– Бабушка, у меня ж практика идет, я на пять дней отпросилась, Вику отвезти, и должна вернуться.
– Ну и ладно, все одно дороги нету. Грейдер ждем, щебенку. Мужуки-то говорят: не яма – чистый ров, как против танков. Вы ехали – видели?
Вика ушла в избу и молча разбирала сумки. Потом выглянула во двор, где бабушка с сестрой все не могли наговориться.
– Ба, а сельпо работает?
– Да какой там! Ежли б оно работало, разим ж бы Витька помчался в Комсомольский за энтой отравой? Смели все подчистую.
– Мы ничего не видели, – сказала Таня, – мы же внутри сидели.
– Да не, ба, мне ж не водка… А чипсы там есть? «Роллтон»?
– Это чего? – Бабушка Таня удивилась. – Конхветы, что ли? Унука… я тебе петуха на палочке в сундуке храню. Хочешь?
– Да не, ба… Чипсы – это такая картошка жареная… тоненькая.
– У меня отварная есть, в мундире, чичас почищу… Картошечки хочешь?
Вика, отчаявшись, махнула рукой.
– Ба, а че ты мне про лешего рассказывала… сказка?
– Кака ж сказка, – серьезно ответила прабабушка, – вот, обратно ребяты-охотники сказывают – Бела баба вернулась. Давно не было. Ты в лес-то не ходи одна… Да чегой-то я вам… есть-то хотитё?
Таня почувствовала, что обед, которым они с сестренкой вроде бы вполне наелись еще в Вельске, куда-то испарился. Кивнула.
– Ба, а сколько времени?
– Так десятый ужо… Вы на солнце не смотрите… ночи у нас короткие. Забыла, что ли? А ужинать сейчас пойдем, вон, на третий двор. Меня уж приглашали… да и вас теперь ждут. Бросайте вещички и айда.
Пить Тане совсем не хотелось. А отказываться нельзя.
– Ба, а сундук на чердаке? – спросила Вика.
– А где ж ему быть? – Бабушка поглядела на правнучку, на ее шорты, больше похожие на стринги, и покачала головой. – Сарафан надень. Так не пойдешь.
– Может, у тебя и кокошник есть? – не удержалась от колкости сестренка.
Таня поглядела на себя в отражение в оконце. Туника, джинсы, кроссовки, волосы убраны в хвост. Не празднично, но для деревенской свадьбы сойдет. Сейчас бы душ принять… Да где ж его тут найти?
– Не кокошник, девка, а красота, – поправила бабушка Таня. – Вот сама смастеришь да жемчугом речным разошьешь, тогда и наденешь… По ней рукодельницу определить можно. – И будто мысли читала: – Вы сейчас на свадьбу-то сходите, перехватите малой чего не то… червячка заморите, да глядите, бражки-то не пейте. Дурная больно. Себя не вспомните. А часика через два приходите, я баньку вытоплю. Да помоетесь с дороги.
Татьяна поймала себя на мысли, что говорок бабы Тани она не сразу начала понимать и лишь спустя несколько минут ее певучего речитатива среди сплошных «от» и «то» появились осмысленные фразы. Своя московская речь стала восприниматься каким-то рубленым агрессивным «аканьем-каканьем».
Сама бабушка Таня с ними не пошла, довела до шумного застолья, молодухам каким-то, которых Таня силилась вспомнить спустя три года, кого как зовут, передала, чего-то сказала…
На лавках за столом разом образовалось два места, девушек усадили, поставили миски, в которые накидали и грибков соленых, груздей, и кусок какой-то дичи, и парящей рассыпчатой молочно-белой картошки, которую тут же и маслицем покропили, и зеленью посыпали. Играла гармонь, где-то слева заливисто выговаривали матерные частушки, изредка вылетало: «Горько!» – и уже в сгущающихся сумерках Таня видела только влажные глаза. Кругом стоял гомон людской, потом запели протяжно, и сперва голоса звучали нестройно, но постепенно сошлись в одной тональности. И уже когда из-за сосен выкатилась молочная луна, Таня вспомнила, что пора возвращаться. Она локтем толкнула сестру.
– Пошли! Бабушка ждет.
– Погоди-ко. – К Тане наклонилась молодая женщина. – Сеструха-то твоя говорит, ты доктор на скорой. Так, что ли-то?
– Фельдшер. Я еще учусь…
– Завтра приходи, батя мой приболел. Может, посмотришь? Мается – сил нету. Разве что по стенкам не бегает. То болит, а то затихнет…
– А что болит-то? – Таня хоть и не пила, а уже изрядно устала и никак не могла сосредоточиться. Думала, что Вике надо было рот зашить… Болтает, что на язык прилетит. Кто просил всем сообщать, что она будто бы врач на скорой? Она не заметила, как и сама начала «токать».
– Говорит, почка… А то кто ж знает? Зайди завтра, посмотри его. А?
– Хорошо. – Таня понимала, что отказывать нельзя. – Пусть он утром мочу соберет.
– Я зайду, напомню, – сказала молодуха.
Тут подошла бабушка Таня. Она ухватила правнучек и выдернула из-за стола.
– Пошли, нето банька истоплена, жар самый раз для вас. Я веничек запарила.
– Завтра приходите, дальше гулять будем.
Откуда ни возьмись рядом с бабушкой и сестрами оказались новобрачные. И это Таня поняла по наличию фаты у девушки и черному галстуку на белой рубашке у парня.
– А когда они работают? – спросила Вика по дороге к дому.
– Так на лесхозе горючее кончилось. Трактора стоят, пилорама, вот они и решили отметить свадьбу-то, сами расписались еще месяц назад. – Бабушка Таня была в курсе всех дел в деревне.
– Ба, а у вас тут медики есть? – Таня пыталась вспомнить. Вроде бы раньше что-то было – то ли медпункт, то ли фельдшерско-акушерский пункт…
– Закрыли. В Комсомольском амбулатория, фельдшер приезжает да медсестра… Вот и вся медицина. Сами лечимся. Чего нито случись – машину присылают – и в район.
* * *Утро началось на заре. Грохот засова в сенях. Скрип ворота у колодца, гремела цепь, лилась вода. Потом скрипучий голос бабы Тани:
– Спите? Ну, спите, спите… А нето, может, завтракать хотите?
– Ба! – Таня открыла один глаз, скосила его на ходики – пять тридцать. За окном завопил петух. – Мы спим.
– Умаялись – так и спите пока. Чего на завтрак-то вам? Молочка аль чего покрепче?
Сон стремительно убегал от глаз.
– Ба, ну… все уже. Вику хоть палкой бей… Молочка – да, а чаю можно?
Бабушка кивнула и скрылась в сенях.
Таня вспомнила, что вчера ее просили посмотреть какого-то дядьку. Сон пропал в одну секунду. Что может быть? Дамочка сказала, что у него болит сильно, и вроде бы почка. Выходит, почечная колика. А отчего она может быть? Надо вспоминать. Ну, хорошо. Вот камень в почке. Это раз. А еще? Ну, пиелит – воспаление почечной лоханки. Да. А с чего вдруг? Она вспомнила, как на вызове они также обсуждали с Ерофеевым почечную колику у тридцатилетнего дядьки-плейбоя. Он катался по полу и орал как резаный. А все началось с того, что он паниковал не столько из-за того, что болело, сколько из-за… Как же это он объяснял? Он как-то странно намекал Ерофееву, что у него был секс с какой-то девушкой, вроде как в первый раз, но не в том смысле, что у него в первый, а в том, что они только познакомились, что отжигали как-то очень сильно, и через двое суток этот любитель женщин ощутил жжение при мочеиспускании. И его приводила в ужас версия, что он подхватил какую-то венерическую инфекцию типа гонореи. Но Ерофеев ее отверг. Во-первых, потому, что боль оказалась не в уретре, а в боку. Открылась рвота пару раз, и, когда Ерофеев потребовал наполнить прозрачный стакан мочой, тот дядька кое-как нацедил несколько миллилитров бурой жижи. Таня сказала тогда: «А что, разве не могло быть так, что инфекция поднялась от уретры через мочеточник в почку?» Ерофеев согласился, что версия правдоподобная, но почему только в одну? Во-вторых, вот так стремительно вверх против тока мочи инфекция не поднимается… Обычно на это нужно несколько дней. Сначала должен был появиться уретрит – воспаление мочеиспускательного канала. И еще, если инфекция вызвала появление крови в моче, то обязательно должна подняться температура. Температуры у дядьки не было. Но потом Ерофеев постучал ему кулаком по пояснице – тот громко закричал, когда удар пришелся по левой почке. А еще Ерофеев сказал, что исключать наименее возможные болезни можно и нужно, но если есть явные указания по симптомам на наиболее вероятную болезнь, то не стоит… Таня сладко потянулась под лоскутным одеялом. Да, Саша сказал: «Не стоит преумножать сущности». Она тогда не поняла этой фразы. Потом он объяснил: «Как ни усложняй, и так уже все ясно». Сон прошел совсем.
В ходиках что-то захрипело, откинулась дверца, и кукушка скромно кукукнула шесть раз.
В деревне все поднимаются рано. И Таня подумала, что, в общем, неплохо получилось: когда вчерашняя женщина пришла «напомнить», то застала московскую гостью сидящей под яблоней во дворе с чашкой чая. Это благоприятно отражается на образе и отношении. С больным все оказалось проще простого. Во-первых, это у него было уже не впервые. Во-вторых, диагноз «мочекаменная болезнь» значится у него в амбулаторной карте. Однако почечная колика тянулась уже почти неделю и все никак не проходила. И Таню озадачили не вопросом диагностики, а вопросом «Чем снять боль?». А что есть? И еще: ведь раз колика и острый пиелонефрит текут уже неделю, значит, воспаление не могло не присоединиться, а значит, непременно нужно назначить какие-нибудь обеззараживающие средства, которые выделяются с мочой. Уросептики и антибиотики. Ну и, конечно, обезболивающие и средства, снимающие спазм. Камень в мочеточнике его царапает и вызывает сужение от боли. Самое популярное средство – но-шпа. Но есть ли она? Об этом спросила Таня дочку больного дядьки, и та помчалась по деревне, чтобы собрать все обезболивающие, уросептики и но-шпу. Не прошло и получаса, как женщина вернулась с коробкой из-под ботинок и плюхнула ее на стол. Таня как раз изучала мочу больного, рассматривая на просвет майонезную баночку с мутной жидкостью. Микроскопа нет. А так что скажешь? Она напрягла память. В моче однозначно кровь. Причем, судя по окраске, кровь-то свежая, не за ночь накопилась, а сам больной изрядно вспотел и был бледен.
– Больно? – спросила Таня.
– Вот поначалу-то нормально, а как вот капельки пошли, так аж искры из глаз… Такая резь, что, если б один был, поорал бы точно. – Больной представился Петром, и Таня попросила рассказать, как все началось, чем лечился.
Вот что дядя Петр рассказал:
– Камень в почке идет уже не впервой… Один раз даже в Вельск возили, в больнице лежал, электрозвук делали, сказали, почка расширена… Капельницы ставили. Неделю маялся. Они мне тогда сказали, если опять прихватит, приезжать… А куда?
Это Таню удивило. За водкой тягач послать – это нормально, а больного отвезти – как-то в голову не приходит. Прибежала дочка Петра. Таня ее сразу спросила:
– Можно ли договориться с Витькой и отвезти Петра хотя бы в Комсомольский?
– Витька выпил вчера все, что привез, и никуда сегодня уже не поедет. Похмелится, потом будет рассолом отпиваться, значит, раньше чем завтра за рычаги не сядет. Да я и не отпущу с ним отца.
– А что же делать?
– А ваша сестра, – женщина обращалась к Тане исключительно на «вы» и с каким-то трепетом в голосе, – сказала, что вы на скорой работаете.
Таня не знала, что на это ответить. Что она еще студентка? Что толком и не работает, а так – на практике? Женщина смотрела на девушку, как смотрят на икону. Вопрос «что делать?» повис в воздухе. Чтобы скрыть замешательство, Таня принялась разбирать принесенные лекарства. Она отложила коробку с препаратом 5-НОК, рядом – нитроксолин, еще нашлось два блистера бисептола 480 – тоже легли рядом. Пол-упаковки баралгина, одна полоска анальгина, две баночки с но-шпой. Таня тайком поглядела на экран мобильника – время уже полдевятого, да индикатор сети показывал «ноль», то есть сети нет. Да и куда звонить? Ерофеев уехал куда-то и предупредил, что там связи не будет. Сомову – старшему врачу подстанции? Он только что пришел на работу, наверное, сейчас на пятиминутке, потом пойдет в диспетчерскую проверять ночные карты.
Женщина молча смотрела, как Таня разбирает принесенные лекарства. Потом вдруг сказала:
– В правлении ключ есть от медпункта-то… Может, там че ни то есть? Поглядите?
До Тани не сразу дошел смысл сказанного. Она отложила но-шпу, 5-НОК, бисептол и баралгин.
– Вот. Сейчас разом четыре таблетки но-шпы, две баралгина, две 5-НОКа и две бисептола. Через четыре часа еще по две 5-НОКа и бисептола. И пойдемте посмотрим, что там есть.
Пока шли по деревне, женщина ничего не говорила, а Таня размышляла и вспоминала, что она тогда еще обсуждала с Ерофеевым. Помнится, он сделал «коктейль» из баралгина, новокаина и платифиллина и, разведя все в большом шприце – двадцатке, заставил стажерку ввести больному в вену… Приступ болевой прошел почти сразу после введения. Потом Ерофеев велел тому парню наполнить ванну очень горячей водой и лечь туда минут на пятнадцать.
– А зачем новокаин? – спросила тогда Таня.
Действительно, с баралгином все ясно – там анальгина два с половиной грамма в ампуле, еще спазмолитик, вроде папаверина. С платифиллином тоже понятно – лучше, чем им, расслабить мочеточник вряд ли чем можно, может быть, атропином, если б был только. Но он учетный. Так что непонятным остался новокаин. И Ерофеев объяснил, что новокаин выводится через почки с мочой, частично распадается, но кое-что работает.
– А он к какой группе относится?
– Местных анестетиков, – не задумываясь, ответила Таня.
– Во-от, – сказал Ерофеев, – а камень там поцарапал мочеточник, то есть там рана, по сути… И если моча пойдет с новокаином, что получится?
– Что она снимет боль.
– Как видишь, все просто.
– А много надо новокаина? А какой концентрации? – вопросы сыпались как из пулемета.
– Наоборот и по порядку. Новокаин, как все производные кокаина, обладает хоть и слабым, но эффектом снижения проводимости в сердце, поэтому если и нужно ввести много (а для снятия боли в почке нужно до двухсот миллилитров), то лучше всего использовать концентрацию в четверть процента. Вот мы с тобой ввели десять кубиков полупроцентного, но развели его вдвое тем, что добавили и изотонический раствор, и баралгин. На шприц концентрация оказалась что надо. Ты все ввела медленно, лекарства начали работать – и боль прошла.
– Если б у нас был новокаин в бутылке, можно было бы прокапать? – продолжала пытать наставника любопытная стажерка.
– Конечно. В урологии обычно так и делают. Ставят пару капельниц с новокаином, обезболивающими – и побольше жидкости. Спазм уходит, так что камень может даже выпасть в мочевой пузырь.
Подошли к правлению, женщина вынесла ключ от висячего замка и повела Таню дальше, на окраину деревни, где стояла избушка медпункта.
– Когда закрыли его, – сказала молодуха, снимая засов с двери, – чего-то оставили, на всякий случай. Может, чего-то пригодится. Ты, Танюха, разбираешься в лекарствах? – Она как-то незаметно перешла на «ты» и сразу по-свойски – «Танюха»…
– Разбираюсь.
Таня включила свет. В ящиках среди ваты, бинтов, бутылок с перекисью, нашатырем, вазелином и пластырем нашлись коробки с ампулами. И Таня увидела «сокровище» – три коробки с новокаином, пятиграммовые ампулы в концентрации полпроцента, и коробку с атропином, на которую упало что-то тяжелое, отчего уцелели только две ампулки. Еще Таня прихватила шприц, только маленький. Она не знала зачем, но решила, пригодится.
– Тут фельдшер чиряки вскрывал, – сказала женщина, увидев шприцы и лекарства. – Новокаином обезболивал.
Таня окинула взглядом пыльные комнаты, стол для перевязок, шкафчики, коробки…
– Мне этого хватит, – сказала она и поправилась: – Дяде Пете хватит. Только вот еще…
– Чего?
– Где бы горячую ванну найти?
– Эва чего… – Дочь Петра заперла медпункт. – Ванны нет, а баню вытоплю. Можно бочку пятидесятиведерную горячей водой налить. Сойдет? Новокаин-то зачем тебе?
– Сойдет, – улыбнулась Таня. – Пригодится.
Пока шла, вспоминала, а можно ли новокаин не колоть, а дать пить. И вдруг как озарило: она была на занятии по внутренним болезням в гастроэнтерологическом отделении, и там какой-то дядька пил новокаин прямо из бутылки, которая для капельниц. Стаканами, перед едой. И преподаватель рассказала, что это очень старый и весьма неплохой способ лечения язвы желудка и двенадцатиперстной кишки и пришлось его вспомнить, потому что у больного оказалась аллергия на омепразол и непереносимость де-нола…
Все складывалось как нельзя лучше.
Петр выпил все лекарства. Сидел за столом, кривился от боли. Таня вскрыла одну пачку новокаина, десять ампул, вытряхнула все в стакан – вышла четверть. Подумала, разбила еще десять ампул и развела все до полного стакана. Дала больному:
– Выпейте это пока, а я сейчас еще укол сделаю.
Хлопнула дверь, вошла дочь Петра.
– Баню я затопила, котел кипячу. У соседей была – сейчас бочку закатим в баньку. Батя, ты пойдешь в бочку?
– Зачем в бочку-то? – стонал Петр. – Мозжит, зараза… Ссу – не могу, так режет…
А Таня вспомнила, что Ерофеев говорил: если резь усиливается к концу мочеиспускания, значит, камень в нижней части мочеточника – и вот-вот выпадет.
– Горячая вода спазм хорошо снимает.
– Так, может, просто пропариться в бане? Пойдем… попаришь по-соседски.
– Что, я?
Молодуха стояла, улыбалась, не вмешиваясь в разговор. Таня от такого предложения опешила. Она вспомнила, что каким-то внутренним чутьем (зачем – ответить не могла) кинула купальник в сумку, когда собиралась, – на всякий случай, позагорать.
Только после обеда она вернулась в дом к бабе Тане. Уставшая, но довольная. После баньки и горячей бочки Петр с блаженной улыбкой вышел к дочке и Тане и выложил на стол овальный коричневый камушек размером с небольшую горошину перца.
– Вот он, зараза! Мучитель мой!
Комментарий специалиста
Почечная колика при мочекаменной болезни мучительна. Если камень крупный, то вариант, описанный в рассказе, как правило, не проходит. Через мочеточник может проползти только небольшой камушек диаметром до 6 мм. Часто он, начав движение из лоханки, вызывает несколько приступов. Первый, когда камень перекрывает выход мочи и приводит к расширению лоханки почки – гидронефрозу. Это состояние сопровождается сильнейшей болью, тошнотой, рвотой, резями при мочеиспускании, но сам характер боли указывает на то, что камень еще высоко стоит. Спуск по мочеточнику – новые приступы, и, что очень характерно для локализации в нижней трети мочеточника, – это частые позывы к мочеиспусканию и усиление боли «на последних каплях». Это связано с тем, что сокращение мочевого пузыря невольно заставляет шевелиться и стенки мочеточника у самого устья. Сам по себе этот симптом (при невозможности сделать УЗИ или рентген) благоприятен, ибо намекает, что камень сумел пройти весь мочеточник до самого устья, а значит, его диаметр не больше 6 мм.