меня Паселей. Я тут теперь и за смотрителя, и за работника, и за сторожа… Из прежних один остался.
– А где остальные?
– Кто куда подались. Сейчас я кьянху заварю…
Кьянха – травяной настой на кипятке, широко распространенный в Облачном мире. Похож на чай. Паселей разжег закопченную медную жаровню в углу, поставил котелок. Шертон понемногу трезвел. За кьянхой с печеньем разговор наладился, и наконец он спросил, выбрав момент:
– Вам тут не страшно?
– Чего страшного-то? Звери не люди, худого не сделают.
– А как же адский зверь?
– А что зверь? Живет себе… – Старик насупился и замолчал.
– Он ведь людей ест?
Паселей продолжал молчать, сосредоточенно размачивая в кьянхе квадратик панадарского печенья. На его лице проступило выражение обиды.
– Простите, – сказал Шертон. – Я понимаю, что вы в этом не виноваты.
– И она не виновата! А про нее все только худое говорят… Что дают, то и ест. Иначе с голоду помрет, потому что ничего другого ей не дадут! Она этого не хочет, да из Обсидиановой ямы ей никак не выбраться, а железные запоры там такие хитрые, вовек не откроешь…
– Вы пытались ее выпустить?
– Найда хоть и зверь, а разумна. Негоже ее в яме держать.
– Как вы ее назвали?
– Найда. Собака у меня была, Найдой звали. Все-все понимала… Потом ее кто-то камнем зашиб, со зла. – Старик вздохнул. – Вот я и зову черного зверя Найдой. Ничего, откликается…
Итак, Нэрренират предпочла сохранить инкогнито. В ее положении это понятно… Однако то, что великая богиня согласилась на собачье имя, Шертона изрядно удивило.
– Я должен потолковать с ней. Потом, когда совсем протрезвею.
– Зачем? – Паселей насторожился. Его взгляд остановился на рукоятке меча, торчащей над плечом гостя. – Вы что же… убивать ее пришли? Думаете, она чудовище? Это люди к ней в яму людей кидают, а сама она никого не тронет! Она добрая! Когда мою внучку… – Его голос вдруг задрожал. – Ветяну мою… Двенадцать лет ей было… Только перед Найдой я и смог выговориться, а люди донесли бы… Что я, мол, враг нищей Халгаты, справедливыми революционными порядками недоволен…
Шертон молчал. Столько боли таилось за мутной поволокой усталости и печали, окутывающей его собеседника, что сейчас он не смел произнести ни слова, опасаясь еще больше разбередить открывшуюся рану.
Паселей тоже замолчал, уставился в угол.
– Я не собираюсь ее убивать, – выдержав паузу, сказал Шертон. – Она меня знает. Я пришел, чтобы освободить ее. Значит, запоры там сложные?
– Несусветно сложные! – встрепенувшись, начал торопливо объяснять Паселей. – Чернокнижное что-то… Защелкиваются легко, а потом не откроешь. Я не одну ночь возился, да все без толку. То ли какое-то особое слово наложено, то ли еще чего… И решетки не перепилишь, они заговоренные – любой инструмент враз тупится.