– А ты видел, что ли? – буркнул Дамир.
– Не во всех позах, но видел! – Ильдар хохотнул своей сомнительной шуточке, но потом резко посерьезнел и продолжал:
– Я уже тогда понял, что ты ее недооцениваешь. Ты ее согнул, скомкал, указал ей ее бабье место…
– Психолог, бля… Опять, что ли, коксом закинулся?
– …сломал, в общем. Вбил в голову, что она может иметь шмотки, хату, брюлики, тачку, но своего мнения и своей жизни она иметь не может. Недооценил ты ее. Вот она тебя и умыла. Снюхалась с кем-то – и умыла. Искать ее надо, хорошо искать. А то никакие моральные, оральные, анальные и иные виды компенсаций не помогут.
Дамир косо взглянул на Ильдара и произнес:
– Гладко горбатого заправляешь. Юморист. Образованный, бля! А скажи мне, дипломированный юрист-юморист с опытом разрулов на «стрелках»: что ж мне делать-то теперь?
– Как – что? Найти эту Опалеву и сдать ее черножопым и Вайсбергу. И товар сдать. Пусть подавятся, суки. Хер с ним, с товаром, еще будет товар. А вот башки второй, если этот Андроник серьезно за тебя возьмется, – вот как раз башки второй у тебя не будет.
– Одна голова хорошо, а две лучше, как говорил Змей Горыныч, удирая от Ильи Муромца, – невесело произнес Дамир. – Товар, говоришь, сдать? Так ведь товар-то этот, знаешь, через кого шел? Нет?
– Ты не говорил.
– То-то что не говорил. Товар этот шел через Юру Кислова. Его фирмочка только по бумагам торгует кофе да чаем. А на деле основной оборот денег – через наркоту.
Ильдар так и подпрыгнул на месте.
– Че ты говоришь? Че, в натуре?
– В натуре. И только Юрка знал, кто и на чем привезет завтра эту партию. А тут его…
– Выходит, тебе первому было невыгодно то, что он кони двинул?!
– Да.
– А что ж ты не сказал этим ублюдкам?
– Заче-ем? Ты думаешь, почему этот Андроник так легко поверил, что я не имею прямого отношения к убийству Кислого? Да потому, что знал – мне это невыгодно! Я через него качаю товар из всяких Узкоглазостанов. Вот и все.
И Дамир мрачно уткнулся неподвижным взглядом в собственные колени.
Ильдар, кажется, переваривал сказанное владельцем «Аттилы» не без проблем с «пищеварением». Он потер рукой высокий, с залысинами, лоб, а потом выговорил:
– Значит, ты не можешь получить товар? Как же так?.. Из-за Юрки все распадается? Плохо же ты наладил цепочку доставки и сбы…
– Да все было налажено идеально, – сказал Дамир. – Юрка привозил, я продавал посетителям клуба, а заказами более крупных партий занимался Кириллов.
– Кто?
– Кириллов. Кирилл Кириллов. Кирик.
– А, это такой отмороженный нарк с оловянными глазами? Который все время ходит в шапочке, такой задротыш?
– Вот этот задротыш единственный, кто, кроме Кислова, знает о товаре. На чем приедет, когда встречать… все, в общем. И он тоже куда-то запропал. Не выходит на связь. А без него рассчитывать на получение товара приходится с трудом. Меня просто-напросто могут кинуть и закрысить «дурь». Кислову скидывали по «электронке», когда прибудет товар. Тогда, за час до того, как его шлепнули, Кислов сказал мне, что получил информацию. Должны были встречать вместе с Кириком.
– Н-да-а-а, дела, – протянул Ильдар. – Что же ты тогда?..
– Да ищут его пацаны, Кирика! Не могут пока раз… погоди, мобила запел. Может, что нарыли?
– Что-то он тебе там напоет? – пробормотал Ильдар, в то время как Дамир приложил свой «Nokia» к уху и рявкнул:
– Да! Это ты, Парамон… что? По Кирику? Говори!
По мере того как обозначившийся на том конце связи Парамон выкладывал все, что удалось узнать о Кирике, смуглое лицо Дамира темнело и вытягивалось, а брови сходились на переносице, бугря выпуклый лоб.
– Где выловили этого щенка? – наконец сказал он. – Из тех, который с Кириком там, на Винницкой, был.
Парамон ответил:
– Да шифровался он, боялся, что его за Кирика и за этих старух, которые их отмудохали… старухи!.. что его за это шлепнут. Сказал, что Кирик валяется в подъезде с простреленной башкой и что убила его какая-то телка, которая звонила за час до того и капнула заказ на «дурь» на «тонну» баксов. Вот так.
– Те-е-елка?! – заревел Дамир так, что сидящий за рулем «мерса» Вадим едва не съехал в кювет. – Какая там еще телка-а?
– Да говорит, он ее мацать начал, думал, что она ширево увела, а тут две старухи наскочили, как Карелин на пенсии.
– Какой Карелин? – резко спросил Дамир.
– Ну борец. Который щас в Думе сидит. Типа медведь.
– Телку эти уроды, конечно, упустили? Ну, впрочем, чего я спрашиваю – и так ясно.
– Говорит, она со старухой ушла. С двумя.
– «С дву-у-умя»! – передразнил его Дамир. – Что с этим недомерком вы сделали?
– Шлепнули. А что с ним делать еще, козлом?
– Тоже верно. Так, Парамон… Описание этой самой телки выспросили?
– Да они обдолбанные все были, почти ничего и не помнят. Поэтому и шлепнули, что он ничего толком сказать не мог, – доложил Парамон.
– Дятлы! – выругался Дамир и разъединился, а потом прибавил что-то по-татарски… тоже, вероятно, не рассуждение на тему красоты окружающей среды.
– Убили Кирика? – спросил Ильдар.
Дамир провел обеими ладонями по щекам и, покачав головой, произнес:
– Неужели я так сильно недооценил эту… Анечка, неужели я так сильно недооценил тебя? На кого же ты, мымра, работаешь? На кого же… – Он вскинул голову и, хлопнув по плечу Вадима, приказал:
– Останови!
– Понял, босс, – ровно откликнулся тот, и «Мерседес» начал стремительно замедлять ход.
– Ты что, Дамир? – обеспокоенно спросил Ильдар. – В чем дело?
Дамир не ответил. Машина остановилась, и Дамир вышел из нее, наступив прямо в большую грязную лужу, которую натрусил недавний мелкий дождь. Хозяин «Аттилы» пошел по ней, не обращая внимания на то, что его ярко начищенные стильные туфли за триста долларов проваливаются в грязь, а края брюк жадно пьют холодную воду. Дамир перешел лужу и, взглянув на выросшую перед ним из темноты бетонную стену, присел на корточки и вскинул голову вверх, к небу. Ему редко приходилось смотреть в небо, чаще всего оно было зажато меж громадами домов или, в крайнем случае, торопливо мелькало в прозрачном люке в крыше одного из его, Дамира, автомобилей.
Дамир протянул руку и, взяв горсть влажной холодной земли, крепко сжал ее пальцами.
На него упала тень, и Ильдар удивленно спросил:
– Ты что делаешь, Дамир?
Тот бросил комок крепко сбитой в кулаке земли в бетонную стену и ответил:
– Да так, ничего особенного. Просто привыкаю к земле.
– Чтобы потом в ней не так страшно было? – фыркнул Ильдар, и его скептические слова потонули в бормотании еще большего скептика – осеннего ветра, нервно, урывками волокущего по земле уже привыкшие к ней мертвые бурые листья.
* * *Аня открыла глаза. Перед ней словно раскачивался подвешенный на невидимых нитях белый потолок с тонкой изогнутой трещинкой у самого окна. Наплывала небольшая люстра с висящими на ней прозрачными пластинками на пластмассовых крышечках.
Хуже всего, что Аня не понимала, где она находится. А так как последние события в ее жизни к оптимизму не располагали, то ее бросило в жар и прямо-таки подкинуло вверх.
– Тише ты, шебутная, – раздался ворчливый старческий голос, и Аня, которую теперь уже перебросило из жара в холод, повернула голову на голос – повернула с таким лицом, словно рассчитывала увидеть если не Кощея Бессмертного, Змея Горыныча или Андроника Петросяна, так по крайней мере Бабу Ягу.
В какой-то мере ее ожидания оправдались. Потому что Аня в самом деле увидела перед собой существо женского пола и весьма почтенного возраста, с крючковатым носом и отвисшей нижней губой. Но в отличие от Бабы Яги, существа в известной степени мифологического, в реальности этой старушке отказать было нельзя. Особенно если учесть, что бабуля успевала не только вязать, но еще и жевать какую-то траву, поправлять очки в старомодной оправе, все время сползающие с носа под собственной тяжестью, а также шикать на здоровенного кота с наглой жирной мордой, который норовил закатить клубок, лежащий у ног хозяйки, куда-нибудь этак под кровать или под кресло.
К тому же полифункциональная – а-ля Гай Юлий Цезарь – бабушка смотрела какой-то чудовищный латиноамериканский сериал. Кстати, по очень даже приличному телевизору «LG». Впрочем, Аня предпочла бы, чтобы это был подслеповатый совковый «Витязь» или «Славутич», потому что в тот момент, когда она посмотрела на старуху, на большом полноцветном экране вырисовалась здоровенная сочная морда и гаркнула на всю комнату, аж стекла задребезжали: «Санта-Мария-Виктория-Розалинда, я отказываюсь признавать этого ребенка! Это ребенок Рикардо! Я так стррррадаю! Пойду расскажу тетушке Аугусте-Пиночете, как я стррррадаю!»
По всей видимости, старушка с вязанием была еще и глуховата, поэтому и врубила телевизор на полную громкость.
– Выспалась, Анечка? – спросила она. – А то пора бы уже, два дня без просыпу дрыхла.
– Где я?
– Али запамятовала, как мы тебя с Ильиничной с пятнадцатой квартиры сюда тащили?
– С какой пятнадцатой квартиры меня тащили? – спросила Аня.
– Да не тебя тащили с пятнадцатой квартиры, а Ильинична – с пятнадцатой квартиры. Живет она там, в пятнадцатой, поняла?
Аня еще плохо понимала, и потому Евдокия Ивановна пожевала губами и, пихнув ногой кота, идущего на штурм клубка, проговорила басом:
– Экая, прости мя, господи, непонятливая!
Аня поднялась и села на кровати. Тело сотрясала слабость. Аня опустила глаза и увидела, что ее левая нога от бедра и почти до колена забинтована.
Из ее собственной одежды на ней ничего не было. А надета только пахнущая нафталином старая застиранная ночная рубашка. В которой, должно быть, сама Евдокия Иванна провела свою первую брачную ночь. Этак при Наполеоне.
И тут Аня вспомнила все. И Катю, и Кирика с простреленной головой, и тех двух ублюдков. Нет, их было трое.
– Евдокия Иванна, – повернулась она к старухе, – а сегодня какое число?
Бабка сурово посмотрела на нее и, опять же пришлепнув нижней губой, ответила:
– Ну так что ж? Девятнадцатое.
– Так это все было… позавчера? – ужаснулась Аня.
– А то как же. Позавчерась и было.
«Эта женщина сумасшедшая!» – громыхнуло из телевизора. – Вчера она встретила моего любимого Кайо, мою любимую собачку, и рассказала ей, что донья Тересия передала Кристиану последнее «прости» от Аннины, которая так тоскует, так тоскует…»
Аня засмеялась: при этой фразе она вдруг вспомнила, как давно, еще в детстве, смотрела фильм «Иван Васильевич меняет профессию». Наталья Крачковская там еще произносила: «Александр Сергеич, передайте Зинаиде Михайловне, что Розалия Францевна говорила: Анна Иванна Капитолине Никифоровне дубленку предлагает!»
Бабка одобрительно посмотрела на смеющуюся Аню и сказала:
– Ожила! То-то. Одевайся. Вот тебе пока что халат. Твоя-то одежа… э-эх! Пойдем-ка обедать, милочка. Ты ж два дня толком ничего не ела.
* * *Аня уже заканчивала обедать и пила чай с пирожками, которые еще утром испекла Евдокия Ивановна, как хлопнула входная дверь.
Чашка в Аниной руке дрогнула, и чай плеснулся через край.
– Так это Алешка пришел, – сказала бабка.
– А он к вам разве приходит? – неожиданно для себя самой спросила Аня.
Бабка строго посмотрела на нее, зачем-то постучала крючковатым пальцем по столу и сказала сурово:
– Приходит. Что ж ему не приходить? Внук всежки. Да он мне эту квартиру и купил. Да. Купил. Внук всежки. Он тебя и бинтовал, ногу-то твою. Сидел, трясся над тобой. Аж сам на лицо белый стал.
В этот момент в проеме кухонной двери появилась массивная фигура Алексея Каледина. Он нерешительно потоптался на самом входе, сгорбился, как будто боялся задеть головой косяк, и Евдокия Ивановна прикрикнула на него:
– Ну, что встал как пень? Проходи, садись. Гостья-то наша поднялась. Кормлю ее вот.
– Привет, – сказал Алексей, присаживаясь за стол и бросая на Аню короткий взгляд из-под длинных темных ресниц. За эти ресницы его еще в школе дразнили, потому что завидовали.
Он не побледнел, как говорила бабка. Не спал с лица, нет. Но тем не менее в нем что-то неуловимо изменилось. Что-то новое, не замеченное Аней в момент их последней с Алексеем встречи, тускло прорисовывалось в выражении его красивого, слишком красивого для мужчины, как считала Аня, лица, что-то новое появилось в скованных скупых движениях и неопределенном взгляде темных глаз.
– Привет, – ответила она.
– Как себя чувствуешь?
– Теперь – лучше.
– Это хорошо, – без особого энтузиазма протянул он.
– А у тебя как дела? – дежурно спросила Аня.
Она пожал плечами.
– Через неделю уезжаю, – сказал он. – Обратно в Москву.
– Алексей Иваныч у нас в Москве работает, – деловито сообщила бабка с таким видом, как будто кто-то из присутствующих был не в курсе, – хорошие деньги получает. Деньги-то – оно хорошо. Как у нас говорили: без денег сам черт бездельник. А Алешка у меня не бездельник. Охранником работает.
«Знала бы ты, бабушка, что он там охраняет, – подумала Аня. – Впрочем, какая тебе разница? Внук помогает деньгами, купил квартиру, навещает – что еще надо?»
– А ты, Анечка, как тут, в Саратове? – справилась Евдокия Ивановна.
– Да, учусь.
– Ага-ага, – одобрительно закивала та, – умница. И кем будешь?
– Журналисткой, – с усилием ответила Аня и взглянула на Алексея. Его губы еле заметно искривились: дескать, ты такая же журналистка, как я охранник, – но глаза остались серьезными и печальными.
– А ты будешь кушать, Алешка? – спросила бабка.
– Нет, я уже поел.
Остаток обеда прошел в молчании. Только допив вторую чашку чая – под пристальным и несколько недоуменным взглядом Евдокии Ивановны, – Аня произнесла:
– Спасибо большое. Очень вкусно было. И вообще спасибо, вы мне очень помогли.
– Уходить хочешь? – быстро и напрямик спросила старуха. – А?
– Мне пора, – ответила Аня, – и так уже столько времени вас стесняю.
– Ты вот что, милочка, – строго сказала Евдокия Ивановна, – ты горячку не пори. Алешка все сказать тебе что-то хочет, да ты никак не просыпалась. Что-то такое важное. Да.
– Ты что мелешь, бабушка? – отозвался Каледин. – Ничего я не хотел.
– Мельница мелет. Мельница, Алешка. Мелет. Если, конечно, там мельником не Петька Харитонов, котор у нас мельник был и котора ишшо при Хруще Кукурузнике упекли за пьянство и тунеядство. А я по тебе вижу, что на душе у тебя неладно, – погрозила внуку пальцем Евдокия Ивановна. – Вы вот что, молодежь. Я сейчас к Ильиничне схожу, она там что-то захворала. Давление и этот… ревматизьм.
– Ты куда? – вскинулся Алексей.
– Я же сказала – к Ильиничне.
– Погоди, не выходи. Она далеко живет?
Бабка недоуменно посмотрела на Алексея сначала невооруженным глазом, потом через нацепленные на нос очки.
– Да ты че, Алексей Иваныч? – недовольно сказала она. – Совсем заработался, отец мой? Ильинична, она ж вот живет, в квартире сбоку. Наша прямо, а ее – налево.
– А, так она в общем коридоре с нами? – как-то странно выговорил Алексей. – Ну да. Забыл. Ладно, это я так. Иди, бабушка. Только вот что, если вы с Ильиничной надумаете на улицу выходить, сначала сюда зайдите. Поняла, нет?
– Поняла.
– Точно поняла? Запомнила? А то ты мне вчера на память жаловалась – не помнила, куда очки дела. Полдня искала, а они на носу были.
– Ну, Алешка, – пробурчала Евдокия Ивановна, – бестолковый ты какой-то, весь в отца. Ладно, пошла я. Ильиничну навещу пойду. Да. Навещу. А как приду, – она сурово посмотрела сначала на Аню, потом на Алексея, – чтобы все свои дела решили. И не косись на меня, Алексей Иваныч. Не косись. Ну все, пошла я.
Она вышла в прихожую, накинула на плечи пальто, и через минуту хлопнула дверь.
ГЛАВА 9. «ДАМСКИЙ НАБОР» АНИ ОПАЛЕВОЙ
Алексей вынул из кармана пачку ароматизированных сигарилл «Captain Black» и, вынув одну и прикурив, небрежно бросил зажигалку и пачку на стол. Аня не видела нервных его манипуляций, потому что смотрела в окно.
А там, на улице, шел серый дождь. Мелкий, осенний, он не стучал в окно, как полновесный весенний ливень, а вяло лип, ластился к стеклу, как дряхлый старый кот со слюнявым ртом и взъерошенной на загривке клочковатой шерстью.
– Холодно там? – спросила Аня.
– Да прохладно, – ответил Алексей. – Ты явно не по сезону одета. Значит, уходить собралась?
– А ты меня что, прописать тут собрался? – тихо спросила она.
– Да нет. Просто в чем ты пойдешь? Я всю твою одежду выкинул к чертовой матери. Там на ней живого места не было, а джинсы и вовсе рваные и в крови. Но это не беда, я тебе купил одежду, чтоб было в чем из дому выйти. А вот есть другая проблема. Куда ты пойдешь?
– Алеша, я, конечно, очень благодарна и тебе, и твоей бабушке, но не кажется ли тебе, что это… не твое дело?
– Как раз наоборот, – громко сказал Каледин. – Как раз наоборот. Очень даже мое. Да что я тебя спрашиваю? Понятно, ты пойдешь к своему благодетелю Дамиру.
Аня помрачнела. Ее глаза сузились, и в них появился нехороший металлический блеск.
– Не понимаю, Каледин, к чему ты говоришь мне все это? Какая тебе разница, куда я пойду и с кем там буду общаться?
Алексей выпустил струйку дыма и посмотрел прямо в лицо Ане – в первый раз за все время.
– Да так, – сказал он. – Просто, пока ты тут дрыхла, произошли кое-какие события. Не понимаешь, нет?
Сердце Ани екнуло, и ноги ее как-то ватно ослабели: перед ней снова проплыли мертвые лица… Катя… Кирик.