Ну что же пришлось, как сказала моя жена делать дело, которое заняло совсем немного времени.
Потом пришлось мне, накинув шубу выходить и сообщить, что все в порядке.
После мне следовало сполоснуться и, накинув халат и шубу сидеть на постели, пока мою жену обмывают подружки, да замачивают ее сорочки в тазах.
И после этого опять все слилось в в поедание холодцов, фруктов, а потом уже все сидели ели и пили сколько влезет.
С утра нас ждала баня, а потом все повторилось только немного в меньшем масштабе, ну а на третий день гости начали потихоньку разъезжаться.
И я с молодой женой, наконец, мог заняться с ней в полной мере тем, чем должны заниматься все молодожены.
Начались короткие зимние дни. Все как-то резко замедлилось. Даже больных в нашей больничке стало совсем мало. Мои ученики, которые занимались у меня уже с середины лета, кое-что начали соображать в анатомии. И могли связно отвечать на мои каверзные вопросы, я надеялся, что к весне у меня будет первый выпуск лекарей, которые смогут уже работать в этом качестве под моим надзором, и сами уже учить кое-чему новых учеников. У меня появилось среди них пара талантливых пареньков, которые не только слушали меня, но и активно интересовались тем, что я рассказываю, и задавали кучу вопросов. На многие вопросы я старался не отвечать, а отсылал любопытных к отцу Варфоломею и, как правило, больше эти вопросы не всплывали.
Наша стекловаренная печь потихоньку разваливалась, впрочем, этого стоило ожидать. Поэтому стекловаренное производство пока остановилось. Но зато у меня в вотчине уже стояла наполовину готовая новая печь, строившаяся с учетом всех ошибок допущенных при строительстве первой. Сашка Дельторов уже определился с особенностями местного сырья и был полон надежд, что в новой печи он сделает стекло, не хуже чем когда-то в Мурано, я ему по секрету сообщил, что слышал, что если добавлять прокаленный свинец в шихту, то можно получить очень красивое стекло, он принял это к сведению, но большого энтузиазма не проявил. Зато Кузьма со своими подмастерьями был весь в работе, они уже паяли самовары как, на конвейере. Когда я подсказал ему такую мысль, он был очень не доволен, и говорил, что это будут за мастера, которые могут одну деталь хорошо сделать. Но потом, получив разъяснения, что если куда мастера потом и уйдут, то долго не смогут освоить это дело целиком, остался, удовлетворен, таким ответом.
Он уже сделал мне микроскоп из бронзы по моим чертежам. И тот стоял у меня на столе, создавая антураж двадцатого века, вот только оптики в нем пока не было. Но все-таки я надеялся, что в следующем году у меня появится оптическое стекло. Другое дело, что придется сделать не одну сотню линз, чтобы подобрать нужные соотношения, потому, как ни хрена я не помню по оптике даже из их курса физики средней школы. Лабораторной посуды было по моим заказам наделано очень много, причем она проходила самую строгую проверку, из ста реторт при нагревании взрывалось больше половины, но мои стеклодувы были полны энтузиазма и заверяли, что в скором времени взрываться буду только штук тридцать из ста, были даже сделаны стеклянные ректификационные колонны. Вот только без термометров смысла в них пока не было совсем. Но я не терял надежды, что термометры все-таки нам будут под силу, хотя бы спиртовые.
Мой силикон, увы, не оправдал надежд, после нескольких дней его упругость исчезала, и все, что из него, было, сделано становилось твердым, как камень.
Я по этому поводу особо не расстраивался. В следующем год цветущие одуванчики меня уже ждали. А слуховая трубка была выточена из липы, Каждый раз, выслушивая легкие этой трубкой у молодых женщин, я вспоминал моего престарелого профессора, который всех женщин моложе тридцати лет предпочитал выслушивать просто ухом, и получал самое полное представление состоянии легких и всего остального, к чему было приставлено его ухо. Вот только, к сожалению, у меня это были не всегда молодые женщины.
Запасов сухих трав и настоек я набрал наверно больше всех в Москве. В том числе таволги и побегов малины. Природные салицилаты были гораздо безопасней, синтезированной через триста лет ацетилсалициловой кислоты. И в моей лавке, теперь всегда хватало покупателей, которые брали настойки для сна, от поноса или наоборот запора, и лихорадки. Мои отношения с церковью, определялись теперь тем, что иерархи тоже живые люди и нуждаются в наставлениях и советах. И если ранее им претила моя молодость, то теперь к личному врачу самого царя было совсем незазорно приехать даже митрополиту или епископу.
Моя Ирина, несмотря на юный возраст, быстро попыталась взять все хозяйство в свои руки и даже отставить моего ключника с его поста.
Но тут у нее ничего не вышло. Если она думала, что ночная кукушка, перекукует всех остальных, то со мной этот номер не прошел. Тем более, что я давно знал это свойство женского восприятия мира.
Так, что когда обиженный Федька пришел ко мне и, вертя в руках связку ключей килограмма в два намекнул, что вот теперь у нас есть хозяйка Ирина Владимировна, которая все знает лучше, то может ключи передать бы ей во владение, то ему было сказано чтобы продолжал заниматься своими делами, а с Ириной Владимировной была проведена беседа, в которой ей были уточнены границы ее полномочий. После некоторых споров, которые, как обычно закончились в кровати, она с этим согласилась. Хотя из чисто ее женского упрямства этот разговор всплывал иногда снова, когда мы ложились в постель. И закончились эти наезды только тогда, когда я пообещал ее вернуть обратно туда, откуда взял. А ведь моей жене было всего шестнадцать лет. Вот ведь, как хорошо воспитывали девушек в шестнадцатом веке во времена домостроя.
Воспользовавшись зимним затишьем, я начал составлять наставление по оказанию помощи раненым на боле боя. Пришлось над этим наставлением думать и думать. Все-таки это был шестнадцатый век, и боевые действия велись совсем не так, как через четыреста лет. Поэтому наставления я писал для помощи в основном только раненым легкой и средней тяжести. Тяжелораненым, если это конечно был не князь, высокородный боярин, оказывать помощь на поле боя не предполагалось. Я конечно добросовестно вспоминал, все чему меня когда-то учили на военно-полевой хирургии и понимал, что почти все что там пишется в нынешних условиях не выполнимо. И мои мысли пошли по пути создания отдельного подразделения, именно для оказания помощи, тем раненым, которых после боя смогут привезти их товарищи, ли которые сами смогут туда добраться на своих ногах. А в этом подразделении, где будет работать несколько лекарей, уже можно будет организовывать, что-то вроде сортировочной площадки, и потом кому шить раны, кому оказывать другую помощь накладывать гипс или просто лубки. И готовить к отправке в тыл, если такой будет существовать.
Но так, как, в этих войнах большая часть потерь падала на различные инфекционные заболевания, то в наставлении я постарался тщательно прописать именно действия направленные на предупреждение подобных заболеваний. Дизентерия, сыпной тиф, брюшной тиф все это косило людей не хуже пулемета. Уже не говоря про холеру и оспу и прочие прелести этой жизни. Я иногда задумывался, глядя на строчки своего труда, как часто в свое время слышал нападки на медиков, медицину вообще, и поражался какая у человечества короткая память, ведь благодаря медицине инфекционные заболевания, по-крайней мере перестали быть бичом божьим.
Но для этого нужно было каким-то образом преобразовать всю систему питания сложившуюся в настоящее время, когда, каждое подразделение питалось отдельно, и готовило для себя то, что несло с собой. Про водоснабжение вообще ничего не говорилось, пили воду, где можно было ее взять.
И тут я вспомнил про походные кухни, конечно, я не собирался такими кухнями оснащать всю армию, но иметь эти кухни, а с ними возможность иметь горячую воду и пропаривать вшивую одежду это была возможность, который нельзя было пренебречь. Осталось всего ничего, вспомнить устройство такой кухни.
Исчиркав пару листов драгоценной бумаги, я пошел к Кузьме, что бы он на основании моих рисунков сделал макет такой кухни на два бака, чтобы одном можно было просто греть воду, а в другом варить пищу.
Я планировал, по окончанию моего труда и макетов, все это показать царю, потому, что в отличие от многих других, теперь для меня это было гораздо проще.
Вообще то планов на весну у меня было громадье.
Самое главное у меня, наконец, все мои мастерские перейдут в вотчины. Где уже практически подготовлена для этого база. Там же у меня планировались нормальные посадки лекарственных трав, а не тот жалкий огородик два на два аршина, который был у меня в московской усадьбе.
А недавний случай дал мне возможность на пару веков раньше ввести в культуру в России еще одно растение. Проезжая по торгу в поисках лучшего льняного масла, я обратил внимания на синего от холода горбоносого торговца, у которого также стояли на прилавке горшочки с маслом. Понюхав один из них, я почувствовал знакомый запах.
– Да это же касторка! Вот это удача.
Кое как, пообщавшись с персом, не знаю, каким образом добравшегося до Москвы, я купил у него это масло, и, кроме того, он нашел для меня несколько семян клещевины. По его виду я понял, что он уверен, что клещевина у нас не вызреет. Я кстати тоже не был уверен, но попытка не пытка и если удача улыбнется то, у меня будет, отличное слабительное и плюс основа для некоторых мазей.
И самое главное для начала работ в вотчине у меня уже были подготовленные люди, которые уже без моей помощи могли продолжать работу. Я уже давно понял, что все сразу у меня не получиться по любому. Но если у меня будут молодые толковые помощники, которые будут знать, что-то, про что я им объясняю, действительно существует, то они это сделают. С самого начала, я в основном думал, об использовании моих новшеств в медицине, но получалось так, что очень много того, получалось в итоге шло не только в медицину.
А впереди у меня было еще мыловарение, ну куда же медик, без чистых рук, так, что я уже пытался вспомнить, что нужно для изготовления мыла, хотя бы самого элементарного.
Теперь у меня было два собеседника, с которыми я мог обсуждать свои планы по введению лекарей в войска это все тот же Хворостинин и почти мой тесть Никита Васильевич Лопухин, он, будучи стрелецким головой, живо интересовался этим вопросом и иногда давал совершенно неожиданные советы в тему. Он кстати очень увлекся идеей кухни на телеге, но сразу спросил:
– А сколько она будет весить, увезет ли ее одна лошадь, не развалиться ли все это сооружение, – хотя признал, что толк от такой кухни может быть, в войсках стрелецких и у рейтар.
– А вот в ополчение, там делать нечего, ничего с ними не получиться, – убежденно выразил он своем мнение. – Там бояре поместные друг другу в бороды вцепятся, а в общее ничего не отдадут.
Я пояснил, что если вся это конструкция будет сделана, как надо, то не развалится, а увезут ее две лошади, и экономия дров будет очень приличная, по сравнению с несколькими кострами, бессмысленно сжигающими топливо. Короче оба воеводы сообщили мне, что я могу делать две таких кухни для них, работу оплатит казна. И весной уже будет возможность испытать в деле мое изобретение.
– А вот для своих дел, – добавил Николай Васильевич, – строй ты Аникитович, все на свои, и потом доказывай государю такие расходы.
Зима по-прежнему шла неторопливо. К царю я регулярно ездил в определенные дни внимательно его смотрел. Но пока, все было неплохо. После прекращения приема препаратов, назначенных ему Бомелиусом, его состояние заметно улучшилось, как, я уже говорил, он стал значительно спокойнее и его вспышки необузданной ярости практически прекратились.
Теперь он часто собирал воевод и деятельно обсуждал военные планы на следующий год. Не знаю их сути, но мой отец Дмитрий Иванович в свои редкие беседы со мной был полон энтузиазма.
– Давно, – он говорил, – не видел я, Иоанна Васильевича в такой решимости с Ливонией закончить.
Мне надо было по моим вотчинам и доходам выставлять приличное войско. Поэтому я решил не скупиться и просто нанял боярских детей, вооружил их за свой счет. Иоанн Васильевич мне лично запретил самому возглавить моих холопов и воинов.
– Нечего тебе самому в бой идти. Не так много в моей державе лекарей таких. Вот, когда будет их множество, то и сам можешь удаль свою молодецкую испытать. Ивашка Брянцев мне рассказал, как ты сабелькой машешь.
Я воспользовался случаем и попросил царя подумать о возможности сделать царскую школу лекарей. И что тогда можно будет и через пару тройку лет забыть о приглашении иностранцев.
Которые, как я добавил:
– Кроме, как кровь пускать, да клизмы ставить ничего другого и не делают, и делать не умеют.
Иоанн Васильевич, как я понимаю, уже имел сведения о моих воспитанниках, и даже не передавая этот вопрос на обсуждение в думе, приказал мне готовить обоснования и расчеты по такой лекарской школе.
Когда я ему зачитывал свои мысли о санитарном обеспечении войск, он был немало озадачен. Я, конечно, понимал, что в это время никто не привык считать потери воинов по болезням. Все это принималось, как бы судьбой или карой небесной, и мои начинания по уменьшению этих потерь ему вначале не очень пришлись по душе. Но после моего рассказа о мельчайших чудищах, живущих вокруг и приносящих болезни, так своевременно ему продемонстрированных, кое-что он смог понять, и уже не встречал сразу в штыки мои предложения. Хотя все равно считал, что лучшее средство от мора и болезней это молитва господу, в чем я его охотно поддерживал.
Мои же записки по улучшению медицинского обеспечения царского войска, похоже, пришлись ему по душе.
А когда мы с ним почти два часа говорили о лекарственных травах.
Иоанн Васильевич сказал:
– Быть тебе Сергий Аникитович с весны главой Аптекарского приказа всенепременно, и думным боярином.
– Вот это я попал, – мелькали мысли в моей голове, – не боится государь назначать на такой пост парня восемнадцатилетнего.
Но делать было нечего, раз уж назвался груздем, то лезть в кузов все равно придется. А времена сейчас такие, что с жизнью можно расстаться на любой должности.
Хорошенько подумав, я стал узнавать, а что не так с Аптекарским приказом, если меня назначают его главой. Тут меня и просветили, что бывший глава приказа мирно посидел на колу и уже похоронен. Штатов приказа не существует. А сам боярин свои распоряжении передавал через подъячих других приказов. Аптечных огородов, известных мне по книгам еще в прошлой жизни, практически не было, Кто там был травниками, никто мне сказать не мог. Так, что моей бедной голове, кроме всего прочего нужно было составить оптимальные штаты приказа, но стараться не переусердствовать, чтобы не быть обвиненным в напрасном расходе царевой казны.
Тут мне очень помогло, что дьяки, которые уже составляли очень сплоченную группу формирующегося чиновничества, в своей массе относились ко мне неплохо, благодаря всего лишь одному, уже известному, случаю. Но ходить к ним без финансового подпитки было все равно бесполезно. Мои походы по приказам пользу все-таки принесли, я нашел двух дьяков, согласных перейти в Аптекарский приказ, и работать со мной. Они уже к весне составили все докладные записки, штатное расписание приказа, также были составлены списки всех иностранных врачей и аптекарей, работавшие на это время в Москве. Кроме того были подсчитаны необходимые средства для начала работы аптекарского приказа, расширения аптекарских огородов и увеличение состава травников работающих на них. В эти же расчеты вошла и моя лекарская школа, в этой школе в отличие от своего жалкого класса, я уже планировал, почти настоящую учебу, тем более, что у меня уже было теперь несколько человек, по крайней мере, имеющих понятие о медицине, как науке, которые могли составить в будущем костяк преподавательского состава, если у меня будет получаться все, что я задумал.
В моем же московском хозяйстве, все шло, как и планировалось, Сашка Дельторов упорно шел к получению хрусталя, мое предложение сделать оксид свинца, прокалив металл на поду печи прошло удачно. И он, получив в свое распоряжение спекшиеся куски этого вещества, начал опыты по варке хрусталя, и я надеялся, что может ему, повезет, и еще до того, как наша печь окончательно превратится в кучу кирпичей, мы увидим настоящий хрусталь, и пошлем большой привет Богемии.
Мастерская по производству эфира уже практически была разобрана. Планировалась ее восстановление в моей вотчине в Заречье, уже на другом технологическом уровне.
Шесть из моих учеников художников, оказавшиеся талантливыми ребятами уже писали парсуны на заказ, и я планировал, что их лучшие работы в скором времени показать Иоанну Васильевичу, ведь деньги то на учебу были царевы.
Еще пара человек, вполне могли работать иконописцами, при их старании и усидчивости копировать мастеров у них получалось.
А остальные уже вполне хорошо работали в мастерской по производству масляных красок. И мастера иконописцы уже не раз приходили поглазеть на эти краски, все-таки они были намного ярче тех, которыми они пользовались.
Мой ювелир, не на шутку заинтересовался оптикой и все остававшееся у него время отдавал шлифовке линз из осколков стекла, он пытался даже мастерить станочки с ножным приводом, чтобы их вытачивать и шлифовать. Когда же до него дошло, что было бы намного быстрее отливать линзы, он быстро спелся с со стеклодувом, и что у них там получалось, я даже не представлял, потому, что времени у меня даже зимой не хватало ни на что.
А когда я думал, что начнется весной, то мне уже становилось плохо.
Но вот за всей этой суетой весна пришла по настоящему, и мне действительно стало плохо от навалившихся на меня дел.
Прошел всего год, как я вместе с Хворостининым зашел в свое московское подворье. Но как много всего за это время произошло. Из никому не известного Данилки, я превратился в думного боярина Сергия Аникитовича Щепотнева, известного всей Москве личного врача Иоанна Васильевича и главу Аптекарского приказа. И теперь я должен был стараться соответствовать всем этим званиям.