– Они видят?
– Да. Но не так, как ты думаешь. Глеб, слева! Руби!
Когти скрежетнули по земле – зверь бросился в атаку. Рядом вскрикнул Прошка. Глеб ринулся на крик. Мощный удар лапы выбил из пальцев Глеба меч. Он кувыркнулся через голову, развернулся и по легкому дуновению горячего ветра понял, что волколак несется на него.
Глеб выхватил из ножен кинжал, присел и нанес удар. Удар болью отозвался в суставах. Лезвие с хрустом переломилось, и в то же мгновение визгливо взвыл раненый волколак.
– За мной! – крикнул Глеб, подхватил с земли упавший меч и ринулся на звук ручья.
Диона больше за него не держалась. Ей это было ни к чему. Своими жуткими глазами она видела гораздо больше, чем Глеб видел и чувствовал.
Вскоре они были у ручья.
– Первоход, – тихо позвал Прошка.
– Чего тебе?
– Я все еще ничего не вижу.
– Потерпи, парень. Диона, что ты видишь?
– Лес… Деревья… Волколаков нет. Вот только…
– Что? – быстро спросил Глеб и сжал рукоять меча.
– Какая-то темная тень…
– Что за тень?
Несколько мгновений Диона молчала, затем тихо проговорила:
– Эта тень из грядущего.
Глеб дернул щекой.
– Что это значит?
– Она идет за тобой по пятам, – тихо ответила Диона. – И скоро вам предстоит встретиться.
Глеб почувствовал, как в душе его вскипает гнев.
– Кончай с этими фокусами, – сухо проронил он. – Лучше скажи, вернется к нам зрение или нет?
– Этого я не знаю.
– Что будем делать, Первоход? – позвал из мрака Лагин.
Глеб облизнул пересохшие губы и усилием воли заставил сердце биться медленнее.
– Диона, – твердым голосом позвал он, – боюсь, тебе придется идти впереди нас и указывать нам дорогу.
– Но я…
– Никаких но. У тебя есть хотя бы ладони. У нас нет ни черта. Давай вперед!
Он услышал, как Диона прошла мимо.
– Дядя Первоход, – севшим от ужаса голосом пробормотал Прошка. – Я… боюсь.
– Я знаю, – отозвался Глеб, постаравшись смягчить голос. – Ничего. Все обойдется. Ты, главное, держись за Лагина.
– Я держусь.
– И правильно делаешь. Диона, ты готова идти?
– Да.
– Тогда пошли.
– Дядя Первоход, – снова позвал Прошка.
– Что еще?
– Что будет, коли глаза останутся незрячими? Как я выкуплю мамку?
Глеб скрипнул зубами, но снова взял себя в руки и посоветовал:
– Поменьше об этом думай. И положись на Диону. Больше нам все равно не на кого положиться.
– Коли не прозреем, никакая Диона нам не поможет, – надтреснутым голоском проблажил Хомыч.
Глеб пропустил его реплику мимо ушей.
– Диона, пошли! – скомандовал он.
И они медленно двинулись прочь от ручья, подняв вверх незрячие глаза и испуганно и тревожно прислушиваясь к звукам Гиблого леса.
2Темный ходок лежал на земле, глядя сквозь глазные прорези в затянутое сизыми мороками небо. Прохладный ветер, стелющийся по земле, мерно колыхал его волосы. Грудь ходока вздымалась коротко и судорожно. Руки и ноги Пугача были истерзаны. Из шеи, булькая, вытекала кровь. Вокруг тела уже расплылась огромная, черная и вязкая лужа.
Бельмец стоял рядом и растерянно смотрел на своего кончающегося спутника.
– Сильно тебя оборотни потрепали, Пугач, – произнес Бельмец с горечью. – Я чай, уже не встанешь. А следом за тобой и я в Велесову Навь отправлюсь. Без тебя мне тут не выжить.
Ходок не ответил. Бельмец вздохнул и заговорил снова:
– Скажи хоть, кто ты? Ведь не всю жизнь ты был таким чудовищем.
Темный ходок усмехнулся обескровленными, синеватыми губами.
– Хочешь… узнать, кто я?
Голос его вновь стал ломающимся и хриплым, будто у обретшего дар речи мертвеца. Барышник поежился.
– Сам не знаю, – тихо ответил он. – Любопытно, да страшно.
Ходок снова перевел взгляд на небо.
– Скоро будет ливень… – выдохнул он. – Моли богов… чтоб не ядовитый.
Бельмец тоже уставился на темное, предгрозовое небо.
– А мне теперь хоть с ливнем, хоть без ливня – все одно помирать, – сказал он. – Я и дороги-то обратно не найду. Поскорей бы уж меня оборотни загрызли. Мучиться не хочу. Голодать страшуся.
– Не страшися… – Ходок облизнул губы черным языком. – Умирать не больно… Больно жить.
Бельмец обхватил руками голову и упал на колени.
– Боги, боги… как же я во все это вляпался? Всю жизнь осторожничал. Слова лишнего не говорил… Ежели лиходействовал, так только по нужде. За что же мне все это? Чем я хуже других?
Темный ходок слегка приподнял голову и взглянул на Бельмеца затуманившимся взглядом.
– Ты не хуже… – выплюнул он вместе с кровью. – Ты такой же… Я – хуже.
Затылок Темного ходока снова опустился на траву. Бельмец постоял немного, размышляя, вздохнул и поднялся с колен.
– Ты вот что, ходок… – устало проговорил он, – ты ведь все равно помрешь. А как помрешь, сюда тотчас же сбегутся твари. Я их дожидаться не стану. Прочь пойду. И амулеты твои кудесные заберу. Тебе они уже ни к чему, а мне, глядишь, сгодятся.
Ходок не ответил. Он по-прежнему смотрел в затянутое мороками небо. Издалека уже доносились раскаты грома.
– Ну, значит, не возражаешь.
Бельмец подошел к сумке Пугача, поднял, удивившись ее тяжести, и закинул за плечо. Постоял немного, глядя на кончающегося ходока, обмахнул лицо охранным знаком, повернулся и затопал прочь – по той же тропке, которая привела их с Пугачом на эту лужайку.
Вскоре он скрылся за деревьями.
Начал накрапывать дождь. Темный ходок лежал на земле и дожидался смерти. Потом хлынул ливень. А он все лежал и ждал – ждал, когда все кончится. Жесткие струи дождя хлестали Темного ходока по лицу сквозь ткань повязки, разжижали вязкую кровь, и она разбегалась в стороны темными струйками и впитывалась в землю.
И вдруг чей-то властный голос проговорил, перекрывая шум дождя и раскаты грома:
– ВОССТАНЬ, ТЕМНЫЙ ХОДОК!
Пугач закрыл глаза. Снова их открыл. Ничего не изменилось. То же затянутое мороками небо, та же серая, мокрая, хлещущая по лицу завеса дождя. Но властный голос повторил:
– Восстань, Темный ходок!
Прошло несколько секунд, прежде чем Пугач осознал, что этот голос звучит не снаружи, а внутри – в его голове. Ходок разомкнул губы и сипло прогудел:
– Чего тебе от меня надо?
– Я хочу, чтобы ты встал! – ответил голос.
– Я… не могу.
– Можешь! Твои раны затягиваются. Пройдет совсем немного времени, и ты снова станешь цел и невредим.
Ходок сглотнул слюну и проскрежетал:
– Меня порвали ядозубые. После такого не встают.
– Не встают, – согласился невидимый собеседник. – Но ты встанешь. Я помогу тебе.
– Как? – Ходок усмехнулся. – Снова оживишь меня?
– Не только. Я дам тебе цель. Я дам тебе предназначение! Твоей целью станет служение!
– Кому?
– Мне! – Руксун… тройчан… гибло… калоста… Отныне ты – мой верный пес. Если я велю тебе умереть, ты умрешь. А до тех пор ты будешь жить. Вставай, Темный ходок!
В небе сверкнула молния, перед глазами у ходока вспыхнуло, в голове взорвался световой заряд, а тело сотряслось от мощного удара. Когда Пугач снова обрел способность чувствовать, он ощутил запах дыма и понял, что дым идет от его тела.
Вместе с тем пришло и ощущение крепости. Темный ходок приподнял голову и оглядел себя. Пошевелил рукой, затем ногой. Боль ушла, а мышцы снова налились силой. Не мнимой силой жизни, быстротечной и изменчивой, но неуязвимой силой смерти.
Пугач оперся ладонями в мокрую землю и попробовал приподняться. Это получилось. Он перевалился на бок, ткнулся коленом в землю и стал подниматься – все выше и выше, пока не встал прямо и не взглянул по сторонам мутным взглядом.
– Молодец! – похвалил невидимый хозяин. – Теперь ты – мой верный раб. И ты сделаешь все, что я тебе велю. Повтори это!
– Я твой верный раб, – повторил Темный ходок как по заученному. – И я сделаю все, что ты скажешь.
Пугач подошел к ножнам, нагнулся и поднял их.
– Вынь из ножен меч и швырни его на землю! – велел вдруг голос.
Ходок вынул меч и бросил его. Потом недоуменно огляделся по сторонам и проскрежетал:
– Чем же я буду биться?
– Чтобы одолеть Первохода, тебе понадобится оружие покрепче этого. Видишь гнилую березу на пригорке?
Темный ходок повернул голову и взглянул на чахлую, потемневшую от сырости и гнили березку.
– Вижу.
– Подойди к ней и расколи ее.
Пугач выполнил поручение. Когда он ухватил пальцами за край влажной корины и разорвал березку пополам, в ее гнилой сердцевине сверкнул белой молнией металл.
Темный ходок ухватился за металл и одним рывком вырвал из сердцевины гнилого дерева длинный меч. Меч был тяжелый, словно налитый земляными соками.
– Этого меча никто не ковал, – сказал невидимый Хозяин. – Он вырос сам. Вырос из земляной руды, которой много в здешней земле. Поливали его кровью. Он – плоть от плоти Гиблого места и впитал в себя его силу. Я называю его Гнилая Смерть.
– Гнилая Смерть, – тихо повторил Темный ходок.
– Верно. Вложи меч в ножны.
Темный ходок сделал, как велел Хозяин.
– Молодец, – похвалил голос. – А теперь слушай, что я тебе прикажу…
3Ливень утих, но путники шли по лесу, втянув в плечи мокрые головы и поводя озябшими плечами. Зрение вернулось, хотя перед глазами у Глеба и его спутников все еще маячила желтая пелена.
– Лагин, – окликнул ученого мужа Глеб.
– Чего?
– У тебя еще осталась эта дрянь?
– Ты про настой крылогрива?
– Да.
– Есть еще одна мензура. Ты хочешь, чтобы я ее выбросил?
– Нет. Но не швыряй его на землю, пока я не скажу. Идет?
– Идет, – кивнул Лагин.
Прошка принялся насвистывать какую-то песенку, и Глеб, не оглядываясь, буркнул:
– Щас волколак тебе свистнет.
Свист мгновенно утих.
Несколько секунд мальчонка прошагал молча, после чего не выдержал и сказал:
– А все ж таки здорово, что волколаки нас не сожрали. Кабы не ты, Диона…
– Я тут ни при чем, – отозвалась Диона. – Благодари за все Глеба. Это он разделался с волколаками.
– Да, но твои глазища на ладонях…
– Забудь о них. Я сама не знаю, видела ли я что-нибудь или все это выдумала.
Прошка поежился и осторожно вымолвил:
– Ежели выдумала, то выдумала верно. Выдумывай и дальше.
– Ты замолчишь, болтун? – сухо осведомился Глеб, которого благодарные речи Прошки задели за живое.
– Да. Прости.
И Прошка замолчал. Несколько минут шли в тишине, прислушиваясь к звукам леса. Вдруг Хомыч сошел с тропки.
– Стой! – окликнул его Глеб, но было уже поздно.
Старик Хомыч, потянувшись за ягодами рябины, наступил на волглую землю и в ту же секунду завопил от боли.
Его левая нога, обутая в лапоть и обмотанная онучами, угодила в грязевую лужицу, покрытую сверху зеленоватой плесенью, похожей на подвядшую траву.
Глеб одним прыжком оказался рядом со стариком, схватил его за шиворот и дернул на себя.
Старик вскрикнул и запрыгал на правой ноге. Глеб осторожно опустил его на землю и осмотрел испачканную грязью ногу Хомыча. Потом вскинул голову, удивленно посмотрел на него и растерянно проговорил:
– Шип?
– Ну да, шип, – кивнул старик. – Наступил на что-то. А ты чего думал?
Глеб хотел что-то сказать, но вместо этого схватил вдруг пробегающую мимо маленькую ящерку и швырнул ее в грязевую лужицу. Ящерка дернулась и растаяла, будто кусок масла на горячей сковороде.
– Голодная прогалина! – воскликнул Лагин.
Глеб кивнул. Затем взглянул на ногу старика и растерянно произнес:
– Странно… Она тебя не тронула.
Хомыч улыбнулся:
– Может, это потому, что я ее не боялся?
– А ты не боялся?
Старик покачал головой:
– Нет. Не успел еще.
– Гм… – Глеб потер пальцами поросший темной щетиной подбородок. – В первый раз такое вижу.
– Может, заставим его еще раз туда шагнуть? – предложил Прошка. – Тогда узнаем наверняка.
– Я те шагну! – рассердился Хомыч. – Я тебя самого туда кину!
– У тебя «кидалка» не выросла, чтоб меня кидать, – с вызовом проговорил мальчишка.
– Это у меня-то не выросла? Ах ты, птенец бесхвостый, да я тебя…
– Тихо, – оборвал его Глеб. – Тихо все!
Воцарилось молчание. Глеб внимательно вслушался в звуки леса.
– Что ты слышишь, Первоход? – с любопытством спросил Лагин.
Глеб ему не ответил. Взглянул на Диону и прищурил карие недобрые глаза:
– Ты ведь тоже это слышишь, верно?
– Да, – отозвалась Диона.
– И я тоже слышу! – возбужденно сообщил Прошка. – Вроде как барабаны стучат, да?
По-прежнему глядя на Диону, Глеб сухо осведомился:
– Боевой сигнал?
Девушка покачала головой:
– Нет. Благодарят богов за удачную охоту.
– Утащили из села очередного младенца и собираются его сожрать?
Диона сдвинула брови.
– Каждый хочет выжить, – сказала она. – И каждый выживает, как может.
– Ценой чужой жизни?
– Если это единственная цена, то да. Совсем недавно ты убил медведя-кодьяка, помнишь?
– Это не одно и то же, – возразил Глеб.
Диона усмехнулась:
– Объясни это его семье.
Глеб сдвинул брови и отвернулся.
– Лагин, – окликнул он ученого мужа, – ты склянку не потерял?
– Нет. – Ученый муж опустил котомку на землю, ослабил шнур и, порывшись в ее утробе, извлек на поверхность стеклянную бутылочку. Протянул ее Глебу. – Наберешь? Или хочешь, чтобы я сам это сделал?
Глеб молча взял бутылочку и шагнул к голодной прогалине. Лагин, Диона, Прошка и Хомыч с замиранием сердца следили за тем, как Глеб набирает в бутылочку ядовитую грязь.
Когда он заткнул бутылочку притертой пробкой и отошел от прогалины, все вздохнули облегченно.
– Держи, Эйнштейн! – сказал Глеб, протягивая бутылочку с грязью Лагину. – Только поаккуратнее с этим.
Ученый муж с величайшей осторожностью принял бутылочку из рук Глеба и вложил ее в небольшой медный кувшинчик. Затем плотно закрыл кувшинчик навинчивающейся крышкой и положил его в сумку.
– Ну, вот, – удовлетворенно проговорил он и посмотрел на Глеба сияющими глазами. – Важное дело мы сделали, Первоход!
– И на что тебе эта грязь? – спросил Прошка, равнодушно почесываясь.
– Исследовать ее буду, – уклончиво ответил Лагин. – Хочу узнать, отчего она такая злая да голодная.
– Известно отчего, жрать хочет. В этом лесу все друг друга жрут. Да и не только в этом лесу. Все наше княжество – сплошное Гиблое место. Дядя Первоход, далеко еще до Кишеня?
– Нет.
– А мы его обойдем? – поинтересовался Лагин.
– Нет, – снова сказал Глеб. – Пойдем через Кишень.
– Но ведь там чудовища!
Глеб мрачно усмехнулся.
– Верно, чудовища. Но другого пути нет. В лесу – голодные прогалины. Вертуны на излогах буйствуют.
– Вертуны?
– Что-то вроде призраков из черной пыли, закрученной в вихрь, – объяснил ученому мужу Глеб. – Нападет на тебя такой вертун, закрутит и будет кружить с бешеной скоростью, пока голова не отлетит.
– И что же, на вертуна нет никакой управы?
– Ну, кое-что, конечно, есть. Можно поймать вертуна в липкую сеть. Но не всегда срабатывает.
– Липкая сеть? А что это?
– Кудесная вещь. Она редко попадается в Гиблом месте, но кое у кого имеется.
– А у тебя?
Глеб усмехнулся:
– И у меня тоже. Но даже с сетью рисковать башкой не стоит. Нелюдя можно убить, а вертуна – только сдержать на время.
– А ты предпочитаешь убивать? – поинтересовалась, прищурив синие глаза, Диона.
Глеб выдержал ее взгляд и спокойно ответил:
– Когда дело касается темных тварей, то да.
Диона отвернулась. Помолчала несколько секунд и обиженно проговорила:
– Я ушла из Гиблого места, чтобы больше не видеть лиходейства и жестокости. Но в вашем мире всего этого еще больше, чем у нас.
Глеб нахмурился, но не нашелся, что сказать.
4В Кишень вошли молча. Лагин, Хомыч и Прошка были поражены величием древних развалин. Огромные подклеты, полуразрушенные белокаменные стены, остатки храмов и башен – все это не могло не впечатлить.
– Муляжи Святой Руси, – с горькой усмешкой пробормотал Глеб.
У него, как это бывало каждый раз, когда он входил в Кишень, щемило сердце. Там, в начале двадцать первого века, такой Руси не знают. Они думают, что тут жили дикари с каменными топорами. А ведь этому великолепию уже сейчас сотни лет. Какие же герои жили здесь?.. И как странно, что эти герои превратились в жалкую кучку выродков, прячущихся под землей.
Глеб тряхнул головой. Опять всякая чепуха в башку лезет.
– Кишень – очень опасное место, – предупредил он всех.
– Опасное? – удивленно проговорил Прошка. Он повертел головой: – Но ведь здесь никого нет!
– Они здесь, – проронил Глеб. – Только мы их не видим.
– Почему ж не нападут открыто? – поинтересовался Лагин.
– Нелюдь никогда не нападает открыто. Она убивает исподтишка. Держитесь от меня в двух саженях и ступайте по моим следам. Если со мной что-то случится, на помощь не спешите – поворачивайтесь и бегите отсюда прочь.
– Как же это? – удивился Хомыч. – Нешто мы тебя оставим?
– Вы не знаете законов этого места и можете попасть в беду, – терпеливо разъяснил Глеб. – Без вас мне будет сподручнее. Сделаете, как я велю?
Спутники Глеба медлили с ответом.
– Сделаете или нет? – снова спросил он.
– Сделаем, – ответил за всех Лагин.
Глеб облегченно вздохнул: слава богу. Когда в Кишене незнающий человек бросается тебе на помощь, считай, что ты уже мертвец, да и он тоже. Гиблое место не любит порывистых, самонадеянных и неосторожных.
Глеб поправил на поясе меч и посмотрел на простершийся перед ним город-призрак. Как всегда, когда Глеб смотрел на Кишень, по спине у него пробежал неприятный холодок. За каждым камнем и подклетью ему чудилась опасность. И не зря чудилась. Глеб знал шестерых ходоков, которые сложили головы в Кишени. Каждый из них до последнего мгновения был уверен, что держит ситуацию в своих руках.