Есть люди, мгновенно — со скоростью, сравнимой с быстродействием компьютеров — выдающие результаты арифметических и алгебраических действий над огромными числами. Как устроен их мозг, что там модифицировано, улучшено, как сконструировано? Это пока загадка.
Если мы что-то не можем вспомнить, нам часто кажется: искомая информация утеряна безвозвратно. Правда, она может всплыть перед нами, когда уже совершенно не нужна: нужный номер телефона кажется окончательно забытым, когда требуется срочный звонок, но через много дней, во время случайного разговора, какая-то малозначимая деталь вдруг извлекает этот номер из памяти. Или, скажем, вспомним (!) известный чеховский рассказ «Лошадиная фамилия». Ассоциативный поиск фамилии зубного врача в закоулках памяти не приводил к успеху, пока мужики не заговорили о продаже овса — вот тогда и всплыла нужная фамилия: «Овсов! Овсов, Ваше превосходительство! Посылайте за Овсовым!».
Невозможность сохранить информацию практически неотличима от невозможности её извлечь. Для успешного извлечения данных из памяти недостаточно, чтобы информация там где-то хранилась. Важно, что она должна быть записана таким способом, чтобы каждый блок был помечен особым образом, отличался от других похожих событий. Некий механизм наклеивает специальные ярлыки на отдельные фрагменты, сортируя и классифицируя их.
Интереснейших вопросов об устройстве нервной системы так много, что одно их перечисление и то займёт немало времени. Особенно же интересен вопрос, что происходит в мозге при обучении. Некоторые учёные говорят: при откладывании информации в память происходит активация клеток. Другие утверждают: есть гены, препятствующие откладыванию в память информации — и запоминание происходит только тогда, когда эмоциональные раздражители подавляют работу этих генов-блокаторов.
Теперь некоторая свежая информация к размышлению. Ученые из израильского Института Вейцмана совсем недавно — в 2013 году — выяснили, что структуры нейронов способны создавать в коре нашего головного мозга «архивы» из более ранних впечатлений по мере добавления новых. Эти базы данных помогают сделать нам выбор в трудной ситуации, то есть подключают к процессу принятия решения жизненный опыт.
Тал Хармелех (научный сотрудник департамента нейробиологии Института Вейцмана» уточняет:
«Механизм, который формирует так называемые архивы впечатлений, и его влияние на функции коры головного мозга до сих пор почти не изучены. Мы задались целью раскрыть значение этих хранилищ информации.
Можно сказать, мы обнаружили окно в личную историю каждого человека. Выяснили, что информация о впечатлениях включается в связи между сетями нервных клеток коры головного мозга и может быть замечена при активации этой части мозга, которая, кстати, приводит к длительным изменениям в связях между нейронами. Наши впечатления, встраиваясь в эти соединения, создают буферные зоны (зоны ожидания), которые активизируются при любом виде умственной деятельности. Это позволяет человеку предвидеть результат в зависимости от его прошлого опыта.
Активированные с помощью воспоминаний нервные клетки коры головного мозга, образующие «архивы», запечатлевались как яркие пятна на снимках магнитно-резонансного томографа в течение 24 часов. Особенно важно, что этот эффект весьма надежен и может быть применен к каждому отдельному событию в жизни человека.
Запущенные благодаря воспоминаниям «архивы» позволяют ученым диагностировать психические расстройства и патологии головного мозга, а также выявлять качества, черты характера, привычки и таланты человека».[18]
Основную часть информационного потока обрабатывает сенсорная или кратковременная память. Ученые полагают: зрительная сенсорная память — запоминание угасающего следа зрительного изображения, сохранение довольно подробной информации в течение нескольких секунд — обслуживает поздние стадии переработки информации, сохраняя образ столько, сколько нужно для завершения этой стадии. Затем необходимая часть данных — по некоторым оценкам, 1/10–1/4 исходного потока — переносится для более долговременного хранения и последующего использования.
Сенсорная память работает в автоматическом режиме: внешние и внутренние факторы слабо влияют на её операции. В первичной памяти с хранящимися данными производятся некоторые действия: перезапись отдельных фрагментов, избирательное их сохранение и усложнение материала в результате подключения дополнительных внешних и внутренних информационных потоков. Во вторичной памяти мы можем запускать или прекращать процессы, вести поиск в разных направлениях. Извлечение информации из одного места может привести к запуску каких-то новых подсистем памяти, переключению на другие нейронные сети. Всё это в конце концов направляет мысль по совершенно новому пути.
Озарение — как раз выход в сознание результатов подсознательной работы.
Но и такая работа сильно зависит от сознания — ведь именно из него поступает в подсознание и цель умственной работы, и обрабатываемые сведения. Поэтому очень важна степень увлеченности решаемой проблемой. Чем ярче доминанта, тем большая доля подсознания (а не только сознания) занята решением. Чтобы подсознание справилось с проблемой и наступило озарение, должна накопиться критическая масса сведений, отправленных в подсознание, и критическая мощность раскрутки его сознанием
Кто как говорит, тот так и мыслит. И наоборот.
Как считал Эйнштейн, «можно стимулировать появление глубоких и оригинальных мыслей, предоставляя полную свободу своему воображению, не ограничивая его традиционными условными запретами. Он и относит открытие теории относительности не на счёт своего особого дарования, а, напротив, — на счёт собственного так называемого «задержавшегося» развития.
«Нормального взрослого никогда не станут беспокоить проблемы пространства и времени, рассуждал Эйнштейн. — Есть вещи, о которых задумываешься только в детстве. Но моё интеллектуальное развитие задержалось, в результате чего я начал размышлять о пространстве и времени, будучи далеко не юным.»
В своих последних автобиографических записках великий физик вспоминает озарение, которое привело его к созданию специальной теории относительности. Оно явилось неожиданно, когда шестнадцатилетним юношей он просто мечтал о чём-то. «А что, если. — подумал он тогда, — лететь рядом с лучом света с его же скоростью?»
Нормальные взрослые, как резонно заметил Эйнштейн, обычно заглушают в себе подобные вопросы, а если они всё-таки возникают, то быстро забываются. Видимо, именно это и подразумевал Уинстон Черчилль, когда говорил, что «много людей спотыкаются о великие открытия, но большинство их них просто перешагивают и идут дальше».[19]
Конечно же, и выдающиеся умы не всегда способны сразу по достоинству оценить достижения современников.
Существует исторический анекдот на эту тему. Лорд Келвин знал, с каким трудом даже признанные учёные усваивают новые идеи, и не обижался на это. И когда специалист по магнитным компасам, королевский астроном Эри осмотрел компас, изобретённый Келвином, он мрачно изрёк: «Не будет работать». Келвин добродушно заметил: «Это слишком серьёзные слова, чтобы их можно было считать мнением королевского астронома».
Да что там! Сам Рене Декарт, один из величайших мыслителей в истории, «доказывал с полным логическим обоснованием, что открытый Торричелли эффект давления воздуха невозможен. Однако Торричелли, вопреки утверждениям этого маститого учёного, удерживал столбик ртути на метровой высоте. Кроме того, он поставил опыт, показавший, что если выкачать воздух, заполняющий пространство между двумя медными тарелками, то даже четыре лошади будут не в состоянии растащить их», — приводил пример Эдвард де Боно.
Основатель Общества когнитивной науки (науки о познании) Доналд Артур Норман предложил определение: память — информационная система, где путь, приводящий к ответу, подбирается и определяется самой формой вопроса, т. е. нужная информация сама содержит в себе подсказку, где её искать[20].
Можно сделать вывод: постановка вопроса, проблемы, формулировка задачи должна осуществляться в форме, соответствующей типу искомой информации. Поиск данных для получения ответа задаётся типом вводимой исходной информации. То есть направление движения по коридорам памяти указывается — хотя бы приблизительно — самой формой вопроса.
3. Эрудиция, ум, интеллект — сравним
Всего лишь несколько десятков лет тому назад, считалось, что общепринятым индексом интеллекта нечто, что присущее людям, но при этом отсутствует у самых приближенных к человеку по умственному развитию животных — это и есть интеллект.
Можно сделать вывод: постановка вопроса, проблемы, формулировка задачи должна осуществляться в форме, соответствующей типу искомой информации. Поиск данных для получения ответа задаётся типом вводимой исходной информации. То есть направление движения по коридорам памяти указывается — хотя бы приблизительно — самой формой вопроса.
3. Эрудиция, ум, интеллект — сравним
Всего лишь несколько десятков лет тому назад, считалось, что общепринятым индексом интеллекта нечто, что присущее людям, но при этом отсутствует у самых приближенных к человеку по умственному развитию животных — это и есть интеллект.
Люди, которые занимаются этим вопросом, исследователи гораздо взвешеннее и осторожней в своих оценках. Интеллектом они наделяют и животных.
Считается, что интеллект вороны или попугая может быть на уровне малолетних детей, хоть о нем и говорят: «глупая птица». То есть, интеллект есть некая универсалия, присущая не только человеку. Но наши братья меньшие — наше отражение. Наше зеркало. Они же и позволяют нам понять, что есть интеллект, и как его развивать. За последние 20–30 лет наша отечественная наука очень сильно отброшена назад. С болью я смотрел на пустующее гигантское здание Института Нейрокибернетики, в котором я получал образование. Сейчас, все начинает потихоньку оживать, но западные ученые ушли далеко вперед в области нейробиологии. Хотя есть факты наверстывания упущенного отечественной нейробиологией, взять к примеру работы профессора, член-корреспондент РАН и РАМН Константина Владимировича Анохин, внука академика Петра Кузьмича Анохина.
Исследование интеллекта животных нельзя проводить лишь в сравнительном режиме — кто из них умнее. Например, обезьяна может банан достать с помощью палки, а дельфин нет. Заведомо в неравные условия ставить нельзя. Это пищевые предпочтения, разные среды обитания, разные конечности и так далее. Поэтому профессор Леонид Викторович Крушинский предлагает термин «рассудочная деятельность», позволяющий избежать отождествления мыслительных процессов у животных и человека. Безусловно, вершиной творчества Леонида Викторовича Крушинского является создание учения об элементарной рассудочной деятельности животных как предыстории интеллекта… По его определению, рассудочная деятельность — это выполнение животным адаптивного поведенческого акта в экстренно сложившейся ситуации. Какое-то животное в экспериментах умнее, какое-то глупее. Можно сказать: более интеллектуальное, менее интеллектуальное, более развитое, менее развитое. Нам же интереснее всего исследования, объектом которых является внутривидовое разделение.
То, что не содержится — или не может быть быстро найдено — в памяти, можно получить самому, используя механизмы не памяти, а мышления. Коротко говоря, сила мысли может компенсировать недостаток информации или плохую работу памяти. Мышление в принципе способно превзойти эрудицию. Психологи (Ф. Левинсон-Лессинг) даже различают учёных-эрудитов — «ходячие библиотеки» — и творчески продуктивных учёных, не перегруженных стандартными знаниями, зато обладающих высокоразвитой фантазией и способностью быстрой реакции на мгновенно мелькнувшую новую мысль или информацию.
Джордано Бруно сказал: «Особенностью живого ума является то, что ему нужно лишь немного увидеть и услышать для того, чтобы он мог потом долго размышлять и многое понять». Эрудиту же может помешать некоторая «захламленность» памяти. Льюис Кэрролл считал, что такие «умы, торопливо пробегающие книгу за книгой, не дожидаясь, пока их содержание будет усвоено или классифицировано», хотя и наполнены всевозможными сведениями, частенько неспособны дать содержательный ответ. Кэрролл пишет: «… несчастный владелец такого ума весьма начитанный человек. О чём его ни спросить, всё знает. Но обратитесь к нему и задайте вопрос, например, из английской истории. Эрудит добродушно улыбается, делает вид, будто ему всё известно, и ныряет в дебри своего разума за ответом. Выныривает он с горстью многообещающих фактов, но при проверке выясняется, что все они относятся не к тому столетию. Он улыбается ещё шире и вновь ныряет…» Ответ опять типа «в огороде бузина, а в Киеве — дядька».
Интеллект и память — функции головного мозга человека. Они просто заложены в организм человека генетически, но ещё развиваются и совершенствуются на протяжении всей его жизни. И от уровня их развития зависит, станет ли человек личностью, способной к творческим свершениям, как использует в жизни эту способность, в конечном счете — будет ли счастлив.
В известном определении: «Интеллект — способность человека к обучению и осмыслению опыта, способность воспринимать и усваивать знания» трудно увидеть различие между интеллектом и эрудицией. Нам представляется, что эти категории всё же различны, а основа отличия — способность получения нового знания, нового, как минимум, для носителя мысли
При решении проблемы можно рассчитывать лишь на ту информацию, которую можно воспринять в данный момент, или на ту, которую сумеешь извлечь из памяти. Есть утверждение: преимущества при решении получает не тот, у кого эрудиция богаче, но тот, кто быстрее извлечёт из памяти нужную информацию. Этот тезис, вообще говоря, представляется спорным, поскольку недостаточно только разложить перед собой все нужные материалы — важнее определить правильный их порядок, последовательность, перебрав различные комбинации. При этом важно как можно скорее отбрасывать те, которые явно не имеют отношения к проблеме, не приближают к выходу из лабиринта, а уводят от него[21]. Время для получения ответа определяется не скоростью извлечения материалов из памяти, а скоростью мышления.
Извлечение необходимых сведений — самостоятельный навык, поддающийся отдельной тренировке. Вот пример. Создадим для изучения какого-то языка две группы, действующие по разным методикам. Одна — куда придётся, очевидно, отобрать людей с хорошей памятью — просто заучивает слова. Скажем, 5–10 тысяч. Заодно, конечно, изучаются и грамматические правила — но тренируется только запоминание и вспоминание отдельных слов. Другая же группа ограничена словарём в 100 самых употребительных слов и выражений — но постоянно упражняется в их применении, построении фраз и целых диалогов. Можно не сомневаться: реальные носители этого языка сочтут знающей язык только вторую группу.
Из этого примера видно: знание делится на динамическое и статическое. Статическое знание — просто эрудиция: накопленные сведения без попыток работы с ними. Конечно, без такого сырья мысль работает вхолостую. Но на одном сырье, без переработки, ничего серьёзного не разовьёшь[22]. Динамическое знание — умение применять накопленные сведения — в какой-то мере опирается на статику. Но только динамика способна порождать новое в человеческой жизни.
Немалая часть конфузов проистекает как раз из путаницы между этими двумя видами знаний. Если тренироваться только в статике — динамика окажется непреодолимым барьером.
Некоторые психологи полагают: экономное символическое обозначение понятий и отношений между ними — важнейшее условие продуктивного мышления. В качестве примера, с которым трудно не согласиться, приводится резкое упрощение операций арифметики при переходе от римских чисел к арабским. Вообще математика и теоретическая физика в этом аспекте предоставляют огромное множество эффектных примеров — таких, как компактная форма классических уравнений теории гравитации Альберта Эйнштейна[23]: всего лишь одна строка символов имеет огромный информационный объём, суммируя наши знания о природе пространства и времени. Простые на первый взгляд понятия симметрии — инвариантности характеристик системы относительно специальных преобразований её элементов — и калибровки — инвариантности относительно выбора единиц измерения — лежат в основе всех современных взглядов на устройство мира и материи.
Другой вопрос: насколько прост для мышления выход на следующий этаж понимания и осмысления? Чтобы выйти за рамки стандартных и привычных факторов и данных наблюдений, чтобы окинуть взглядом весь горизонт, нужно забраться достаточно высоко по ступеням абстракции. И для этого надо научиться не только использовать ресурсы памяти, но и соединять известные понятия в неожиданных, нестандартных, неизвестных ранее комбинациях. То есть научиться нестандартно творчески мыслить.