Сапожников Борис Владимирович Воин
Пролог
Цинохай — одна из величайших империй этого мира. Сильнейшее государство востока, отделённое от остального мира высоким Отпорным хребтом. Именно он дал несколько сотен лет назад первому императору Циню возможность объединить десяток с лишним мелких царств и княжеств, вечно боровшихся за куски земли величиной не более нескольких сотен ярдов, на которых находились парочка деревень и, может быть, маленький городок или глиняная крепость. Жестокий, упорный и бесконечно умный Цинь когда дипломатией, но чаще силой объединил эти царства и княжества в единую страну, назвав её Цинь-о-хай — Империя под солнцем. Многие считали, что это более дань его гордыне, ибо велел изменить иероглиф в слове "империя", ранее звучавшим как синь, но тех, кто открыто высказался бы по этому поводу не нашлось ни тогда, ни позже.
Цинь, повелевший называть себя Цинем Первым, а своего наследника Цинем Вторым и так далее, дабы укреплять и поддерживать династию правителей, часто называл воссоединённую страну "Вечной империей", однако не прошло и сотни с лишним лет, как из-за того же Отпорного хребта, защищавшего Цинохай с севера и запада, нагрянули могучие завоеватели — полудикие кочевники каганы. Кровь в жилах цинохайцев остыла после стольких войн, им более хотелось мира, каганы, закалённые жизнью в степях и постоянных сражениях друг с другом и чудовищами, обитавшими на их родине, были для них слишком сильным противником. К тому же, и в стане самих цинохайцев не было единства, ибо на трон претендовал брат императора Циня IV Мин, не побрезговавшей помощью каганов. Он якобы нанял кочевников под предводительством мудрого вождя Чингиза, которого незадолго до этого курултай объявил "Ханом над ханами" — практически главой всех каганов. Мин даже не сразу понял, что вскоре после смерти Циня и провозглашения его императором, он стал марионеткой в руках Чингиза, вынудившего его даже жениться на своей дочери и тем привести к власти своих потомков. Для укрепления власти и предотвращения восстаний Чингиз разделил страну на несколько округов, во главе каждого из которых стояли гражданский правитель цинохаец и военный — каган, фактически подчинив своим людям всю страну, оставив цинохайцам лишь видимость власти.
Но шли годы и подобно робким росткам травы из-под снега стали пробиваться первые зачатки сопротивления.
Глава 1
Я забросил копьё на спину и зашагал к дому предводителя Циня — последнего из прямых потомков Циня IV. Оставив на пороге своё оружие, я, почтительно поклонившись, вошёл в фан-цзы предводителя. Цинь, как обычно сидел перед алтарём предков и внутри дома повис тяжкий дух сожжённых свечей. По знаку его я присел у входа и приготовился долго ждать, когда он начнёт разговор, иногда такие паузы длились почти по часу. Однако на сей раз Цинь лишь закончил возносить молитву предкам и обернулся ко мне.
— Мы давно портим жизнь минцам, — сказал он, поглаживая длинный тонкий ус, — но этого отныне слишком мало. Пора заявить о себе, как о единственной подлинной власти в Цинь-о-хай. Я ношу то же имя, что и страна, следовательно она — моя. Мой отец, да прибудет он в мире, не решился открыто заявить о себе и так и умер в этой деревне, но я собираюсь выгнать каганов в их степи ещё при своей жизни и передать крепкую и сильную страну моему сыну.
Я слушал его, стараясь не шевелиться лишний раз, чтобы не пропустить ни единого слова, сказанного предводителем. Так учил меня мастер Чжоу.
— Я долго переписывался со многими гражданскими чиновниками в округах, — продолжал предводитель Цинь. — Многим из них надоели самодурство и наглость каганатских военноначальников, указывающих им не только военную политику, но и, вообще, все дела округов. Наших соотечественников уже ни во что не ставят. Пришла пора покончить с таким положением дел. Как ты считаешь, Вэй-ли?
— Война, — сказал я, как обычно, невпопад, — это может привести к настоящей гражданской войне. Многие погибнут и страна в итоге может вновь развалиться на множество удельных княжеств и царств.
— Это наша вторая, но не менее главная нежели свержение каганов, задача, — кивнул мне Мин. — Мастер Чжоу был прав, говоря что ты — весьма умный молодой человек.
Тут он явно преувеличивал, лично я свои умственные способности считал скорее посредственными, если не ниже.
— Именно для этого я и направляю к тем чиновникам, кои кажутся мне наиболее верными и ненавидящими каганов, посольство из лучших воинов и чиновников под предводительством моего сына Циня-ин. Ты также войдёшь в него, как представитель "ночного воинства", ты должен будешь охранять моего сына пуще зеницы ока своего.
— Вы будете изображать небольшой торговый караван, — продолжал Цинь. — Первым делом вы отправитесь в округ Синь-и, к чиновнику Хаю. Это очень богатая провинция, однако сам чиновник — беден, как монастырская мышь, всё уходит в казну военноначальника Хатан-богатура. Я думаю, что можно выгодно сыграть на жадности этого богатура, а также прибытие в город Лоян — столицу Синь-и; купеческого каравана не станет неожиданностью ни для кого.
— Прикрытие, действительно, идеальное, — согласился я, — однако и каганов не стоит недооценивать. Вы готовы рискнуть жизнью своего сына, предводитель Цинь?
— Тоже самое спросил у меня мастер Чжоу, — позволил себе улыбнуться предводитель, — и я ему ответил: "Мастер Чжоу, мой сын может стать наследником или императором Цинохая, а значит станет рисковать жизнью каждый день и час. Он должен привыкнуть к той игре со смертью, что зовётся жизнью".
— Такая привычка, конечно, дело хорошее, но наша миссия в Синь-и — куда как более опасная игра со смертью, нежели жизнь императора, которого охраняют как зеницу ока сотни куда более умелых в обращении с оружием людей, нежели сейчас есть у нас вообще.
— Но и покушаться на его жизнь будет куда больше людей, — усмехнулся снова предводитель Цинь. — Да и сам он так и рвётся в бой, желая показать чего он стоит на самом деле. Довольно я продержал юношу при себе, пора выпустить его в мир. Он ведь так мало путешествовал, как раз по тем самым причинам, что привели вы и мастер Чжоу.
Тогда я привёл последний аргумент.
— Для меня слишком велика честь — охранять вашего сына, предводитель Цинь. Я не слишком хорошо обращаюсь с оружием и, к тому же, если вы позабыли, я принадлежу к тяньган и мою нацию не слишком любят и каганы и остальные цинохайцы.
— Все помнят сражение при Баотоу, — согласился предводитель, — когда твои сородичи без разбора убивали и цинохайцев, и каганов.
— Именно так, — настаивал я. — Ни один уважающий себя купец не возьмёт себе телохранителем тяньгана.
— Однако тяньган может быть рабом купца. После разгрома твоих сородичей при Баотоу такое явление — не редкость.
— Будет ли ещё кто-нибудь из "ночного воинства" охранять вашего сына?
— Довольно будет и воинов полководца У и солдат из окрестных деревень. Всего вас будет двадцать человек. Десять воинов У, они станут изображать охрану каравана, и десятеро местных солдат — они будут простыми рабочими. В тюках кроме товара будет спрятано ещё и оружие для этих солдат.
Что мне ещё оставалось? Я кивнул и, дождавшись кивка предводителя Циня, вышел из фан-цзы.
Караван состоял из пяти крупных повозок, груженных тюками, в основном, с шёлком и пряностями (мы же ехали в юга страны, а именно этими товарами славился округ, где обосновались повстанцы во главе с предводителем Цинем), вокруг него гарцевали воины полководца У в отличных доспехах, при мечах и чианях, тут же суетились местные солдаты, сменившие кожаные брони на обычную одежду крестьян, нанятых купцом для черновой работы по обслуживанию каравана. Мне же, как рабу, было положено неотлучно находиться при своём господине Цине-ин, то есть повелитель Чэн, надо будет как следует потренироваться, чтобы произносить эти слова без ухмылки. Называть повелителем того, с кем знаком с пяти лет, с кем рос вместе, с кем плечом к плечу учился драться, ну и всё в том же духе. Хотя ему будет куда хуже, его-то не учили искусству притворства, в отличие от меня.
Меня весьма раздражало то, что мне пришлось спрятать моё копьё в тюк, вместе с остальным оружием тех, кто не изображал из себя воинов, без него я чувствовал себя неполноценным, хотя и отлично понимал, что раб, да к тому же ещё и тяньган, расхаживающий с копьём — нонсенс. Но легче мне от этого не становилось. Как, спрашивается, защищать Циня-ин, простите, повелителя Чэна, от возможных врагов, если копьё будет находиться в нескольких локтях от меня, да ещё и замотано в тюк. Я говорил об этом мастеру Чжоу, но тот лишь загадочно улыбнулся в своей обычной манере и сказал, что подлинный "ночной воитель" должен найти способ выполнить порученное задание, даже если сделать это не представляется возможным. Ему легко говорить, делать-то придётся мне, а рукопашный бой я изучал из рук вон плохо, предпочитая кулакам любимое копьё или "большой меч" да-дао. Ну да, волей-неволей, но совету мастера придётся последовать.
Мы выехали ближе к полудню, когда солнце начало основательно припекать и повелитель Чэн изволил спрятаться в головную повозку, я последовал за ним, как и должно верному рабу, тем более что тент повозки хоть немного, но спасал от жгучих лучей. Мерно и спокойно тянулись дни и ночи путешествия в округ Синь-и, к чиновнику Хаю, ничего не предвещало грядущих событий. Без приключений мы добрались до округа и даже добрались до Лояна, однако не успели мы въехать в город, как за нашими спинами захлопнулись его мощные ворота, а изо всех домов, со всех окрестных улиц и улочек выбежали солдаты, нацеливая на нас самострелы и копья. Я оттолкнул повелителя Чэна себе за спину и принялся нащупывать рукой тюк с оружием для солдат из Боян-Обо (тех самых, кого я звал местными, они изображали рабочих).
— Никому не двигаться! — крикнул высокий грузный каган в доспехах военноначальника, скорее всего, тот самый Хатан-богатур. — Стоять!!! — гаркнул он ещё громче. — Кто шевельнётся — получит стрелу!
Я, не смотря на его слова, продолжал нащупывать рукоять меча или топора, но тут в деревянную стенку повозки рядом с моей рукой вонзилась стрела.
— Это последнее предупреждение! — гаркнул Хатан-богатур. — Следующая стрела полетит в голову!
— Не замечал раньше в воинах Каганата милосердия к врагам. — Теперь уже говорил цинохаец в одежде чиновника не последнего ранга. Хай? — Особенно к тянганам.
— Что всё это значит? — спросил Цинь-ин, продолжая играть в купца Чэна, разгневанного таким поворотом дел. — Как это понимать?! Я — честный торговец и потерплю такого обхождения!
— Прекратите эту игру, Цинь-ин, — отрезал ледяным тоном "бедный чиновник" Хай, которого постоянно грабит Хатан-богатур, хотя если судить по тону и манерам главный здесь именно он, а не могучий каган. — Вас разоблачили ещё когда ваш батюшка писал письма моему глупому брату. Отпираться бессмысленно.
— Так вы не чиновник Хай? — удивлённо спросил Цинь-ин, выпадая из роли.
Я поморщился, а чиновник, имени которого я теперь не мог знать, рассмеялся, отбросив с лица длинные волосы.
— Конечно, нет, — сказал он. — Я чиновник из Эгачженя, из приказа императорского спокойствия, мой имя Шинь. Чиновник Хай за сношения с повстанцами был подвергнут пытке и казнён третьего дня. Я давно знал о его переписке Хая с новоявленным предводителем Цинем, вашем батюшкой, "купец Чэн", — он усмехнулся, покосившись в сторону Циня-ин, — и сначала хотел использовать его в игре против вас и вашего досточтимого отца, но после решил, что эта игра не будет стоить "костей". Проще отправить вас в ссылку на дальний юг, по приказу императора Мина VIII вы приговариваетесь к бессрочной ссылке в провинции Мааньсань — для работ на железных рудниках.
Тут полководец У схватился за меч, солдаты вскинули свои самострелы. Я отчётливо услышал щелчки, однако ни один болт не сорвался с лож, Хатан-богатур коротко взмахнул рукой, делая знак — не стрелять.
— Довольно, полководец У! — осадил горячего воина Цинь-ин. — Мы проиграли и надо признать это. Мы отправимся в эту ссылку, если это спасёт жизни моим людям, доверенным мне отцом.
Солнце палило всё нещаднее с каждым днём, хотя казалось, что жарче чем сегодня быть уже не может, однако на следующий день, когда мы поднимались на ноги, выпивая утреннюю норму воды, выдаваемую охранниками-каганами, все понимали, что солнце жжёт ещё сильнее. Сразу после того, как Цинь-ин велел винам полководца У сложить оружие, нас заковали в цепи, с солдат сняли доспехи и отправили в здоровенный барак без окон. Там мы просидели до утра следующего дня, кормили нас лишь один раз, после чего под охраной из полусотни каганов мы пешком отправились в ссылку.
Шаг за шагом приближались мы к конечной точке нашего вынужденного "путешествия" — провинции Мааньсань, известной своими железными рудниками, куда ссылали только "неблагонадёжных" преступников, осуждённых за преступления против власти. Вроде нас. Кандалы с нас сняли как только мы покинули Эгачжень и дальше мы шли без цепей, хотя и без этого многим первые дни стоили жизни. Многие из нас были сломлены крахом нашей миссии и впали в глубокую апатию, среди них был и Цинь-ин, чувствовавший ответственность за каждую смерть в нашем стане. В то же время горячий полководец У, наоборот, пребывал в странно приподнятом настроении, он постоянно изыскивал способы бежать, желательно, перебив всех каганов. Лишь прямой приказ Циня-ин остановил красавца полководца, не привыкшего и не любившего проигрывать. Я же постоянно следовал за Цинем-ин, стараясь оберегать его в меру своих весьма невеликих сил, хотя апатия начала одолевать и меня.
Из её плена меня вывело появление разведчика каганов на взмыленной лошади. Он буквально подлетел к предводителю отряда и прокричал на гортанном наречии степей их родины:
— Демоны с севера! Демоны севера! Они видели меня! Идут сюда!
Да уж, не знаю радоваться мне или плакать. Сюда мчится банда моих жестоких сородичей, мстящих всем и вся за подавление восстания в Баотоу. Они обычно не щадят никого и шансов присоединиться к каганам, которых они, скорее всего, перебьют у нас очень много.
— Ложитесь на землю, — бросил я, — накрывайте голову руками.
У моих сородичей была славная привычка начинать бой несколькими залпами из своих луков, которыми славилась провинция Тяньган. Тяньганы умели пустить три стрелы за пару секунд, не слезая с седла, а луки их пробивали насквозь человека в броне с расстояния в три с лишним ярда.
Вышло так, как я предполагал с самого начала. Толстые стрелы с чёрным оперением перебили почти половину каганов ещё до того, как из-за небольшого хребта показались тяньганы, атаковавшие, как всегда, без единого звука, чем наводили ужас на врагов. Однако конвойные каганы оказались не робкого десятка, они развернули коней и на полном скаку ринулись навстречу, размахивая саблями и играя копьями. Они сшиблись, зазвенела сталь, во все стороны полетели искры, хлынула кровь. Мои сородичи не оставили от каганов ничего, расшвыряв их и заставив сражаться в одиночку против двоих троих противников. Покончив с каганами тяньганы, не опуская оружия подъехали к нам.
— Кто вы такие? — спросил у нас их предводитель, оценивая нас со стороны.
Мы могли рассчитывать лишь на то, что они сочтут нас недостойными внимания и отпустят с миром. И, принимая во внимание наш внешний вид и измождённость после долгого перехода по каменистой равнине, этот вариант был вполне реальным.
— Мы солдаты истинного императора Цинь-о-хая Циня, — гордо ответил Цинь-ин, — и сейчас отправлялись в ссылку на юг, в провинцию Мааньсань. Однако вы освободили нас и мы продолжим войну с каганскими узурпаторами и предателем Мином. Приношу вам за это благодарность.
— Только благодарности вашей нам и не хватало! — рассмеялся тяньган. — Ну да с вас взять-то нечего, даже убивать жаль. Однако знай, мы ничего и никогда не делаем зря, так что не удивляйся, если к тебе или твоему отцу, Цинь-ин, придут люди моего народа и потребуют услуги взамен. А теперь прощайте, повстанцы, мы оставляем вам оружие и доспехи каганов, равно как и их еду и воду, но лошадей мы заберём с собой.
Сказав это, предводитель тяньганов развернул коня и умчался обратно за горы, откуда появился, за ним последовали его люди, хватая за поводья каганских лошадей. Мы же направились к покойникам и принялись их обирать, то есть мародёрствовать в самом наглом виде. А что нам ещё оставалось делать? Я подобрал себе копьё, очень похожее на то, что было у меня раньше, и накинул один из просторных халатов, подбитый войлоком. В нём было не слишком жарко, но с другой стороны, он мог спасти от ударов по касательной и шальных стрел, не нацеленных именно на меня. Мне было искренне жаль воинов полководца У, по его приказу напяливших на себя доспехи, которые практически раскалились докрасна за несколько часов пребывания под палящим солнцем. Сам полководец влез в доспех предводителя каганов, даже нацепил шлем, блестевший на солнце так, что глазам было больно на него смотреть. Солдаты же из Боян-Обо отдали должное кожаным броням, к каким больше привыкли, а их предводитель — немолодой лучник Чин, вообще, отказался переодеваться, он сумел сохранить одежду в почти первозданном состоянии, правда не представляю каким образом.
Как только мы закончили с этим мародёрством, полководец У и Цинь-ин отошли в сторону и принялись обсуждать нашу дальнейшую судьбу. Я находился при Цине-ин, что совершенно не понравилось полководцу У, однако он смирился с этим фактом — знал, что я личный охранник наследника нашего предводителя. Он попытался прогнать лучника Чина, но тот настоял, сказав, что он может и не имеет никаких званий и титулов, однако и его люди — так всего лишь крестьяне из Боян-Обо, обученные владеть оружием, так что кому как не ему представлять их на этом совете.