Не он ли открывает этим раскосым и жадным очам и загребущим лапам сокровища, которые никем почти не охраняются? Стоит им понять ценность культуры, и они мигом пересчитают ее на мешки с картошкой, на муку, масло, мыло, консервы и мясо.
Черт, не работается! Порывисто встав из-за стола, Александр Николаевич выглянул из кабинета и крикнул:
— Ева Станиславовна!
На этот раз ответа не последовало. Странно, обычно Ева мчится по первому оклику. Что случилось?
Причина, по которой Ева Станиславовна игнорировала призыв, выглядела как невысокий человечек в поношенной черной тужурке, галифе и сапогах, с клетчатым кепи, заломленным на затылок. У человечка было круглое, как он сам, лицо с усиками и очки.
— Александр Николаевич занят, — объясняла Ева человечку.
— Может, вы мне сами тогда поможете?
— У меня нет полномочий.
— Тогда давайте я сам поговорю с вашим…
Понятно. Ева защищает начальника от очередного представителя клуба текстильщиков или стекольщиков, требующего, чтобы товарищ Бенуа прочитал лекцию.
— Ева Станиславовна, в чем дело? — громко и сурово спросил Александр Николаевич.
Гегемон повернулся в его сторону.
— Александр Николаевич Бенуа?
— С кем имею честь?
— Меня зовут Кремнев Сергей Николаевич, я сотрудник уголовного розыска. Вот мой мандат.
Бумажка была мятая, протертая на сгибах, с расплывшейся печатью. «Предъявитель сего… уголовный розыск… Петросовет…»
— Чем могу быть полезен?
— У меня разговор деликатного свойства. Мы не могли бы перемолвиться с глазу на глаз?
Бенуа посмотрел на виновато мнущуюся Еву. Бедная, сейчас начнет терзать себя.
— Ева Станиславовна, — как можно мягче сказал он, — ничего страшного, не отвлекайтесь, я сам разберусь с товарищем… ах, да, Кремневым. — И, уже обратившись к гостю, холодно и надменно велел: — Следуйте за мной.
Гостя этот тон ни капли не смутил, и он пошел-покатился следом за Александром Николаевичем.
— Так чем я могу вам помочь?
— Мы проверяем сейчас некоторых наших сотрудников на чистоплотность. Сами понимаете — самочинки и тому подобное.
— Пока ничего не понимаю. Я должен экзамен на профпригодность принимать?
— Ну что вы, вовсе нет. Но у меня вопрос скорее консультационного характера. Вы ведь должны знать, что во время революции Эрмитаж сильно пострадал от мародерства…
— Я участвовал в комиссии Совнаркома, если вас это интересует.
— Да, я знаю, спасибо. Но вопрос в другом — когда начали возвращать разграбленные ценности, их ведь принимали по описи, так?
— Процесс вами несколько упрощен, но в целом все правильно.
— Тут у меня копия списка, по которому были доставлены в Чрезвычайную комиссию Петрограда ценности, похищенные из Государственного Эрмитажа. У вас должен иметься такой же. Мне крайне важно сравнить эти списки. И, если возможно, сравнить еще и с описью…
— Дайте, я посмотрю, — перебил гостя Бенуа и взял бумагу.
Копия была заверена печатью и подписью делопроизводителя губернского отдела милиции. Александр Николаевич бегло пробежался по списку… хм, грамотный делопроизводитель, смотрите-ка…
— Оставьте список, в течение недели мы проверим документы…
— А быстрее нельзя? — перебил уже Кремнев.
— Глубокоуважаемый…
— Сергей Николаевич.
— Да, глубокоуважаемый Сергей Николаевич. Возможно, вам это неизвестно, но во время войны с Германией многие картины и прочие предметы искусства приказом Временного правительства были эвакуированы в Москву, то есть, помимо общей описи предметов, существует еще и список эвакуированных экспонатов. Потом появился еще список похищенных экспонатов и экспонатов возращенных. Поверьте, сверить эти списки — труд небыстрый, и неделя представляется мне наиболее оптимистическим вариантом развития событий. Сотрудников в Эрмитаже крайне мало, тем более — сотрудников квалифицированных. Я пойду вам навстречу и отложу каталогизацию малых голландцев, потому что понимаю, насколько важна ваша работа для советской власти. Но, повторяю, результат будет не ранее чем через неделю.
Кремнев поиграл желваками, но проглотил.
— Спасибо. Еще один вопрос, прежде чем уйти. Знакомы ли вам эти фамилии — Скальберг, Сеничев, Куликов?
— Боюсь, что нет, — сказал задумчиво Бенуа и покрутил ус. — Нет, точно незнакомы. Среди моих знакомых людей с такими фамилиями нет.
— Хорошо. Значит, я зайду к вам через неделю?
— Что вы, зачем себя утруждать? Ответ я отправлю с курьером, на официальном бланке, заверенный, можете не беспокоиться.
— Крайне обяжете.
— Это мой долг как гражданина.
— Побольше бы таких граждан.
— Не смею более задерживать.
— Да-да, до свидания, Александр Николаевич.
— Всего доброго. Вас проводить?
— Не стоит беспокоиться.
Круглый Кремнев укатился прочь. Александр Николаевич еще раз взглянул на список и сглотнул.
«21. Брелоки в виде животных, белого металла, похожего на серебро, — 14 штук». Коллекция Булатовича. Они там что — совсем с ума посходили? Ну ничего, он им покажет! Сейчас он им всем задаст!
Александр Николаевич выглянул в коридор:
— Ева Станиславовна! Этот Кремнев далеко ушел? Немедленно догоните его и верните ко мне.
Пока Ева бегала догонять Кремнева, Бенуа вспомнил о другом, столь же неприятном, прошлогоднем визитере.
1919 год. Визит.
Человек в пехотной шинели и буденовке вошел в Зимний дворец уже перед самым закрытием. Старик-билетер, кутаясь в одеяло, неприязненно посмотрел на посетителя.
— Поздно, товарищ, музей закрывается. Завтра приходите или еще лучше — после Нового года. Там у нас музей революции откроется…
Посетитель повернул лицо к билетеру. Немного азиатский тип внешности наравне с голубым и зеленым глазами производили впечатление демоническое, вдобавок откуда-то нахлынули волны запахов — сначала совершенно незнакомый аромат каких-то сжигаемых благовоний, затем кислый запах горелого пороха, после тягостная вонь нужника и напоследок — убийственный смрад падали. И все это — за одно короткое мгновение, а потом наваждение пропало. Старик чуть не закричал от страха «изыди, нечистый».
— Мне к Александру Николаевичу Бенуа, — сказал «демон».
Билетер указал направление пальцем. Когда красноармеец прошел мимо, старик истово перекрестился и зашептал:
— Господь пасет мя, и ничтоже мя лишит. На месте злачне, тамо всели мя, на воде покойне воспита мя. Душу мою обрати, настави мя на стези правды, имене ради Своего. Аще бо и пойду посреде сени смертныя, не убоюся зла, яко Ты со мною еси, жезл Твой и палица Твоя, та мя утешиста. Уготовал еси предо мною трапезу сопротив стужающим мне, умастил еси елеом главу мою, и чаша Твоя упоявающи мя, яко державна. И милость Твоя поженет мя вся дни живота моего, и еже вселити ми ся в дом Господень, в долготу дний.
По огромному полупустому залу шепот старика отдавался эхом, и посетитель довольно улыбался, удовлетворенный впечатлением, произведенным на раба божьего.
— Чем могу служить? — спросил у припозднившегося визитера смертельно уставший Бенуа.
Лица Александр Николаевич видеть не мог, потому что зеленая лампа на столе горела вполнакала и едва освещала пространство вокруг него. Посетитель прошел и без приглашения уселся в кресле напротив.
— О нет, служить не надо, сейчас служат только собачки, — насмешливо сказал он.
Голос показался Александру Николаевичу знакомым, и он выкрутил до отказа ручку реостата. Круг света стал шире и ярче, и Бенуа увидел красноармейца средних лет, но вспомнить, где он мог встречать этого человека, Бенуа не мог.
— Кто вы?
— Часть вечной силы, всегда желавшей зла, творившей лишь благое.
— Прекратите паясничать!
— Вы забыли. Меня все забыли. Я вам напомню…
Воздух вдруг наполнился смесью ароматов — шампанское, изысканный парфюм, женский и мужской, гусиная печенка, трюфели, бизе, ананасы… Уже в сознании Бенуа эти запахи дополнились звуками музыки, звоном бокалов и звяканьем столовых приборов, беззаботным смехом Сережи Дягилева, нежно обнимающего за талию Вацлава Нижинского, яростным спором с Димой Философовым. Угол Большой Морской и Кирпичного переулка, первая в Петербурге неоновая вывеска «Cubat» и каламбур «да светится имя твое». Кто его придумал? Ах, что за времена. Офицер, подносящий спичку к пахитоске Брониславы Нижинской и позже присоединившийся к их компании, с такими забавными и русским языком невоспроизводимыми именем и фамилией…
— Поручик… э… Ку… Гу…
— Не стоит. Уже нет никакого поручика. Просто Иванов. Но я рад, что вы меня не забыли. Я слишком долго отсутствовал.
— Вспомнил! Вы — Курбанхаджимамедов. Говорили, будто вы исчезли где-то в Абиссинии!
— Поручик… э… Ку… Гу…
— Не стоит. Уже нет никакого поручика. Просто Иванов. Но я рад, что вы меня не забыли. Я слишком долго отсутствовал.
— Вспомнил! Вы — Курбанхаджимамедов. Говорили, будто вы исчезли где-то в Абиссинии!
— Виноват, исчез. Но это пустое. Я пришел не воспоминаниям предаваться, тем более, половины вашего общества терпеть не мог.
— Я в курсе. Вас очень пугали наклонности Сережи Дягилева…
— Не пугали. Это было противно, и… нет, вам не удастся втянуть меня в разговор на эту тему. Я к вам по совершенно конкретному и очень важному делу. Вижу, вы теперь заведуете весьма хлопотным предприятием…
— Приходится.
— Видите ли, в Абиссинии я находился не просто так, а помогал Булатовичу отыскать место под православную обитель…
Курбанхаджимамедов очень подробно и красочно описал свои приключения в Африке. Удивительно: в Африке (вот уж действительно — тесен мир!) он встречался с юным Гумилевым и даже сдержанно хвалил мужество этого «деревянного с носом», как остроумно обозвал Гумилева Толстой. Впрочем, рассказ Александру Николаевичу очень скоро наскучил, и он нетерпеливо постучал карандашом по столу:
— Вы не могли бы сразу приступить к изложению просьбы?
— Охотно. Меня интересует судьба коллекции Александра Ксаверьевича Булатовича, которую он собрал в Абиссинии и привез в Россию. Металлические амулеты в виде самых разных животных.
— Я даже не был с ним знаком.
— Но он передал коллекцию в Эрмитаж. Она здесь?
— Об этом я тоже впервые слышу, но если передал, то с высокой долей вероятности можно сказать, что она никуда не делась. Хотя во время переворота здесь многое было разграблено.
— Давайте посмотрим.
— Как вы себе это представляете?
Бенуа откинулся на спинку стула и продолжил:
— Даже если все осталось нетронутым, нужно сначала идти в картотеку и искать реестр, в котором описана коллекция, и уже после этого…
— Александр Николаевич, вы не поняли. Я не спросил — можно ли посмотреть? Я даже не спрашивал — как нам ее найти? Я сказал — давайте посмотрим, а это означает, что я предлагаю вам встать и проводить меня к коллекции.
Александр Николаевич изумился:
— Вот как? И почему же я…
Воздуха вдруг стало катастрофически не хватать, и Бенуа, бешено вращая глазами, ухватился за стол и начал судорожно открывать и закрывать рот. Через полминуты он умоляющим взглядом посмотрел на спокойно сидящего Курбанхаджимамедова.
Тот кивнул, шумно выдохнул, будто сам задерживал дыхание, и снова стало можно дышать.
— Вот именно поэтому, — сказал поручик. — Вставайте, и пойдем в картотеку.
Они проследовали по длинному гулкому коридору и вошли в темное помещение, где свет горел в самом отдаленном углу, где за столом сидела девушка в пальто и шали поверх него и что-то писала на маленьких картонных прямоугольничках.
— Ева Станиславовна, — окликнул ее Александр Николаевич.
Девушка испуганно вскочила и чуть не опрокинула чернильницу.
— Ох, Алексанниколаич, вы так внезапно, — пропищала она.
— Вот что, Ева Станиславовна… ступайте уже домой, время позднее, — сказал Бенуа придушенно. Девушка послушно принялась наводить порядок на рабочем месте, и Александру Николаевичу пришлось помешать ей: — Не убирайте ничего, я сам. Ступайте, ступайте, мы тут с товарищем Кур… Ивановым сами…
Ева Станиславовна в войлочных тапочках поверх ботинок неслышно, как мышка, юркнула мимо мужчин и скрылась за дверью. Бенуа повернул ключ в замке.
Курбанхаджимамедов посмотрел вокруг и пожалел о своей настойчивости: подобную картотеку он видел только в императорской публичной библиотеке в юности.
— К какому разряду сокровищ относились эти амулеты?
— Мнэ…
— Перестаньте мямлить.
— Я могу показать, как они выглядели…
— Что толку мне знать, как они выглядели? К какому разряду они относились: ювелирные украшения, предметы культа?
— Я не знаю.
— Иными словами, мы ищем кота в мешке? Отлично! Просто замечательно! Что ж, давайте сузим область поисков. Пройдемте.
Уверенно двигаясь между шкафами, Бенуа повел поручика за собой и остановился у нескольких больших ящиков, сколоченных относительно недавно.
— Здесь именной каталог дарителей. Молитесь, чтобы дар Булатовича был сразу занесен в картотеку, потому что даров императорскому музею делалось очень много, особенно от самой фамилии.
Бенуа выдвинул длинный ящик, и пальцы его быстро побежали по корешкам с буквами, у Курбанхаджимамедова даже глаза не успевали следить.
— Вот, есть. Смотрите.
Курбанхаджимамедов принял карту. Кроме имени — о. Антоний (Булатович) — там значилось еще название коллекции — «Коллекция ритуальных туземных анималистических украшений, 15 предм., выполненных из неизвестного сплава, Сев. Африка, Абиссиния, эксп. 1911 г.», и далее лишь цифры, буквы и пометки цветными карандашами.
— Она здесь?
Бенуа забрал карту обратно и посмотрел. Лицо его скривилось.
— Полагаю, что не ошибусь, если выскажу такое предположение: вы хотите похитить коллекцию?
— Ошибетесь. Мне нужен там всего один предмет. Он… слишком дорог для меня, а отец Антоний не знал, что я жив…
— Тогда вам повезло. Я бы все равно не дал вам его похитить. А так у вас есть шанс найти его вне стен музея. Видите — красный крест в уголке? Это значит, что предмет утрачен во время штурма.
— Вы нарочно лжете!
— А вы проверьте. Пригласите комиссию из Наркомпросвета, с делегатами от чрезвычайной комиссии, и организуйте ревизию. Я никак не могу их заставить это сделать, хотя очень нужно.
— Вы слишком дерзите. Не в вашем положении…
— Что? Убьете меня? Пожалуйста. Я в любом случае не смогу себя защитить, я пацифист. Ну же, давайте, поручик! Вам, очевидно, это не впервой — убивать безоружных!
Курбанхаджимамедов брезгливо посмотрел на зашедшегося в истерике Бенуа.
— Никогда вы мне не нравились, — сказал он. — Прощайте.
Поручик сам отомкнул дверь и ушел. Обессиленный Бенуа уселся на стул. По спине его струился пот. Подождав немного, пока сердце успокоится, он обернулся к столу. Там лежали несколько карточек — вот уже неделю Ева кропотливо фиксировала каждый предмет из тех, что в течение года чекисты возвращали в Эрмитаж. Были там и сервизы из китайского фарфора, и греческие геммы, и дорогое холодное оружие. До Нового года нужно было все внести в реестр возвращенных ценностей. Были возвращены и восстановлены несколько ценных коллекций.
В том числе — коллекция Булатовича. Заполнением карточек на каждый отдельный предмет которой и занималась Ева.
Что это было? Проверка чекистов на лояльность? Луначарский заподозрил неискренность? Если это была проверка, то он ее с честью прошел, но если нет? Если поручик и впрямь собирался похитить коллекцию? Александр Николаевич взъерошил волосы на голове. Если кто-то попытается ограбить музей, остановить злоумышленника будет трудно.
Все опасения Бенуа развеялись буквально через месяц, когда замначальника петроградской ВЧК Комаров с группой товарищей по особому распоряжению Дзержинского изъял всю коллекцию Булатовича как «стратегически важный материал». Спорить с чекистами Александр Николаевич не хотел, тем более что бумаги были в полном порядке. Он передал все четырнадцать предметов и, когда Комаров спросил, где пятнадцатый, показал опись, по которой принимал экспонаты из ЧК. Там металлические амулеты назывались брелоками, но в целом было понятно, о чем речь. Чекисты упаковали коллекцию и забрали с собой, а сам Александр Николаевич подумал: если бы он в семнадцатом году позволил вывезти все ценности, то сейчас бы и хлопот не было никаких.
1920 год. Прикосновение.
И вот теперь снова — проверка? Да как они вообще смеют?
Сначала — ряженый фокусник Курбанхаджимамедов. Чекист? Да скорей всего! Проконтролировал, чист ли Бенуа перед властью, а потом его начальство просто изымает сокровища. Может, оно им и не нужно, потому что основания для изъятия были, мягко говоря, неубедительными, но они ясно дали понять. Будь верен, но не перечь! Хуже жандармов, право слово! Но второй раз зачем проверять? Причем с той же самой коллекцией! Это что, такая издевка?!
Вошел Кремнев:
— Вы что-то вспомнили, Александр Николаевич.
— Да, вспомнил. Присаживайтесь, пожалуйста. Одну минутку, я только позвоню.
Александр Николаевич взял телефонную трубку.
— Барышня? Соедините меня с Губчека, пожалуйста. Алло? Это чрезвычайная комиссия? Я хотел бы услышать голос Комарова Николая Павловича. Моя фамилия Бенуа. Бе! Ну! А! Совершенно верно. Да, он знает, кто я. Алло! Николай Павлович? Здравствуйте. Я хотел бы знать, по какому праву меня терроризируют ваши сотрудники. Именно терроризируют! Только что пришел некий Кремнев Сергей Николаевич. Представился сотрудником уголовного розыска. Как это — не ваша епархия?! Вы же все принадлежите к Наркомату внутренних дел, я правильно понимаю? Тогда не путайте меня! Повторяю — пришел ваш сотрудник и требует от меня опись коллекции Булатовича, изъятой вами в январе этого года! Нет, я буду кричать, потому что вы меня без ножа режете! Вместо того чтобы готовиться к приему бесценных картин, мне приходится заниматься абсолютно бессмысленной деятельностью, потому что я был в здравом уме и доброй памяти, когда передавал вам эти предметы, у меня и все сопутствующие документы сохранились! Что? Хорошо, с превеликим удовольствием.