Когда же она не без мучений протиснулась во вторую комнату, то увидела мальчонку, стоявшего к ней спиной. Он был напуган: его желтый плащ просто дрожмя дрожал.
– Ничего не бойся, – прошептала она как можно ласковее. – Я не бяка, мне просто холодно, я путешествую со своим приятелем и собачкой, и мы ищем крышу над головой, покуда дождь не перестанет. Ты меня понимаешь, да?
Мальчуган обернулся, и Пегги чуть язык не проглотила от ужаса.
Это был не ребенок. Это был поросенок! Молодой хряк, который изо всех сил пытался сохранить равновесие, стоя на задних ножках. Чушка, на которую напялили желтый плащ десятилетнего мальчика!
Блуждающий взгляд черных пуговок-глаз, а под ними – перемазанное соплями рыло. Животинка, переодетая мальчиком, переминалась с ножки на ножку.
Девочку от удивления буквально парализовало.
Поросенок захрюкал; он стоял, сгорбившись, с засунутыми в карманы плаща передними ножками. А затем, поняв наконец, что незнакомка не собирается сделать ему ничего дурного, он вытащил их из карманов. Пегги Сью снова застыла в столбняке. Это были человеческие руки! Маленькие такие, тонкие пятерни с розовой нежной кожей. Не больше, чем у ребенка.
Животинка сдвинулась с места, потрясая этими отростками, она явно не понимала, что ей с ними делать. Толстенные ногти сохранили прочность копыт.
Хряк испустил плаксивое хрю-хрю, затем бессильно опустил ручонки. На его мордашке было написано разочарование. Пегги Сью не успела прийти в себя от шока, как уже другие животные кинулись к ней изо всех углов избушки. Кошки, собаки – все были обряжены в полотняную одежду на вырост. Они наступали сомкнутой шеренгой, шаркая скребущими по полу башмаками.
Кажется, было их семь или восемь, гавкающих и мявкающих. У всех передние лапы заканчивались странными ладошками с розовыми пальчиками, предназначение которых, понятное дело, оставалось для зверей загадкой. И они словно умоляли: «Объясни, на кой ляд нам эти дурацкие штучки-дрючки? На что они годятся… или хоть с чем их едят?»
Растерявшаяся Пегги Сью приласкала зверей, почесав каждого за ушами.
Кукольный домик наполнился запахом мокрой псины. Теперь, когда девочка смогла рассмотреть зверушек вблизи, она убедилась, что на их одежде были застежки, да и скроены они таким образом, чтобы от них было невозможно избавиться.
Она уселась на пол, почти уткнувшись головой в потолок лилипутской избушки.
И подумала: «Куда я попала?»
Ее вдруг передернуло. Пегги промокла до нитки, она умирала от холода.
Пришло время послать друзьям телепатическое послание, поясняющее, где ее искать. Через несколько минут Себастьян с синим псом были тут как тут.
Как можно было легко догадаться, они очень удивились.
– Попробуй прозондировать их мысли, – приказала Пегги синему псу. – Может быть, мы поймем, что здесь творится?
Пес послушался.
– Они чего-то боятся, – объявил он минуту спустя. – Они говорят, что больше не хотят, чтобы их лечили. Хотят вернуться к своему хозяину, в свою конуру, в свой свинарник. Они больше не хотят, чтобы их пользовал доктор Скелет.
– Доктор Скелет?! – поперхнулась Пегги.
– Мой перевод очень приблизителен, – пояснил синий пес. – Они мыслят не словами, а картинками. В их воспоминаниях возникает один и тот же образ – большого скелета, который накладывает повязки на раны. Картинка с помехами, нечеткая. Возможно, таким манером они описывают некоего тощего дядьку, который весь – сплошная кожа да кости? Какого-то коновала или ветеринара?
– А не о знаменитом ли знахаре из местечка Блэк-Чэтоу идет речь? – разволновался Себастьян.
– Похоже, – задумалась Пегги. – Он, сдается мне, ставит какие-то эксперименты на бедных животных. Это мне совсем не нравится!
– Наверняка он использует их в качестве подопытных кроликов, чтобы опробовать лекарства, которыми затем лечит людей, – заявил мальчик. – Все ученые так делают. Но по крайней мере ясно одно: мы не зря сюда явились, ведь нужный нам доктор реально существует!
Великая стена
Снаружи капли дождя барабанили все реже. Поднимавшийся над равниной туман затопил улочки миниатюрного поселка. Пегги Сью открыла дверь. Стоя на четвереньках, она смогла лучше разглядеть декорации странного населенного пункта. Все было на своем месте, и все было – или казалось – обычным: и столбы с фонарями, и статуя исторического деятеля на деревенской площади, изображавшая бородатого мужчину в каске, с кавалерийской саблей в руке. На своих местах пребывали и вывески: булочная, галантерейная лавка, продажа зерна…
– У меня дурное предчувствие, – заявил синий пес. – Что-то не очень хочется, чтобы доктор Скелет занялся мной вплотную и присобачил ручонки вместо лап, дудку вместо носа и стоп-сигнал вместо хвоста. Не пора ли нам сматывать отсюда удочки?
– Даже не думай! – заупрямился Себастьян. – Я здесь для того, чтобы снова стать человеком, и не струшу перед первым же препятствием.
– А я, признаюсь, мнение синего пса разделяю, – вступила в их перепалку Пегги. – Здесь творятся непонятные и подозрительные вещи. Бедные зверушки совсем не рады своему новому облику.
– Мокрые вы цыплята в позе страуса! – раздосадованно пробурчал мальчик. – Валите отсюда, если трусите, а я останусь.
«У него вот-вот нервы совсем сдадут, – подумала Пегги. – Он так хочет выздороветь, что готов пройти через любые испытания. Остается надеяться, что у него хватит мозгов не совершить непоправимую ошибку».
От этой мысли у нее сжалось сердце.
И вдруг, когда она уже собралась выползти из домика, Пегги уловила звук хлюпающих по грязи шагов. Кто-то приближался. Неужели из тумана выскочит доктор Скелет? Из страха перед неизвестностью девочка притворила дверь, оставив узкую щелку, в которую она продолжала следить за происходящим на улице. На окраине погруженной в туман деревушки нарисовалась чья-то тень.
Постепенно тень приобрела человеческие очертания, и Пегги разглядела девушку лет пятнадцати с рыжими, стянутыми в конский хвост волосами. Ее пухлые розовые губы сластены резко контрастировали со строгим выражением усыпанного веснушками лица. На ней была растянутая фуфайка, джинсы и резиновые сапоги. Одной рукой она прижимала к себе лоханку с кормом. Рыженькая переходила от дома к дому, приседала, открывала дверки и наполняла миски, которые затем заталкивала в жилища. И всякий раз она напевала любимую песенку животных (нечто среднее между цып-цып-цып и кис-кис-кис), которой крестьяне подманивают зверье в часы кормежки. Девочка была очень бледная, но вид имела решительный. Мало-помалу она приближалась к дому, где сидела, согнувшись в три погибели, Пегги со своими друзьями. Позади них звери учуяли запах пищи и от нетерпения буквально заходили на головах. Кошки рычали, собаки ворчали. Именно в тот миг, когда Пегги решилась было вылезти, незнакомка распахнула дверь кукольного домика, и взгляды их встретились. Вышедшая из тумана девушка так перепугалась, что даже заорать была не в силах. Она выронила корытце с похлебкой, шлепнулась в грязь и никак не могла вскочить на ноги. Не схвати Пегги ее за руку, она уползла бы на животе. Но едва Пегги к ней прикоснулась, та обмякла, словно парализованная ужасом. Девушка замерла в неподвижности, с выпученными глазами и разинутым ртом.
– Я не сделаю тебе больно, – сказала Пегги как можно приветливее. – Я здесь с приятелями, наша машина сломалась. Ты не из Блэк-Чэтоу?
Юная крестьянка захлопала ресницами. От ее свитера тянуло мокрой овчиной.
– Вы небось паломники? – спросила она едва слышно. – Пришли за чудесным исцелением?
– Да, – призналась Пегги. – Мы совсем не знаем здешние места. Ищем развалины не то замка, не то монастыря… Какое-то древнее-древнее сооружение из темного-темного камня.
– Да это же Великая стена! – воскликнула девушка, пытаясь высвободиться. – Там-то доктор Скелет и живет! Не вздумайте туда ходить. Уносите ноги, покуда целы! Паломничество запретили десять лет назад…
К ней вернулись силы. Пегги отпустила ее. Девушка отодвинулась и недоверчиво поглядела на нее исподлобья.
– Ты что, больна? – спросила она. – Страдаешь каким-то недугом, который не под силу вылечить традиционной медицине?
– Я-то нет, – обронила Пегги Сью. – А вот мой приятель, Себастьян, нуждается в помощи.
Мальчик улучил момент и высунул голову из домика. Он был удивительно миловидным, ведь у него были волосы цвета черного дерева и раскосые глаза, и девчонки всегда реагировали на его появление одинаково. Как правило, они краснели, принимались строить глазки и флиртовать напропалую… (Что вызывало у Пегги приступы неконтролируемого гнева и желание надавать им таких пощечин, чтобы кокеткам мало не показалось.)
Молоденькая крестьянка подошла к Себастьяну и без стеснения просунула руки под рубашку, якобы с целью прощупать его грудную клетку. Она прикрыла глаза, сосредотачиваясь, ее маленькие ледяные ладошки забегали взад-вперед по торсу Себастьяна. Она словно диагностикой какой-то занималась.
Молоденькая крестьянка подошла к Себастьяну и без стеснения просунула руки под рубашку, якобы с целью прощупать его грудную клетку. Она прикрыла глаза, сосредотачиваясь, ее маленькие ледяные ладошки забегали взад-вперед по торсу Себастьяна. Она словно диагностикой какой-то занималась.
«Ну, ты даешь, рыжая-бесстыжая!» – подумала Пегги.
Однако рыжая девица даже не помышляла о флирте. Она скорее напоминала медсестру, приступившую к осмотру пациента.
– Понятия не имею, откуда ты такой взялся, – заявила она наконец, с озабоченным видом глядя на Себастьяна, – но с самочувствием у тебя нелады, я это чувствую. У меня дар. Сразу вижу, болен человек или нет. Твое здоровье подорвано, и тело, кажется, вот-вот разрушится, словно… словно с минуту на минуту из тебя песок посыпется.
– То-то и оно, – с горькой усмешкой сказал Себастьян, застегивая пуговицы на рубашке.
Девушка, казалось, совсем растерялась. И вдруг выругалась, потому что животные воспользовались случаем и, выскочив из дома, набросились на лохань с пищей. Отогнать их от кормушки было нелегко.
– Кстати, о зверушках, – взяла Пегги быка за рога. – Зачем они здесь?
– Они хворые, – процедила ее собеседница, – больше ни на что не годны. Все равно бы сдохли, поэтому мы их поселили здесь.
– Ты меня за дурочку принимаешь? – возмутилась Пегги. – Откуда у них взялись руки и почему они ходят на задних лапах и в детишек переодеты?!
– Вы точно идете к Великой стене? – спросила рыжая, увильнув от ответа. – Если вы пришли в надежде излечиться, то опоздали, поезд ушел. Десять лет назад надо было приходить, а нынче все порушили, ничего хорошего не осталось, так, расстройство одно. Люди и до вас сюда забредали… и страшно потом жалели. Я пыталась их предупредить, но они все мимо ушей пропускали, строили из себя очень умных, как все вы, городские, делаете.
Она разочарованно пожала плечами и вернулась к своим занятиям. А покончив с раздачей корма, занялась приведением в порядок одежды на зверюшках, словно учительница, приводящая в человеческий вид младшеклассников, помятых после бурной переменки. Пегги решила, что прямыми вопросами от рыжей ничего не добиться, и сменила тактику.
– Меня зовут Пегги Сью Фэйрвэй, – сказала она. – А тебя?
– А я Дженни Эмэнда Холмс. Мне пятнадцать лет. Я родом отсюда, знаю местные обычаи и устои, что можно, а что нельзя, и вы должны мне довериться и слушаться… если, конечно, хотите остаться целы!
Пегги Сью поняла, что возражать и ерепениться не стоит. Дженни, похоже, не отдавала себе отчета в том, какой диковатой смотрелась со стороны вся эта ситуация, и вела себя так, будто перед ней цыплята с птичьего двора.
– По-моему, она похожа на умственно отсталую, – мысленно протелеграфировал Себастьян.
– Не-а, – подвел черту синий пес. – Просто она с рождения до того к чудесам привыкла, что уже ничему не удивляется.
Только раздав корм, Дженнифер, казалось, вспомнила о городских ребятах и обернулась.
– Айда за мной, – сказала она. – Ланды – не лучшее место для прогулок, особливо в ночную пору. Всякое может случиться. Не самые приятные вещи.
Фабрика чудес
Что это за псина за такая, при галстуке? – спросила Дженни. – Он не местный, не деревенский. Больной, что ли? Вы его приволокли, чтобы оставить здесь? В таком случае, его нужно обрядить в другие одежки, одного галстука мало. Могу выдать старое шмотье, если хотите.
– Ни в коем случае! – запротестовала Пегги. – Это мой песик, мы с ним неразлучны, кстати, он телепат. Быть может, ты услышишь, что он думает, если он захочет к тебе обратиться.
Дженни недоуменно пожала плечами и потеряла к синему псу всякий интерес. Прежде чем уйти, она напоследок проверила, как сидит на животных одежда.
– Зверушкам не очень-то нравится носить все это, – посетовала она, одергивая на одном из поросят капитанский китель. – А все оттого, что привычки не имеют.
Животные почти не отбрыкивались и были, скорее, покорны. Пегги Сью не осмеливалась задавать новые вопросы этой странной девушке с упрямым лицом. Над ландами витала какая-то невероятная тайна, и она, Пегги Сью, умирала от желания узнать о ней как можно больше. Тут Дженни наконец выпрямилась и дала знак следовать за ней. Три подростка удалялись все дальше от лилипутской деревушки под неотрывными взглядами столпившихся на площади зверьков.
– Назад не смотреть! – приказала Дженнифер. – К ним нельзя привязываться, они заболели, поэтому их сюда и поместили, пусть хоть на что-то сгодятся.
– Но что же с ними делают? – спросила терзаемая беспокойством Пегги Сью.
– Их лечат, – отрезала Дженни и досадливо пожала плечами. – А что, разве не видно? Когда их привезли, они полудохлыми были от старости, а нынче выглядят как огурчики.
«Ага-ага, – мысленно тявкнул синий пес, – только отчего-то у этих здоровяков руки отросли, и ходить они стали, как двуногие!»
Дженни почти бежала по усеянной лужами дорожке; Пегги с Себастьяном едва поспевали за ней. От вида этого унылого пейзажа хотелось застрелиться. Было в нем нечто, отбивающее у добропорядочного вампира охоту вылезать из належанной могилы. Там и сям серые скалы с округлыми макушками выпирали из земли, как чьи-то лысые черепа. В тумане Пегги разглядела другую деревню на расстоянии примерно километра. И сразу поняла, что перед ней модель, послужившая прообразом лилипутской деревушки. Дома были расположены в том же порядке, церковка стояла на том же самом месте. На этот раз, однако, пропорции строений были самыми обыкновенными.
Дженни свернула направо, в сторону кладбища автомашин. Горы железяк при ближайшем рассмотрении оказались нагроможденными друг на друга остовами искореженных грузовиков и легковушек.
– Вот здесь мы с отцом и живем, – объявила она. – До того как проложили новую трассу, аварий здесь было немерено. Папа собирал утильное железо, запчасти. Теперь он прикован к постели, на него рухнули шасси тягача и раздробили кости ног на мелкие кусочки. Но в любом случае металлолом здесь, на отшибе, теперь больше никому не нужен.
Подступы к авторазборке[8] защищали несколько рядов колючей проволоки, придававших этому месту сходство с военным лагерем. Все кузова проржавели от дождя.
Дженни показала на допотопный рефрижераторный фургон, установленный на бетонном основании, и Пегги поняла, что в этом прицепном вагончике она и живет. К нему был подключен блок электропитания, а также водопровод в виде бочки с дождевой водой, приделанной к самой верхушке столба.
– Заходите, – сказала Дженни. – Вам надо переодеться, иначе подцепите насморк и вами займется доктор Скелет. Не хватало еще, чтобы он притащился сюда из-за вас!
Она протопала по деревянной лесенке и распахнула задние дверцы вагончика. Пегги, Себастьян и синий пес проследовали за ней, стуча зубами от озноба. Внутри прицепа платяные и кухонные шкафы были приставлены к металлическим стенкам, это напоминало стандартную городскую квартирку. В полумраке алел электрообогреватель. В глубине помещения лежал на шезлонге седоволосый мужчина. Нижняя часть его тела была закутана пледом.
– Это Мэттью, мой отец, – сказала Дженни. – Не обращайте на него внимания, он немножко того. Садитесь ближе к радиатору, я дам вам сухую одежду.
Она подошла к Себастьяну и оттерла его жесткой щеткой, словно он был лошадью. Мальчик так обалдел от такой святой простоты и незамутненного простодушия, что беспрекословно подчинился. Дженни бросила ему ковбойку и протертые до белизны джинсы. Одежда была великовата, зато сухая. Пока он переодевался, Дженнифер занялась Пегги и энергично ее растерла. Затем она зажгла газовую плитку и приготовила кофе. В глубине дома-холодильника вдруг конвульсивно задергался ее отец, обнаружив присутствие посторонних.
– Нет, – вопил он. – Не хочу! Не уводите меня! Я не хочу чуда… Нет! Хочу остаться таким, какой я есть. Мне и так хорошо! Да говорю же вам, не хочу я лечиться.
Голос его, звонко отражаясь от стенок, звучал все громче. Глаза Пегги Сью привыкли к полутьме, и она увидела сильно исхудавшего, широкоплечего мужчину с мускулистыми руками и мощными кулачищами.
– Не заставляйте меня лечиться! – повторял он. – Дженни! Грязная маленькая негодяйка! Ты зачем привела сюда этих чертенят? Если они меня пальцем тронут, я им всем бошки поотрываю… Это ведь санитары доктора Скелета, разве не так? Пусть только попробуют меня с собой увезти, я их как тараканов передавлю!
Этот словесный взрыв ничуть не смутил молоденькую крестьянку. Она разлила обжигающий кофе по металлическим кружкам и добавила всем по капельке яблочной водки из керамического кувшина. Пегги с Себастьяном уселись на плетенный из ивовых ветвей стул. Свисавшая с потолка голая лампочка тускло освещала прицеп. В приоткрытую заднюю дверь была видна равнина и обе деревушки: настоящая и фальшивая.