Николай. Комплекс.
Родин. Что сие значит?
Серафима. Григорий Григорьевич, мы же людям обещали… нас ждут.
Родин. Подождут. (Николаю.) Что за комплекс? Что за комплекс, спрашиваю?
Николай. Мы из сил выбиваемся, чтобы поднять производительность труда…
Родин (перебивая). Знаем мы, как вы из сил выбиваетесь.
Николай. А что, нет? Я всего себя…
Родин. Ты — да. Продолжай.
Николай. Но посмотрите с высокой точки, как мы работаем. Горе сказать. Когда начинается дождь, мне лично, как по заказу, капает за шею вода с крыши.
Родин. Ты врешь.
Николай. Я об этом в масштабе борьбы за высокую производительность труда.
Серафима. Вам непременно надо ночью в саду говорить о производительности труда?
Родин (раздраженно). Надо. Непременно. (Николаю.) Не будь таким принципиальным.
Николай. Я не к тому, чтобы вас уязвить как плохого хозяина.
Родин (веселясь). «Плохого»… Слышишь, Серафима? Не просто хозяина… а плохого хозяина. Клей дальше.
Николай. Но я же не к тому.
Родин. Нет, к тому.
Николай (выходит из себя). А к тому, так к тому… Вы — плохой хозяин. И я плохой хозяин. И вечно говорим об этом… и будем вечно говорить.
Родин. Давай-давай… спасай Советское государство.
Николай. Мои ноги стоят на месте твердо. Не покачаете. Советское государство будет жить в десять раз лучше, если мы с вами начнем поступать по-хозяйски. Вы лучше меня знаете, о чем я говорю. Нам жить надо лучше, а не сидеть и ждать коммунизма. И коммунизм не вечное ожидание, а жизнь человека. Терпеть не могу этой вашей солидности, самовлюбленности. «Мы», «мы»… А что — мы? Вы перегоните всех на свете, а потом говорите — мы. А вы уперлись в рабочего и на одной струне не знаю сколько лет играете! Васька, Гришка, вкалывай… давай-давай. Ура! Но в Ленинграде у настоящих производительность поднимают в комплексе… Чтоб на передовом заводе за шею рабочего не капало, чтоб вентиляция не останавливалась, чтоб Васька-Гришка за мастером не бегал, как за царем… Вы отлично знаете все это без меня. Нет у нас захватывающей культуры производства, нет.
Серафима. Нет и нет, что поделаешь. Пойдем, Родин.
Родин (до неприязни). Никуда я с тобой не пойду.
Серафима (чеканит каждое слово). Коля, будьте джентльменом, проводите даму до трамвайной остановки.
Родин. До свиданья, Бурятов… «Комплекс»… «культура»… «захватывающая»… Гении… Я иду, Серафима.
Оба уходят.
Николай. Как это… я еще Блока читал… запомнилось. «Ветер, ветер на всем белом свете…». Хорошо.
Картина втораяДома у Нюши. Кровать за ширмой. Фикусы. Телевизор под скатерочкой. Нюша гладит, Васька читает газету. Долгое молчание.
Васька (страшное горе). «Спартак» сошел на нет.
Нюша. В чем у тебя штаны? Надо же так заляпать… и на самом видном месте.
Васька. «Спартак»… Ты это понимаешь?
Нюша. Был бы ты, Вася, футболист или еще что… Ты же не спортсмен.
Васька (запальчиво). Нет, я спортсмен.
Нюша. Не знала. И чем ты их заляпал? Сколько раз прошу — когда ешь сардельки, не обтирай пальцы о брюки.
Васька. Я был бы первым в мире гонщиком на мотоциклах, если бы не жил в дикой провинции.
Нюша. Ну уж, провинция.
Васька. Дыра.
Долгое молчание.
Нюша (в тревоге). Вася, они пришли… я это знала. Они идут сюда.
Васька (мгновенная спокойная реакция). Я притворюсь спящим. Постарайся выставить. Скажи им: головная боль. (Уходит за ширму.)
Входит вся бригада, без Ланцова.
Дон Карлос. Брючки гладишь мужу. А он гуляет…
Нюша. Он после смены спит.
Дон Карлос. А пиво ты пила?
Нюша. У меня головная боль.
Дон Карлос. Пиво от головной боли не принимают. Нюша, давай честно говорить: не хочешь — мы уйдем.
Нюша (растерянна, убита). Вы не стойте… вы садитесь. Вася, вставай, гости пришли.
Входит Васька.
Васька. Давно не спится.
Дон Карлос. И в кепке спал?
Васька (резко). От мух… А что? Не нравится? (Протянул руку.) Васька Крякин. Говорит?.. Это имя тебе что-то говорит?
Дон Карлос. Ничего не говорит.
Васька. Автомобилями не пользуемся. Городской пролетариат. Понятно? Мое почтение. Коммуна?.. Жена балакала… но я не разделяю. Но почему бы и нет? Мы все идем.
Сева. Куда?
Васька. Туда, куда надо… Говорит? Нет?
Сева (в его стиле, но мягче). Говорит. Садись, друг, не пляши.
Васька. Я, между прочим, в своей квартире. Но если обследование — начинайте. Живем по норме. «Теле»… смотрим в свободные часы. Книг дома не имеем. Кругом библиотеки. Что? Имеете вопросы?
Николай (мрачно). Не имеем.
Васька (всмотревшись в лицо Толи). Я узнаю кого-то… Это, значит, вы?
Толя. Мы.
Васька. И он? (Кивок в сторону Николая.)
Толя. Бригадир.
Васька. Говорит… Типично.
Николай. Все ясно, Нюша. Ты нас обманула. Новый муж не хочет, чтобы в доме оставался ребенок от старого мужа.
Васька. Тактично. Я люблю тактичность. Подмечено правильно, живем как муж с женой, но не регистрировались. Говорит? А теперь, братия, вы побеседуйте без меня, а я скоро вернусь. Аня, сообрази.
Нюша. Вася, не стоит… ты не понимаешь.
Васька. Нет, я понимаю. И дважды не люблю… (Уходит.)
Нюша (с болью, до слез). Зачем вы разбиваете мне жизнь? Где сказано… Я спрашиваю, где сказано, что надо разбивать чужую жизнь?
Галя. Я так и знала.
Сева (Николаю). Закругляй.
Николай (очень мягко и дружелюбно). Тебе, Нюша, жизнь разбивать нельзя?.. Да?..
Нюша. Это… это… (Плачет.)
Николай. А нам можно? Ты считаешь, что нам ты не разбиваешь жизни. Скажи по совести — пообещать вести себя как-то достойно и тут же бросить своего ребенка на произвол судьбы…
Нюша. Наладили — «бросить», «бросить»… Он у мамы.
Николай. Видел и эту маму… Ребенок на улице.
Нюша. Ах вон как! Ходил, разузнавал…
Николай. А как же? Ты же обманываешь.
Нюша. Пусть. Пусть я плохая мать… Но как же можно?.. Я не согласна… Как можно проверять чужую жизнь. Один кошмар получится, если проверять. Какое вам дело? Что я, на производстве хуже всех? Если моя личная жизнь влияет на производство, тогда я согласна. Контролируйте. Но я такой же передовой член бригады, как все вы… не хуже других. А может быть, и получше.
Николай. Опять начнем сначала? Прежде твое личное поведение никого не касалось. А теперь касается. Мы все хорошие производственники, но это не все еще… Ты же отлично знаешь…
Нюша. Знаю, знаю… но думалось: это потом, когда-то будет. А вы теперь начинаете. Мне самой больно… но поймите. Он не хочет. Он ненавидит моего парнишку, потому что он ревнует. Тут жизнь, а не наши с вами… как это?.. заповеди, идеи… Вы очень молодые… Что я могу, если он не хочет? Научите.
Сева. Не хочет… значит, мерзавец… оно и видно.
Толя. Так ничего не выйдет. Это не разговор.
Сева. А как выйдет? Подскажи.
Толя. Ты, Нюшка, не прикидывайся. Никто тебя преследовать не будет. Работай на заводе, как работала. Но в бригаде ты состоять не можешь… подрываешь. С этим делом шутить нельзя.
Нюша. Но как же быть? Мне нравится… приятно… мило стало на душе, когда мы построили эту бригаду. Я хочу остаться.
Сева. Оставайся. Тогда ты должна бросить этого… твоего… таксомоторщика.
Нюша. Новое дело. Почему?
Сева. Потому что таксомоторщик сволочь, раз выбрасывает твоего ребенка.
Нюша. Ах, Сева, Сева… ты опять о том же. Он не такой. Он душевный парень и ко мне относится красиво. Но ревнует и страдает. Хорошо, я брошу. А что будет? Будет еще одна разбитая жизнь. (Слезы.) И вы мне очень… я стала другим человеком… Клянусь.
Галя. Коля… как?
Николай. У нее любовь… Понимаю. Чувство не выметешь, как сор, из души.
Нюша. Вы не смотрите, что Вася несколько развязный… он в жизни безобидный и душевный.
Николай. Но ты мать… Жить по-коммунистически — это значит дорожить друг другом. А ты своим ребенком не дорожишь. А Вася… Что же Вася? Пускай он будет душевным. Это дела не меняет. Ты мать!
Галя. Я тебя понимаю, Нюша. Очень понимаю.
Входит Васька. Пришел со свертком.
Васька (картинно). Аня, почему на столе лежат мои брюки, когда они не должны там лежать?
Нюша. Вася, погоди…
Николай. Думай, Нюша, взвешивай. Бригада — дело добровольное. А нам пора…
Васька. Странно вы себя ведете в обществе. Вас, между прочим, здесь принимают как людей… вам рады. Прошу присесть… Многого не требую, но по маленькой… как учили деды. Прошу присесть.
Нюша (чуть не умоляет). Вася, я же тебе говорила…
Васька. А мне не важно, что ты говорила. Мне важно, что они скажут. Прошу присесть. Или не спускаетесь? Мы с женой ниже вашего общества? Так получается? А?.. Но это тоже роли не играет. (Накаляется.) Здесь живет народ гостеприимный. Я запираю дверь. Прошу присесть. Повторяю в третий раз. Устал. Понятно?
Николай. Садитесь, хлопцы. Но видишь ли, Василий, мы этого не принимаем… зарок ужасный дали.
Васька. Это роли не играет… вы требуете!
Галя. Чего?
Васька. Брезгуете, говорю… вот что играет роль. Но я вам не Василий. Я Васька Крякин… Говорит? Артист руля… Вам это что-то говорит? Нет? Городской пролетариат. Пролетариат не принимает алкоголя… Я снам не верю. Но это тоже роли не играет. Кто я являюсь с вашей точки зрения?
Нюша. Вася, прошу тебя, не поднимай скандала.
Васька. Я, между прочим, в своей квартире нахожусь. И я благородно у них спрашиваю, кто я являюсь?
Сева. Пустой ты человек… и будь здоров. Пошли, ребята, из его квартиры.
Васька. Вот это аттестат… Мне это говорит. Пустой. Но почему не продолжаешь? Скажи — хулиган!
Сева. И скажу. Ты только трусишь… а то бы…
Васька. Пустой — раз. Хулиган — два. Трус — три. Дальше подбирай мелодию.
Николай. К чему все это, Васька?
Васька. А ни к чему, товарищ диспетчер. Мне дают характеристики, я их подшиваю к личному делу. Подобьем итог. Кто я являюсь? Пыль. Кто вы являетесь?
Сева. Открой дверь. А то ты до того договоришься, что я поставлю тебя вниз головой.
Васька. Как?
Сева. Ноги вверх, голова вниз. Попробовать?
Васька. Аня, возьми вечное перо, бумагу. Я больше не шучу.
Нюша. Не надо, Вася… я потом сделаю… Не надо обострять.
Васька. Аня, ты мой характер знаешь или нет? Живо… пиши. Кому? Им пиши… Бригада и так далее. «Я, такая-то, решила лично выйти из бригады коммунистического труда по семейным обстоятельствам». Точка. Подпись. Дай сюда бумагу. (Прочел.) Возьмите оправдательный документ. Аня, открой им дверь. Будьте здоровы. И зарубите себе, где надо, — принуждения не было, я ее пальцем не тронул. Привет и прочее. (Николаю.) Может быть, прокомментируете?
Николай. Плакать надо, а не комментировать.
Ребята уходят.
Васька. Тебе тяжко? Беги за ними следом.
Нюша. Я сроднилась там.
Васька. А здесь?
Нюша. Что спрашивать?
Васька. (без рисовки). Аня, ты одна держишь меня на поверхности волны. Без тебя я утону. Но у нас большое горе. Я не могу видеть твоего мальчика. Может быть, я низкий человек, но человек. Я на ташкентских тротуарах вырос под звуки войны. Не овладел собой… Ты меня бросишь — потону. Выбирай.
Нюша. Вася, я выбрала… выбрала… (Плачет.) Васька. Не плачь… В жизни и так и сяк… Не плачь.
Картина третьяКомната в Доме культуры, предназначенная для групповых занятий, заседаний и прочего. Стол с графином воды. Стулья рядами. Большой во всю стену портрет Ленина. Николай, потом Нюша.
Нюша (мягко, искательно). Здравствуй, Коля. Я пришла…
Молчание.
Узнала, что вы собираетесь, и пришла. Ты что… не слышишь?
Николай. Слышу, слышу.
Нюша. Я ребеночка к себе возьму… мальчик будет дома, можете тогда проверить. Так что вот.
Николай. Ну и чего ты хочешь?
Нюша. Не знаю… вы решайте.
Николай. Иди домой, каждый человек имеет право любить, кого он хочет. Но ты ведь не мне изменила, не Бурятову, который организовал какую-то бригаду. Ты делу чести изменила. Не тот ты человек.
Нюша (почти в ужасе). Ты кто?.. Ты помешанный.
Николай (легко). Вполне и до конца. (Отходит от нее).
Входит Галя.
Нюша (Гале). Он со мной не хочет разговаривать.
Галя. Что ты мне-то… Я сама его боюсь сегодня. Он на пределе.
Нюша (несколько секунд стоит в молчании, поглядывая на Николая). «Дело чести»… «Изменила»… Одни слова и больше ничего. (Уходит.)
Николай. Галина, сядь, не мотайся. У тебя нет желания поговорить на личные темы?
Галя (со счастьем и любопытством). Тебе плохо? Ты страдаешь?
Николай (замыкается. Делаясь веселым). Немыслимо… стискиваю зубы… Видишь?.. От ужасной боли. Туфельки купил в Ленинграде выходные с острыми носами, а они, подлые, жмут. Страдаю.
Галя. А я думала, ты серьезно.
Николай. Ступай мотайся.
Галя. Какой ты сложный…
Николай. Прости, не буду…
Входят Толя и Мария Михайловна.
Мария Михайловна. Дом культуры идет навстречу. Комната — лучшая. Вчера в этом помещении профессор лекцию читал.
Толя. О чем?
Мария Михайловна. Не успеваю… много мероприятий.
Толя. А не великовато?
Николай. Не в этом дело… не вечно нас будет девять человек… (Взял со стола графин.) Уберите его, Мария Михайловна. Мы сознательные и воды не пьем.
Мария Михайловна. Шутишь, что ли?
Николай. Ни под каким видом.
Мария Михайловна. Больше ничего?
Николай. Стол выдвинем на середину, а стулья надо разметать вокруг. Галя, не мотайся без дела. Толя…
Мария Михайловна. Вас понять невозможно. Вы, кажется, здесь заседать хотите.
Николай. Мы так много заседали, Мария Михайловна, что вдрызг прозаседались. Как у Маяковского… слыхали?
Мария Михайловна. Не успеваю… много мероприятий. Больше ничего?
Николай. Толя, бери кафедру за ноги… и в коридор, чтобы не отсвечивала.
Мария Михайловна. Молодой человек, да вы что же?.. Вы здесь погром устраиваете.
Толя (выглянул). Не погром, а разгром… звучит иначе.
Мария Михайловна. Коммунистическая бригада… люди вроде бы показательные… а вы…
Николай. Мария Михайловна, учтите, самые ерундовые люди — это показательные люди.
Мария Михайловна. Поговори, поговори… договоришься. Много понимаешь.
Николай. Много… сам думаю, что много.
Тем временем обстановка комнаты изменилась.
Мария Михайловна. Что вы здесь делать будете?
Николай. Жить.
Мария Михайловна. Танцевать тоже будете?
Толя. Сегодня — нет.
Мария Михайловна. Непонятное мероприятие… (Остается в стороне, наблюдает.)
Николай. Я часто думаю, что надо делать так, чтобы общественная жизнь не отличалась от частной.
Галя. Ты до ужаса много думаешь. Я так неспособна.
Николай. Люди думают беспрестанно, но одни знают, о чем они думают, а другие понятия не имеют.
Мария Михайловна. Я не знаю, какие вы там… Но чтобы занавеси висели, как висят. Еду с выпивкой сюда не носить. Начальнику доложу, лишит помещения. Танцевать захотите — на ковре старайтесь, а то паркет портится. Ведите себя аккуратно. Покуда. (Уходит.)
Галя. Слушать стыдно.
Николай. Не за нее, за нас.
Входят трое с «Сахалина».