Агата Кристи Вместе с собакой
В отделе регистрации женщина с видом важной леди откашлялась и впилась взглядом в девушку.
– Значит, вы отказываетесь от этой вакансии? Заявку прислали сегодня утром. Очень милый, по-моему, уголок Италии, вдовец, ребенок трех лет и еще престарелая леди, мать или тетка.
Джойс Ламберт покачала головой.
– Я не могу уехать из Англии, – устало сказала она. – У меня на это есть причины. Не могли бы вы поискать мне просто дневную работу здесь?
Голос у нее еле заметно дрогнул. Почти незаметно. Она изо всех сил старалась его контролировать. Синие глаза умоляюще посмотрели на женщину.
– Это совсем не просто, миссис Ламберт. Любая дневная работа требует квалификации. У вас ее нет никакой. А у меня здесь сотни карточек, буквально сотни. – Женщина помолчала. – У вас кто-то есть, кого вы не можете оставить?
Джойс кивнула.
– Ребенок?
– Нет, не ребенок.
По важному лицу пробежала тень улыбки.
– Что ж, очень жаль. Я, разумеется, сделаю все, что в моих силах, но…
Разговор был явно окончен. Джойс поднялась. Она прикусила губу, чтобы не расплакаться, и вышла из душной конторы на улицу.
– Не смей, – сурово одернула она себя. – Не смей хныкать, как идиотка. Нельзя впадать в панику, а ты только и делаешь, что впадаешь в панику. В слезах никакого толку, глупо, и все. День только начался, еще много что может произойти. В крайнем случае можно недели две пожить у тети Мэри. Вперед, дорогая, вперед, не заставляй счастливый случай ждать тебя.
Она пошла по Эджуэар-роуд, через парк, по Виктория-стрит, свернула к Военно-морскому универмагу. Вошла в вестибюль, села и взглянула на часы. Было ровно половина второго. Минут через пять рядом с ней на стул опустилась немолодая дама, нагруженная свертками и пакетами.
– Ах, ты уже здесь. Боюсь, я на пять минут опоздала. Обслуживание тут стало ужасное, хуже, чем когда здесь была закусочная. Ты, конечно, уже тоже поела?
На мгновение Джойс было заколебалась, потом спокойно ответила:
– Да, спасибо.
– Я всегда ем в половине первого, – сказала тетя Мэри, поудобнее пристраивая пакеты. – Меньше суеты и вообще спокойнее. Яйца под кэрри здесь готовят превосходно.
– Вот как, – слабо отозвалась Джойс.
Даже думать о яйцах было невыносимо… от яиц поднимается горячий парок… какой запах! Она заставила себя переключиться.
– Что-то ты осунулась, детка, – проговорила тетя Мэри, удобней устраивая пакеты. – Не увлекайся ты этой глупой модой не есть мяса. Подумать только. Хороший кусочек прожаренного мяса еще никому не вредил.
Джойс едва удержалась, чтобы не сказать: «Он мне и сейчас не повредил бы». Лучше бы она говорила о чем-то другом! Пробудить надежду, пригласить в половине второго, а потом сидеть и говорить про яйца под кэрри и жареный ростбиф… как же это жестоко… жестоко.
– Да, моя дорогая, – сказала тетя Мэри. – Я получила твое письмо. Очень мило, что ты сразу поймала меня на слове. Да, я сказала, что всегда была и буду рада тебя видеть, но так уж случилось, что именно сейчас мне предложили сдать дом на очень и очень выгодных условиях. Таких выгодных, что никак нельзя упустить, у них своя посуда, свои постельные принадлежности. Просят на пять месяцев. Въезжают в четверг, а я отправлюсь в Хэрроугейт. Что-то в последнее время меня ревматизм замучил.
– Понимаю, – сказала Джойс. – Очень жаль.
– Так что как-нибудь в другой раз. Всегда рада тебя видеть, моя дорогая.
– Спасибо, тетя.
– Что-то ты и впрямь осунулась, – сказала тетя Мэри, внимательно разглядывая племянницу. – И похудела, кожа да кости. И куда подевался твой цвет лица? У тебя всегда был прекрасный цвет лица. Нужно себя поберечь, дорогая.
– Сегодня это вряд ли удастся, – мрачно сказала Джойс. Она поднялась. – Простите, тетя Мэри, мне пора.
Снова назад. На этот раз через Сент-Джеймс-парк, через площадь Беркли, по Оксфорд-стрит мимо Прэд-стрит до Эджуэр-роуд и по Эджуэр-роуд в тот самый ее конец, где она уже сама на себя не похожа. А потом вбок через несколько грязных маленьких улиц к старому обшарпанному домишке.
Джойс повернула в замке ключ и вошла в тесный и душный вестибюль. Бегом поднялась на самый верх. И оказалась перед дверью, из-за которой слышалось веселое повизгивание.
– Да, Терри, да, дорогой, вернулась твоя хозяйка.
Джойс распахнула дверь, и навстречу тотчас выскочил старый белый терьер с жесткой кудрявой шерстью и подозрительно мутными глазами. Джойс сгребла пса в охапку и села на пол.
– Терри, милый. Милый мой, милый Терри. Ну-ка покажи, как ты любишь свою хозяйку. Ну-ка покажи.
Пес не заставил себя ждать и тут же, отчаянно виляя хвостом, облизал Джойс лицо, уши и шею.
– Терри, милый Терри, что же нам теперь делать? Что с нами будет? Ах, Терри, как же я устала.
– Может быть, – прозвучал у нее за спиной ехидный голос, – мисс перестанет обнимать, целовать этого пса и выпьет чашку горячего чая?
– Ах, миссис Барнс, как вы ко мне добры.
Джойс вскочила на ноги. Миссис Барнс была крупная, мрачного вида женщина. Но за устрашающей внешностью скрывались нежное сердце и добрая душа.
– Чашка горячего чая никому еще не повредила, – сказала миссис Барнс, выразив твердое мнение, принятое в ее кругу.
Джойс с благодарностью отхлебнула горячего напитка. Домовладелица незаметно окинула ее взглядом.
– Ну как, удачный день, мисс… Или вас следует называть «мадам»?
Джойс покачала головой, лицо ее омрачилось.
– Ох, – вздохнула миссис Барнс. – Что-то не похоже, чтобы он вообще у кого-то был сегодня удачный.
Джойс вскинула голову.
– О, миссис Барнс… Не хотите же вы сказать…
Миссис Барнс мрачно кивнула головой:
– Да, вот именно. Барнс. Опять выгнали с работы. Ну и что теперь делать?.. Чего не знаю, того не знаю.
– О, миссис Барнс… Мне нужно… Я хочу сказать, вам нужны…
– Не волнуйтесь, моя дорогая. Врать не буду, я бы рада была, если бы вам удалось что-то найти, но… нет так нет. Ну, допили чай? Дайте-ка я заберу чашку.
– Я еще не допила.
– Ага, – сердито сказала миссис Барнс. – Вы хотите отдать чай этому паршивому псу. Знаю я вас.
– Пожалуйста, миссис Барнс. Одну капельку. Вы ведь не станете возражать, правда?
– Что толку-то от моих возражений. Вы души не чаете в своем скандалисте. Чуть не укусил меня сегодня утром, чуть не укусил.
– Не может быть, миссис Барнс. Терри не кусается.
– Рычал да скалился. А я только и хотела посмотреть, можно ли починить ваши туфли.
– Он не любит, когда трогают мои вещи. Он думает, что должен их охранять.
– Скажите пожалуйста, думает! Не собачье это дело, думать. Ему место во дворе, на веревке, пусть бы охранял дом от бродяг. Вам бы отдать его, мисс, вот что я скажу.
– Нет, нет, нет. Никогда. Никогда!
– Ну, как хотите, – сказала миссис Барнс. Она взяла чашку, подняла с пола блюдце, из которого Терри успел вылизать остатки чая, и удалилась.
– Терри, – сказала Джойс. – Иди поговори со мной. Что же нам делать, солнышко мое?
Она взяла пса на руки и села в колченогое кресло. Бросила шляпку на стол и вытянулась. Положила собачьи лапы себе на плечи и нежно поцеловала черный нос и лохматый лоб. И тихо, лаская пса, заговорила:
– Что нам делать с миссис Барнс, Терри? Мы и так задолжали ей за четыре недели. Она славная, Терри, такая славная. Она нас не выгонит. Но ведь нельзя злоупотреблять тем, что у нее доброе сердце. Нельзя, Терри, нет. И почему этот Барнс не хочет работать? Вот кого я ненавижу. Только и делает, что пьет. И конечно, его выгоняют. Но ведь я-то не пью, Терри, но все равно никак не могу найти работу.
Я тебя не брошу. Не брошу. Никто не будет тебя любить так, как я. Ты старый, Терри, тебе двенадцать лет, а кому нужна старая собака, к тому же почти слепая, к тому же чуть-чуть глухая, к тому же еще с дурным… то есть, прости, с не очень, самую капельку не очень хорошим характером. Для меня ты самый замечательный, но только для меня, не для всех, понимаешь? На других ты рычишь. Это потому, что ты знаешь, что они тебя не любят. Но мы-то друг друга любим, правда, дорогой?
Пес нежно лизнул ее в щеку.
– Поговори со мной.
Терри издал тихий, протяжный, похожий на вздох звук и ткнулся носом ей за ухо.
– Ты ведь веришь мне, правда, мой ангел? Ты ведь знаешь, что я никогда тебя не покину. Но что же делать? Самое время придумать что-нибудь, Терри.
Она глубже устроилась в кресле, прикрыла глаза.
– Помнишь, Терри, как мы были счастливы? Мы с тобой, и с Майклом, и с папой. Ах Майкл, Майкл! Это был его первый отпуск, а перед тем как вернуться во Францию, он решил сделать мне подарок. Я еще сказала ему, чтобы не выдумывал. Мы тогда жили за городом, и все вышло так неожиданно. Он велел мне выглянуть в окно, а там был ты и прыгал на длинном поводке. Тебя держал такой маленький человечек, от которого пахло собаками. Как он смешно разговаривал: «Он сокровище. Только посмотрите, мадам, ну разве он не картинка? Я так и знал, что как леди и джентльмен только его увидят, то сами скажут: «Он просто сокровище!»
Он все время приговаривал: «Сокровище», и потом первое время мы так и называли тебя, Сокровище. Ах, Терри, какой ты был славный щенок – крохотная головка, нелепый хвостик. Потом Майкл вернулся во Францию, а я осталась с тобой, и ты был у меня самой лучшей собакой на свете. Помнишь, как мы вместе читали письма от Майкла? Ты их нюхал, а я говорила тебе: «Это от хозяина», и ты все понимал. Мы были такие счастливые, такие счастливые. Ты, я и Майкл. А теперь Майкла нет, ты стал старый, а я… я так устала, что у меня нет сил быть храброй.
Терри лизнул ее в щеку.
– Ты был со мной, когда пришла телеграмма. Если бы не ты, Терри… Если бы у меня не было тебя…
Она замолчала.
– Мы с тобой всегда были вместе… Все удачи, все неудачи мы всегда делили… Неудач у нас было больше. А теперь это уже даже не неудача. У нас никого, только тетушки Майкла, но они-то думают, будто у меня все в порядке. Они не знают, что Майкл все проиграл. И мы никому не скажем. Мне все равно, почему он это сделал. Не бывает людей, которые не совершают ошибок. Нас с тобой он любил, Терри, и это самое главное. Его родственники все время на него сердились и все время за что-то ругали. Не дадим им нового повода. Но как же мне хочется, чтобы и у меня были родственники. Совсем без них очень плохо.
Терри, я ужасно устала… И очень хочется есть. Невозможно поверить, что мне всего двадцать девять… Кажется, будто все шестьдесят девять. И я совсем не храбрая, я только делаю вид. И в голову лезут ужасные мысли. Вчера я прошла пешком до Илинга, хотела зайти к кузине Шарлотте. Подумала, если прийти в половине первого, она оставит меня на обед. Но когда я уже дошла до дома, я почувствовала себя такой попрошайкой. И не смогла зайти. Я повернулась и ушла. Ужасная глупость. Нужно либо попрошайничать до конца, либо даже не пробовать. У меня, кажется, нет характера.
Терри снова вздохнул и ткнулся черным носом ей в глаз.
– У тебя все такой же славный носик, Терри, холодный, как мороженое. Ах, как же я тебя люблю! Я не в силах расстаться с тобой. Не в силах тебя отдать. Не могу, не могу, не могу…
Теплый язык снова лизнул ее в щеку.
– Ты все понимаешь, солнышко. Ты сделал бы все на свете, чтобы помочь хозяйке, правда?
Терри сполз с колен и заковылял в угол. Он взял в зубы щербатую миску и принес Джойс.
Джойс не знала, то ли плакать, то ли смеяться.
– Ты сделал единственное, что мог. Единственное, чем мог помочь хозяйке. Ах, Терри, Терри, никто нас не разлучит! Я должна что-то сделать. Должна? Все сначала что-то обещают, а потом оказывается, что на самом деле все совсем не так, все совсем не так. Что же делать?
Она села на пол рядом с собакой.
– Видишь ли, Терри, дело вот в чем. Ни няньке, ни гувернантке, ни компаньонке у старой леди не положено иметь собаку. Только замужняя женщина может себе это позволить – держать лохматую, маленькую, дорогую собачку, ходить с ней по магазинам… Ну а если ей больше нравится старый слепой терьер, ради бога, почему бы и нет?
Она перестала хмуриться, и тут в дверь дважды постучали.
– Почтальон. Пойду посмотрю.
Она вскочила, сбежала вниз и вернулась с письмом в руках.
– Это может быть… если…
Она разорвала конверт.
«Уважаемая мадам!
Мы провели экспертизу и пришли к мнению, что Ваша картина не является подлинником и потому цена ее весьма незначительна.
С искренним почтением
Слоун & Райдер».Джойс застыла на месте. И когда потом снова заговорила, голос у нее изменился.
– Вот и все, – сказала она. – Это была последняя надежда. Но мы не расстанемся, Терри. Я знаю, что делать… Нет, больше я не стану попрошайничать. Терри, дорогой, мне нужно уйти. Я скоро вернусь.
Джойс торопливо спустилась на первый этаж, где в темном углу стоял телефонный аппарат. Она набрала номер. Трубку снял мужчина, голос которого сразу же повеселел, едва он понял, с кем говорит.
– Джойс, девочка моя. Приходи, пообедаем и потанцуем.
– Не могу, – просто ответила Джойс. – Мне нечего надеть.
И она хмуро улыбнулась, вспомнив покоробившийся шкаф и пустые вешалки.
– Тогда как ты посмотришь на то, что я сам к тебе заеду? Где ты живешь? Господи, это еще где? Кажется, у тебя неприятности, я угадал?
– Совершенно верно.
– Что же, по крайней мере, ты со мной откровенна. До скорого.
Меньше чем через час перед домом остановилась машина, из которой вышел Артур Хэллидей. Миссис Барнс, исполнившись благоговейного трепета, провела его наверх.
– Девочка моя, что за дыра! Что тебя сюда привело?
– Гордыня и еще кое-какие малодостойные чувства.
Она сказала это просто, насмешливо глядя в лицо человеку, который стоял перед ней.
Артура Хэллидея многие считали красавцем. Это был крепкий, высокий, светловолосый человек с очень светлыми голубыми небольшими глазами и мощным подбородком.
Она показала на колченогое кресло, и он сел.
– Н-да, – задумчиво сказал он. – Жестокий урок. Послушай… А этот паршивец не укусит?
– Нет, нет, не волнуйся. Он у меня просто сторож.
Хэллидей оглядел ее с головы до ног.
– Пошла на попятную, Джойс, – тихо проговорил он. – Я тебя правильно понял?
Джойс кивнула.
– Говорил я тебе, девочка моя. Я всегда получаю то, что хочу. Я знал, что в конце концов ты одумаешься и поймешь, с какой стороны хлеб мажут маслом.
– К счастью, ты не передумал, – сказала Джойс.
Он взглянул на нее с недоверием. Всякий раз, когда он с ней разговаривал, он никогда не мог толком понять, о чем она думает.
– Так ты выйдешь за меня?
Она кивнула:
– Когда захочешь.
– Чем быстрее, тем лучше.
Он засмеялся и окинул комнату взглядом. Джойс покраснела.
– Между прочим, у меня есть одно условие.
– Условие? – К нему снова вернулась подозрительность.
– Моя собака. Ее я возьму с собой.
– Это старое пугало? Да я любую тебе куплю. Денег не жалко.
– Мне нужен Терри.
– Ах вот как! Пожалуйста, ради бога.
Джойс внимательно посмотрела ему в лицо.
– Но ты знаешь – ведь знаешь? – я не люблю тебя. Не люблю.
– Это мне все равно. Я человек крепкий. Но про шуры-муры забудь, девочка моя. Если выйдешь за меня замуж, играть придется по-честному.
Джойс покраснела.
– Я отработаю твои деньги, – сказала она.
– Как насчет поцелуя сейчас?
Он приблизился. Джойс улыбнулась. Он ее обнял, поцеловал. Глаза, потом щеки и шею. Джойс не обмерла, не отодвинулась. Наконец он ее отпустил.
– Я еду за кольцом, – сказал он. – Какое ты хочешь, с жемчугом или с бриллиантами?
– С рубином, – сказала Джойс. – С самым большим рубином, какой только сможешь найти, цвета крови.
– Странный выбор.
– Я хочу, чтобы оно ничем не было похоже на то, из мелкого жемчуга, которое мне подарил Майкл.
– Чтобы на этот раз больше повезло, а?
– Ты умеешь вкладывать деньги, Артур.
Хэллидей хохотнул и ушел.
– Терри, – сказала Джойс. – Иди оближи… Лицо и шею, особенно шею.
Терри лизнул ее влажным языком.
– Я думала только об этом, только об этом, – медленно проговорила она. – Никогда не угадаешь, о чем я думала – о варенье, варенье на прилавке. И все время себе повторяла. Земляничное, смородиновое, малиновое, терновое. В конце концов, может быть, я быстро ему надоем. Я очень на это надеюсь, а ты? Говорят, после свадьбы такое бывает. Правда, Майклу я не надоела бы никогда… Никогда… Ах, Майкл!..
На следующее утро Джойс проснулась с тяжелым сердцем. Она тихо вздохнула, и Терри, который спал с ней вместе на одной постели, тотчас поднял голову и нежно ее лизнул.
– Ах ты, мой милый, милый! Что ж, придется через это пройти. Но вдруг что-то еще случится. Терри, милый, помоги же своей хозяйке. Ах, ты помог бы, если бы мог, я знаю.
Миссис Барнс принесла чай и бутерброды и от души радовалась за Джойс.
– Подумать только, мадам, выйти замуж за такого джентльмена. Приехал-то на «Роллсе». Честное слово, Барнс даже протрезвел, когда до него дошло, что возле нашего дома настоящий «Роллс». С чего это, скажите на милость, этот пес все время лезет на подоконник?
– Он любит посидеть на солнце, – сказала Джойс. – Но это действительно опасно. Терри, вниз!
– Будь я на вашем месте, – сказала миссис Барнс, – избавилась бы от этого несчастного и попросила своего джентльмена купить собачку, такую вот, толстенькую, которых леди носят на руках.
Джойс улыбнулась и еще раз окликнула Терри. Пес неуклюже поднялся, но именно в этот момент внизу послышался шум собачьей драки. Терри повернул голову и тоже хрипло залаял. Подоконник был старый и сгнивший. Доска подалась, и Терри, слишком старый и неповоротливый, не удержался и упал.
Вскрикнув, Джойс бросилась вниз на улицу. Не прошло и минуты, как она уже стояла рядом с ним на коленях. Пес жалобно скулил, и по тому, как он неподвижно лежал, Джойс поняла, что дело плохо. Она наклонилась.