Дома [= Мир Родины; Родина; На Земле] - Гаррисон Гарри Максвелл 9 стр.


— А как насчет лыж? Я обычно каждую зиму езжу в Шотландию, походить на лыжах.

— Что значит «походить на лыжах»?

— Специальные лыжи для равнины, не для катания с гор. Я беру рюкзак и иду куда глаза глядят. Иногда ночую в палатке, иногда останавливаюсь в отеле или в туристской гостинице…

— Это просто идеально. Так и скажите вашим: вы ушли на лыжах, с будущего вторника, на несколько дней. Сколько вы будете отсутствовать — не уточняйте. Соберите свой рюкзак и закиньте в машину.

— Так я поеду в Шотландию?

— Нет, гораздо дальше. Вы спуститесь в ад. Здесь же, в Лондоне.

Глава 10

Ян прождал в назначенном месте больше получаса. Давно уже прошло время, когда его должны были встретить. Сквозь вихрящийся снег проглядывали только желтые пятна уличных фонарей. Тротуары были пустынны. Темный массив Примроуз-Хилл затерялся во мраке по ту сторону дороги. Единственная машина, проехавшая мимо, оказалась полицейской. Слегка притормозила возле него, потом набрала скорость и исчезла. Быть может, они почему-то следили за ним и это помешало связному подойти?

Стоило ему подумать об этом, как дверь открылась и в машину ворвался морозный воздух. На пассажирское сиденье скользнул плотно закутанный человек и быстро захлопнул дверцу.

— Ты мне ничего не хочешь сказать, шеф?

— Прежде чем потеплеет, станет еще холоднее.

— Тут ты совершенно прав. — Этим паролем снабдила его Сара. — Ну а что ты еще знаешь?

— Ничего. Мне велели остановиться здесь, дождаться кого-то, назвать пароль и ждать инструкций.

— Все верно. То есть все будет верно, если ты примешь эти инструкции и будешь делать все в точности, как я скажу. Но ты — это ты, а я прол, и тебе придется получать эти инструкции от меня. Сможешь?

— А почему бы и нет?

Ян внутренне проклинал себя за неуверенность в голосе. Это будет нелегко.

— На самом деле? Слушаться прола, от которого еще и пахнет не так уж хорошо?

При этих словах Ян ощутил явственное зловоние тяжелой, давно не стиранной одежды и немытого тела, с примесью дыма и какой-то стряпни.

— Да, на самом деле! — Ян вдруг разозлился. — Не думаю, что это будет легко, но я постараюсь. И запах тоже переживу.

Наступила тишина. Хоть глаза гостя были едва видны под козырьком матерчатой кепки, Ян видел, что человек внимательно изучает его. Тот вдруг выбросил вперед узловатую руку.

— Держи, шеф. Похоже, что ты свой парень. — Ян ощутил грубое, сильное пожатие. — Мне приказано звать тебя Джоном, значит, Джон ты и есть. А меня зовут Пекарем, работа у меня такая, так мы это и оставим. Давай, езжай пока на восток, а я после скажу, где свернуть.

Машин на улицах почти не было, шины оставляли черные полосы на свежевыпавшем снегу. Они держались в стороне от главных улиц, и Ян плохо представлял себе, где находится; знал только, что где-то в северо-восточном районе Лондона.

— Почти приехали, — сказал Пекарь. — Тут еще с милю топать, но ехать дальше нельзя. Сбавь скорость, нам второй поворот налево.

— А почему ехать нельзя?

— Там ограждение Безопасности. Ничего, конечно, не видать, ты бы и не заметил, как проскочил мимо. Но электроника под дорогой запросит думалку твоей машины и возьмет ее код. Запишет. И там начнут удивляться, с чего это тебя сюда занесло. Так что пешком надежнее, хоть и холоднее.

— Я и не знал, что такое бывает.

— Так это ж у тебя образовательная экскурсия, Джон. Тормозни-ка… Стоп. Я отворю вот этот гаражик — давай загоняй свою карету. Место тут надежное.

В заиндевевшем гараже было холодно, как на улице. Ян ждал в темноте, пока Пекарь закрывал и запирал ворота на ключ, потом прошаркал мимо него, освещая себе дорогу маленьким фонариком. За гаражом было небольшое помещение, пристройка, освещенное лампочкой без абажура. Пекарь включил маленький электронагреватель, но теплее не стало.

— Здесь мы переоденемся, шеф. — Пекарь снял с гвоздя на стене грязные лохмотья. — Я гляжу, ты сегодня не брился, как велели, — молодец. А ботиночки твои годятся, мы их только маленько покарябаем да золы в них вотрем. А все остальное сымай, до трусов.

Ян старался подавить дрожь, но это оказалось невозможно. Плотные запачканные брюки казались ледяными, а ноги замерзли и без того… Грубая рубашка, жилет без пуговиц, драный свитер, еще более драное пальто… Однако, когда одежда прогрелась, оказалось, что в ней достаточно тепло.

— Я не знал, какая у тебя голова, так прихватил вот это, — сказал Пекарь, подавая ему шерстяной шлем ручной вязки. — Для такой погоды в самый раз. Очень жаль, но меховые перчаточки придется оставить, уж больно хороши. У тех, кто на пособии, перчатки редко бывают. Так что пихай руки в карманы, и все будет нормально. Вот так, отлично. В такой одежке тебя родная мама ни в жисть не узнает. Пошли.

Они двинулись по темным улицам. Оказалось, что одет Ян вполне сносно. Шлем закрывал рот и нос, руки в глубоких карманах, и ногам тепло в старых горных ботинках, которые он откопал в глубине кладовки… И настроение приподнятое, потому что во всем этом предприятии было что-то от приключения.

— Вот что, шеф. Пока я не скажу, что все о’кей, ты лучше помалкивай. Одно только твое слово — и сразу все поймут, кто ты есть такой. Нам сейчас пора засосать по кружке, а то от этой работы сильно жажда мучает. Так что ты просто пей, что дадут, и молчи. Понял?

— Ну а если ко мне обратятся?

— Вряд ли. Не такое это место.

Они налегли на тяжелую входную дверь — над головами рванулся навстречу поток горячего, спертого воздуха. В пивной были только мужчины; они сидели за столиками и толпились возле стойки бара. Некоторые что-то ели с тарелок, взятых из окошка в стене. Протискиваясь мимо стола, Ян увидел на тарелках нечто вроде жаркого с кусками серого хлеба. У поцарапанной мокрой стойки было свободное место, там они и остановились. Пекарь жестом подозвал одного из барменов.

— Две половинки крепкого, — заказал он. И доверительно шепнул Яну: — Легкое здесь чистая вода, лучше уж сидр пить.

Ян согласно кивнул и спрятал лицо в поданную кружку. Кислятина — спасу нет. Оказывается, пиво и такое бывает!..

Пекарь оказался прав: народ в этом заведении общительностью не отличался. Разговаривали друг с другом только те, что пришли вместе. Кто был один — тот один и оставался, общаясь лишь с собственной кружкой. В темном зале царила атмосфера уныния, которую не могли побороть заляпанные рекламные плакаты пивоварен. Других украшений на стенах не было. Здесь явно искали не отдыха, а забытья. Ян пытался пить свое пиво, а Пекарь скрылся в толпе. Через минуту он вернулся с каким-то человеком; тот ничем не отличался от остальных, тоже в помятой темной одежде.

— Давай пошли, — сказал Пекарь, даже не подумав представить незнакомца.

Снаружи мело. Они побрели по снегу, который теперь струился под ногами, переползал через бордюр тротуара и мягко гасил звук шагов.

— Вот этот мой товарищ много народу знает. — Пекарь мотнул головой в сторону незнакомца. — Знает здесь каждого. Знает все, что происходит здесь, в Айлингтоне.

— Я и внутрях бывал, — сказал тот. Говорил он шепеляво и как-то жидко. Казалось, у него во рту почти нет зубов. — Поймали, што травку употреблял. А чижало тот лес валить в Шотландии… Однако отучили. Чижало… Вот эта старуха сичас, вот вы посмотрите, как она живет. Это ж вообще не жисть. Но скоро уж она отмучится.

Они свернули в проезд между нависшими громадами муниципальных многоэтажек и пошли по какому-то открытому пространству. Газон это или мощеная площадь, сейчас было не понять. Прожектора на крышах окружающих зданий делали площадку похожей на тюремный двор, в их ярком свете детишки лепили огромного снеговика. У них началась какая-то ссора, поднялся крик, одного мальчишку принялись бить… В конце концов он вырвался и побежал, громко плача и оставляя на снегу красный пунктирный след. Ни один из спутников Яна не обратил внимания на эту сцену, и он тоже выкинул ее из головы.

— Лифт не работает, как всегда, — прокомментировал Пекарь, когда они пошли по лестнице вслед за своим проводником.

Пять грязных пролетов вверх, стены сплошь измазаны разной писаниной… Однако тепло, как и должно быть при неограниченных ресурсах электроэнергии. Дверь оказалась запертой, но у шепелявого был ключ. Они прошли за ним в комнату. Там было тепло и очень светло, но пахло смертью.

— Неважно она выглядит, правда? — Шепелявый показал на женщину в кровати.

Она была белее пергамента; кожа светлее, чем грязные простыни ее постели. Ухватив простыни клешнеобразной рукой, она прижимала их к горлу и дышала тяжело, медленно и хрипло.

— Можешь говорить, если хочешь, — сказал Пекарь. — Здесь все свои.

— Она больна? — спросил Ян.

— Она больна? — спросил Ян.

— Больна смертельно, ваша честь, — сказал беззубый. — Осенью доктор посмотрел, дал кой-какие лекарства, и все.

— Но ей же нужно в больницу.

— На пособии больница только для умирающих.

— Тогда врача.

— Нельзя. Не пойдет он сюда за бесплатно.

— Но должны же быть какие-то фонды… от наших.

— Фонды-то есть, — сказал Пекарь. — Чтобы по крайности нашим товарищам помочь, их бы за глаза хватило. Но мы не рискуем, шеф. Начнут копать. Безопасность захочет знать, где это она башлей прихватила, на пособии сидя, да еще хворая; следствие начнут, узнают, кто ее друзья… Так что этот фонд боком вылезет. Лучше уж с ним не связываться.

— Значит, она умрет?

— Все мы умрем, раньше или поздней. Ну, кто на пособии, те чуток пораньше… Пойдем-ка, пожуем.

Они не стали прощаться с беззубым, а тот пододвинул стул и уселся возле женщины. Ян оглядел комнату-пенал, ветхую мебель, унитаз здесь же у стены, отгороженный потрепанной занавеской… Тюремная камера, наверно, лучше.

— Он чуть погодя нас догонит, — сказал Пекарь. — Хочет чуток с мамашей посидеть.

— Эта женщина — его мать?

— Ну да. А что такого? Матеря у всех бывают…

Они спустились в цокольный этаж в коммунальную столовую. Конечно же, пособие не предусматривало роскошь индивидуального хозяйства. Люди всех возрастов сидели у грубых столов за едой или стояли в очереди у раздаточного окна.

— Сунь его в щель, когда поднос возьмешь, — сказал Пекарь, подавая Яну красный пластмассовый жетон.

Поднос дался в руки только после того, как жетон провалился куда-то вниз. Ян прошаркал вслед за Пекарем к вспотевшему раздатчику, тот швырнул ему миску, полную до краев. Чуть дальше высился курган нарезанного серого хлеба, Ян взял себе ломоть. Это был обед. Они уселись за стол, на котором не было ни скатерти, ни каких-либо приправ.

— И как я должен это есть? — спросил Ян, с подозрением глядя на миску.

— Ложка завсегда должна быть с собой. Но я знал, что тебе это в новинку, так что лишнюю прихватил. Держи.

В чечевичной похлебке плавали кусочки какой-то зелени. На вкус неплохо, но запаха никакого. Изредка попадались какие-то комья, с виду похожие на мясо, но на вкус определенно не мясные.

— У меня в кармане соль, если хочешь, — предложил Пекарь.

— Спасибо, не надо. Вряд ли это что-нибудь изменит.

Он съел немного хлеба, который оказался зачерствевшим, но сохранил хлебный запах.

— Мясо бывает?

— Не-е. На пособии никогда. Тут вот шматки соевого заменителя; говорят, там все белки, какие тебе надо. А вода — вон фонтанчик, если захочешь запить.

— Потом. Кормят всегда одинаково?

— Более-менее. Кто чуток деньжат подзаработает — тот может взять какой кусочек в магазине… Ну а если в кармане пусто — лопай, что дают. Ништяк, прожить можно.

— Прожить, наверно, можно. Но не скажу, чтобы меня вдохновляла перспектива всю жизнь просидеть на такой диете.

Ян замолчал: к ним неуклюже подошел какой-то тип и сел за стол рядом с Пекарем.

— Слышь, Пекарь, дело есть, — сказал он, глядя на Яна.

Они встали и отошли к стене поговорить. Ян съел еще ложку похлебки и отодвинул миску. Всю жизнь есть такое? Девять из десяти рабочих на пособии. Не говоря о женах и детях. И все это происходит вокруг него всю жизнь — а он и понятия не имеет! Он живет на верхушке айсберга, не подозревая о девяти десятых, скрытых под водой.

Подошел Пекарь:

— Пойдем-ка назад к машине, шеф. Что-то там случилось.

— Из-за меня?

— Не знаю. Только передали, чтоб мы топали туда — и чем скорей, тем лучше. Что там — без понятия. Знаю только, что беда. Большая.

Они не бежали, чтобы не привлекать внимания, а шли торопливо, то и дело проваливаясь в снег. Ян обратил внимание на несколько освещенных витрин магазинов, но ничего не смог разглядеть сквозь замерзшие стекла. Он удивился — чем здесь можно торговать — и вдруг подумал, что эти магазины так же чужды его жизненному опыту, как лавки на том далеком берегу Красного моря.

Добравшись до гаража, они обошли его сзади. Ян держал фонарик, пока Пекарь отыскивал нужный ключ. Они зашли в пристройку, а через нее в гараж.

— А чтоб меня!.. — воскликнул Пекарь, осветив фонариком пустой пол.

— А где моя машина?!

В глаза им ударил свет гораздо более мощного фонаря, и чей-то голос сказал:

— Спокойно, ребята. Стойте, где стоите. И не делайте лишних движений.

Глава 11

У Яна и в мыслях не было двигаться, но если бы и захотел — все равно не смог бы. Он был в шоке: сначала машина исчезла, потом этот фонарь и эта комната… Игра проиграна, его взяли, все пропало — и он оцепенел, пораженный этой ужасной мыслью.

— Пекарь, вернись в раздевалку, — снова раздался тот же голос. — Здесь есть человек, которого ты не знаешь.

Пекарь послушно вышел, мужчина с фонарем последовал за ним. Ян сумел разглядеть только его силуэт, когда он проходил мимо. Что происходит?

— Ян, мне нужно поговорить с вами, — раздался знакомый голос, едва закрылась дверь. Маленький фонарик по-прежнему был у него в руке, он поднял его, и луч выхватил из темноты лицо Сары. — Мы не хотели вас пугать, но возник непредвиденный случай.

— Пугать? Ничего подобного. У меня просто сердце остановилось, только и всего.

— Простите. — Она улыбнулась, но улыбка тотчас погасла. — Стряслась большая беда, нам может понадобиться ваша помощь. Захвачен один из наших людей, а мы не можем допустить, чтобы его опознали. Вы слышали о Слэтхиллском лагере?

— Нет.

— Это трудовой лагерь в Сандерленде. Самый север Шотландии, Нагорье. Мы почти уверены, что сможем вытащить его из зоны — это не так трудно, — но как ему выбраться из того района? Вот я и подумала о вас, о ваших лыжных походах в те края. Он мог бы выйти оттуда на лыжах?

— Мог бы, если знает местность и умеет на лыжах ходить. Умеет?

— Вряд ли. Но он молод, здоров и может научиться. Это трудно?

— Асом стать очень трудно, но азы освоить совсем легко. Если у вас есть кто-нибудь, кто мог бы показать ему, как это делается…

И тут он все понял. Снова посветил фонариком — Сара стояла, опустив глаза, очень бледная.

— Да. Я хочу просить о помощи вас, — сказала она. — Хотя это мне очень не нравится. И не только потому, что вы рискуете. Мы даже упоминать не должны при вас о таких вещах. Но если вы решите быть с нами, то должны выполнять в Сопротивлении самую важную работу. Если его не освободить, то все дело может быть погублено. Всему конец.

— На самом деле так серьезно?

— Да, Ян.

— Тогда я, конечно, помогу. Но мне надо заехать домой за снаряжением…

— Невозможно. Все думают, что вы в Шотландии. Мы даже машину туда угнали, чтобы скрыть ваши следы здесь.

— Так вот куда она делась.

— Мы можем доставить ее в любое место в Шотландии, куда скажете. Это поможет?

— В высшей степени. Но как я туда попаду?

— Поездом. Через два часа поезд на Эдинбург, и мы можем вас на него посадить. Поедете как есть. Так на вас никто не обратит внимания. А одежду свою повезете в сумке. Пекарь поедет с вами.

Ян быстро думал, хмурясь в темноту.

— Хорошо. Давайте так и сделаем. И еще постарайтесь встретить меня утром в Эдинбурге в качестве Синтии Картон и привезти денег. Хотя бы пятьсот фунтов наличными, в старых банкнотах. Это возможно?

— Конечно. Я сейчас же этим займусь. Пекарь обо всем уже знает. Позовите его. Скажите — тот, кто сейчас с ним, должен уйти вместе со мной.

Казалось глупостью, что люди, вместе рискующие жизнью, не могут даже увидеть друг друга. Но это была мудрая предосторожность: если одного из них схватят — он не сможет выдать остальных. В гараж вернулись Пекарь с незнакомцем. Быстро пошептавшись с Пекарем в темноте, незнакомец вышел вместе с Сарой. Пекарь подождал, пока они уйдут, и только тогда включил свет.

— Значит, отправляемся в тайную экспедицию, шеф? В это время года только и путешествовать. — Он порылся в каких-то ящиках в углу гаража и достал древний армейский вещмешок. — О! То, что надо. Давай кидай сюда свои шмотки и пошли. Чуток поднажмем — как раз вовремя успеем.

Пекарь еще раз продемонстрировал превосходное знание лондонских улочек. Ярко освещенные магистрали путешественникам пришлось пересечь только два раза. И каждый раз Пекарь сначала уходил вперед на разведку и лишь потом — убедившись, что никто за ними не следит, — переводил Яна в безопасную темень на другую сторону улицы. Они добрались до Кинг-Кросс даже раньше времени, оставалось еще сорок пять минут. Забавно, что Ян, бывавший здесь бессчетное число раз по дороге в Шотландию, не узнал вокзала.

С улицы они свернули в длинный подземный переход. Несмотря на яркое освещение, он постоянно использовался в качестве туалета, и в воздухе висел резкий запах мочи. Шаги отдавались громким эхом. Они прошли туннель, поднялись по ступенькам и попали в большой зал ожидания, уставленный обшарпанными скамьями. Большая часть обитателей зала сладко спала, растянувшись на этих скамьях, кое-кто сидел в ожидании поезда. Пекарь подошел к помятому сигаретному автомату, вытащил из кармана металлическую коробку и сунул ее под раздаточное устройство. Удовлетворившись мелочью, которую в нее закинули, машина заурчала и изрыгнула в коробку несколько сигарет. Пекарь протянул Яну коробку и зажигалку:

Назад Дальше