Но сердце продолжает колотиться учащенно в предчувствии неприятностей. Такой, наверное, может смотреть и сквозь стены, так что прячься, не прячься…
От безделья прощелся по этажу, восемь только больших залов, уйма маленьких, все с анфиладами, множество комнат между ними, а также в башенках. Но даже самые мелкие с мозаичным полом, резными полуколоннами, выступающими из стен, а в залах так и вовсе позолота, статуи в нишах, портьеры из красного бархата, шелка и парчи…
Здесь роскошь не только присутствует, но бросается в глаза, как будто у местных королей не было возможности вложить деньги в хорошую армию и бросить ее на завоевание соседних земель.
В комнату заглянул старший слуга, церемонно поклонился, приложив одну руку к груди, а вторую закидывая за спину
– К вам лорд Теоден Фолькийский…
Я нахмурился, не до местных лордов, но вспомнил, как Ротильда еще во время бегства из Мезины жаловалась, что могущественные роды Голдвина Адорского и Теодена Фолькийского с помощью канцлера Фреальфа начали интриговать, собирать силы и наконец прифо- зили, что если не выйдет замуж за кого-то из их вождей, то свергнут, что и случилось, когда попыталась сохранить власть. Голдвин сел на трон, а Теоден тут же принес ему присягу верности.
– Зови, – сказал я и поправил себя: – Проси!
Вскоре через порог переступил высокий и крупный
человек, а если «человек», то это, конечно, мужчина, хотя женщина тоже вроде бы человек, и, естественно, если лорд, то обязательно крупный, могучий и свирепый, это же мир бури и натиска, мир мужчин, когда правит сила, время от времени опираясь на мудрость…
я рассматривал его быстро и внимательно, стараясь успеть оценить и выстроить стратегию разговора, а то верховные лорды иногда перехватывают инициативу, пользуясь опытом в этих делах.
Лицо крупное, спина ровная, не сразу и поймешь, что стар, по крайней мере для того, чтобы горбиться и шаркать подошвами. Лицо, при всей крупности, сильно обвисшее, мощный нос клювом, под глазами многоярусные мешки, а еще и темно-коричневые подпалины на желтой нездоровой коже, но глаза из-под набрякших толстых век смотрят настороженно и без старческого равнодушия к делам мирским.
– Лорд Теоден, – произнес я холодно.
Он чуть-чуть наклонил голову.
– Ваше высочество.
Еще минуту мы рассматривали друг друга. Мне понравилось, что не чувствую ни страха, ни заискивания, даже его поклон – от человека, признающего мою власть, но в то же время не забывающего, что и по возрасту он и старше, и опытнее, и вообще у него больше земель и владений, чем у королевы Ротильды.
– Чему обязан, лорд? – спросил я. – Как я понял, вы не в восторге от предстоящей коронации.
– Очень, – ответил он ровным голосом. – Даже с пониманием, что реальная власть останется у вас.
– Почему?
– Плохой пример, – объяснил он.
– Чем же?
– В других местах, – произнес он, – могут возникнуть подобные настроения. А это чревато.
– Насколько?
Он пожал плечами.
– Не угадать. И благородные люди, и чернь бывают…
– Непредсказуемыми?
– Верно, ваше высочество. Трудно гадать, какая именно шлея попадет им под хвост. И когда.
– А в чем опасность видите вы? – спросил я.
Сесть я ему не предлагал, пусть чувствует, что я не
только хозяин положения, но и не собираюсь поступаться хотя бы толикой.
Он все понимает, судя по его неподвижному лицу, но ни жестом, ни словом не выдает своего недовольства.
– Все-таки власть короля, – объяснил он терпеливо, – основывается на том, что лорды королевства соглашаются ее принять!… Любая власть основана именно на согласии. К примеру, в Мезине отыщется немало лордов, у которых больше земель и воинской силы, чем было у Генгента, короля Мезины, и чем теперь у королевы… если не считать, естественно, вашей армии.
– Но ее придется считать, – произнес я жестко. – Хотя вы правы, власть основана как раз на согласии.
– Спасибо за понимание, ваше высочество.
В его ровном голосе проскользнула ирония, но я проигнорировал, добавил сравнительно мирно:
– А подчиняться женщине мужчины с оружием в руках пока что не готовы…
– Счастлив, – произнес он сухо, – что вы это понимаете. А еще мне кажется, что подчиняться женщине мужчины никогда не будут готовы.
– В этом мире, – согласился я, – никогда. Но если наступит мир и благоденствие, когда мечи можно будет повесить на стены и не снимать ни разу за всю жизнь… гм… тогда может наступить совсем другой мир… Лорд Теоден, почему-то мне кажется, вы уже прочли мою Хартию…
Он вскинул брови в подчеркнутом изумлении.
– Какую Хартию?
– Вы опытный лжец, сэр Теоден, – одобрил я. – А я, к вашему сведению, достаточно опытный наблюдатель. Так что не пытайтесь так уж… слишком просто хитрить.
Он поклонился.
– Простите, ваше высочество. Я не буду хитрить… слишком просто.
– Да уж постарайтесь, – сказал я. – Я не хочу терять квалификацию.
Он произнес учтиво:
– Можно поинтересоваться вашими планами, ваше высочество?
Яуточнил:
– Вас интересует строительство флота или новые методы стрижки овец в Армландии?
Он коротко усмехнулся, сказал еще учтивее:
– Ваше высочество, у правителя таких масштабов и должны быть планы… всеобъемлющие. Но меня интересует моя Мезина.
– Патриот, – сказал я. – Вы так и останетесь патриотом… Мезины?
Он спросил опасливо:
– А кем можно быть еще?
– Можно подрасти, – пояснил я, – ведь мы, мыслящие, всю жизнь растем?., и быть патриотом уже некой Всемезинии.
– Простите?
– Образования, – сказал я с осторожностью, – что включает Мезину, Турнедо, Армландию, Сен-Мари, Варт Генц… возможно, и другие королевства.
Он смотрел внимательно.
– Это серьезно?
Я беспечно улыбнулся.
– А это уже сами решайте. Я вам ничего не говорил. А если что-то вам послышалось, то это ваша проблема.
– Однако…
– Однако вы можете, – произнес я небрежно, – уже сейчас не только мыслить масштабнее, но и… предпринимать некоторые шаги. Вы стали верховным лордом потому, что быстрее других реагировали на про- исходяшие перемены. Неужели чутье вам изменит?
Он покачал головой, не сводя с меня пристального взгляда.
– А насколько это… устойчиво? Я с каждым годом веду себя все менее рискованно.
– Да, – сказал я ему в тон, – поддержка Голдвина тому пример.
– Никто не мог предположить, – возразил он, – что Ротильда сумеет вернуться с огромной чужестранной армией!… Но, ладно, пусть это был мой промах, тем более не хочу повторить его снова.
Я понизил голос:
– Лично я посоветовал бы вам вести дела так, словно все эти королевства стали единым экономическим пространством. С едиными законами, без пошлин на границах.
– Я это и предположил, – ответил он тоже негромко, – читая вашу Хартию, но решил по своей врожденной осторожности перепроверить…
– Рад, – произнес я церемонно, – что вы все также отважны и готовы идти на оправданный риск.
Он отступил, поклонился.
– Ваше высочество…
– Лорд, – ответил я.
Когда он вышел, я перевел дыхание, с этими верховными магнатами приходится держать ухо востро, в их руках огромная ачасть и влияние. Вроде бы удается, тьфу-тьфу, его исполинскую энергию перенаправить в другое русло. Сам не знаю, чем он займется, однако жажда авантюр и добычи во всех ее вариантах должна заставить встрепенуться и оглядеть жадным взором новые земли.
Галл и Крестер, сменившие Джона с Агельдом, прохаживаются по коридору, оба крепкие, подтянутые, почти одинаковые, хотя Галл, по словам Норберта, никогда не спит, а Крестер ко всему еше и никогда не отдыхает.
Они замерли при моем появлении, я отмахнулся.
– Вольно-вольно… А это кто вышагивает на том конце лестницы?
– Ободрит, – ответил Крестер, отпуская для краткости «ваше высочество», им такие сложности выговаривать не обязательно, и так понятно, что я по титулу выше, подчеркивать не надо.
– А-а-а, – сказал я, – это у него в холодных ножнах всегда раскаленный меч?
– Он самый, – заверил Крестер. – Хотите взглянуть? Позвать?
Я покачал головой.
– В другой раз. Когда все дела переделаю.
– Все на свете? – спросил он, смелея.
– И на том тоже, – уточнил я. – А потом вернусь и… отдохну. Выползень тоже здесь?
– Он внизу у главных дверей!
Я покачал головой, Норберт в самом деле для моей безопасности задействовал лучшие силы, потому что Выползня характеризовал как лучшего разведчика, и луну с неба достанет, были бы приказ и поощрение.
Глава 3
Внизу в центре зала граф Меркель поворачивается во все стороны и размахивает руками, изредка покрикивая, а вокруг него, как в набирающем скорость водо- вороте, носятся слуги, таская мебель, ковры, цветные портьеры…
Заметив меня, насторожился, а щека заметно дернулась, чем-то я ему не очень нравлюсь, ну как, скажем, гроза, что может полить теплым дождем засушливые поля и заодно сжечь пару хат со всеми сараями.
– Граф, – сказал я весело, – кстати, вы все еще граф?…
Он чуть поклонился.
– Ваше высочество?
– За вашу преданность, – обронил я, – верность и те услуги, которые вы оказали вашей королеве, пора бы как-то отметить…
Он зыркнул по сторонам и ответил сдержанно, понизив голос:
– Я делал только то, что обязан, как верный слуга ее величества.
– И все же, – сказал я настойчиво, – это же вы втянули меня в этот странный брак, из-за чего все и завертелось…
Он ответил еще тише:
– После коронации ее величество обещают мне титул герцога.
– Это самое малое, – сказал я, – что она может для вас сделать! Не хмурьтесь, но вам она обязана и возвращением королевства. Ладно-ладно, скажите тогда, что здесь за маги?… В королевском дворце они должны быть. Я помню, Ротильда что-то кричала про Керен- геля… Мол, он с ними, все пропало…
Он ответил осторожно:
– У нас церковь, ваше высочество!… Ворота храма Господнего всегда раскрыты, служба идет, священники о пастве не забывают и всячески бдят насчет козней врага рода человеческого…
Я отмахнулся.
– Да ладно вам, я сам воин Христа! И цель наша – строительство Храма Небесного здесь, на грешной земле, чтобы освятить ее, а уцелевших людей сделать праведниками.
– Истинно так, ваше высочество!
– Но в процессе строительства, – уточнил я, – мы позволяем таскать камни не только святым, но и грешникам. Иначе будем строить вечность, не так ли? Не поверю, что при королевском дворце, где столько музыкантов, певцов, поваров, псарей и сокольничих, нет хотя бы с полдюжины магов!
Он повздыхал, помялся, наконец проговорил с неохотой:
– Ну есть, хоть и не полдюжины, а всего двое. Я и не знаю, как бы ужились полдюжины, они ж такие сварливые, склочные…
– Двое? – изумился я. – Обычно они терпеть друг друга не могут и всегда селятся поодиночке.
Он посмотрел на меня с укором.
– Так зачем же…
– Про дюжину? – спросил я. – Так я ж поэт, могу и про десять тысяч курьеров!… У меня воображение. И где они?
– Маги?
– Ну не курьеры же! Где те, я знаю.
– Один в отъезде, – сообщил он, – поговаривают, тайком сопровождает Голдвина, а второй здесь. Позвать?
– Не нужно, – ответил я. – У меня такая демократическая манера, что вошла в привычку Как захвачу замок или королевство, сразу или почти сразу пру к местному магу и шарю по сундукам по праву грубой силы на основе привнесения демократии и базовых либеральных ценностей.
Он смотрел ошалело.
– И… как?
Я ответил грустно:
– Обычно спереть ничего не удается, но вдруг да на этот раз…
Он все еще стоял с открытым ртом, я улыбнулся очаровательно, мол, разрешаю понимать как шутку, хотя мы многие вещи делаем шутя, еще как шутя, это пусть другие от наших шуточек наплачутся, повернулся и пошел к выходу, но со спины догнал его встревоженный голос:
– Ваше высочество… еще один деликатный вопрос!
Я обернулся, спросил с интересом:
– Ну-ну, люблю деликатные… О бабах?
Он поморщился, сердитым жестом отогнал подбежавшего суетливо управителя.
– Нет, ваше высочество, – произнес он так чопорно, как говорят только о государственном гимне или королевском знамени. – Никак нет! Я о весьма важном, так сказать…
– Ну-ну?
– Это насчет исполнения супружеского долга, – сказал он с таким холодным застывшим лицом, что даже стенам было видно, насколько сконфужен и как ему неловко такое выговаривать.
– А-а-а, – сказал я громко и радостно, – так все- таки о бабах!… Это я люблю! Давайте, дорогой друг, просвещу в этих вопросах. В чем у вас затруднения?
– Не у меня, – ответил он свистящим шепотом и взглянул почти ненавидяще.
– А у кого?
– У вас!
– Правда? – обрадовался я. – Наконец-то!… А то мне эта функция так мешает, так мешает в государственных делах и задумках!…
Он посмотрел на меня высокомерно, как степенный слон на кривляющуюся макаку.
– Он потому и называется долгом, – сообщил он свысока, – что его выполнять необходимо!
– Да я не против, – ответил я, – еще как не против! Если бы только не последствия.
Он покачал головой.
– Однако вы не смеете предлагать это венценосной супруге, а должны терпеливо дожидаться, когда она сама изволит изъявить свое высочайшее расположение и позволит вам приблизиться с такими намерениями.
– Гм, – сказал я в сомнении, – а спать нам инструкция велит в одной постели или, по-современному, в разных?
Он произнес гордо:
– Ваши спальни рядом, а между ними будет дверь.
– Не запираемая?
Он покачал головой.
– Запираться может только с одной стороны.
– Догадываюсь, – сказал я, – с какой стороны.
– Ротильда Дрогонская, – произнес он со слоновьей важностью, – Ее Величество королева! Потому вы должны постоянно помнить о ее приоритете во всех делах.
Я кивнул и сказал:
– Да-да, мальчики снизу, девочки сверху, бантики сбоку… Я поразмышляю по дороге, хорошо?
– А куда ваше высочество направляется? – спросил он с важностью уполномоченного и по делам консортов.
– К вашему магу, – сообщил я послушно, – посоветуюсь, как лучше послужить вашей королеве.
– И вашей, – напомнил он строго, – и вашей!
– Да-да, – согласился я, – особенно моей… гм… повелительницы.
– Хорошо, – разрешил он милостиво, – хотя наилучшие советы по качеству и разумной продуманности могут дать три человека в королевстве: генеральный церемониймейстер сэр Мюррэй Сандерсон, генеральный герольдмейстер сэр Энтони Гринвуд и, разумеется, я, ваш покорный слуга, в первую очередь как знающий все желания и возжелания блистательной королевы Ро- тильды Дрогонской.
– Той самой, – сказал я важно и значительно, подняв палец кверху. – Спасибо, дорогой фаф.
– Всегда к вашим услугам, ваше высочество.
– Обязательно воспользуюсь, – пообещал я.
Помещение мага в том же крыле, где располагаются слуги, только на самом верху и с такими стертыми ступеньками, что не всякий взберется, не поскользнувшись.
Я толкнул дверь, заперто, хотел вежливо постучать, но пересилил в себе недостойную для мужчины слабость и мощно пнул ногой. С той стороны скрежет- нуло, на пол слетела железка, а дверь распахнулась во всю ширь.
Воздух приятный, просторная комната вся в темно- желтом свете, словно залита свежим медом. Особенно когда смотришь на толстые свечи, торчащие из гор оплывшего воска, что с астрономической неспешностью стекает мощными валиками ниже и ниже. Свечи, как я понимаю, просто втыкают на место сгоревших в еще теплый воск, и сколько их тут прогорело, даже вообразить трудно.
На полке под такими наплывами, что залили ее всю и образовали мощный сталагмит внизу на полу, как я понял, подставками для свечей служат песочные часы.
судя по размеру, с запасом хода не меньше чем на пять- восемь часов.
Воск укрыл оба конуса полностью, только с одной стороны восковая корка слишком уж высохла, треснула, и кусок воска вывалился, открыв блестящую поверхность стекла, что и не стекло, но нечто настолько прозрачное, что и не увидел бы, не играй на нем яркие блики.
Между двумя такими подсвечниками, теперь похожими на слабо работающие вулканы, удобно и по- домашнему расположилась стопка фолиантов в переплетах из красной меди, справа солидный шкаф в желтом подрагивающем свете, а посреди комнаты такой же стол медового цвета с раскрытой книгой в половину ярда в длину, толстой, с расцвеченными киноварью заглавными буквами.
Справа у верхнего угла массивная чернильница из желтого колчедана, а ниже, чтоб всегда под рукой, медный стаканчик с гусиными перьями.
Я повел по сторонам сумрачным взором правителя и лорда, задействовав тепловое зрение. Пальцы мои легли на рукоять меча.
– От меня, – сказал я насмешливо, – не спрятаться так примитивно. Хошь, проткну именно печень?
Я обнажил меч и, держа острием вперед, сделал два шага к свободному участку стены между двумя массивными шкафами.
Там моментально появилась фигура человека в халате, одна рука выставлена ладонью вперед в защитном жесте, вторая заранее зажимает правый бок.
– Ну что вы, – сказал он плачущим голосом, – ваше высочество!… Я же простой исследователь…
– Какая скромность, – сказал я одобрительно.
– Сижу тут в норке, – продолжил он упавшим голосом, – никого не трогаю…
– Самый опасный человек, – определил я. – Все великие войны начинаются именно с тихих келий.
Он почти на полголовы ниже меня, сухой и сгорбленный, несмотря на то, что до старости еще далековато, смотрит снизу вверх испуганно и с беспомощной злостью на дурака с мечом в руке.
– Ваше высочество!
– Не возражать, – велел я. – Короли, ведущие армии в бой, лишь исполнители, хотя об этом не знают. Итак, какие преступные замыслы вынашиваем?
Он взмолился, вздрагивая всем телом:
– Ваше высочество!… То, что пытался спрятаться, говорит лишь о моей врожденной трусости, а не о преступности!…