– Вот и выход! – воскликнул приставник. Отпустил козявку с миром, набрал он камешков из ручья, вернулся к деревцу и обстроил его камешками – теперь ветер не сломает его! Принёс ещё воды в ладонях, полил.
А потом и смекнул: «Научу-ка я людей из камня да из глины дома делать, чтоб лес не трогали!.. А в огонь сухие дрова лучше идут – и лес очистят для новых, молодых побегов, и живые деревья трогать не понадобится».
Пришёл в деревню, попросился на ночлег в крайнем доме, а наутро пошёл к старосте да честно всё рассказал. Выслушал его пожилой крепкий мужик, улыбнулся в усы.
– Хорошими делами мир полнится… – решили жители. – Пусть покажет, а там посмотрим.
Три дня делал Дорофан с вызвавшимися помощниками домик из камней: глиной обмазали, крышу приладили. Миленький домик вышел. Беленький, чистенький. И подновлять его проще оказалось, чем менять нижние брёвна, что гнили по весне.
Благодарны были жители деревни за советы и помощь. Пришёл через три дня назад Приставник, а его деревце уже листики новые распустило, хорошо ему оказалось в своей хатке, тепло. Полил Приставник его ещё и стал Змея ждать. Под вечер прилетел тот.
– Ну что, идём, покажешь.
– Идём.
Отправились они в деревню и слышат шум – драка. Подбегают, а там народ деревенский с незнакомцами какими-то кричит, разбирается.
Слушает Приставник разговор, а те, что пришлые:
– Вы почто на нас зверя лютого натравили? Дома нам все порушили? К себе вот утащили? Жили ведь мирно всё время…
Дорофан нехорошо так на Горыныча посмотрел:
– Твоя работа?
Тот:
– Ну… А чего не так-то? Я взял и принёс деревья. Теперь рубить не надо! Сразу материал готовый! О как! Не то что ты… Хотя, а ты-то что предложил им?
Приставник только головой покачал:
– Что же ты сделал? Где же тут помощь? Ты у одних забрал, другим отдал. Этим-то не надо сейчас больше – дерево пропадёт лежа, а те только активнее в лес пойдут топорами махать – к зиме дома спешно восстанавливать! Иди, возвращай всё на место!
Услышав их, народ расступился, решили: и правда – если вернёт всё, то ладно. Когда все разошлись, подошёл к нему староста:
– Добрый ты… Хороший.
Накормили Приставника всей деревней, и правда, оказалось, что добро делать очень приятно и хорошо.
На следующий день встретились они с драконом на том же месте у дороги: Змей был еле живой, ведь всю ночь брёвна таскал обратно. А вот Дорофан отоспался и был бодр и свеж. Сидел, улыбаясь солнышку и зелёному росточку.
– Ну что ж… Теперича моя очередь.
– Твоя… – со вздохом ответил проигравший первое соревнование Змей.
– Отвадили мы лесорубов из лесу, но растёт-то деревце у дороги. Поедут тут обозы – и разминуться не смогут – будут разъезжаться по обочине. Наедут на деревце – сломают. Кто из нас решит эту проблему через три дня… Тот и достойнее, – сказал Дорофан.
– Хорошо, – процедил дракон, улетая.
А Дорофан вновь сидел и смотрел на деревце. Как же переделать дорогу, чтоб лес не ломать?
Пошёл он в деревню, к старосте.
– Почему к вам ведёт такая узкая дорога через лес? И неудобно по корням ездить… и узкая же, кривая.
Тот, чаю налив гостю, сел напротив:
– Да сначала был у нас тракт хороший, ровный, крепкий… Но в километре от нас пересекал дорогу ручей лесной. Мы над ним мостик построили… И всё хорошо было, пока в половодье не подмыло валуны большие там, где ручей в реку впадает. Упали валуны, да прибило к ним несколько старых деревьев. Вышла плотина. Она создала запруду, и на месте дороги нашей болото теперь. Мы всей деревней ходили, чтобы убрать камни те, да не смогли…
Допив чай, пошёл Дорофан к ручью. Пойдя вдоль воды, вышел вскоре к болотине. Тут лес кончался, и хорошая некогда дорога тонула в тёмной цветущей жиже. Кое-как, весь вымокнув, добрался Приставник до того места, где валуны в реку упали.
Да-а… Такие огромные камни он видел впервые! Правду сказать, он вообще мало что видел пока в своей жизни, но это не мешало ему поразиться их величине… И неподъёмной их тяжести. Провозившись до вечера, так он и не смог валуны с места сдвинуть. Вернулся в деревню уставший, в отчаянии. Как помочь людям, он не знал пока.
На следующий день Приставник вновь пошёл к ручью – полить деревце – и увидел, как маленькая забавная рыбёшка из-под камушков еду себе добывает. Подкапывает, а потом аккуратно туда плоскую морду сует, и – оп! – она его перевернула. Смотрел-смотрел Дорофан – и бегом побежал к валунам своим. Подкопал он камни, навалился изо всех сил… Но никак. Вросли, будто проклятые!
Снова мокрый и еле живой пришёл он в деревню, а ему навстречу те мужики-лесорубы.
– Ты нам помог тогда, помогаешь и сейчас. Давай, и мы тебе поможем? Вместе, наверное, сладим дело?
А и правда. Одни руки хорошо, а вместе-то лучше выйдет! На следующий день пошли уже вместе. Мужики лопаты взяли. Подкопали получше камни, навалились! Шевелится чуть камень, но с места ни-ни… Один лопату-то под камень подсунул и вверх потянул, аж зубы заскрипели с натуги… Дорофан, увидев, схватил за рукоять и как рванул её! Дерево расщепилось, не выдержав нагрузки. Но и камень со скрежетом отвалился в сторону от русла былого ручья.
– Силён ты, ох, силён! – ликовали деревенские. К вечеру вернулись уже довольные, уставшие и с победой.
Вода скоро уйдёт, а жаркое лето быстро подсушит дорогу.
– Быть гулянью! – решил староста.
А тут и Горыныч прилетел.
– Ну я…
– Потом померяемся! Идём пить-есть! Угощают!
Дорофан, уставший, но радостный, не обратил внимания на довольно странное настроение Змея. Сели за стол все, деревня накрыла столы так, что кружку ставить некуда было. Хмель тёк рекой!
– Ха! А давай, кто кого перепьёт! – азартно воскликнул Горыныч, а Приставник только кивнул ему… И понеслось!
Рассвет застал мирно храпящую деревню. Спали, валялись под кустами все. Дракон лежал на столе, на пустом блюде от кабанчика запечённого.
И только Приставник, покачиваясь на стуле, пытался мутным взглядом найти хоть какую-нибудь ещё не пустую бутылку…
До следующего дня все приходили в себя, отсыпались, опохмелялись. Подходит под вечер Дорофан к сидящему Змею:
– Ну что там?.. Загадывать-то ещё что-нибудь будем?
Дракон молча покачал тремя головами:
– Твоя взяла. Ты сильнее… – и вздохнул тяжело.
Приставник хлопнул его широкой ладонью по плечу:
– Не горюй! Не в кабалу ж я тебя, чай, беру! Чутка умишка поднаберёшься, внимательности и станешь не хуже меня!
Не слишком это порадовало Горыныча, но что поделать – сам спор затеял… Самому теперь и расхлёбывать.
А Дорофан пошёл со старостой прощаться – не всё ж в одной деревне-то сидеть.
– Началось всё с деревца маленького… А вон как теперь обернулось. Но, может, и правда, лучше золотишко беречь? – спросил он седого старика.
– Нет, правильно ты всё делаешь, только и тебе чуть умишка надо.
Протянул он Приставнику резной ларчик небольшой. Шкатулку. Тот открыл – внутри разная мелочь: вот несколько гвоздей, вот монетка-другая, вот украшения женские, а вот и просто камешки красивые из речки и ракушки.
– Что это и зачем? – удивился Приставник.
– Это – тебе. Мы не были богаты, ты пришёл и изменил нашу жизнь. Теперь наши дома другие, и плотники стали каменщиками, ты вернул нам дорогу, и мы поедем в город на ярмарку, купим жёнам красивые новые бусы… Ты дал нам новую ступень в жизни. И мы дарим тебе старую. Нашу память. Всё это сделано нашими руками. Приглядись, и во всём ты увидишь маленькую фантазию, историю. Порой смекалку. Прежде чем научить нас, ты тоже научился этому у других…
Старик взял полено около печки и протянул Дорофану:
– Посмотри на срез. Видишь кольца? Это годки деревца этого. Каждый год – ступенька, мудрость маленькая, но сохранённая. Вот видишь – близко кольца друг к другу – плохое лето было, холодное. А тут видишь, как закрутилось? Поранили ствол чем-то… Кусок дерева – а на самом деле история и мудрость. Вот что хранишь ты… Приставник.
Сказка о жажде и Слове для Солнца
– Сын… Подойди, пожалуйста…
– Мама? – Долговязый юноша с влажными волосами после душа, в домашних брюках, подошёл к спокойной масане, сидевшей около небольшой настольной лампы. – Что-то случилось?
– Отец задерживается.
– Что…
– Сегодня в Городе Саббат. Посиди немного тут.
– Саббат?! Опять… Эти грязные, тупые…
Изящная рука женщины сжала его запястье, не сильно, но так, что вмиг оборвала его тираду.
– Не стоит. Сейчас они, может быть, и грязные, и тупые. Но они всё же братья нам.
– Ты и Захара приняла, хотя он не больно-то чист! – сразу же вспылил юный масан.
– Шшш… Ты слишком молод. Ты поймёшь. Потом. Сядь… Я хочу рассказать тебе одну сказку.
– Сказку?! Мам, не хочу, конечно, тебя упрекать, но я не мелкий сосунок! – криво ухмыльнулся масан, жалея старушку-мать. А та положила ладони на стол и, глядя на уже морщинистую кожу, улыбнулась. Ехидство и несерьёзность сына никогда не обижали её. Молодость такая штука…
– Шшш… Ты слишком молод. Ты поймёшь. Потом. Сядь… Я хочу рассказать тебе одну сказку.
– Сказку?! Мам, не хочу, конечно, тебя упрекать, но я не мелкий сосунок! – криво ухмыльнулся масан, жалея старушку-мать. А та положила ладони на стол и, глядя на уже морщинистую кожу, улыбнулась. Ехидство и несерьёзность сына никогда не обижали её. Молодость такая штука…
– Знаешь, говорят, когда-то у всех масанов был один город и свой мир. И одна на всех пища. Не было Саббат и не было Камариллы. Мы жили нелегко, нет, но были едины. Была работа, и были праздники. А ещё, говорят, масаны ходили под Солнцем…
– ЧТО?! Мам, ты меня, конечно, извини, но ты, кажется, уже даже для детской сказочки перегибаешь! – Парень вскочил, фыркая на умолкшую масану. – Под Солнцем! Где ты такого бреда набралась?! Я взрослый такое слушать!
Та кивнула:
– Конечно… Ты взрослый, Лиам. Ты ездишь на машине, болтаешь по телефону, катаешься по клубам… и водишь к себе Марианну и Анжелу. Но, наверное, вы все такие взрослые. Что даже имена у вас давно человские. И прозвища тоже.
Последние тихие слова тронули вспылившего масана. Застыв у выхода из комнаты, он медленно обернулся.
– Я… Прости.
Он подошёл и сел напротив матери, накрывая её кисти ладонями.
– Продолжи… Я хочу послушать.
– Ну зачем же? Сказки ведь для малышей. Они глупые и самонадеянные.
– Нет… Расскажи, пожалуйста. Сказки часто рассказывал дед, когда вы с отцом уходили на работу, и… Пусть я не всегда верил в них, но они всегда дарили тепло и спокойствие.
Он прикусил губу, не зная, что бы ещё сказать. А ничего и не надо было. Речь матери потекла, как встарь, тихим переливом далёкой мелодии…
– …Так вот, масаны ходили под Солнцем, и не было у них жажды. Они воевали, охотились. Искали пищу только на пропитание и то порой договаривались, подряжались к кому-нибудь помочь с разбойниками. Ну а какая разница, КАК татей, спаливших соседнюю деревню, казнят? Наш город был прекрасен, словно закат… Прозрачный из-за множества окон, высокий, как небо, и лёгкий, как туман. Правил масанами единственный Истинный Кардинал. Он был стар, многие считали, что даже вечен. Он жил всегда один в высокой башне в центре города. И не было никого справедливее и умнее его. Он заботился о народе, следил за тем, чтобы не было междоусобиц, разрешал споры и помогал нуждающимся: кому советом, а кому – делом.
Около главного здания, где он жил, на площади стояла статуя. Прекраснейшей работы юноша, тонкие черты лица, волосы будто настоящие. Он казался живым! В лёгкой одежде, с двумя кинжалами в руках, он замер навеки в танце – уникальное творение Мастера. На статуе были украшения – в рукоятях обоих кинжалов по крупному рубину, брошь, браслеты… На голове диадема и ещё несколько украшений.
Около этой статуи на площади раз в год проводили карнавал, праздник Алого Цветка. Самый пышный и самый красивый праздник семьи Масан. Рассказывать о нём я могу долго. Да только не о быте нашем речь…
Масана вздохнула, переводя дыхание, воспоминания отдавались где-то глубоко только ей известной болью, сын больше не перебивал и тихо ждал, когда она продолжит.
– Знаешь, этот сон я вижу очень часто. Потому, наверное, я и впрямь могла бы написать об этом книгу. Но нужна она будет только мне…
– Ну почему же… Я бы тоже почитал и предложил бы друзьям прочесть…
Она вновь грустно улыбнулась:
– С рассказом, как твоя мама сходила с ума? Видела масан под Солнцем?
Юноша опустил глаза:
– Нет. Я знаю, ты часто видишь сны… и потом рассказываешь их, и они похожи на сказки. Но, может, кому-то просто надо такие сны видеть? Может, ты не «ослепла», как многие?
Только теперь, впервые за всё время повествования, сказительница подняла на молодого масана глаза. Тёплый взгляд сказал ему коротко: «Да. Ты прав. Не ослепла». А вслух женщина продолжила:
– Молодёжь есть и была всегда. И вот отгремел очередной праздник, и парочка юных масанов, переждав схлынувшую толпу, присела на краю площади на лавочку. Юноша робко обнимал огненную, дерзкую красавицу, которая давно вскружила ему голову. Он знал, что она его тоже любит, но такой уж был у неё нрав, она хотела показать себя неприступной. Сильнее её нрава были только её фантазии и выдумки. Одеться по-особенному, забраться на уступы водопада и голышом прыгать на скорость, переходя в туман… И многое другое.
Девушка сидела рядом и смотрела на статую.
«Ты ведь хочешь на мне жениться?» – спросила она. «Да», – насторожился парень.
Такое начало с ходу и сразу… Так, что-то опять выдумала!
«Я выйду за тебя. Но только тогда, когда ты мне сделаешь точно такую же диадему! – указала девушка на статую. – Хочу такую!»
Что ж… Парень давно мечтал об этом, но его избранница всё время сворачивала с темы женитьбы, а тут вдруг сама начала. Почему бы не сделать такое же? Тем более украшение и правда было очень красивым.
Всю неделю молодой масан метался между ювелирами, на последние сбережения заказав точно такую диадему. И вот он забрал прекрасную копию у Мастера, приехал окрылённый к подруге.
«Смотри! Точь-в-точь, как ты хотела!» Девушка взяла диадему, так-сяк примерила: «Не то. Она не такая, как та! Та чем-то отличается! Достань ту!» – «Но… Нельзя. Никто и никогда не трогал ничего со статуи…» – «Ты что, трусишь? Ну и чего такого-то? Побудет статуя денёк без этой «блестяшки». – «Днём точно заметят… Давай всё-таки в этой. Ну чем она хуже?» – На парня накатило отчаяние. Не хотелось ему даже трогать эту статую, не то что украшение с неё снимать. Неладное что-то было с ней: приближался к ней, как говорили, только Кардинал, и только он мог ее касаться. Ходили слухи, что у Кардинала есть Источник энергии масанов, какой-то особенный, потому и не нуждался он в пище.
Но девушка была неумолима! Забравшееся в голову причудницы желание укоренилось там. Она месяц изводила бедного жениха своего, а потом ультиматум объявила – вообще встречаться не будет с ним, если он не придёт с ТОЙ диадемой.
Да… Молодость и любовь творят порой великие подвиги, а порой – великие ошибки. Днём парень не отважился пойти к статуе, а вечером он всё-таки пришёл на площадь. Просто так снять с головы изваяния диадему было невозможно – статуя стояла на постаменте. Скинув лишнюю одежду, масан осторожно подошёл к статуе и, легко вскочив на камень подставки, дотронулся до самого танцора… Ему показалось, что его что-то укусило. Он отдёрнул руку. Смеющееся лицо статуи резко перестало казаться ему весёлым, а качество работы напугало. От изваяния тянуло обжигающим холодом, желанием, сути которого он не смог уловить. Но вот там, чуть повыше, была его цель – диадема. Снять, не прикасаясь к танцору, и спрыгнуть. И всё! И бежать к своей девушке, и больше НИКОГДА не приходить к этому памятнику неизвестно кому.
Масана вновь прервала повествование, поджимая губы, чуть покусывая их. Сын буквально поедал её глазами.
Так было всегда – сначала кажущийся бредом рассказ под конец становился слишком интересным. Может быть, потом, через часик, после прогулки, он снова станет бредом. Но сейчас… сейчас Лиам хотел знать, что произошло дальше.
– Он, парень тот… Он снял диадему?
– Да, снял.
– И что?! Ну что, за него вышла та девушка? Это ж сказка! Счастливый конец! А Кардинала небось обличили в каком-нибудь чародействе?
Парня уже понесла бурная река воображения, но прохладные пальцы матери, коротко сжав его руки, осадили пылкого фантазёра.
– Нет. Счастливого конца не случилось.
– Что?! А… что случилось? – Он замер, приоткрыв рот, совсем как в детстве, когда его обрывали на полуслове. Переведя взгляд на лампу, масана очень тихо, казалось, даже не шёпотом, а одними губами, продолжила:
– Он дотянулся и снял диадему. И поскользнулся, ведь он не держался ни за что. Да только вместо того, чтобы оказаться на земле, молодой масан зацепился за что-то. Опустив взгляд, масан обмер от ужаса – его поймала статуя. Только не рубины были теперь в глазницах танцора, а живые глаза, и в этих глазах горел Голод.
Парень, вырвавшись, вихрем слетел с постамента, а следом мягко и хищно спрыгнул тот, кто был статуей. Наверное, парень бы там и умер от страха, да только на ожившую статую бросился Кардинал. Бросился, чтобы спасти свой народ.
В его руках был острый меч, но и у танцора имелось оружие. Лязг стали о сталь, смертельный танец. Кардинал был умелым воином, он теснил статую к постаменту, он пытался выбить у танцора кинжалы и убить существо. Но статуя не знала усталости, и меч только царапины оставлял на теле юноши, а у Кардинала кровь текла из нескольких ран.
Он оступился, и в этот же миг танцор прыгнул на Кардинала, впиваясь длинными иглами в его горло. А после ледяной красавец поднял голову и взвыл злым голодным Зовом. И все, кто слышал его, а слышали его все, вспомнили, что такое Жажда. Вспомнили, что они Хищники…