— Слушай, Крыс, — произнес первый голос, низкий и хриплый, с легким кавказским акцентом, — ты, наверное, сам плохо понимаешь, куда влип. Бензоколонки — это только начало, дальше будет хуже.
Обладатель голоса говорил с нажимом, уверенно, как хозяин положения.
Услыхав про бензоколонку, я замерла и насторожилась. Сердце в груди екнуло, заколотилось сильнее. Не бывает такого везения! Совершенно наобум влезть в какое-то здание, руководствуясь только найденным в мобильнике телефонным номером, и сразу попасть на преступника?! Я не могла поверить своей удаче. Интересно, который из них хриплый? Как плохо видно через это дымчатое стекло...
— Мы теперь с тобой крепко повязаны, попробуешь соскочить — увидишь, что будет, понял? Ладно, к делу. Справился ты кое-как. Сам знаешь. Теперь я тебе объясню, что делать дальше. Я тебе объясню, а ты послушаешь и сделаешь, понял?
— Да куда уж не понять-то... — Второй голос прозвучал с вызовом. — Только и ты не забывай: я с тобой тоже не за «спасибо» работаю. Не забудь, что ты мне обещал.
Мне наконец удалось устроиться так, чтобы более-менее рассмотреть людей в комнате. В чертах того из них, что сидел справа, проглядывало что-то кавказское. Наверное, он и был обладателем хриплого голоса. Возраст определить сложно, из-за седины в темных курчавых волосах и усах кажется, что ему не меньше сорока, но лицо гладкое, без морщин. Егo собеседник оказался заметно моложе, плотнее и шире в кости, с короткой стрижкой и круглым недобрым лицом. Абсолютно славянский тип внешности, разве что волосы темные. Рассмотреть сквозь стекло и при таком освещении детали я не смогла, а подойти ближе к окну не решалась из страха быть замеченной.
— Не боись, — хмыкнул хриплый, — не забуду. Значит, так: передашь письмо. Если откажутся, убьешь девчонку. Понял? И не забудь про пластит — он нам еще пригодится.
— Взрывать будем? — осторожно поинтересовался второй голос.
— Может, и взрывать. Только выбрать надо, что именно, и выбирать будешь не ты. Может, торговый центр, может, школу, может, еще что. Что скажут, понял? За взрывчаткой поедешь к Шамилю, деньги ему уже передали.
Тут мне стало по-настоящему страшно. Как-то резко пришло осознание, что все это не игрушки. Я вляпалась во что-то очень нехорошее. У них заложник — какая-то девушка, которую они собираются убить. И еще они собираются взрывать торговый центр с живыми людьми или, хуже того, школу с детьми! Лаптев, Лаптев, во что же ты влез?!
А вдруг им что-то понадобится в соседней комнате? Нет, лучше делать ноги, пока не поздно. Если они поймут, что я слышала их разговор, — убьют и не поморщатся. Я начала отступление в направлении двери.
— Связь держим через Равиля, понял? — наставлял в это время хриплый подельника.
— Понял, понял. А дурь?
— Дурь будет завтра... Подожди! Ты ничего не слышишь?
Я замерла, постаралась даже не дышать. Господи, как он меня услышал? Неужели микрофон работает в обе стороны?!
— Здесь кто-то есть. Нас подслушивают. Обыщи комнату!
Дожидаться окончания инструктажа я не стала, пулей вылетев из злополучной комнаты. Увы, коридор был прямым как стрела и голым, как убежденный нудист. Ни шкафа, ни даже принтера, за которым можно было бы спрятаться. Я бросилась бежать по коридору. Кажется, за спиной уже открылась дверь, а до лестницы наверх оставалось больше двадцати метров...
В панике рванула на себя ручку первой попавшейся двери. О чудо — комната не была заперта. Я вломилась внутрь, захлопнула дверь, прижалась к ней, пытаясь отдышаться и унять сердцебиение.
— Ты опоздала на сорок минут. Расскажешь, что стояла в пробке? — Резкий мужской голос заставил меня подпрыгнуть на месте и затравленно оглядеться.
Глава 5
Прямо передо мной оказался очередной, уже не помню какой по счету за сегодня, стол, с очередным человеком за ним. Этот экземпляр (человек, а не стол) оказался сухим, жилистым, похожим на взведенную пружину. Стриженные под машинку волосы, сильные залысины и резкие черты лица только усиливали впечатление. Смотрел он на меня со смесью брезгливости и легкой отеческой укоризны.
— Ну, давай, давай, что ты телишься?
Я набрала в грудь воздуха, чтобы что-нибудь ответить наглецу, но открыть рот не успела.
— Ну что ты тут дышишь, ты на собеседование пришла или на курсы лечебного дыхания? Возраст? Имя? Фамилия?
— Соболева Алиса. Двадцать семь лет. — Его вопросы прозвучали так резко и требовательно, что не ответить было просто невозможно.
— Отлично. Образование? Специальность?
— Московский государственный университет культуры, факультет графического дизайна.
— Отлично! И зачем ты с такой профессией приперлась на радио? Сайтики малевать мозгов не хватает? Впрочем, не важно — дело хозяйское. Так и будешь стоять?
Это уже переходило всякие границы. Кто он вообще такой, этот мужик, чтобы вести себя подобным образом?
Если вначале у меня еще было намерение указать собеседнику на произошедшее недоразумение, то теперь оно полностью испарилось. Вместо него возник нездоровый азарт. Если уж все сегодня идет черт знает как, то пусть эта беседа станет достойным завершением безумного дня. Я опустилась на жесткий стул и посмотрела прямо в глаза хаму.
— Хочу попробовать себя в новом деле. — Я постаралась изобразить самую холодную улыбку, на какую только была способна. Однако этого дядьку так просто было не прошибить.
— Пошла бы шпалоукладчицей.
— Боюсь, у меня недостаточная квалификация. Не возьмут, — ядовито посетовала я. — На радио любой дурак сможет, а шпалоукладчицей думать надо.
Тип за столом явно обрадовался ответному хамству:
— Великолепно. А как называется столица Непала?
Нет, он точно ненормальный. И я тоже, раз до сих пор продолжаю этот разговор.
— Непальск. Или Непальбург.
— Неплохо. Допустим, Жириновский обложил матом полицейского, а тот, не разобравшись, кто перед ним, огрел его дубинкой. Твой комментарий.
— Буду носить мальчику передачи.
— Зачем? — несколько растерялся дядька.
— Думаете, Владимир Вольфович его на месте закопает? — засомневалась я. — Мне кажется, все-таки будет тюрьма, суд.
— Нахрена ему в тюрьме твои передачи?
— Все-таки утешение. Страна должна помнить своих героев. Может, получится эксклюзивное интервью взять. — Я уже вошла в раж и более-менее понимала, чего хочет мой собеседник.
— Хорошо для репортера, плохо для радиоведущего. Ты замужем?
— В разводе.
— Дети есть?
— А зачем вы спрашиваете?
— С детьми не возьму. Так есть?
— Нет.
— Смотри, проверю. Что с пропиской?
— Московская.
— Плохо.
— Почему?
— Москвичи работать не умеют.
Надо сказать, что тут я уже возмутилась. Не первый раз слышу эту фразу, но каждый раз становится обидно даже не за себя, а за своих друзей и знакомых москвичей и москвичек. Не умеют работать? Ха! Да я на десять ваших примеров приведу две дюжины своих, доказывающих прямо противоположное. Самое забавное, что чаще всего эту фразу произносят сами коренные москвичи на руководящих должностях. Или владельцы собственного бизнеса. Кстати, надо проверить:
— А вы сами из какого Выдропужска?
— Я — исключение, — отрезал этот изумительный тип. — А ты ведешься на провокации. Это хорошо.
— Хорошо? — изумилась я.
— У тебя со слухом проблемы? Да, хорошо. Продолжим. Даю пять секунд. Придумай название для передачи о пидорасах. Время пошло.
— «Любовь и голуби», — предложила я с некоторым сомнением. — Или «Голубой вагон».
Дядька прищурился:
— Почему? А, ладно, сойдет. — Он протянул мне распечатку с текстом: — Читай вслух, с выражением.
«Вице-президент польского общества агропромышленников Кшиштов Бжезинский обнародовал коммюнике, в котором выразил солидарность идеям плюрализма и гласности, а также строго осудил использование производных ацилгидразона и поливинилбутираля в производстве электрофотопо-лупроводниковой бумаги для нужд автоматизации шарикоподшипникового хозяйства...»
На этом текст не заканчивался, мне пришлось зачитать еще примерно полстраницы бессмысленной писанины в таком же стиле. Не знаю, насколько четко и с выражением у меня получилось, но к концу чтения лицо моего собеседника изрядно вытянулось. Он не ожидал, что я смогу продраться через его белиберду так далеко. Надо сказать, я и сама от себя такого не ожидала.
— Достаточно. Годишься — я тебя беру.
— Куда берете?
— К себе беру, — он сунул мне листок бумаги, — пиши.
— Чего писать? — Казалось, я уже привыкла к странностям своего собеседника, но он снова умудрился выбить почву у меня из-под ног.
— «Генеральному директору ООО «Свобода Звука» Жужельскому Павлу Петровичу, то есть мне, от... как там тебя? Соболевой Алисы. Заявление. Прошу принять меня на работу на должность внештатного радиоведущего. Число. Подпись». Написала?
— «Генеральному директору ООО «Свобода Звука» Жужельскому Павлу Петровичу, то есть мне, от... как там тебя? Соболевой Алисы. Заявление. Прошу принять меня на работу на должность внештатного радиоведущего. Число. Подпись». Написала?
— А как... — начала я вопрос.
— За инструктажем подъедешь завтра к четырем дня. Привезешь паспорт, диплом. Эфиры начинаются в шесть вечера, идут до восьми, каждый день с понедельника по пятницу. Деньги — шестьсот рублей за эфир. Не будешь тупить — через месяц оформим в штат. Все, свободна.
Он сделал жест в сторону двери и выразительно посмотрел на меня, как бы спрашивая: «Ну что, так и будешь тут торчать? Тебе же все объяснили».
— До свидания, — пробормотала я и, подчиняясь его взгляду, вышла из кабинета.
Закрыв дверь, я выдохнула и прислонилась к стене, чтобы не упасть. После беседы с мерзким типом я почувствовала себя шариком, из которого выпустили воздух.
Подведем итоги: отправилась искать преступника, а нашла работу. Причем не просто работу, а великолепную работу на радио, за копейки, в паре со взбалмошным самодуром и бок о бок с маньяками-террористами, которые взрывают бензоколонки и торговые центры.
А если посмотреть на это дело с другой стороны, многие девчонки были бы сейчас счастливы оказаться на моем месте. Подумать только! Радиоведущая —- это ж почти как кинозвезда, только морды не видно. Или попы, на что там у кинозвезд обычно смотрят? Я почувствовала даже смутную гордость — не каждому дано безболезненно выдержать подобное «собеседование». Наверное, я не первая девица, которую Жужельский прессовал в своем кабинете, и то, что он взял меня практически сразу, еще раз доказывает мою ценность и уникальность.
Опять же — пусть платят копейки, так ведь и работать только два часа в день. Да и не собираюсь я пока менять работу. Возьму отпуск или больничный в своей компании. А тут подворачивается уникальная возможность выследить террористов. Моего лица они не видели, значит, не ожидают подвоха. Какая удачная была идея поехать сразу на радиостанцию, не дожидаясь утра!
Голос разума пытался тихонько напомнить о благоразумии или о недавно пережитом страхе, но я его проигнорировала. Конечно, по уму, надо обратиться в полицию или даже ФСБ — кто там арабскими моджахедами обычно занимается? Но никаких доказательств, кроме собственных слов, у меня нет, и куда обращаться — я тоже не очень представляю. А вдруг у террористов будут сообщники в органах? Оборотни в погонах? Воображение тут же нарисовало безрадостную картину тихо прикопанного в ближайшем лесочке трупа. И никто не узнает, где могилка моя... Нет, этого допустить нельзя!
Утвердившись в решении продолжать самостоятельное расследование, я отправилась на поиски выхода. На этот раз плутать почти не пришлось, он оказался совсем рядом с лестницей. Вахтерша меня узнала и улыбнулась:
— Чего-то вы раненько?
— Знаете, не могу смотреть на это шоу, — искренне призналась я. — Противно.
— Вот и я не могу, — согласилась старушка. — А другим нравится.
До дома я добралась без приключений. На автомате припарковала машину, дошла до квартиры. Даже раздеться сил еще хватило. Я доползла до кровати, упала и мгновенно уснула мертвым сном.
* * *
Утро воскресенья началось так, как и должно начинаться любое утро выходного дня. Никаких будильников, никаких телефонов. Правда, благодаря вчерашнему приключению день этот для меня теперь не совсем выходной, но до четырех часов еще уйма времени. Хватит и на то, чтобы поваляться, и на то, чтобы заняться делами.
Когда лежишь в теплой постели, укутавшись мягким уютным одеялом, все перипетии прошедшего дня как-то отходят на второй план. Можно даже поверить, что ничего на самом деле не было — просто скверный сон приснился.
Ненадолго. На пару минут. Потому что вот они, ободранные ладони и коленки, вот он — лаптевский ноутбук, брошенный небрежно на кресло вслед за сумочкой. А если так, то дальше валяться смысла нет, да уже и не хочется.
Кофе и контрастный душ не только подготовили меня к новым подвигам, но и пробудили зверский аппетит. Я полезла в холодильник, предвкушая яичницу из трех яиц с помидорами и сыром.
Дверца жалобно скрипнула, открывая взгляду пустые полки. В уголочке сиротливо стояла початая банка с солеными огурцами и валялась сухая сырная корочка. С робкой надеждой я заглянула в морозилку. Пусто. И чего я удивляюсь? Сама торжественно клялась съездить за продуктами восьмого марта. И никто не виноват, что вчера мне было не до магазинов.Сегодня тоже не до них. Но холодильник пуст, и жрать охота.
Ладно, придется быстренько добежать до ближайшего сельпо, купить пару сумок еды. А потом можно будет заняться расследованием.
Уже подходя к магазину, я услышала испуганный вскрик и обернулась. Картина, которая предстала взгляду, могла бы вселить ужас в сердце почти любой женщины. Прямо на меня, заходясь лаем, летел огромный лохматый пес, похожий на кавказскую овчарку. Впрочем, молотящий воздух со скоростью пропеллера хвост зверя позволял надеяться на благополучный исход встречи. Бестолково размахивая поводком, за собакой гналась девушка, выкрикивая на ходу:
— Малыш, стой! Малыш, ко мне! Малыш, иди сюда, кому сказала!
В последний момент, когда это чудовище уже прицелилось поставить грязные лапы на мою бежевую куртку, я успела отпрыгнуть и схватить поганца за ошейник, пресекая дальнейшие попытки обнять тетю Алису. Такая холодность не смутила Малыша, и он, от полноты нереализованных теплых чувств, начал тщательно вылизывать мне куртку и руки.
— О господи, Алиска, спасибо тебе огромное! Он прямо как с цепи сорвался, ко всем знакомым целоваться лезет. Весна у него, — пропыхтела моя подруга Леська, перехватывая ошейник.
— Жениться вам, барин, пора, — пробормотала я фразу из известного анекдота. Слюни Малыша от куртки очищались плохо, даже влажная салфетка не помогала.
— Да где я невесту ему найду? Вымахал, теленок!
Святая правда — сантиметров восемьдесят в холке будет. Матушка Малыша, злобная кавказская овчарка, согрешила с водолазом. От первой породы плод незаконной любви унаследовал размеры и дурость характера, а от второй — добродушный нрав.
— Слушай, как хорошо что я тебя встретила! — продолжала Леська. — Ты в магазин? Мне тоже туда надо, но боюсь Малыша оставлять. Постой с ним, я быстро. Он сегодня такой дурной, напугает кого-нибудь.
— Гав! — радостно подтвердил Малыш ее предположения. — Гав, гав, гав!
— Ну, Алисочка! Ну пожалуйста! Я быстро, честно-честно! — продолжала канючить Леська.
— Ладно, — сдалась я. — Только быстро, у меня мало времени.
— Спасибо, ты чудо. Слушай, а я тут на днях твоего бывшего видела...
— И как он? — небрежно спросила я, не демонстрируя охватившего меня волнения.
— Ужасно. Худой, нервный, глаза пучит. Как хорошо, что ты его бросила! Представляешь, хотел вручить Коле пакет на хранение!
— Пакет?
— Да, пакет. Всю плешь проел. Я ему говорю: «Ты не охренел ли, парень? Нам твои уголовные штучки не нужны». А он: «Это безопасно, это на всякий случай». Тайком от меня всучить пытался. Я сразу сказала: только через мой труп. Как хорошо, что ты его бросила! Ну ладно, все — я побежала. Через десять минут вернусь.
Леська Сашу не любила и имела на это две веские причины. Во-первых, ей претило его прожектерство, склонность к сомнительным авантюрам и постоянные попытки втянуть в эти авантюры всех окружающих. Во-вторых, Лаптев имел немалое влияние на ее мужа Николая, чем доводил мою подругу просто до отчаяния.
История нашей с Лесей дружбы — классическая иллюстрация к тезису о том, что противоположности притягиваются. Разумную, взвешенную, ответственную, любящую порядок Лесю интриговала моя безалаберность и легкое отношение к жизни. «Слишком легкое, легкомысленное», как любила говорить моя мама. По складу характера Леся была во многом похожа на нее, но никогда меня не осуждала, не поучала и не читала нотаций, зато могла дать дружеский совет, исполненный житейской мудрости.
Думаю, что рассказы о событиях моей непутем вой жизни заменяли Леське просмотр сериалов или чтение авантюрных романов. С одной стороны, она как бы была причастна ко всему этому безобразию, с другой, происходящее нисколько не баламутило ее сонного существования.
С самого детства Леся твердо знала, что будет женой и матерью. Знала, когда выйдет замуж, когда родит первого ребенка и когда второго, и как их назовет. И главное — она прекрасно представляла себе, какими качествами должен обладать ее избранник, и целенаправленно выискивала среди парней именно такого, не тратя попусту время на случайные романы. Мягкий, покладистый, с энтузиазмом играющий вторую скрипку в дуэте, но при этом неглупый и талантливый, Николай был воплощением ее мечты. У будущего Леськиного супруга оказался лишь один недостаток — он был лучшим другом Лаптева.