Остров Невезения - Сергей Григорьевич Иванов 21 стр.

— Спасибо! Вопросов нет.

— Если возникнут, знаете, где меня найти. Удачи, джентльмены!

Выходя, я заметил, что в приёмной появились посетители. С ключами от комнат и адресом, мы вышли во двор и встретились с одним из знакомых литовцев. Тот стоял у входа, покуривая в ожидании.

— Привет! Вы уже здесь?! — удивился он нашей социальной расторопности, — а я тоже пришёл оформить житьё-бытьё. Как всё прошло?

— На удивление гладко! Сейчас идём смотреть жильё.

— Вы уже знаете, где будете жить?

— Думаю, здесь и будем — Carlton Road -11. Это где-то рядом, — показал я ключи.

— Тогда я загляну к вам, когда буду свободен.

Он вернулся в контору, а мы отправились тем же путём, каким пришли сюда, только в обратном направлении.

Карлтон роуд оказалась соседней улицей, а дом? 11 в пяти минутах ходьбы от соцобеса. Это оказался стандартный городской двухэтажный дом, с центральным входом с улицы и небольшим палисадником на заднем дворике.

Открыв ключом входную дверь, вошли в свежее отремонтированное пространство, ещё пахнущее краской. Коридор вёл вглубь дома, деревянная лестница — на второй этаж. Сразу от входной двери, по правую сторону располагались жилые комнаты с прономерованными, как в общежитии, дверями. Наши — вторая и третья комнаты были недалеко от общего входа, что мне не очень понравилось. Открыв каждый свою комнату, нашли камерное пространство метров 12 квадратных. Пол устелен свежим ковровым покрытием, на койке — полный комплект нового постельного белья с подушкой и одеялом. Письменный стол, в углу — умывальник с зеркалом на стене, шкаф для одежды. Окно выходило на улицу. Между окном и тротуаром — небольшое пространство с травяным газоном и высоким стриженым кустарником. В комнату доносился шум проезжающего транспорта, с этим придётся мириться.

В соседней комнате Сергея — то же самое. Только окно выходило на стену соседнего дома, поэтому комнатка была темновата, зато меньше уличного шума.

Пройдя по коридору первого этажа, мы насчитали всего шесть комнат, в конце — кухня с двумя электроплитами, одним столом и множеством настенных шкафов с посудой и прочим.

За кухней располагался санузел с умывальником, туалетом и душевой кабинкой.

Далее — подсобное пространство, оборудованное для стирки и сушки, однако, этот процесс предполагался ручным. Стиральной машинки не было. Оттуда через дверь можно выйти на задний дворик.

Это пространство оказалось чудным, тихим местом, с травяной лужайкой и несколькими деревьями. Далее территория ограничивалась каменным забором, за которым располагался школьный двор и многоэтажное здание школы.

Наш дом был разделён на две половины с отдельными входами с улицы и выходами в дворик.

Вернувшись в дом, мы поднялись на второй этаж. Там насчитали ещё пять жилых комнат, одну общую с диваном, креслами, но без предполагаемого телевизора. Окно этой просторной крайней комнаты выходило во дворик, в противоположную от улицы сторону, и входная дверь располагалась в сторонке от общего прохода. На мой взгляд, это была самая удобная для проживания комната.

На втором этаже также был санузел с туалетом, умывальником и душевой. Таким образом, дом предполагал проживание одиннадцати человек, что фактически делало его общежитием. Сергей стал призывать меня вернуться в контору и отказаться от такого коммунального жилья. Меня и самого настораживала перспектива оказаться в коммуне, но затевать сейчас тяжбу по этому вопросу, у меня не было ни сил, ни желания. Я предложил утешиться тем, что дали, отмыться, отдохнуть, повидать наших соседей, а уж затем спокойно принимать решение.

Пока я осваивал предоставленное мне жилое пространство, было слышно, как кто-то спустился по лестнице. Где-то на кухне послышались голоса.

Мы почти одновременно вышли из своих соседних комнат с намерением принять душ. Наше появление на кухне заметно озадачило находящихся там двух жильцов. Полагаю, по нам было видно, что мы свежеприбывшие и претендуем на соседство с ними. Женщина, постарше нас, со славянской внешностью внимательно рассматривала пришельцев, и гадала на каком языке обращаться к нам. Второй — паренёк-араб, взирал на нас с любопытством и настороженностью.

— Привет, всем! — обратился Сергей, как к своим временным сокамерникам.

— Здрасте… хэлло, — заторможено отреагировали соседи. — Вы подселились в наш дом? — не то спросила, не то прокомментировала женщина.

— Возможно, во всяком случае, какое-то время намерены пожить здесь, — пояснил Сергей.

Араб ничего не понял из сказанного, но сообразил, что русских стало больше.

Чтобы узнать побольше, женщина продолжила разговор.

— Меня звать Елена. А это Виссам, он из Ливии, что ли, — вопросительно взглянула она на парня, — он по-русски не понимает.

— Libia, — возник парниша.

— Знаем, знаем! Привет полковнику Каддафи! — попробовал я заговорить с ним английским.

Парень смущённо заулыбался и хотел что-то сказать в ответ, но Сергей опередил его:

— Террорист? — спросил он ментовским тоном, указывая на него пальцем, хотя и приветливо весело улыбаясь.

— Нет, я не террорист. Я — беженец, — напрягся и начал оправдываться тот.

Было видно, что его уже достали вопросами о терроризме в связи с его гражданством.

— Бомбы имеешь при себе? — продолжал допрос Сергей, посмеиваясь над сконфузившимся арабом.

— Какие бомбы?! А вы привезли с собой автоматы Калашникова? — попробовал шутить араб.

— Калашников — гуд, вери гуд! — бодро продолжал беседу Сергей, по-дружески имитируя стрельбу длинными очередями из надёжного, проверенного историей автомата, по всем присутствующим на кухне.

— Ты пока поговори-постреляй, а я помоюсь, — хотел я воспользоваться моментом интернациональной дружбы.

— Нет, лучше ты поговори с людьми, а я быстренько помоюсь, — проигнорировав непонятный ответ арабского собеседника, Сергей ушёл из кухни в санузел.

— Вы из Украины? — несколько удивила меня Елена.

Я был не готов к такому вопросу, и не знал, как лучше ответить.

— А что видно? — ответил я вопросом.

— И видно, и слышно, — с заметной иронией ответила она.

— И что же слышно? — искренне заинтересовался я.

— И как вы говорите. И вообще… Мне приходилось здесь встречаться с украинцами, я их легко отличаю.

— Но я не украинец, ты не отгадала, — стал я в позу.

— Ты, возможно, не украинец. А вот твой приятель — сто процентов!

— Ну, тебе лучше его самого спросить об этом…

— А что спрашивать, я имею достаточное представление об украинцах.

— И что можешь сказать о них?

— А что говорить… Доминирует одно качество. Этакая примитивная хитрость-практичность.

— Пожалуй, есть такое, — пожал я плечами.

— Ничего себе, пожалуй! Да это качество так и прёт! За версту слышно и видно. Надеюсь, тебя это не обижает? Украинская практичность порой граничит с подлостью… Ты спросил — я ответила.

— Всё нормально. А ты из России?

— Из Эстонии.

— Понятно. Ну а эстонцы как тебе?

— Это — совсем другое.

— Другое, по сравнению с украинцами?

— У эстонцев свои качества и пунктики, с украинцами там ничего общего. Так откуда ты?

— Лена, можно я сначала помоюсь?

— Понятно! Улавливаю типично украинские интонации, — по-приятельски поставила она диагноз.

Наблюдавший за нашим разговором, арабский сосед уже несколько раз неудачно пытался что-то сказать.

— Ты русский? — наконец встрял он в разговор.

— Да, русский. Меня звать Сергей.

— Я серьёзно спрашиваю. Вот я — араб, из Ливии. Меня звать Виссам, — выплеснул он, волнуясь, на неловком английском.

— И я серьёзно. Разве я не похож на русского?

— Ты говоришь по-английски не так, как Елена и Сергей. «Калашников», «Иван», «Сергей»… Я знаю эти имена… — понёс он какой-то бред.

— Какой ещё Сергей? — не понял я. Услышав своё имя от араба.

— Со второго этажа. Молодой.

— Хорошо, можешь и меня звать Сергеем, если Иван и Калашников тебе кажется несерьёзными.

— О. К. Сергей, — очень приятно. Будем соседями, — несколько озадачил он своей непосредственностью и пожеланием называть меня Сергеем.

Сославшись на что-то, я вернулся в свою комнату. Ожидая пока освободится душ, я забыл о таковом на втором этаже, и с благодарностью отметил предоставленную мне комнатку, где можно побыть одному и перевести дух. Но вскоре ко мне зашёл Сергей, намеренный, поделиться впечатлениями:

— Слушай, надо валить из этого дурдома. Представляешь, что здесь будет, когда соберутся все остальные жильцы? Очередь на кухне… И масса любопытных уродов с вопросами о нашей личной жизни. Кстати, что они говорят?

— Пока ничего особенного. Говорят, что ты — типичный хохол и это опасно для окружающих! Мне бы тоже помыться, — уклонился я от разговора, и отправился в душевую.

— Слушай, надо валить из этого дурдома. Представляешь, что здесь будет, когда соберутся все остальные жильцы? Очередь на кухне… И масса любопытных уродов с вопросами о нашей личной жизни. Кстати, что они говорят?

— Пока ничего особенного. Говорят, что ты — типичный хохол и это опасно для окружающих! Мне бы тоже помыться, — уклонился я от разговора, и отправился в душевую.

После горячего душа я почувствовал себя более жизнерадостно, и в который раз мысленно поблагодарил всех за предоставленные блага.

Не успел я войти в комнату, как мой попутчик-сосед перешёл из своей комнаты в мою.

— Ну, шо ты решил? — вернулся он к текущим задачам.

— Надо бы забрать сегодня спальные мешки, — напомнил я об оставленных в тайнике жизненно важных ценностях, и о том, что ещё сегодня мы ночевали на улице.

— Заберём. Так что ты решил? Надо сегодня же идти в контору и сказать, что нам это жильё не подходит, — ставили передо мной очередную директиву.

— У нас спросят: почему не подходит? — неохотно включился я в тему.

— Скажи, что слишком много народу проживает в доме, — подсказывали мне.

— Но мы ещё не знаем, кто и сколько здесь проживает… И это едва ли серьёзный аргумент, чтобы просить другое жильё. Так каждый может потребовать отдельную квартиру.

— Но попробовать-то, во всяком случае, можно. Тебе шо, трудно сказать им?

— Представь себе, если сможешь, мне, действительно, трудно вернуться сейчас к той женщине и заявить, что мне не нравится предоставленное бесплатное жильё. И требовать что-нибудь получше. Мне, если и хочется что-то сказать ей, так лишь поблагодарить за всё, что она сделала для нас.

— А тебе самому нравится эта общага?

— Во всяком случае, у меня сейчас есть отдельная чистая комната, и сам дом тоже чистый… Жить вполне можно. Честно говоря, меня удивляет твоя требовательность. Ещё вчера ты показывал, где работал в Лондоне, и как твои товарищи поживают в вагончике на городской свалке…

— При чём здесь это, если есть возможность получить жильё получше. Надо, лишь пойти и спросить. А ты начинаешь мораль мне читать.

— Вот пойди и спроси! Знаю, знаю… Сейчас меня обвинят в дешёвой спекуляции английским языком… Это я уже проходил… Можешь обвинять. Что же касается «просто пойти и спросить», то это уж без меня… Это же просто. Извини, но будь я на месте чиновника, я бы напомнил таким переборчивым ходокам-просителям, что дарённому коню… И добра от добра не ищут.

— Всё ясно. Тебя просить о чём-то…

— Таков уж есть. Природа-матушка богата на выдумки. Кстати, тебе не хочется немного отдохнуть от всего, побыть одному?

— Я не люблю быть один. Но я всё понял, — недовольно оставил меня Сергей.

А мне иногда просто необходимо побыть одному. Комнатной изоляции показалось недостаточно. Я зашторил окно, закрыл на ключ комнату, разделся, и среди дня забился под одеяло. Освоившись и отогревшись, я попытался уснуть, но мысли соответствовали понедельнику и не отпускали меня.

Ощущение психологического комфорта зависит от многих внешних и внутренних факторов. Не вдаваясь в анализ таковых, могу лишь сказать, что, находясь в Украине, в окружении некогда близких мне людей, я начал утрачивать это чувство комфорта, поэтому, бегство на остров и поиск убежища (скорее психологического, чем политического) — вполне оправдано.

Соприкасаясь же с некоторыми соотечественниками, уже на острове, захотелось ещё и одеялом с головой укрыться.

Если окружающие тебя люди, претендуют на роль близких, но звереют от твоих невинных шуток, даже не пытаясь вникнуть в суть сочетания ситуации и сказанного тобою, то из такого окружения «близких» надо бежать, как из бессрочного унизительного плена.

Так, качаясь на весах Фортуны, я оказался под одеялом в комнатке социального дома в центре портового города Саутхэмптон, что на юго-западе Англии, графство Хэмпшир.

Мне предоставили возможность отдохнуть, собраться с мыслями и оглядеться вокруг.

Я с удовольствием предвкушал тщательное исследование города и окрестностей, но помнил, что в комнате через стенку, в состоянии обиженного ожидания находится земляк, у которого, наверняка, заготовлены для меня иные задачи.

8

Вечером вышли осмотреться. Меня назойливо ориентировали на скорейшее трудоустройство и обращали всё моё рассеянное внимание на решение этого вопроса. Я не возражал, но ссылался на уважительные причины, препятствующие таковому.

Для поисков работы очень желательно иметь свой какой-нибудь телефонный номер для связи, и само формальное разрешение работать в стране.

Затевая хождения по работодателям и прочим бюрократическим заведениям, следует заранее приготовить необходимые документы, координаты для связи, и запастись достаточным терпением. Опыт открытия банковского счёта подсказывал мне — расслабиться и не делать тщетных попыток.

Первое, что я отыскал в городе — это туристическо-информационный центр, где продавали абонентные билеты для пользования городским спортивным комплексом.

В коротком разговоре с соседкой Леной я узнал о возможности получения пропуска для бесплатного допуска к бассейну и тренажёрному залу.

Туристический центр мы нашли и посетили уже перед закрытием. Но служащая легко вникла в суть нашего социального статуса и разъяснила, что нам необходимо для оформления льготного пропуска. Требовалось лишь официальное письмо от городского отдела социальной помощи беженцам, в котором, подтверждается право субъекта на определённые блага по месту его жительства.

С подсказки соседей, мы отыскали и несколько агентств по трудоустройству. Большинство из них находились в центральной части города, совсем рядом с нашим домом. Но вступать конкретные переговоры я пока не стал.

Из местной газеты я выбрал несколько частных объявлений, предлагающих подержанные мобильные телефоны по бросовым ценам.

По одному из номеров, ответил мужчина и охотно перечислил мне ассортимент предлагаемых к продаже телефонов. В разговоре он отвлёкся от темы и неожиданно спросил меня:

— Ты поляк?

— Нет, не поляк. А что, очень слышно, даже по телефону?

— Не очень. Но я живу с подругой, она полька… И легко улавливаю славянский акцент. Если ты не поляк, тогда — русский. Верно? Как твоё имя?

— Верно! — удивился я, и машинально назвал своё настоящее имя.

— Сергей, сейчас я не в Саутхэмптоне, но готов подъехать и привезти всё, что имею на продажу. Если ты скажешь, где и когда, то завтра мы смогли бы встретиться. Я уверен, что мы договоримся с тобой, и ты останешься доволен.

— Хорошо. Подъезжай завтра к полудню по адресу Карлтон роуд — 11, это район Бэдфорд… Тебе любой здесь подскажет. И не забудь прихватить Эриксон, думаю, это мне подойдёт.

— Хорошо, завтра я буду у тебя. Удачи тебе! — повесил он трубку, оставив у меня впечатление, что кроме коммерческого интереса, у нас возникли и приятельские отношения.

Проживание в доме и неизбежное пользование общей кухней и санузлом сталкивало нас с другими соседями, и мы познавали друг друга.

Кроме Лены из Таллинна и Виссама из Ливии, возник ешё один Сергей из Таллинна. Молодой, по-беженски скрытный и любопытный тип, изначально выбравший позу важного парня из столицы цивилизованной европейской страны. А так же, постоянно занятые на работе, в пекарне, женщина из России, поляк и ещё один араб, настойчиво осваивающий английский в местном колледже.

Имея достаточно времени, мы тщательно осваивали ассортимент супермаркета и пивные пабы. На выданные нам ваучеры в супермаркете можно было отовариваться не только продуктами. Алкоголь за ваучеры отпускался без каких-либо ограничений. Выбор сухих вин там был широк, и у нас имелось время разобраться во вкусовых качествах.

Предпочиталось красное сухое. Распивалось, обычно, в моей комнате. Выпитое стимулировало обсуждение далеко идущих планов, и приводило нас в какой-нибудь паб.

Пивных пабов в районе Bedford было много, но большинство из них ориентированы на студентов. Слишком шумно. Нам же больше нравились старые пивные заведения, посещаемые преимущественно взрослыми джентльменами. Пиво в пабах доставалось нам значительно дороже, чем в супермаркете, и беженские ваучеры там не принимались. Зато при покупках в супермаркете на ваучеры, мы старались получить сдачу в фунтах, что позволяло нам продолжить вечер в пабе.

Пинта (pint = 0,568 литра) пива в пабах стоила 1,6–2,5 фунта. Называли они эту единицу измерения, как point — точка, очко. Моё упрямое произношение: пинт, местные снисходительно корректировали на пойнт. Атмосфера в каждом питейном пабе своя, особая. На мой, залитый пивом, взгляд, это одно из лучших мест для наблюдения за страной. Все случайные разговоры с местными обязательно содержали вопросы: