"Милый!"
"Что, любимая?"'
"Троя выстоит?"
"Нет. Я верю Кассандре. Наверное, я единственный, кто верит Кассандре."
"мне кажется, она не любит тебя"
"Что ты... Она меня ненавидит. И тебя тоже... Она не рассчитывала, что ее фантазии сбудутся. Но фантазиям суждено сбываться чаще, чем мы себе представляем."
"Я люблю тебя!"
"Зачем ты отдалась Деифобу?"
"Потому что ты этого хотел,"
"с чего ты взяла?
"Я видела."
"Нет..."
"Зачем тогда ты раздел меня в его присутствии?" "Я просто хотел, чтобы хоть кто-то в этом осажденном городе узнал, понял, почувствовал, что Елена – лучшая женщина в мире."
"С чего ты взял?"
"Теперь Деифоб ждет моей гибели, как награды. Он бережет себя, он тоже разучился сражаться, Его целью стало хоть на день пережить меня"
Этого не будет!
"Будет, хорошая моя, Зачем ждать конца? Деифоб станет твоим мужем после меня, и Менелай убьет его вместо меня, и когда один будет убивать другого, оба они будут думать обо мне. Не плачь! И не говори: "Неужели все?" Еще не все. Еще есть не меньше года. А если меньше, то ненамного. Все хорошо! Мы еще не прожили нашу жизнь. Мы еще не прожили, но уже можно сказать: она была здорово придумана!"
Он протянул ей руку и она вложила в нее свою. Точно так, как это произошло 13 лет назад в одной из комнат дворца Менелая в Спарте.
" Я не хочу, не хочу, не хочу возвращаться! - сказала Елена.
Ночью Парис поднялся на стену.
И троянцы, и ахейцы спали на удивление крепко. Ничто не могло помешать им становиться каждую ночь недвижимыми куклами: ни война, ни смерть стоящих рядом, - ничто,
Парис смотрел во тьму. Там спал Агамемнон, спал Нестор, спал Ахиллес, крепко спал Менелай. В городе спали Приам и Гектор, Эней и Деифоб, Лежала на боку, сжавшись в комок, Кассандра, и глаза ее были закрыты.
Огромная масса спящих тел, вне и внутри города, представилась Парису.
Он стоял на стене, окруженный темнотой. Он почти не сомневался, что город рано или поздно будет взят.
Сзади, за его спиной, в его доме находилась Елена. Она не спала.
Впереди была еще половина ночи.
"Вот оно счастье!" - тихо проговорил Парис.
Рабочий день закончился. Артур вернулся домой. Лена сидела за столом, перед ней стояла открытая бутылка шампанского.
- По какому поводу? - спросил Артур.
- Просто так! - ответила Лена, глядя на него сквозь бокал. - Все, что я делаю, я делаю не по поводу, а просто так.
- Я знаю.
- Инночка сообщила, что на завтрашнее утро она записалась на прием к моему папе и к кому-то там еще.
- Поход на обком?
- Ну да.
- Весело...
- Как ты думаешь, какие могут быть варианты?
- Ну, какие варианты... Тут и думать нечего.
- А все-таки?
- Первый вариант: она тебя напугала, но сама ничего делать не станет. Возможно, доберется до кабинета твоего отца, и зайдет, и даже попросит чего-нибудь от твоего имени, но не более. Вариант второй: она действительно решилась и идет излагать интересную историю. Но твой отец эту интересную историю замнет - либо устроит ей все, чего она хочет, либо отправит домой, а сам примет меры, - ему видней. Второй вариант имеет две разновидности: твой папа может счесть всю историю не такой уж страшной, хотя нам, конечно, попадет крепко в любом случае, а может тебя очень сильно невзлюбить - ну, типа "Ты не моя дочь!" и так далее. Тут уже тебе видней...
- Мой отец никогда не скажет: "Ты не моя дочь!"
- Тем лучше, это делает ему честь. Но ты учти, что в его глазах история препротивная. Ты Инночке что-то еще рассказывала?
- Да.
- Видишь... Ну, ладно. А вот третий вариант самый плохой: Инночка пойдет на скандал, а твой папа не сможет его замять. Хотя ее выгоды я здесь не вижу, а она, как мы уже успели узнать, выгоды свои считать умеет. Вот тогда, конечно, будет очень неприятно. И даже не в отношении к тебе или ко мне (какая разница, в конце концов?), а в том, что за наши развлечения придется платить другим. Например, твоему отцу. Но делать теперь нечего, от нас уже ничего не зависит. Надо ждать.
- Не люблю ждать, отвратительное занятие!
- Значит, и ждать тоже не стоит. Надо жить, как будто ничего не произошло. Кстати, пока ничего и не произошло.
В одиннадцать вечера Лена неожиданно сказала «Спокойной ночи!», выключила свет и отвернулась к стене.
Артур еще долго сидел на кухне с книгой в руках.
Глубокой ночью он вышел на балкон.
Артур вспомнил, как год назад они с Леной пытались заниматься здесь любовью. Смешное было время. И тогда тоже в доме напротив свет горел только в двух окнах.
По переписи 1976 года население города перевалило за миллион. Артур представил себе как минимум миллион спящих тел. Утром они проснутся и будут умываться, чистить зубы, но сейчас...
Сейчас балкон служил единственным мостиком между Артуром и спящим городом. Впереди, справа, слева, внизу были город, страна, мир, а сзади - балконная дверь и комната.
Он оглянулся...
Когда наступило утро, Артур собрал сумку, сделал кофе и разбудил Лену.
- А на работу ты не пойдешь? - спросила она.
- Нет, - сказал он. - Поехали.
Кофе был выпит. Лена широко открыла глаза.
- Проснулась? - спросил Артур.
- Не окончательно, но уже где-то рядом.
- Вот, посмотри, - сказал он, протягивая оборванный клочок бумаги, - ночью стишок сочинил.
- С каких пор ты стал по ночам сочинять стишки?
- Так получилось. Первый и, надеюсь, последний раз Лена посмотрела. Там было написано:
Полные темной тайны
Светятся окна мира.
После веселого пира
Грустно необычайно.
Хочется звать кого-то,
Хочется верить во что-то,
Хочется думать ясно,
Хочется... но напрасно:
Это не мой номер,
Это чужие письма,
Все не мое, кроме –
Кроме сокрытого смысла.
- Глупый стишок, - сказала Лена. - Но хороший.
- Или наоборот?
- Может, и наоборот.
- Ну, поехали!
Спустя минут сорок, на подходе к зеленым воротам дачи Лена спросила:
- На что играем-то?
- Просто так. Ты ведь вчера сказала, что все делаешь просто так.
- Может, мы последний раз здесь играем...
- Может быть. Поэтому все равно будет интересно. Сыграем спокойно и с удовольствием.
- Ты у меня выиграешь, - вяло предположила Лена.
- Может, и выиграю. А может, и нет.
- Жарко будет сегодня днем. И противно. Они миновали зеленые ворота.
Дежурный милиционер на проходной был не один, их было двое, первый сидел, а второй, сержант, кричал в аппарат радиосвязи:
- Да, пусть подъедет машина, заберет этих двух придурков! Пусть, говорю, подъедет машина!.. Да, да, сюда!..
Он обернулся:
- Ни черта эти аппараты не работают...
- А что случилось-то? - спросил Артур.
- Да вот через забор перелезли, - ответил тот дежурный, который сидел. - Внаглую пошли на корт, мы их гнать, они не уходят, хамят: пока не доиграем, не уйдем, ну и тому подобное. Девка сопротивляться, дайте отыграться, кричит, не уйду, пока не отыграюсь...
- Придурки!.. - с чувством сказал сержант. - Ну ничего, на углу машина стоит, сейчас в отделение их заберут, там пусть разбираются, кому отыгрываться надо было...
За спиной сержанта, в углу на скамье сидели мальчик с девочкой лет девятнадцати, двадцати.
Девочка смотрела на Артура. Мальчик смотрел на Лену.
Глаза девочки были веселые и наглые. Мальчик едва заметно улыбался.
Артур и Лена переглянулись.
- Андрей, - веско начал Артур, - почему ты не сказал, что вы ко мне?
- А что, надо было сказать? - переспросил тот.
- Да уж надо было!
Сержант смотрел то на одного, то на другого. За воротами послышался скрип тормозов.
- А почему действительно не сказали-то? - обиженно спросил дежурный. - Иди, Коля, отправь машину!..
- Извините, - сказал Артур дежурному. - Так получилось. Пошли, ребята...
Они вышли на аллею и направились в сторону корта.
- А ведь я у тебя выиграю! - тихонько проговорила Лена.
- Я у тебя тоже! - тихонько отозвался Артур.
Он подумал, что солнце, море, корт и Лена еще какое-то время не дадут скучать в этом городе.
- Я тебя люблю! - шепнула она ему в самое ухо.
Небо за два часа до наступления полуденной жары было синее-синее. "Администрация пляжа информирует, - раздался металлический голос за забором, - на девять часов утра температура воды составляла 21 градус, температура воздуха 24 градуса, температура песка..."
- Вообще-то меня зовут не Андрей, - начал новый знакомый.
- Ничего, - сказал Артур. - Сейчас будем выяснять, кого как зовут.
Глава последняя (лишняя).
1993 год. Я сижу в кресле и вспоминаю. Я вспоминаю ту самую Лену и того самого Артура.
С одной стороны, мы как будто не изменились. Но с другой...
Мы стали ужасно деловые. Лена одно время преподавала в университете, потом перебралась на телевидение. Я торгую всем, чем только можно: железом, бумагой, обоями... Кто-то, наверное, даже считает меня солидным человеком.
Лене завтра тридцать пять, хотя она любит повторять, что женщинам не бывает больше двадцати семи. Прошлым летом она ездила во Францию. Я не поехал, у меня были дела.
В теннис мы не играем уже года два. Теннис стал жутко популярной игрой: каждый, кто зарабатывает выше среднего, считает необходимым купить себе, жене или ребенку ракетку и набор мячиков.
Наши сексуальные безобразия, которые четырнадцать лет назад казались возбуждающе непозволительными, сегодня почти норма, жизненный эталон. По телевизору вечером показывают "Пентхауз", на любом книжном лотке особенно активно предлагают порнографию. Странно, но мне не хочется принимать во всем этом участие.
Я сижу и вспоминаю.
Мне хочется спросить: "Помнишь, любимая?"
И услышать: "Конечно, милый."
Но Лены сейчас нет рядом, она не то на телевидении, не то где-то еще - как всегда, по делу. Поэтому я вспоминаю в одиночестве.
1979 год. За розовой дверью таилась загадка, туда не пускали. Приоткрыв дверь, можно было окрасить мир в волшебный ласковый цвет.
Дверь распахнулась, все оказалось простым и ясным.
Загадка переместилась. Теперь она кроется за этой ясностью и простотой.
И она наверняка другого цвета.
Завтра я поздравлю свою девочку, свою Лену с днем рожденья. Не оттого ли я и ударился в воспоминания, мелкие и подробные? Или оттого, что нашел сегодня в одной из книг оборванный клочок бумаги из того лета? Кстати, я сдержал слово и не сочинил больше ни единого стихотворения: тот случай действительно был первым и последним.
Клочок бумаги лежит передо мной на столе. Я еще не решил, что сделаю: возможно, порву его через минуту, а возможно подарю завтра Лене вместе с каким-нибудь дорогим подарком. Или то, или другое...
Но сейчас я думаю, а листок лежит на столе и двенадцать строчек ждут моего решения.
Троя пала. Город пылал: ахейцы жгли с удовольствием, они жгли десять лет ожидания, десять лет потерянной жизни, Воины, потрясая копьями, вбегали в дома и били, били... Кто-то должен был наконец победить, и люди кричали. Сначала кричали, потом стонали,. а затем раздавалась ругань деливших добычу. Впрочем, это общеизвестно.
Одесса, 1993 г.