В период с конца мая по 10–13 июня 1941 г. во множестве документов корпусов и дивизий отмечается появление «приказа о наступлении» и проведение совещаний с подчиненными командирами полков и отдельных батальонов. В совокупности это означает, что план вторжения (в части их касающейся) стал известен уже примерно тысяче офицеров вермахта. Точная дата начала «Барбароссы» им по-прежнему неизвестна, но сам факт ознакомления командиров тактического звена с такой информацией однозначно свидетельствует о том, что нападение запланировано отнюдь не на 1942–1943 и последующие годы («после победы над Англией»), а на ближайшие недели или даже дни.
С середины июня начинает расширяться и круг лиц, допущенных к самой главной военной тайне «третьего рейха» — информации о дне начала операции. 10 июня Верховное командование вермахта информирует об этом непосредственно подчиненные ему штабы армий и Групп армий. [120] Три Группы, семь армий, в каждой из них — командир, начальник штаба, начальник оперативного отдела штаба, плюс генералы и фельдмаршалы центрального аппарата вермахта; это уже порядка полусотни человек. 15 июня в Журнале боевых действий 3-й танковой дивизии (2-я Танковая группа) появляется такая запись: «Командир дивизии, начальники оперативного и тылового отделов, командиры групп прорыва и саперных батальонов принимают участие в командно-штабной игре в штабе 24-го Танкового корпуса, в ходе которой во всех деталях проигрывается предстоящая операция… 16 июня объявлен днем «В минус 6». [121] В последующие три дня записи аналогичного содержания появляются в документах многих других соединений.
Таким образом, к 17–19 июня точную дату начала вторжения знают уже командиры корпусов, дивизий и полков, начальники соответствующих штабов и отделов; по самой скромной оценке — порядка тысячи человек. Ни одного документального подтверждения того, что советская разведка смогла выявить этот факт, не существует . Да, можно было бы выразиться осторожнее: «на сей момент никто не опубликовал соответствующие документы», но мне такая деликатность представляется уже излишней. Было бы что публиковать — составители сборников «Секреты Гитлера на столе у Сталина» не отказали бы себе в удовольствии дополнить отчеты о пресс-конференциях чем-то более весомым…
Скрытое развертывание
Прискорбная неудача советской разведки («проспали нападение Гитлера») вовсе не говорит о том, что в начале лета 1941 г. «коллективный Сталин» погрузился в мирный сон. Ничего подобного, работа кипела. С конца мая 1941 г. Красная Армия перешла в особое, необычное, не соответствующее нормам мирного времени, состояние. Оперативная сводка Генштаба № 01 без лишних затей называет это «развертыванием» («Противник, упредив наши войска в развертывании, вынудил части Красной Армии…» ). Первым четверть века назад обратил внимание на это обстоятельство Виктор Суворов, затем к мнению о том, что Красная Армия находилась в состоянии стратегического развертывания, присоединились и некоторые «статусные» российские историки (в частности, П. Бобылев и М. Мельтюхов). С другой стороны, многие специалисты высказывают обоснованное суждение о том, что стратегическое развертывание в отрыве от мобилизации невозможно в принципе, поэтому корректнее говорить не о «развертывании», а о проведении в мае — июне 41-го г. «широкомасштабных предмобилизационных мероприятий».
Личное мнение автора этой книги сводится к тому, что мне совершенно безразлично — как ЭТО должно называться. Интереснее и гораздо важнее выяснить — когда ЭТО началось и что успели сделать к 22 июня 1941 г.
Ответить на первый вопрос непросто. Строго говоря, вся жизнь сталинской империи была одним большим, нескончаемым «мобилизационным мероприятием». Тезис о «неизбежности военного столкновения первого в мире государства рабочих и крестьян с силами загнивающего капитализма» был намертво вбит в большевистский «символ веры». Всякий советский человек знал (обязан был знать), что враги, как голодные волки, рыщут у границ СССР. Если же говорить конкретнее, то следует согласиться с В. Суворовым, который начало процесса развертывания относит к августу 1939 г. С того момента начался резкий рост численности Вооруженных сил СССР, в результате которого к апрелю 1941 г. — т. е. еще до начала «широкомасштабных предмобилизационных мероприятий» — численность личного состава (с учетом ВМФ и ВВС) приблизилась к отметке в 4,7 млн человек. Армии мирного времени такой численности не было ни у одной страны Европы и Америки, а армия военного времени большей численности была только у гитлеровской Германии.
В соответствии с мобилизационным планом «МП-41» после проведения мобилизации по «западному варианту» (т. е. без полного отмобилизования дальневосточных и южных округов) численность Вооруженных сил должна была составить 7,85 млн человек. [127] Другими словами, в этом сценарии войны в ходе открытой мобилизации предстояло призвать «всего лишь» 3,2 млн резервистов [41] (и это действительно мало на фоне того, что в других европейских странах численность армии после проведения мобилизации возрастала в разы). Одну четверть от этого количества (802 тыс. человек) призвали под прикрытием «учебных сборов» в мае — июне 1941 г. В конечном счете, к 22 июня в Вооруженных силах числилось порядка 5,7 млн человек, в том числе в сухопутных войсках — 5,1 млн человек (из них в западных приграничных округах 2692 тыс., в армиях и отдельных соединениях РГК — 618 тыс.). [128]
Рассуждая арифметически, таким количеством людей можно было укомплектовать полностью, до последнего солдата, все 303 дивизии Красной Армии, включая соединения, дислоцированные в глубочайшем тылу. Реальность строительства Вооруженных сил значительно сложнее. Кроме дивизий, в Действующей армии есть еще корпусные, армейские и фронтовые части и подразделения, да и кроме Действующей армии в ВС есть огромные по составу, до 30–40 % от общей численности, тыловые (учебные, медицинские, научно-технические) структуры. Поэтому фактически к моменту начала войны в дивизиях западных приграничных округов было от 9 до 14 тыс. человек, в большинстве случаев — порядка 10–11 тыс. Явно меньше штата. Это непреложный факт. Оценить же его можно по-разному.
Традиционная советская историография (правда, не предупреждая об этом читателей прямо) оценивала ситуацию в категориях кулачной драки или побоища двух первобытных племен: если племя А выставило 160 мужиков с дубинами, а племя В — только 120 с такими же дубинами, то А имеет очевидное численное превосходство, делающее поражение В неизбежным. Мы же не будем спешить с выводами и вооружимся (благо, что первобытные времена прошли) не дубиной, а калькулятором.
Для того, чтобы артиллерийское орудие могло вести прицельный огонь, абсолютно необходимы два человека: командир расчета и наводчик. Очень желателен третий — заряжающий (чтобы первые два от наблюдения за полем боя и целью не отвлекались). Те, кому такое утверждение покажется спорным, могут посмотреть на любую фотографию любого танка периода 2-й МВ. В башне танка 2, иногда 3 человека, при этом 76-мм (а к концу войны и 85-мм) пушка стреляет, стреляет и стреляет. В башне советского гиганта КВ-2 была установлена аж 152-мм гаубица, с которой управлялись 3 человека (четвертым был командир танка, занятый своими обязанностями). Однако установленный штатным расписанием апреля 1941 г. расчет 76-мм дивизионной пушки состоит из 6 человек, расчет 122-мм дивизионной гаубицы состоит из 9 человек, 152-мм гаубицы — 10 человек.
Пойдем дальше. Для полного укомплектования расчетов всех орудий артполка стрелковой дивизии (8 гаубиц 122-мм и 16 пушек 76-мм) требуется всего-то 168 человек. А по штатному расписанию апреля 41-го года в этом полку должно быть 1038 человек. Из шести бойцов артиллерийского полка около орудий находится только один. Что же делают все остальные?
Меньшая часть выполняет самую главную, требующую высокой квалификации и длительного обучения работу: обеспечивают управление и связь, разведывают, корректируют огонь, готовят расчетные данные для стрельбы. Количественно большая часть бойцов выполняет работы, высокой квалификации не требующие: катает, копает, таскает, выгружает, моет и кормит лошадей, моет и кормит людей, читает им политинформации, принимает и выдает письма и денежное довольствие… Вот этих-то людей — безусловно нужных и совсем не лишних — и призывают по повестке из военкомата, причем в июне 41-го, в ходе «первой волны» открытой мобилизации призывали не вчерашних школьников (любимый сюжет советских «инженеров человеческих душ»), а резервистов, т. е. мужчин, отслуживших «срочную» и получивших необходимый набор военных знаний и навыков.
Те же пропорции соблюдаются и в любых других частях и соединениях. В трех стрелковых полках стрелковой дивизии по штату 9,5 тыс. человек, из них непосредственно из винтовок и пулеметов стреляют по врагу всего 4,5 тыс. (в это число включены и «вторые номера» пулеметных расчетов). В танковой дивизии из каждых семи человек внутри танка находится только один, и т. д. Эти цифры (наверное, странные для далекого от военного дела человека) объясняют тот эмпирически наблюдаемый факт, что на завершающем этапе войны, в 1944–1945 годах стрелковая дивизия успешно начинала операцию, имея в лучшем (!) случае 7–8 тыс. человек; именно в такой численности Красная Армия победоносно дошла до Берлина и Праги.
Те же пропорции соблюдаются и в любых других частях и соединениях. В трех стрелковых полках стрелковой дивизии по штату 9,5 тыс. человек, из них непосредственно из винтовок и пулеметов стреляют по врагу всего 4,5 тыс. (в это число включены и «вторые номера» пулеметных расчетов). В танковой дивизии из каждых семи человек внутри танка находится только один, и т. д. Эти цифры (наверное, странные для далекого от военного дела человека) объясняют тот эмпирически наблюдаемый факт, что на завершающем этапе войны, в 1944–1945 годах стрелковая дивизия успешно начинала операцию, имея в лучшем (!) случае 7–8 тыс. человек; именно в такой численности Красная Армия победоносно дошла до Берлина и Праги.
Будет вполне уместным сравнить дивизию Красной Армии, находящуюся в состоянии мобилизационного развертывания, с худым человеком. Это вполне живой человек, с руками, ногами, глазами и головой. Да, он не способен изо дня в день выполнять ту работу, с которой может справиться сытый крепыш, да, он нуждается в санатории с усиленным питанием — но в случае крайней нужды (например, когда горит свой собственный дом) пару часов можно поработать, и не дожидаясь санатория. Точно так же, при наличии желания, дивизия может несколько дней провоевать в 10-тысячном составе, с немытыми лошадьми, неработающей полевой почтой, без «красного уголка», полевой кассы Госбанка и даже — на войне как на войне — без кухни с горячей пищей.
Хуже — но отнюдь не безнадежно — обстояло дело с укомплектованием армии техникой: автомобилями и тракторами (артиллерийскими тягачами). По состоянию на 15 июня 1941 г. (т. е. еще до начала открытой мобилизации!) в Красной Армии числилось 272 тыс. автомобилей (всех типов) и 42,9 тыс. тракторов (тягачей). [129] Если сравнить эти цифры с расчетными по МП-41 (соответственно, 595 и 90,8), то выявляется отсутствие половины требуемого количества. И это, несомненно, плохо. Если же сравнивать со штатной численностью находившихся в составе пяти западных приграничных округов 110 стрелковых дивизий, 20 мехкорпусов и 10 ПТАБРов, то наличного количества оказывается в 2 раза больше потребного по тракторам и в 1,6 раза больше по автомобилям. И это, заметьте, по тем штатным нормам, когда в гаубичном полку обычной стрелковой дивизии на одно орудие приходится два тягача.
Таким образом, проблемой было не отсутствие людей и техники как таковых, а нехватка некоторого количества людей и техники в нужное время в некоторых местах. Что касается «времени», то на календаре Сталина стояла какая-та неизвестная нам дата в интервале от середины июля до конца августа [42].В любом случае, с 22 июня 1941 г. она ничего общего не имела. Что же касается «места», то крупномасштабная передислокация войск Красной Армии началась в конце мая 1941 г. Началась и продолжилась она весьма необычно — «задом наперед». Прежде всего пришли в движение войска внутренних округов, затем — вторые эшелоны приграничных округов. До первого эшелона приграничных округов очередь дойти не успела — началась война.
22 мая 1941 г. началась погрузка в эшелоны находившихся в Забайкалье и в Монголии соединений 16-й Армии и 5-го мехкорпуса; с учетом огромного расстояния и сохраняющегося графика работы железных дорог мирного времени они должны были прибыть на Украину, в район Бердичев, Проскуров, Шепетовка, в период с 17 июня по 10 июля.
Примерно в это же время (точные даты назвать не представляется возможным, т. к. процесс был покрыт беспрецедентной даже для Советского Союза завесой секретности) было принято решение о формировании четырех новых армий на базе командования и войск внутренних округов: 19-й (Северо-Кавказский округ), 20-й (Орловский округ), 21-й (Приволжский округ), 22-й (Уральский округ). Кроме того, в состав названных армий включались соединения Московского и Харьковского военных округов. Несколько позднее, в середине июня, формируются 24-я Армия (Сибирский округ) и 28-я Армия (Архангельский округ).
Итого — войска семи армий, погрузившись ночью на заброшенных полустанках, в заколоченных фанерными щитами вагонах двинулись на запад. Куда именно — решения об этом многократно уточнялись и радикально изменились после того, что произошло 22 июня. Первоначальное же решение (отраженное в упомянутой выше «Справке Ватутина» от 13 июня) предполагало, что 22-я Армия сосредотачивается в тылу Западного фронта в районе Витебска; 19-я, 20-я и 21-я сосредоточивались в глубине Юго-Западного фронта в полосе от Чернигова до Черкасс. 24-я и 28-я Армии развертывались, соответственно, юго-западнее и северо-западнее Москвы. Сроки завершения всех перевозок (а это порядка 3 тыс. железнодорожных эшелонов) приходились на 3–10 июля. [130]
Войска армий РГК (Второй стратегический эшелон) не только начали сосредоточение раньше Первого эшелона, но им и резервистов, призванных под прикрытием «учебных сборов», досталось больше, чем приграничным округам. Так, составленная 20 мая мобуправлением Красной Армии справка «О проведении сборов приписного состава в стрелковых дивизиях в 1941 г.» дает такие цифры: в четырех приграничных округах призывается 134 тыс. человек, а в тех внутренних округах, которые превращались в армии РГК, — 322 тыс. человек [43] (тут, правда, надо учесть, что в Справке не отражены данные по Прибалтийскому ОВО). [131] Это позволило еще в ходе «широкомасштабных предмобилизационных мероприятий» довести численность личного состава стрелковых дивизий в армиях РГК до штатного (или близкого к нему) уровня.
9 июня в кабинете Сталина состоялось очередное (предыдущие прошли 3, 6 и 7 июня), но совершенно рекордное по продолжительности (в общей сложности 6 ч. 25 мин.) совещание высшего военно-политического руководства. Кроме постоянных участников (Тимошенко, Жуков, Ватутин, Маленков) были вызваны маршалы Ворошилов и Кулик, главком ВВС Жигарев, начальник Госплана Вознесенский, начальник мобилизационно-планового отдела КО при СНК Сафонов, наркомы авиационной и танковой промышленности Шахурин и Малышев. Вполне ожидаемого для такого собрания решения о начале открытой мобилизации принято не было. Но и совещались в тот день не зря.
11 июня Василевский собственноручно пишет на бланке наркома обороны текст директивы для командующего Западным ОВО: «Для повышения боевой готовности войск округа все глубинные стрелковые дивизии и управления стрелковых корпусов с корпусными частями вывести в лагерь в районы, предусмотренные для них планом прикрытия [44] (директива НКО за № 503859). Приграничные дивизии оставить на месте (выделено мной. — М.С. ) , имея в виду, что вывод их на границу в назначенные им районы в случае необходимости будет произведен по особому указанию… Вывод указанных войск закончить к 1 июля 1941 года». [132] На следующий день директива аналогичного содержания была отправлена в Киевский ОВО.
Директива, отправленная в Киев, содержала прямое указание: «Передвижения войск сохранить в полной тайне. Марш совершать с тактическими учениями, по ночам». [133] В «минской» директиве таких слов не было, но необычайные меры к соблюдению строжайшей секретности были приняты и там. В Журнале боевых действий Западного фронта [45] события последних предвоенных дней описаны следующим образом: «Войска подтягивались к границе в соответствии с указаниями Генштаба Красной Армии. Письменных приказов и распоряжений корпусам и дивизиям не давалось. Указания командиры дивизий получали устно (выделено мной. — М.С. ) от начальника штаба округа генерал-майора Климовских. Личному составу объяснялось, что они идут на большие учения. Войска брали с собой все учебное имущество (приборы, мишени и т. д.». [134] Примечательно, что донесения о ходе выдвижения «глубинных дивизий» поступали из Минска в Москву в формате Оперативных сводок, причем их порядковые номера в середине года оказались 2, 3, 4, 5, 6 (номер первый обнаружить в архиве не удалось). [135]
Если тезис о том, что Красная Армия готовилась к нанесению внезапного первого удара по противнику, еще нуждается в каких-то дополнительных аргументах, то такой удивительный порядок развертывания войск сам по себе может служить исчерпывающим доказательством: для подготовки к отражению агрессии следовало бы прежде всего отмобилизовать и вывести на боевые позиции войска первого эшелона приграничных округов, затем т. н. «глубинные дивизии» и только после этого — если судьба даст такой шанс — заняться мобилизацией и выдвижением на запад войск внутренних округов. В реальном июне 41-го все было сделано точно наоборот. Страстное желание «не спугнуть Гитлера раньше срока» безраздельно завладело сознанием «коллективного Сталина».
Еще одним (пожалуй, самым невероятным из реально состоявшихся) проявлением желания «не спугнуть» стало сохранение режима работы железных дорог по мирному времени. Немцы, как мы помним, ввели особый режим военных перевозок за месяц до начала вторжения (22 мая 1941 г.). В ходе развертывания Красной Армии перед войной с полуразрушенной Польшей железные дороги европейской части СССР были переведены на особый режим работы 12 сентября 1939 г., за пять дней до начала операции. [136] В июне 41-го, несмотря на огромный объем предстоящих перевозок, ничего подобного сделано не было. Режим военных перевозок был введен не 22, и даже не 23, а только с 18–00 24 июня, на третий день войны! [137]