Занавес
Цветы живые
Пьеса в трех действиях, десяти картинахДействующие лица
Ленин с известного портрета
Родин
Аллочка
Серафима
БРИГАДА КОММУНИСТИЧЕСКОГО ТРУДА
Николай
Сева
Толя
Юра Белый
Юра Черный
Дон Карлос — Карп
Ланцов
Нюша
Галя
Васька Крякин
Марта
Алена
Мария Михайловна
Безликий
Голова в кепке
Официантка
Действие первое
Картина перваяСтаринный домик с верандочкой южнорусского типа. Вокруг множество цветов. Тополя. Час предвечерний светлого летнего дня.
Серафима, Николай.
Серафима входит, видит Николая.
Серафима. Здравствуйте, Коля.
В ответ молчание.
Ну, Коля… Замечтались? Здравствуйте.
Николай. Да-да.
Серафима. Что «да-да»?
Николай. Замечтался… Здравствуйте…
Серафима (после молчания и ехидных взглядов). Коля, а Коля… не вышло? Товарищ Бурятов, я у вас спрашиваю, не вышло?
Николай (весьма приятно и непонимающе). А что не вышло-то?
Серафима. То, что было задумано… загадано.
Николай (почти по-детски). «Загадано»… Смешно как выражаетесь. Люблю подхватывать смешные выражения. «Загадано». Пошутите еще. Как-то радостно, когда вы так шутите.
Серафима. Ох, вкрадчивый… Я Аллочке говорю: таких бояться надо. Но это особо. Все же видно, что не вышло… И спрашивать не надо.
Николай. Если серьезно… то, конечно, не вышло. С Нового года мечтал я справить себе летний костюмчик по моде. Брючки снились, как струны… пиджачок, как у солнечного клоуна… Но моя сберкнижка дала течь. Не вышло, Серафима Никитична, не вышло. Смешно?
Серафима. Не зря вы клоуна сюда приплели, Коленька. Я Аллочке говорю: не верь… Я-то отлично понимаю эти шуточки, эти ваши улыбочки. У вас главное дело жизни не вышло… бригада ваша… как ее там называют?.. Коммунистическая?
Николай. Да, коммунистическая.
Серафима. Она под откос летит… (Певуче). Да, Николай Бурятов… не вышло… хоть и газеты и радио… Но не вышло.
Николай. Серафима Никитична, перевернем страницу. (Делается строже). Могу оставить автограф: не вышло… главное дело жизни и все такое… Перевернем страницу. Начнем с вас. Это правда, что вы религией занимаетесь?
Серафима (автоматически, с усмешкой). Религия — дурман для народа.
Николай. Я лично считаю, что религия — кошмар для народа. У меня через забор поп квартирует, отец Терешка… тот — да. Но когда мне говорят, что вы религией занимаетесь, я как-то теряюсь.
Серафима (легко). Ребенок, почему?
Николай. Вот как раз… как раз хочу сказать вам как ребенок: у вас глаза…
Серафима. Как бирюза. Знаю. Дальше.
Николай. Нет, действительно. С такими глазами человека можно превратить в мумию. И руки ваши… тело также, вообще…
Серафима. Он как ребенок… хватит. К чему это?
Николай. К тому, что религия… я не знаю… там ведь дух какой-то.
Серафима (наставительно). Молодой человек, запишите в свои тетрадки, что дух к телу никакого отношения не имеет. Дух сам по себе, тело само по себе. Я Аллочке это всегда говорю.
Николай (думающе и с болью). Откуда вы взялись?
Серафима. Это что за нахальство?!
Николай. Молчу.
Серафима. Я дальняя родственница Григорию Григорьевичу.
Николай. Дальняя… дальнейшая.
Серафима. Опять нахальство.
Николай. Молчу.
Серафима (вдумываясь). Что значит — дальнейшая?
Николай. Да так… болтаю сам не знаю что.
Серафима. Ой ли, ребенок?
Николай (мягко, покорно). Многого не замечаю, что надо замечать, не улавливаю… Жаль. Так и не уловил, когда вы в этом доме сделались дальнейшей родственницей.
Серафима (пронзительно). А какое вам дело?
Николай (точно не заметил силы вопроса). Для разговора сочиняю… ожидание настраивает.
Серафима. Я никого не жду.
Николай. А я жду Аллочку.
Серафима (с усмешкой). В Ленинград уезжаете?
Николай (чуть не вздрогнул). Кто вам сказал?
Серафима. Она же.
Николай (внутренне поражен). Вот какая у вас дружба!
Серафима. Я в Аллочке души не чаю.
Николай. А душа у вас тоже отдельно от этого… от организма?
Серафима (мягко). Ах, Коля, ну что вы понимаете… «Душа»! Это вот я могу читать душу человека. Вы — нет. Не потому, что молодой, а потому, что такой азбуки не проходил. Я могу дальше сказать… для вас специально. Почему у вас не вышло?.. Вы же страдаете от этого… А потому не вышло, что вы не знаете даже, каким ключом открывается собственная душа. А лезете… куда?! Почти что на небо. Бригады коммунистического труда… молись, и только. У меня нет бригад, зато есть души людские… И отчего они ко мне льнут, этого вам не понять.
Николай (угрюмо, с ненавистью). Серафима, я тебе Аллочку не отдам.
Серафима (почти так же, но с улыбкой). Поздно спохватился.
Николай. Это точно, поздно.
Серафима. То-то…
Николай (встал). Дурак… считал, что у нее несчастная любовь. А это ты… Ты — что-то подозрительное. Чувствую.
Серафима. Не бойся, не кусаюсь.
Николай (в раздумье). В самом крайнем случае я тебя убью… и сам погибну, но не дам… Убью!
Серафима (встала). Вот хорошо… убей. Хоть здесь, возьми и задуши.
Николай (отстраняясь). Какая ты…
Серафима. Нехорошая, бессовестная, малосознательная… (Смех.) Дурачок, не тебе воевать со мной за Аллочку. Тюря.
Николай. Да, такое у меня впервые! Но ты смотри! Тюря — пища наша, крестьянская.
Серафима. Позволь напоследок сказать тебе дружелюбное слово. Ты хочешь Аллочку вернуть в свои объятия — ты ее вернешь. Живи нормально. Незаметно живи… вот ее мечта. И мне противно, когда ты начинаешь читать свои…
Николай. Тебе…
Серафима. Не нравится? Ничего не поделаешь.
Николай. Все понятно.
Серафима. Ничего тебе не понятно. Ты все свои промашки уж не записывай, пожалуйста, на Серафиму. Нашел злодейку. Подумай-ка, чего ты наделал людям, которые тебя принимали, как родного. Ты не только Аллочку потерял навеки, ты и Григория Григорьевича потерял. Ты его смертельно оскорбил.
Николай (тяжело). Да, Серафима Никитична, понимаю… вы не только дальнейшая, вы еще и умнейшая. Но зачем вам все это делать, зачем?!
Серафима. А это уж действительно детский разговор… Все-таки любопытно… вы рабочий… ну, там… морячком служили… это дела не меняет… электросварщик. А разговариваете вы начитанно.
Николай (уходя за маску). Какой там… пыль и зола.
Серафима (улыбка, пронзительные взгляды). Вон как… в рамку свою входим. Ах, Аллочка шествует…
Николай (угрюмо). Рамка не рамка, это не важно, но Аллочка об этом разговоре никогда не узнает.
Серафима. Эх, где мои десять лет назад! Очаровательный ты малый.
Входит Аллочка.
Аллочка. Что сие значит? Вы мило разговариваете…
Николай. Я впервые узнал, что за человек Серафима Никитична.
Аллочка. И что она за человек?
Николай. Я ей сказал… она согласна.
Аллочка. Серафима, ты согласна?
Серафима. Представь себе, вполне.
Аллочка. И что же он сказал?
Серафима. Могут же быть у меня тайны с мужчиной.
Аллочка (лениво и безразлично). Ты считаешь, что он мужчина?
Серафима. Представь себе — да.
Аллочка. С неба звездочка упала… очень интересно. Вечерять будем или отца подождем?
Серафима. Лучше его подождем.
Аллочка (странно серьезно, села). Ну, мужчина, проводи политчас.
Николай (хмуро). Я тебе очень мешаю?
Аллочка. Терпимо.
Николай. А я все равно не уйду.
Аллочка (крикнув). Тогда пой!
Николай (очень мягко). Можно бы… Но у вас, кажется, церковные мелодии в моде, а я не умею.
Серафима (насмешливо). Молодой человек, запомните, что церковные мелодии поются в церкви, а дома мы поем что хотим… не то что у вас.
Аллочка. Вот-вот-вот!
Николай (сурово). Что «вот-вот»?
Аллочка (с неприязнью, готовясь сказать многое). А то, что ты… Не хочу тратить нервы. Хорошо! Ты — одержимый… Но я — то не одержимая… Мне наплевать на твои… Скажи, ты можешь вообразить, что кроме твоих бригад коммунистических по небу летают нормальные птицы и плывут облака?
Николай (охотно и простовато). Могу, и самолеты могу вообразить. Ракеты… спутники.
Серафима. Аллочка, никогда не говори, что он глупый. Хотела бы я быть такой глупой.
Аллочка. Может быть, он тебе нравится?
Серафима. К сожалению, немного переросла.
Николай (с откровенной простоватостью). Вот бы и шутили… и я мог бы вас позабавить. А то придираются.
Аллочка. А ты меня и так давно забавляешь.
Серафима (с удовольствием). Аллочка, что с тобой сегодня?
Аллочка (звонко, враждебно). Шутить не намерена. Вот и все.
Серафима. Могу оставить вас наедине. (Встала).
Аллочка. Вдвоем с ним помрешь с тоски.
Серафима (насмешливо). Коля, пришло время обижаться.
Николай. На кого — не знаю.
Серафима. Не на меня же.
Николай. А я по наивности считал, что надо на вас.
Аллочка (сообразив). Ишь ты… Ты еще считаешь, что я, несчастная, нахожусь под чужим влиянием. Сама — ничто. Глина. Но попала не в твои руки.
Николай (искренне, мягко). Аллочка, я ничего не считаю… Я во всем заблуждаюсь, честно говоря.
Аллочка (грубо, напористо). Врешь бессовестно. Ты считаешь, что я торговка… ничем не живу, опустилась, отупела… Вот как ты считаешь. У меня нездоровые переживания на почве личной травмы. Ну что ж, правильно… нездоровые. Хотела выпить каустик, отец выследил, это всем известно. Была малютка — верила в прекрасную любовь… а теперь остались одни нездоровые переживания. И отлично без тебя знаю: старо, бездарно. Но я прошу, оставь меня в покое, не спасай. Я, между прочим, не тону. Давай договоримся раз и навсегда на эту тему, что я живу прекрасно без вашей прекрасной любви… прекрасно, на мой тусклый взгляд. На твой светлый взгляд, я подонок. Боже, знаю! Но учти, что люди с тусклыми взглядами тоже имеют право на существование… (Нервозно.) Ты что сказать хочешь?
Николай (опять простовато). Да я так… подумал… Тусклый… это, как бы сказать, материя сложная… А глаза у тебя на самом деле занятные. Иногда смотришь, и кажется, что они срисованы с чужого портрета и тебе вправлены… бумажные глаза.
Серафима. Алла, я боюсь этого человека.
Аллочка. Он доиграется до того, что я его выгоню.
Серафима. Аллочка, можно мне ему вопрос задать насчет ваших отношений?
Аллочка. Пожалуйста.
Серафима. Коленька, чего вы добиваетесь?
Николай. Аллочка знает.
Серафима. Но я не знаю.
Николай. А вам и знать не надо.
Серафима. Любви вы добиваетесь. Любви не будет. Даже со стороны видно, как вы действуете на нервы Аллочке…
Аллочка. Серафима, прекрати.
Серафима (изумлена). Ах, прекрати!
Аллочка. Да, прекрати. (Просто и мирно.) Коля, ты меня презираешь, что я живу деньгами… ушла в рубль. Да, ушла. Не отрицаю. Но рубль… это по крайней мере реально. Это жизнь. Я люблю красивую обувь, я люблю… да мало ли чего ни любит человек. Сиди и жди, когда оно с неба свалится. Словом, Коля, давай тихо-мирно подведем черту. Одни хотят жить будущим, другие хотят жить настоящим.
Николай (иным, строгим тоном). Линия…
Аллочка (не расслышав). Что?
Николай. Так… слово…
Аллочка (по-прежнему). А Серафиму ты не трогай… она смешная… Верует, молится… Пробовала меня учить… но это не выйдет. На том мы и поладили. Дружим крепко и на равных. (Гневно, Николаю.) И она меня не спасает. В душу не лезет.
Николай смеется.
Ну, чему ты, чему?
Николай. Пусть Серафима скажет.
Аллочка. Серафима, скажи.
Серафима (серьезно). Ничего я не скажу. Но разговаривать с вами, мил-сердечный друг, надо умеючи. Кое-что лишнее сказала. Жалею.
Аллочка. Про меня, конечно… о господи!
Николай. Мне пора.
Аллочка (без перехода). Ты зачем в Ленинград?
Николай. Соскучился. Я там срок военной службы проходил.
Аллочка. Может быть, девочка осталась?
Николай. Они к подводникам были неравнодушны.
Аллочка (взрыв). Знаем мы, зачем ты в Ленинград едешь. Отец сказал. Не клеится ваш ансамбль. И пожалуйста, без жестов! Некрасиво выразилась. Правильно. А вы красиво с моим отцом поступаете? Он ваш завод своими руками строил, а вы теперь его учите, как надо работать… мало того, вы еще учите его, как надо жить. Кто вы такие? Кто ты такой? Скажи.
Николай. Решила ссориться — ссорься. С отцом мы сами разберемся.
Аллочка. Не выйдет. Далеко зашло.
Николай (доля запальчивости). Он культа хочет, привык… Культа не будет.
Аллочка. Ты после этого негодяй.
Серафима. Аллочка, мальчиков обижать не надо.
Аллочка. Мой отец, если ты знать желаешь, из Кольки сделал заводского человека… И этот негодяй оскорбляет старика.
Николай. Аллочка, я способен простить тебе многие твои выходки, но этого прощать не буду.
Аллочка. Чего — этого?
Николай. Ты и отца против меня настроила… Эх ты! Совесть у тебя чем-то помарана. Маленькое с большим путаешь.
Аллочка. А я плевать хотела на твое «прощу» и «не прощу».
Серафима (тонко, почти ласково). И как вы переносите, Коля? Меня со стороны и то в дрожь бросает.
Входит Толя, за ним — Васька.
Николай. Анатолий, тебе что?
Толя. Ты на поезд опоздаешь… вот что.
Николай. А он кто?
Васька (шикарно). Он — это я, Василий Крякин. Вам это имя ничего не говорит? Видно, не пользуетесь такси… Короче, я способен превратить мой аппарат в ракету, но до отхода ленинградского восемь с четвертью минут.
Николай (стремительно идет и шепотом, Серафиме). Помни, что я сказал. Не отдам.
Все трое уходят.
Аллочка (до дрожи). Что он сказал? Серафима, что он тебе сказал?
Серафима. Хулиганское выражение.
Аллочка (напряженно, с болью). Ты врешь, он неспособен. Он сказал что-то важное.
Серафима (будто не слышит, буднично, бесстрастно). Я тебе говорила: таких бояться надо. Вкрадчивый… О господи, денек прошел, смеркается. Цветы сегодня остаются неполитые. Отец что-то опаздывает. Полью сама.
Аллочка (с ужасом). Как люди не любят друг друга.
Серафима (как прежде). Святые слова. Я это всегда говорю тебе. Вот цветы… люби, молись. Недаром отец их разводит.
Аллочка. Они мертвые.
Серафима. Нет, они живые.
Аллочка. Ну что ты мелешь… они же холодные, как земля. Они не знают нашей с тобой жизни. Я хочу живых цветов… (Жалоба). Так мне мечталось прижать к груди живое сердце… Что такое со мной делается? Чувствую, что меня делят…
Серафима. Никто тебя не делит… не надрывайся.
Аллочка (продолжает). Коленька… Бурятов… вкрадчивый… это точно… Серафима, дай мне чего-нибудь… а то я плакать буду.
Серафима. Я отцу принесла… налить?
Аллочка (борясь и успокаиваясь). Не надо. С пяти лет отец прививал — не хныкать. Пусть тебе до черта больно — молчи. Закурим? Впрочем, ты же христианка. (Закурила). «Ароматные»… Ухаживал бы, как другие… Пошли бы в ресторан… Потанцевали… А то не пьет, не курит. Удавиться можно с этим режимом.