(Калерия быстро вбегает на террасу, Шалимов пожимает плечами и делает гримасу. Оглядывается, видит Власа. По дороге от дачи Суслова идут Двоеточие и Суслов. Оба сердитые, молчат.)
Шалимов (Власу). Мечтаете?
Влас (не грубо). Свищу.
(На террасу выходят: Ольга Алексеевна - садится в плетеное кресло около перил; Рюмин - становится сбоку, она что-то говорит ему негромко; Басов - останавливается у накрытого стола, рассматривает закуски. Варвара Михайловна стоит, прислонившись к колонне террасы. Замыслов перед ней.)
Басов. Все в сборе? А Влас? Марья Львовна?
Влас. Я здесь.
(Юлия Филипповна выходит из дачи, тихонько напевая, садится на ступеньки террасы.)
Замыслов. Мы все, Варвара Михайловна, люди сложные.
Басов (перегибаясь через перила). Отлично. Яков, ты здесь? Ага!
Замыслов. Именно эта сложность нашей психики и делает нас лучшими людьми страны - сиречь интеллигенцией, а вы...
(Двоеточие стоит, слушая Замыслова. Суслов, взглянув на оратора, проходит под сосны, где молча сидят Шалимов и Влас. Из глубины сцены, с правой стороны идут Марья Львовна и Соня.)
Варвара Михайловна (нервно). Интеллигенция - это не мы! Мы что-то другое... Мы - дачники в нашей стране... какие-то приезжие люди. Мы суетимся, ищем в жизни удобных мест... мы ничего не делаем и отвратительно много говорим.
Басов (насмешливо). Особенно блестяще ты сама доказываешь правду твоих слов.
(Калерия выходит с тетрадкой в руке, останавливается у стола и слушает.)
Варвара Михайловна (нервнее). И страшно много лжи в наших разговорах! Чтобы скрыть друг от друга духовную нищету, мы одеваемся в красивые фразы, в дешевые лохмотья книжной мудрости... Говорим о трагизме жизни, не зная ее, любим ныть, жаловаться, стонать...
(Дудаков подходит к террасе и становится так, что жена не видит его.)
Рюмин (нервозно). Надо быть справедливой! Жалоба человека красива. Жестоко это, Варвара Михайловна, сомневаться в искренности стонов человека.
Варвара Михайловна. Довольно жалоб, имейте мужество молчать! Надо молчать о своих маленьких печалях. Ведь мы умеем молчать, когда довольны днями нашей жизни? Каждый из нас поглощает свой кусок счастья в одиночестве, а горе свое, ничтожную царапину сердца мы выносим на улицу, показываем всем, и кричим, и плачем о нашей боли на весь мир! Мы выбрасываем вон из наших домов объедки наши и отравляем ими воздух города... вот так же мы выкидываем из наших душ все дрянное и тяжелое под ноги ближних. Я уверена, что сотни и тысячи здоровых людей погибают, отравленные и оглушенные нашими жалобами и стонами... Кто дал нам злое право отравлять людей тяжелым видом наших личных язв?
(Пауза.)
Влас (негромко). Браво, Варя!
Двоеточие. Умница! Верно!
(Марья Львовна молча гладит руку Варвары Михайловны. Влас и Соня тоже около нее. Рюмин нервно встряхивает головой.)
Рюмин. Прошу слова! Позвольте мне сказать... мое последнее слово!
Калерия. Надо иметь мужество молчать...
Ольга Алексеевна (Басову). Как она стала говорить, смело... резко!..
Басов. Да, заговорила Валаамова... (Не кончив слова, испуганно закрывает себе рот рукой. Взволнованная Варвара Михайловна не заметила выходки мужа, но многие слышали и поняли ее. Замыслов быстро сходит с террасы к соснам и хохочет. Шалимов улыбается и укоризненно качает головой. Влас и Соня смотрят на Басова с презрением; остальные делают вид, будто ничего не заметили. После отрывочных замечаний, вызванных словами Варвары Михайловны, наступает неловкое молчание. Суслов кашляет, улыбаясь. Варвара Михайловна, замечая что-то неладное, растерянно осматривается.)
Варвара Михайловна. Я, кажется, сказала что-то... может быть, резкое, грубое? Отчего все так странно?..
Влас (громко). Это не ты сказала грубость...
Ольга Алексеевна (с невинным видом). В чем дело, господа?
Марья Львовна (быстро, негромко). Влас, пожалуйста, не надо! (Начинает говорить, чтобы затушевать выходку Басова. Потом увлекается, говорит сильно, горячо. Шалимов, Суслов и Замыслов демонстративно не слушают ее. Дудаков утвердительно качает головой. Басов смотрит на нее с благодарностью и знаками приглашает слушать.) Мы все должны быть иными, господа! Дети прачек, кухарок, дети здоровых рабочих людей - мы должны быть иными! Ведь еще никогда в нашей стране не было образованных людей, связанных с массою народа родством крови... Это кровное родство должно бы питать нас горячим желанием расширить, перестроить, осветить жизнь родных нам людей, которые все дни свои только работают, задыхаясь во тьме и грязи... Мы не из жалости, не из милости должны бы работать для расширения жизни... мы должны делать это для себя... для того, чтобы не чувствовать проклятого одиночества... не видеть пропасти между нами - на высоте - и родными нашими - там, внизу, откуда они смотрят на нас как на врагов, живущих их трудом! Они послали нас вперед себя, чтобы мы нашли для них дорогу к лучшей жизни... а мы ушли от них и потерялись, и сами мы создали себе одиночество, полное тревожной суеты и внутреннего раздвоения... Вот наша драма! Но мы сами создали ее, мы достойны всего, что нас мучит! Да, Варя! Мы не имеем права насыщать жизнь нашими стонами.
(Она устала от волнения и садится рядом с Варварой Михайловной. Молчание.)
Дудаков (оглядывая всех). Вот!.. Это так! Это правда!
Ольга Алексеевна (быстро). Ты здесь? Поди сюда...
Шалимов (приподнимая шляпу). Вы кончили, Марья Львовна?
Марья Львовна. Да.
Ольга Алексеевна (отводит мужа в угол террасы). Ты слышал? Понял? Какой дурак Басов!
Дудаков (негромко). При чем тут Басов?
(На террасе общее движение. Варвара Михайловна смотрит на всех. Еще нет уверенности, что выходка Басова заглажена, забыта.)
Ольга Алексеевна. Тише! Варвара тут говорила такое злое, а он назвал ее Валаамовой ослицей.
Дудаков. Ну, и дубина он! Оля, там дома, знаешь...
Ольга Алексеевна. Подожди!.. Калерия хочет стихи читать. Нет, это хорошо все-таки, это хорошо! Варвара стала такая гордячка.
(Рюмин, подавленный, сходит с террасы и прохаживается около нее.)
Шалимов. Господа, вот Калерия Васильевна любезно согласились прочитать свои стихи...
Басов. Читай, милая, скорее!
Калерия (смущенно). Хорошо, я прочитаю... хорошо.
Шалимов. Вам стул.
Калерия. Не надо. Варя, чему это я обязана? Такой интерес к моим стихам ужасает меня.
Варвара Михайловна. Я не знаю. Очевидно, кто-то сделал бестактность, и все стараются скрыть ее.
Калерия. Ну, я буду читать. Мои стихи постигнет та же участь, как и твои слова, Варя. Все поглощается бездонной трясиной нашей жизни...
Осени дыханием гонимы,
Медленно с холодной высоты
Падают красивые снежинки,
Маленькие, мертвые цветы...
Кружатся снежинки над землею,
Грязной, утомленной и больной,
Нежно покрывая грязь земную
Ласковой и чистой пеленой...
Черные, задумчивые птицы...
Мертвые деревья и кусты...
Белые, безмолвные снежинки
Падают с холодной высоты...
(Пауза. Все смотрят на Калерию, как будто ждут еще чего-то.)
Шалимов. Мило!
Рюмин (задумчиво).
Падают красивые снежинки,
Мертвые, холодные цветы...
Влас (возбужденно). Я тоже сочинитель стихов, я тоже хочу прочитать стихи!
Двоеточие (хохочет). А ну-ка!
Шалимов. Интересное состязание!
Варвара Михайловна. Влас, нужно ли это?
Замыслов. Если это весело - это необходимо!
Марья Львовна. Голубчик! Напомню вам - будьте самим собой!
(Все смотрят на возбужденное лицо Власа. Становится очень тихо.)
Влас. Господа! Я хочу показать вам, как это легко и просто - насорить стихами в голове ближнего своего... Внимание! (Читает ясно и сильно, с вызовом.)
Маленькие, нудные людишки
Ходят по земле моей отчизны,
Ходят и - уныло ищут места,
Где бы можно спрятаться от жизни.
Всё хотят дешевенького счастья,
Сытости, удобств и тишины,
Ходят и - всё жалуются, стонут,
Серенькие трусы и лгуны.
Маленькие, краденые мысли...
Модные, красивые словечки...
Ползают тихонько с краю жизни
Тусклые, как тени, человечки.
(Кончив, он стоит неподвижно и смотрит поочередно на Шалимова, Рюмина, Суслова. Пауза. Всем неловко. Калерия пожимает плечами. Шалимов медленно закуривает папироску. Суслов очень возбужден. Марья Львовна и Варвара Михайловна подходят к Власу, видимо, боясь чего-то.)
Дудаков (тихо, но внятно). Эт-то ужасно метко. Знаете... это ужасно верно!
Юлия Филипповна. Браво! Это мне нравится!
Двоеточие. Ну, разнес!.. Ах ты... душа моя красная!
Калерия. Грубо... Зло... Зачем?
Замыслов. Не весело... Нет!
Шалимов. Тебе нравится, Сергей?
Басов. Мне? То есть, видишь ли, конечно, рифма слабая... Но - как шутка...
Замыслов. Для шутки это серьезно.
Юлия Филипповна (Шалимову). Ах, как вы ловко притворяетесь!
Суслов (желчно). Позвольте теперь мне, тусклому человечку, ответить на это... на этот... извините не знаю - как назвать этот род творчества. Вы, Влас Михайлович... я вам не буду отвечать... Я обращусь прямо к источнику вашего вдохновения... к вам, Марья Львовна!
Влас. Что такое? Вы! Смотрите!
Марья Львовна (гордо). Ко мне? Это странно... но я слушаю.
Суслов. Ничуть не странно, ибо мне известно, что именно вы - муза этого поэта.
Влас. Без пошлостей!
Юлия Филипповна (мягко). Без пошлостей он не может.
Суслов. Я просил бы не мешать мне... Когда я кончу, я отвечу, как вам будет угодно, за все, что скажу... Вы, Марья Львовна, так называемый идейный человек... Вы где-то там делаете что-то таинственное... может быть, великое, историческое, это уж не мое дело!.. Очевидно, вы думаете, что эта ваша деятельность дает вам право относиться к людям сверху вниз.
Марья Львовна (спокойно). Это неправда.
Суслов. Вы стремитесь на всех влиять, всех поучать... Вы настроили на обличительный лад этого юношу..
Влас. Что вы там мелете?
Суслов (зло). Терпение, юноша! Я до сего дня молча терпел ваши выходки!.. Я хочу сказать вам, что, если мы живем не так, как вы хотите, почтенная Марья Львовна, у нас на то есть свои причины! Мы наволновались и наголодались в юности; естественно, что в зрелом возрасте нам хочется много и вкусно есть, пить, хочется отдохнуть... вообще наградить себя с избытком за беспокойную, голодную жизнь юных дней...
Шалимов (сухо). Кто это мы, можно узнать?
Суслов (все горячее). Мы? Это я, вы, он, он, все мы. Да, да... мы все здесь - дети мещан, дети бедных людей... Мы, говорю я, много голодали и волновались в юности... Мы хотим поесть и отдохнуть в зрелом возрасте - вот наша психология. Она не нравится вам, Марья Львовна, но она вполне естественна и другой быть не может! Прежде всего человек, почтенная Марья Львовна, а потом все прочие глупости... И потому оставьте нас в покое! Из-за того, что вы будете ругаться и других подстрекать на эту ругань, из-за того, что вы назовете нас трусами или лентяями, никто из нас не устремится в общественную деятельность... Нет! Никто!
Дудаков. Какой цинизм! Вы перестали бы!
Суслов (все горячее). А за себя скажу: я не юноша! Меня, Марья Львовна, бесполезно учить! Я взрослый человек, я рядовой русский человек, русский обыватель! Я обыватель - и больше ничего-с! Вот мой план жизни. Мне нравится быть обывателем... Я буду жить, как я хочу! И, наконец, наплевать мне на ваши россказни... призывы... идеи!
(Он нахлобучивает шляпу и быстро идет по направлению к своей даче. Общее недоумение. Замыслов, Басов и Шалимов отходят в сторону, оживленно и тихо разговаривая. Варвара Михайловна и Марья Львовна составляют отдельную группу. Юлия Филипповна, Двоеточие и Дудаков с женой тоже в одной группе. Общий нервный говор. Калерия, подавленная, одиноко стоит под сосной. Рюмин быстро ходит взад и вперед.)
Влас (отходит в сторону, схватив себя за голову). Черт меня возьми! Черт возьми!
(Соня идет за ним, говорит ему что-то.)
Марья Львовна. Да это истерия! Так обнажить себя может только психически больной!
Рюмин (Марье Львовне). Вы видите... вы видите, как ужасна правда?
Варвара Михайловна. Как это тяжело!
Двоеточие (Юлии Филипповне). Ничего не понимаю... ничего!
Юлия Филипповна. Марья Львовна, голубушка, скажите, он обидел вас, да?
Марья Львовна. Меня? Нет. Он себя обидел!
Двоеточие. Чудны дела ваши, господа хорошие!
Дудаков (жене). Подожди... (Двоеточию.) Это нарыв! Понимаете, прорвался нарыв в душе... Это у каждого из нас может быть... (Взволнованный, машет руками и, сильно заикаясь, не может говорить.)
Юлия Филипповна. Николай Петрович...
Замыслов (подходя к ней.) Вас это расстроило?
Юлия Филипповна. Нисколько... Но мне неудобно оставаться здесь. Проводите меня.
Замыслов. Как глупо, а? И жалко: патрон изготовил такой, знаете, съедобный сюрприз!
Юлия Филипповна. Оставьте! Довольно сюрпризов.
(Уходят.)
Шалимов (подходя к Калерии). Как это вам нравится?
Калерия. Это ужасно! Как будто тина поднялась со дна болота и душит меня, душит!..
(Басов подходит к Власу и молча берет его за рукав.)
Влас. Что вам угодно?
Басов (отводя его в сторону). На пару слов.
Рюмин (подходя к Варваре Михайловне, вне себя). Варвара Михайловна, этот ураган желчной пошлости смял мою душу... опрокинул... меня. Я ухожу... прощайте! Я пришел проститься с вами... Мне хотелось провести тихий вечер... последний вечер! Я ухожу навсегда. Прощайте!
Варвара Михайловна (не слушая его). Знаете, что я думаю? Мне кажется, Суслов искреннее всех вас. Да, да, искреннее! Он грубо сказал, но он сказал ту беспощадную правду, которую другие не смеют сказать!
Рюмин (отступая). Это всё? Это ваше прости? Боже мой! (Идет в глубину сцены.)
Басов (Власу). Ну, батенька, вы отличились! Как же теперь? Вы оскорбили мою сестру... и Якова, который... он писатель! Всеми уважаемый! К тому же Суслов. .. наконец, Рюмин! Вам надо извиниться...
Влас. Что-о? Я? Извиняться? Перед ними?
Басов. Ну, что же, это ничего! Ну, скажите: просто, мол, хотел пошутить, развеселить и - пересолил... Вас извинят, все привыкли к вашим выходкам... все ведь знают, что вы, в сущности, комик.
Влас (кричит). Ступайте к черту! Вы сами комик. Вы шут гороховый!
Соня. Господа! Пощадите!
Варвара Михайловна. Влас, что ты?
Марья Львовна. Да это волна безумия...
Двоеточие. Влас, вы, того, уйдите!
Басов. Нет, позвольте, я тоже оскорблен.
Варвара Михайловна. Сергей, прошу тебя! Влас!
Басов. Нет-с! Я не шут гороховый!
Влас. Только уважение к сестре не позволяет мне сказать вам...
Варвара Михайловна. Влас, не смей...
(Калерия подходит.)
Саша (Варваре Михайловне). Подавать кушать?
Варвара Михайловна. Уйдите!
Саша (негромко Двоеточию). Уж лучше бы подать! Барин увидят кушанье на столе и перестанут сердиться.
Двоеточие. Пошла ты прочь!
Басов (Власу). Нет-с, я прошу вас! (Вдруг свирепо орет на Власа.) Вы мальчишка!
Калерия. Сергей, это дико!
Басов. Он мальчишка! Да! Это факт!
Шалимов (берет Басова под руку и уводит на дачу. Саша идет сзади). Ну, перестань же!
Марья Львовна. Влас Михайлович! Эх, как вы!
Влас. Разве я виноват? Разве я?
Саша. Барин! Ужинать подавать?
Басов. Идите прочь! Я здесь ничто. Меня в моем доме... (Входит в комнаты:)
Марья Львовна (Соне). Уведи его к нам. (Власу.) Уйдите, голубчик!
Влас. Вы простите меня, простите! И ты, сестра, прости! Я виноват. Несчастная моя сестренка! Уйди отсюда! Уходи!
Варвара Михайловна (негромко). Куда? Куда я уйду?
Двоеточие. А вот ко мне бы, право! Как бы это хорошо!
(Его слов никто не слышит. Он тяжело вздыхает и тихо идет к даче Суслова.)
Марья Львовна. Идите и вы ко мне, Варя, идите!
Варвара Михайловна. Я приду... Влас. .. после... приду...
(Варвара Михайловна идет на дачу. Марья Львовна за ней. Влас и Соня уходят в лес. Калерия, разбитая, шатаясь, тоже уходит на дачу.)
Ольга Алексеевна. Вот так скандал! И как всё это вдруг! Ты понимаешь что-нибудь, Кирилл?
Дудаков. Я? понимаю! да! Когда-нибудь мы все должны были опротиветь друг другу!.. И вот опротивели! Влас, он метко попал, Ольга! Он попал! Но надо тебе идти домой.
Ольга Алексеевна. Подожди! Это так интересно! Может быть, еще что-нибудь будет.
Дудаков. Э, Ольга, это же нехорошо! И надо идти домой... Там все кричат, плачут. Волька обругал няньку, она сердится, а он говорит, что она его за ухо дернула... И вообще там катастрофы. Я давно уже говорю тебе надо идти домой.
Ольга Алексеевна. Неправда! Ты не говорил!
Дудаков. Говорил же! Вон там мы стояли, ты что-то рассказывала о Басове, и я тебе сказал.
Ольга Алексеевна. Ты ничего не сказал мне, Кирилл!
Дудаков. Я не знаю, о чем ты споришь? Я же помню: иди домой, - сказал я...
Ольга Алексеевна. Ты не мог мне сказать: иди домой! Так говорят только детям и прислуге.
Дудаков. Ольга! Ты вздорная женщина!
Ольга Алексеевна. Да? Как тебе не стыдно, Кирилл! Ты обещал мне быть сдержанным.
Дудаков (идет прочь от нее). Не говори! Это... это глупо! Это бабство!
Ольга Алексеевна (следуя за ним). Глупо, Кирилл? Я - баба? (Со слезами.) Так, благодарю!
(Они скрываются в лесу. Несколько секунд сцена пуста. Темнеет. Из комнат на террасу выходят Басов и Шалимов.)
Шалимов (Басову). Мой друг, надо быть немножко философом! Смешно горячиться из-за пустяка...
Басов. Ведь досадно! Мальчишка! Молокосос! Ты уж не сердись! а?
Шалимов. Такие выходки, как выходка этого... куплетиста из неудачных... ежедневно встречаются в уличных газетах. Но, мой друг, кого же они трогают?
(Сходят с террасы и стоят у сосны, быстро подходит Суслов.)
Суслов. Сергей Васильевич! Я воротился... я понимаю, что должен извиниться перед тобой (Шалимову) и перед вами. Я не сдержался... Но меня давно возмущала она... Она и подобные ей - органически противны мне... Я ненавижу ее лицо, ее манеру говорить.
Басов. Понимаю, батя, очень хорошо понимаю! Человек должен быть мягок, деликатен.
Шалимов (сухо). Но вы хватили через край вашей характеристикой... да-с...
Басов (торопливо). Э, полно! Я подпишусь подо всем, что он сказал, ей-богу! А эту барыню я бы, откровенно говоря... так бы...