- Эх! Вам будет очень трудно это понять. Мне не хотелось бы когда-нибудь объяснять вам все это.
- Но это же смешно! Хозяин должен всегда доверять гуманоиду все свои тревоги и переживания по своему усмотрению. Груз секретов и тайн может быть слишком тяжел для одного человека.
- Я сам это выбрал, и я...
- Пункт 314, свод правил...
- .Мне плевать на пункт 314! И больше не перебивай меня, этого достаточно...
- Для гуманоида невыносимо, когда отказываются использовать его по прямому назначению с привлечением всех его способностей,..
- Во имя милосердия господнего, я прошу вас...
- Я повторяю, пункт 314...
- Вы...
- Расскажите мне об Арабелле.
Я посмотрел на нее остолбенело.
- Нет, что это вы себе позволяете? Какое право вы имеете так говорить со мной?
Она с достоинством и важностью встала, чтобы высказать:
- Это покушение на законы роботехники, господин Кларк.
- Хуже! Злоупотребление человеческим разумом!
- Нет. Это всего лишь эмоциональный взрыв и больше ничего.
- Если бы вы были Арабеллой...
- У нее никогда не нашлось бы мужества так с вами разговаривать.
- Нет, конечно же, нет.
- Этого я и боялась. Человеческим женщинам не хватает практичности и находчивости.
- У них, слава богу, есть иные качества, которые украшают их; они обладают массой достоинств.
- К несчастью, вы их любите за их недостатки.
- Безусловно, у Арабеллы есть свои недостатки,- но они - человеческие.
- Даже то, что она не знала о вашей любви?
- Может быть...
- Вы долго ее знали?
- О, да...
- Где вы с ней познакомились?
- На берегах Гудзона, воскресным утром.
- Весной? Летом?
- 28 мая. Она стояла на понтонном мосту. Ее длинные волосы развевались на ветру.
- Ее платье?
- Нет, на ней были шорты и блузка с глубоким вырезом.
Я подошел к ней, предложил сигарету. В это время...
- Господин Кларк...- Она взглянула на меня так, будто очнулась от долгого сна.- Господин Кларк...
- Она мне улыбнулась ласково, и,я ее спросил...
- Господин Кларк...
Я почувствовал, как рука моей спутницы вцепилась в мое плечо с такой силой, что я вскинул голову с тревогой и беспокойством: - что происходит?
- Слушайте!
Она указала куда-то в небо через большое открытое окно.
- Так вы ничего не слышите?
- Что там такое, в конце концов?
- Какой-то странный шум... Шум мотора... Да! Я в этом совершенно уверена.
Ее сообщение произвело на меня впечатление ведра вылитой прямо на голову воды. Одним прыжком я оказался на улице, не смея даже поверить... Но я все еще ничего не слышал. Она присоединилась ко мне и, предугадывая мой вопрос, поспешила сказать:
- Я вас уверяю, что отчетливо слышала шум.
Мы бросились на середину поляны, торопясь изо всех сил и сверля небо взглядами. Мной овладела надежда. Мой бог, если бы это оказалось правдой! Маленькие сверхчувствительные звукоуловители гуманоида действительно могли зарегистрировать шум мотора...
В этом случае парни старины Джо уже были бы здесь, тщательно исследуя поверхность Рока с бортов своих маленьких вертолетов.
Мы бегом пересекли лесок, чтобы взобраться на вершину скалистого холма, и оттуда внимательно, но тщетно вглядывались в небо, голубое, чистое и безмятежное небо, где в направлении севера начали расти большие кучевые облака. Я же так ничего и не слышу...
Да и не вижу тоже. Ничего похожего на вертолет, ни одной черной точки на горизонте. В это мгновение небо вдалеке, словно удар кнута, располосовала молния. Услышав раскаты грома, я улыбнулся и повернулся к своей подруге. Итак, всего лишь ложная тревога.
Действительно, нужно обладать очень тонким слухом, чтобы отличить раскаты грома от рева реактивного самолета на таком расстоянии.
- Я была совершенно уверена...- извинилась псевдо-Арабелла, удрученно взмахнув рукой.
- Неважно.
Спускаясь с этой верхотуры, я, с грехом пополам, помогаю сойти вниз Арабелле, но она вдруг подскальзывается и падает, растянувшись на камнях во весь рост. Большим прыжком я бросаюсь к ней. Черт возьми! Сломана правая лодыжка. Нога, перекрученная самым невероятным образом, свободно висит. Я неподвижно стою и ругаюсь, как последний солдафон: - Это моя вина... Ваши лодыжки очень хрупкие... Мне следовало бы быть более осторожным и внимательным.
На ее лице появилась самая очаровательная улыбка.
- Ничего серьезного, уверяю вас.
- Да, конечно, я это легко починю.
- Но вам придется меня нести - я доставляю вам одни хлопоты и неприятности.
- Но здесь недалеко... и-мы никуда не торопимся.
Я поднимаю ее, и она обхватывает мою шею обнаженными руками. Ее тело такое теплое, что я изумляюсь. А она смотрит на меня, забавляясь моими усилиями и молчанием, как маленькая капризная девочка, которая отказывается идти по лужам и просится на руки. Как и Арабелла, когда я помогал ей спрыгнуть с понтона!
Она точно так же сжалась в моих руках, такая маленькая, а я, я нес ее на руках по воде до самого катера. Именно так все оно и началось между нами в то воскресное утро 28 мая.
- А, старые воспоминания? - мурлычет моя ноша, не отрывая от меня своих больших зеленых глаз.
Всегда эти старые воспоминания... Я кладу ее на траву, чтобы немного перевести дух. Она подползает ко мне и касается моей руки:
- Так вы говорили, что это произошло на берегу Гудзона? - Она помолчала немного и продолжила: - Кстати, о чем вы ее спрашивали?
Итак, дело сделано - колодец выкопан. Теперь у нас сколько угодно воды. Закончены утомительные каждодневные хождения туда-обратно между хижиной и ручьем, протекающим по краю поляны. Я тяну за цепь и вытаскиваю первое ведро, до краев наполненное чистой и прозрачной водой. Я испускаю крик радости, кричу во весь голос и мчусь к хижине, чтобы объявить эту чудесную новость, но хижина оказывается пустой. "Ба! Что происходит? Где же Арабелла?" Я в беспокойстве выбегаю наружу и оглядываю окрестности. Я кричу во все горло:
- Арабелла! Арабелла!
Я ничего не понимаю... Еще сегодня утром... И вдруг, совершенно неожиданно, я замечаю ее. Она выходит из ракеты, делая руками какие-то знаки. И пока она выбиралась из шлюзовой камеры на солнце, я стоял на месте, неподвижный и ошарашенный.
Завороженный и очарованный. Я смотрел, как она, словно во сне, продвигается вперед с ленивой, но чувственной грацией. На ней маленькие шорты и белая блузка с глубоким вырезом. Ее длинные светлые волосы рассыпаны в беспорядке по плечам. Боже, как же ты красива, мой ангел!
- Привет, Джон, надеюсь, я не очень поздно?
Я качаю головой слева направо и справа налево. Сквозь лифчик из тонких кружев видна грудь. Где, черт возьми, она выкопала эту ткань?
- Колодец готов, Арабелла. Теперь у нас много воды.
Она начала хлопать в ладоши и скакать на одной ножке, как маленькая озорная девчушка.
- О, Джон! Это чудесно... Это чудесно...
Она бросается мне на шею, и я сжимаю ее в объятиях. Мы вместе смеемся и плачем.
- Арабелла, нам нужно это отметить. Что хорошего ты приготовила?
- Сюрприз... Ты увидишь.
Боже... гамбургеры, мороженое с персиком и много взбитых сливок для каждого. Моя любимая еда! Но, черт возьми, откуда она могла...
Она смеется.
- Я откопала кое-какие консервы. Мы сохраним их дая особо торжественных случаев. Ну, садись же. Я умираю с голода.
Я присаживаюсь за стол и пробую все блюда.
- Ммм... Чертовски вкусно, ты знаешь.
Она продолжает звонко смеяться.
- Арррабелла... Арррабелла... Вкусно... вкусно... вкусно...
Я в изумлении смотрю на нее, но она показывает мне на окно.
На подоконнике на длинных ногах стоит большая птица и наблюдает за нами маленькими глазками-бусинками, расположенными по краям огромного, как у тукана, клюва.
- Арррабелла... Вкусно... вкусно...
Нет, а откуда она взялась, эта птица с голосом попугая, скрипящим и скрежещущим, как ржавый блок? Я встаю, чтобы взять свой карабин, но Арабелла удерживает меня:
- Зачем? Это всего лишь маленькое безвредное существо.
- Но у него такой раздражающий голос!
- Он все равно не знает, что говорит. Смотри.
Птица улетела, и, когда мы вышли из хижины, Арабелла показала мне на каминную трубу. В гнезде, которое я с трудом замечаю, птица присоединяется к своей подруге, и они оба щелкают клювами, переговариваясь. Довольно любопытная компания, которую я здесь раньше не видел. Да, раньше их здесь не было.
- Они прилетели сегодня утром. Они как аисты, а аисты приносят счастье.
Я возвращаю ей улыбку, затем пожимаю плечами:
- Ты рассуждаешь, как твоя мать.
- Моя мать?.. А, ну да, действительно... Джон... ты прав...
Ладно, не будем портить вечер подобным мелочами.
Я закончил есть свое мороженое и откинулся на спинку стула.
Арабелла права, вечер действительно чудесный. Я окидываю взглядом ее тонкие стройные ноги, смотрю на ее грудь и плечи и погружаюсь в ее большие зеленые глаза. Потом я спрашиваю тихо и нежно:
- Арабелла, ты меня любишь?
Она придвигается ко мне и берет мою руку в свои, довольно теплые и мягкие.
- Ну, конечно, мой дорогой. Неужели ты в этом сомневаешься?
- Твоя правда, я - идиот.
- Нет, Джон, ты - человек.
- Это потому, что я думаю о Бернарде... о том, что с ним случилось...
- Бернард?.. О да, я припоминаю; но с ним все было по-другому. Мадж для него не была женщиной. И он ни о чем, кроме работы, не думал.
- А я копаю колодцы... Зачем...- Я разражаюсь смехом.Арабелла... Почему, зачем я вырыл этот колодец? Скажи мне об этом...
- Послушай, Джон, а не сыграть ли нам в шахматы? Что ты думаешь?
- Отличная идея, дорогая!
Быстро темнеет. Я все еще перед окном, выпускаю клубы дыма последней сигареты и смотрю, как деревья медленно глотают заходящее пламенеющее солнце.
Но зачем я выкопал этот колодец?
В Гудзоне довольно много воды. И Гудзон не так уж и далеко...
И что значат обломки ракеты, нашедшей свою последнюю стоянку на краю поляны? Что здесь могло случиться? Ее не было там, когда мы, Арабелла и я, приехали сюда... Еще одно происшествие, способное испортить нам отдых! Бедная Арабелла! Наши планы...Одни, наконец-то одни, в маленьком тихом уголке, вдали от мира, от шума города и его отвратительных запахов. Одни!
Я оборачиваюсь. В полумраке, царящем в хижине, я замечаю Арабеллу или, вернее, угадываю ее, лежащую на своей кровати. В этот вечер она не стала, как обычно, задвигать разделяющую нас занавеску. Из-за жары, без сомнения... Она лежит на белой простыне совершенно неподвижно, совершенно... Смешно, но я хотел сказать "выключенная". Чушь. Откуда такие слова? Конечно же, я собирался сказать "спящая". Но спит ли она на самом деле?
Я подхожу к ней. Ее большие зеленые глаза блестят в темноте комнаты, как глаза кошки. Я присаживаюсь на кровати.
- Ты не спишь?
В комнате еще довольно света, чтобы разглядеть ее очаровательную улыбку.
- И я тоже. Не спится, ты знаешь... Я...
О! Почему она мне не отвечает? Было бы гораздо легче...
- Арабелла...
Ее руки поднимаются и притягивают меня к мягкому и теплому ложу.
- Арабелла, любовь моя...
Мои губы ищут ее губы, и я ощудцаю ее горячее тело. Я теряю рассудок, и наш первый поцелуй - не более, чем жестокий укус, который опрокидывает весь мир и погружает меня в бездонную пропасть... Вдруг Арабелла приподнимается в постели:
- Джон... Джон... Послушай... Ты слышишь?..
- Арабелла...
- Этот шум, Джон... Этот шум...
Как оглушенный, я ошеломленно смотрю на нее бессмысленным взглядом, потом навостряю уши и, в свою очередь, слышу какое-то отдаленное рычание.
И вдруг я сразу все понимаю. Я покидаю свой сон неохотно, с болью и мукой, как пьяница, с отвращением просыпающийся на следующий после попойки день. Шум... Гудение реактивных двигателей. Парни Джо... Боже мой, как я мог забыть все это? Я бросаюсь к окну. Нет, в этот раз никакой ошибки. Этот шум - я узнаю его из тысячи.
- Джон... Ракеты... Быстрее.
Я бросаюсь к обломкам корабля, ныряю в шлюзовую камеру и лихорадочно роюсь в нише. Да, они здесь, я вижу эти - сигнальные ракеты. В тот момент, когда я выбегаю из корабля, ко мне присоединяется Арабелла, но я не обращаю на нее никакого внимания. Я выпускаю в ночное небо ракету, которая рассыпается в вышине мириадами ярких разноцветных огней. Но увы - поздно: шум удалился и затих в тишине. Вторая ракета взлетает в небо, третья, четвертая...
Но они должны вернуться, должны заметить мои сигналы.
Ведь ночью это так легко!
На скалистый холм. Быстро! С этой высоты посылаемые мной сигналы будут более заметны. Не следует пренебрегать даже мелочами, если они могут дать шанс. Я бегу изо всех сил, пересекаю поляну и тороплюсь к груде камней. Не обращая ни малейшего внимания на острые грани, я прыгаю, не чувствуя, что из разбитых рук и коленей струится кровь. Наконец я добираюсь до вершины и испускаю крик радости. Шум раздается прямо над моей головой и сопровождается каким-то резким высоким свистом, который становится невыносимым. Во время этой лихорадочной спешки я успел вставить ракету в патронник и теперь взбираюсь на осколок скалы.
Мои пальцы судорожно сжались... Но внезапно я кричу, в то время как камень, покачнувшись, падает и увлекает меня за собой в глубокий сумрак...
Я кричу, когда ударяюсь и отлетаю от острых уступов скалы...
Я кричу в то время, как мои веки наливаются непомерной тяжестью, но крик уже беззвучен, потому что мои легкие лопнули, как мыльный пузырь...
И с мыслью о смерти я погружаюсь в небытие.
Мне снилось, что я шел по мягкой нежной траве.
Мне снилось, что я жил.
Мне снились моя юность и моя жизнь.
Мне снился отлет с Земли во вторник утром, авария на Роке, мое одиночество и Арабелла.
И мне снились моя смерть и мое воскрешение.
Но правда ли, что это был сон?
Мои глаза все еще не хотят открываться, и мое тело остается непомерно тяжелым. Да, сон все продолжается, и мало-помалу все проясняется. Воспоминания...
Я - второй Джон Кларк, второй я. Я получил второе тело из искусственного инкубатора, надежно защищенного от всех воздействий внешнего мира, где оно лежало в тишине и покое, благоприятных для размышлений...
Я восстал из смерти в бессмертие.
Мой мозг работал... трудился... я анализировал факты и постепенно связал воедино все события. Но какой сегодня день? Сколько времени провел я здесь в коме? Я еще раз попытался восстановить момент моей смерти с помощью видений, неотступно преследующих меня. Итак, я вспоминаю.
Шум... Свист реактивных двигателей... Я падаю в пустоту, глядя в небо, поглотившее все мои надежды. О, боже, неужели же мне придется нести это наказание, эту кару, как еще одному Мессии, всю историю человечества? И так до конца времен!
Мои глаза открываются, сердце начинает биться в нормальном ритме. Слабый щелчок заставляет меня вздрогнуть, и неожиданно я осознаю, что все кончилось. Я освобождаю свою голову и запястья от захватов и толкаю панель, прикрывающую мою вторую сущность.
На выходе из корабля меня ослепляет солнце, но мало-помалу я начинаю узнавать знакомый лейзаж. Поляна... Колодец... Когда я спускаюсь, замечаю двойника Арабеллы, чудовище, монстра, выдуманного инженерами "Космика", И меня охватывает отвращение.
Как я мог, в конце концов?.. Я задыхаюсь от омерзения. И тем не менее, я знаю, что не сумею этого избежать во время моего вечного одиночества. Это выше воли и сознания.
Ммм, моя голова! Если бы еще не было этих старых воспоминаний! Если бы можно было от них избавиться! Но нет, они все здесь, со мной. Даже самые незначительные и отдаленные.
Гуманоид поворачивается ко мне спиной. Я приближаюсь к ней и вижу, как она кладет цветы на могилу, увенчанную грубым деревянным крестом. Букет большой и разноцветный. Она оборачивается на шум моих шагов и смотрит на меня со своей вечной улыбкой.
Ни малейшего удивления. Я задаю себе вопрос: говорил ли я ей когда-нибудь о своем бессмертии? Возможно.
- Джон!.. Джон, дорогой!..
Она бросается в мои объятия, но я отталкиваю ее, выскальзывая из ее рук. Мой взгляд прикован к могиле. Деревянный крест!
- Джон, ты видишь, я украсила цветами твою память и ухаживаю за могилой.
Да, конечно, это запрограммированные действия всех гуманоидов, но какой странный язык!
- Сколько дней я отсутствовал?
- С двумя кусочками сахара, как и каждое утро. Э... нет, я хочу сказать два дня.
- Что ты сделала со своими волосами?
Она раздвигает пряди волос и показывает большой разрыв эпидермы у основания черепа.
- Это ничего. Когда я искала тебя ночью, то поскользнулась и упала.
Черт побери! Довольно мерзкая рана. Одновременно я бросаю последний взгляд на могилу.
- Возвращаемся!
Две птицы по-прежнему сидят там же, где я увидел их впервые.
Они приветствуют меня, щелкая клювами, а самец, в приступе рвения, выдает крик: "Привет! Джон, дорогой!", что совершенно выводит меня из себя. Я чувствую, что однажды заткну ему клюв, и лучше всего это сделать прямо сейчас.
В тишине меня кормят бог знает какой мерзкой кашей. Она отвратительна... несъедобна... Я упираюсь ногой в стол, который с грохотом переворачивается, и раздается шум бьющейся посуды.
- Джон... дорогой...
- О! Прекрати, а не то я...
- Передай мне сигареты.
Она встает, зачерпывает горстью немного крема.
- Вот, попробуй, это вкусно, ты знаешь...
Тарелка летит в воздухе, и крем облепляет лицо Арабеллы.
- Ммм, это вкусно... вкусно... ммм...
Я разражаюсь смехом, и мой смех смешивается со смехом пересмешника, сидящего на окне. Да от этого смеха подохнуть можно! Крем залепляет лицо Арабеллы, а она улыбается... улыбается... словно размалеванный клоун. Жалкий и ничтожный клоун!
- Я счастлива, Джон!
- Бедная идиотка! Ты смешна. Ты должна сказать: рассержена, разъярена, вне себя!
- Статья 312-бис, Джон...
- О нет! Ты, должно быть, просто ошибаешься.