— Скорее всего, темно-зеленого цвета. Но однозначно сказать трудно, все-таки вода.
— Кажется, я знаю, что это за машина. Месяц назад к карьеру подъезжали ребята из Москвы, славные такие… Много шутили. В камнях неплохо разбирались. Простояли рядом с нами лагерем пару дней, вон у того уступчика, — показал Зиновьев на небольшую каменистую возвышенность. — Потом как-то сразу собрались и уехали.
— А они ничего не сказали?
— Один из них как-то обмолвился о том, что где-то километрах в пятнадцати отсюда нашли небольшую шахту, вроде там изумруды… Они хотели ее посмотреть.
— Не шутили?
— Кто их знает, хита очень ревнива к чужим успехам. Но, честно говоря, не думаю, чтобы все это было правдой. Все шахты известны, даже самые маленькие из них, добыча на которых приостановлена. А добывать без взрывов большие партии изумрудов невозможно. Ведь как достают «зелень»… Находят изумрудосодержащую породу, взрывают ее, потом на вагонетках вывозят на поверхность, где уже отбирают «зелень».
— Значит, никаких взрывов не слышали?
Никита отрицательно покачал головой.
— В нашем районе точно никто не взрывал, иначе грохот был бы слышен на всю округу.
— Но ведь это, может быть, какая-то небольшая жилка, — возразил майор. — Для этого достаточно одной только кирки. Знай долби себе! — слегка сощурив глаза, добавил он.
И опять майор был прав. Опер был из тех людей, кто способен вникнуть в дело основательно, погрузиться в него целиком, не пропуская при этом ни одной значимой детали. А что если он совсем не тот человек, за кого себя выдает? Чего ради обыкновенному оперу из убойного отдела вникать в тонкости горного дела? Специальной терминологией владеют люди из четвертого отдела ФСБ, занимающегося сырьем и драгоценными камнями.
— Это еще не все, — вновь вступил в разговор водолаз. — На самом дне находится еще машины. — И предупреждая возможный вопрос, он добавил: — Я насчитал девять. Но не исключено, что их больше. Они просто свалены друг на друга.
— Ничего себе, — ахнул майор. — Можешь сказать, как давно они там находятся?
Щеки водолаза порозовели, понемногу он приходил в себя.
— Некоторые машины лежат там действительно очень давно. Они уже покрылись илом, а вот другие утоплены совсем недавно.
— Трупы в них были? — напряженно спросил майор.
— Во всяком случае, в трех из них были точно.
Прозвенел мобильный телефон, вытащив его из кармана, Журавлев раздраженно прокричал в аппаратик:
— Ну и где там подъемный кран?! Выехал… Да он уже полчаса как здесь должен быть! — Щелкнув крышкой, он сказал водолазу: — Предстоит сегодня работенка!
— Мне одному не справиться.
— Вместе с подъемным краном должны прибыть еще двое аквалангистов. Как чувствовал ведь!
— Тогда дело пойдет, — удовлетворенно кивнул водолаз.
Никита ощущал себя в их присутствии совершенно лишним. Самое время отойти незаметно в сторонку. В конце концов, свое дело он выполнил, сообщил куда следует, пора возвращаться к своим делам. Не целый же день ему на покойников смотреть!
Но, по всей видимости, у майора Журавлева на его счет были совершенно иные соображения. Не замечая некоторой нервозности Зиновьева, он вдруг спросил:
— Вы сообщили о смерти вашего приятеля его родным?
Вопрос прозвучал упреком, и Зиновьев невольно поежился. Дело обстояло несколько сложнее — с Антоном они не были закадычными друзьями. Их связывало только несколько общих знакомых, да нынешний полевой сезон, проведенный в поисках камней. Всего лишь какой-то год назад они даже не подозревали о существовании друг друга. О своем компаньоне Зиновьев знал немного, разве только то, что проживал тот где-то на окраине Екатеринбурга вместе с сестрой и матерью.
— Нет. Я ведь даже не знаю, где он живет, — помявшись, виновато признался Никита. — Сообщите лучше вы. Вам ведь все равно положено это делать.
Майор как-то странно посмотрел на Зиновьева и подтвердил свое согласие сдержанным кивком.
— Хорошо. Вы мне можете ответить еще на один вопрос?
— Куда же я денусь? — пожал плечами Никита.
У карьера понемногу стал собираться местный народ, но через красную матерчатую полоску, которой было оцеплено место происшествия, никто не переступал. Все с интересом поглядывали на карьер.
— Тоже верно. Согласитесь со мной, изумруды на рынок поступают по-прежнему регулярно, хотя разработка изумрудных рудников в настоящее время прекращена.
Работа на изумрудных карьерах действительно уже не велась несколько лет. И совсем не потому, что драгоценные камни никому были не нужны, как раз наоборот, необходимость в них испытывали все. Дело заключалось в том, что столь лакомый кусок не могли поделить между собой центральная и местная власть. Издавна сложилась традиция, что большая часть сырья уходила в Москву, меньшая часть изумрудов оседала в регионе. И здешние правители всерьез намеревались пересмотреть установленный процент.
Существовала еще и третья сила. Бармалей как-то обмолвился, что дважды на изумрудные копи приезжали посланцы от столичных воров в законе, однако они бесследно исчезли на обратном пути. Уж не на дне ли карьера они покоятся?
— Поступают, — вынужден был согласиться Никита.
— Тогда откуда же они берутся?
— Этот вопрос не ко мне, я этим не занимаюсь.
— Я вот к чему веду разговор: а может быть, москвичам все-таки удалось узнать, где именно в промышленном количестве добываются алмазы? Вот поэтому их и ликвидировали как ненужных свидетелей.
— Все может быть, — неопределенно пожал плечами Зиновьев.
Неожиданно подъехал милицейский «УАЗ». Тормоза скрипнули у самой красной ленточки и, придерживая съехавшую фуражку, из салона выскочил молоденький лейтенант. Не замечая обращенных на него взглядов, он подошел к Журавлеву и взволнованным голосом доложил:
— Товарищ майор, произошло еще одно убийство.
— Ну и дела! Где?
— В нашем поселке.
— Что за день сегодня, — выдохнул майор. — И кого убили?
— Местный оценщик. Все его называли Васильевичем.
Майор посмотрел на побледневшего Зиновьева.
— Ты случайно не про него рассказывал?
— Про него.
— Видишь, как оно получается. Понятым пойдешь?
— Куда же мне теперь деться? — обреченно махнул рукой Никита.
— Игорь! — окрикнул Журавлев высокого парня, стоящего неподалеку. И когда тот подошел, сказал: — Тут в поселке совершено еще одно убийство. Я сейчас пойду на место, а ты за меня останешься. Скоро подъемный кран должен подойти. Водолазы подъедут, так что проследи за всем этим хозяйством.
— Хорошо, — кивнул Игорь.
Глава 4 ДРАГОЦЕНЩИК ВАСИЛЬЕВИЧ
— Кто первый обнаружил труп? — спросил майор у лейтенанта, войдя в дом.
— Женщина… Почтальон, — начал тот. — Она у нас в поселке уже лет двадцать пять работает. Очень порядочная. Васильевич часто не бывал дома, вот он и оставлял ей ключ, чтобы газеты в дом заносила. У нас шпана того и гляди весь почтовый ящик с газетами выпотрошит, а так надежно.
— Значит, он почитывал газетки-то?
— Получается что так.
— Тебя как зовут-то? — майор внимательно посмотрел на лейтенанта.
— Лейтенант Прохоров. Матвей…
— Вот что, Матвей, о чем рассказывала эта женщина?
— Как вошла в комнату, положила газеты… Вон они и сейчас там лежат, — кивнул Матвей на табурет, на котором действительно лежала целая стопка журналов с газетами. — Думала, что дома никого нет, а когда уходить стала, то заметила, что он на диване лежит. Подошла к нему, хотела спросить, чего это он дверь не открывает. Пригляделась, а он мертвый. Ну и сразу же ко мне побежала.
— А с чего это она взяла, что произошло убийство?
— Она думала, что он просто умер. Следов-то никаких. Это я уже потом предположил. Чисто по интуиции.
— Все верно. На шее у него отчетливая полоса, значит, его задушили. Скорее всего, каким-то шнуром. — Повернувшись к Никите, майор спросил: — Тебе приходилось бывать в доме Васильевича?
— Только пару раз, — честно признался Никита. — Мужик он был скрытный, приваживать к себе не любил.
Через окно было видно, как у дома понемногу собирается народ. Ничего удивительного, Егор Васильевич был человек популярный, а потому сочувствующих должно набраться предостаточно.
У калитки стояла немолодая женщина в темно-красном платке и причитала в голос. Раза три она пробовала войти в дом, но сержант мягко и одновременно настойчиво выпроваживал ее со двора. Голос горюющей женщины нервировал, и Никита никак не мог сосредоточиться.
Из-за приоткрытой двери просматривался диван, на котором лежал Васильевич, точнее были видны только ноги покойника, выглядывающие из-под коротких штанин.
— И что же вы видели в его доме?
— И что же вы видели в его доме?
Никита сглотнул слюну.
— У него было много чего. Друзы аметистовые на столе стояли, топазы были величиной с кулак, помню, цитрины очень приличные лежали горкой. Он особенно ничего и не прятал. Только головой вертеть как-то тоже ни к чему. Для чего мне чужое добро!
— Тоже правильно! — легко согласился Журавлев, как-то странно посмотрев на собеседника.
Никиту обдало жаром.
— К чему вы это клоните?! Уж не подозреваете ли меня?! По-вашему получается, что сначала я убил Васильевича, потом Антона, а чтобы никто не догадался, решил сам сообщить в милицию?
Майор Журавлев улыбнулся.
— Да не переживайте вы так. Никто вас пока не подозревает. Давайте пройдемте в комнату, — сказал он дружелюбно и уверенно зашагал к распахнутой двери.
В комнате находились эксперт и техник-криминалист. Эксперт был высокий и тощий, с длиной щетинистой шеей, из которой строптиво и хищно выпирал угловатый кадык. А вот техник-криминалист, напротив, оказался невысокого росточка, очень плотный, с явно обозначившимся животиком. На правом плече у него висел широкофокусный фотоаппарат, весьма подходящий для съемок в тесном помещении, и еще один, цифровой, весьма серьезная техника. В руках он держал миниатюрную видеокамеру и слушал разъяснение эксперта-криминалиста. А когда тот, наконец, закончил, согласно кивнул и продолжил фотографировать три побитых жестяных ведра, стоящих по углам и заполненных светло-зелеными бериллами.
Труд у техника-криминалиста не хитрый, в основном черновой, знай снимай на видео и щелкай фотоаппаратом. Однако без него не обходится ни один выезд на место происшествия. В углу комнаты, на стареньком табурете стоял портативный копировальный аппарат, рядом в аккуратную стопочку были сложены десятка полтора фотографий.
Вот у эксперта работа творческая, требующая специальных знаний в области криминалистики. За один день такому не научишься. И, кроме личного опыта, в его ремесле важна интуиция, которая вырабатывается только с годами. Нужно не упустить ни одной из деталей, которые могут нести информацию о личности преступника. По тому, как морщил лоб эксперт, становилось очевидным, что дело продвигается не столь быстро, как хотелось бы.
Первое, что бросилось в глаза Никите, когда он вошел в комнату, так это большое количество друз, которыми был заставлен длинный стол, они же лежали и на полу, и по углам. Здесь были сиреневые аметисты, темно-желтые кубики пирита, спаянные между собой каким-то замысловатым образом, огромные полевые шпаты и темные, будто южная ночь, морионы. От обилия красок просто рябило в глазах, а эксперт, стараясь не раздавить какой-нибудь из оброненных камушков, всякий раз высматривал на полу свободное место. У стола в обыкновенных алюминиевых ведрах лежали зеленовато-голубые топазы, а в невзрачном тазике колючими ежиками торчали кристаллы александрита, всякий раз рассерженно вспыхивая красным цветом, как только срабатывала фотовспышка.
— Сколько же здесь всего, — изумленно протянул Журавлев.
Эксперт лишь выразительно хмыкнул.
— Это еще не все. Вон в том шкафу ящик стоит, а в нем первоклассные изумруды.
— Давай взглянем, — предложил майор.
Перешагнув ведро с топазами, он подошел к шкафу и осторожно распахнул створки. Внизу, среди вороха несвежего белья, стоял грубовато склоченный ящик, а в нем лежали куски слюдита, из которого во все стороны, будто зеленые карандаши, торчали изумруды.
— Вот это да! — невольно выдохнул Журавлев. — Я такого количества «зеленки» за всю свою жизнь не видел. — Не удержавшись, он поднял кусок породы, из которой, параллельно друг другу на искрящейся слюдяной поверхности лежали длинные кристаллы изумруда. — Вот этот особенно хорош. — И, повернувшись к Никите, майор спросил: — У вас такие пропали?
Поколебавшись, Зиновьев признался:
— У нас были лучше, у этих цвет темный, а наши изумруды были посветлее. Цвет — тройка…
— Что за цвет?
— Как бы вам это поточнее сказать. Вот эти изумруды как будто бы цвета пожухлой травы. А у нас такого… Ну, в общем, когда весной листья распускаются, но еще не успели насытиться хлорофиллом. Тогда цвет у них становится ярко-зеленым. А в середине лета эти листья уже темно-зеленые.
— Хм… Образно. А с «шуриками» вы работали? — неожиданно спросил Журавлев, хитро посмотрев на Зиновьева.
Опять майор ловко ввернул сленг. Именно так хитники называли александриты. И Никита все более убеждался в том, что оперативник Журавлев специализируется по драгоценностям. Несколько лет назад в Главном управлении по борьбе с организованной преступностью была создана специальная группа, занимающаяся расхищением драгоценных камней. Не исключено, что он был одним из руководителей группы.
Виновато улыбнувшись, Зиновьев произнес:
— Я ведь коллекционер… Если только в коллекцию.
— Мы у тебя еще дома не были, — сдержанно напомнил Журавлев. — Может, у тебя не меньшее богатство.
— Да куда мне! — вздохнул Никита. — Моя коллекция занимает всего лишь две полочки. И образцы-то у меня не самые хорошие.
— И какие же?
— Пара топазов, есть дымчатый кварц, ну, может быть, в породе будет с пяток крошечных александритов. А здесь, — махнул он рукой в сторону ведра с сапфирами, — один только кристалл с голову ребенка.
— Так вот, я тебе хочу напомнить, — майор уже обращался к нему на «ты», и всякий раз Зиновьев ощущал при этом какой-то внутренний протест. Но ведь не сделаешь же замечание. Не так поймет. — Срок за уклонение от сдачи драгоценных камней государству — до пяти лет!
— Но ведь…
— Не надо мне втирать, что свои камни ты собирался сдавать завтра утром! Я уже слышал об этом. Не прокатит! А еще я напишу рапорт, чтобы тебя прессанули, как следует, — жестко добавил он.
— Послушайте…
Неожиданно майор широко улыбнулся.
— Расслабься! Все это может с тобой случиться, если мы не найдем общего языка. Ты понимаешь меня?
— Да, — подавленно протянул Никита.
Подняв кусок породы, из которой торчали александриты, каждый величиной с крупную горошину, майор спросил:
— Знаешь, сколько могут стоить эти милые «шурики»? Не менее ста тысяч долларов. И эти деньги просто так валяются под ногами в обыкновенной избе, где даже толкового замка нет. Грабителя не заинтересовали камни, следовательно, в квартире Васильевича лежало нечто более ценное, чем «зеленка» и «шурики». Тогда что же это может быть, неужели «белые»? — уверенно предположил Журавлев.
Никита Зиновьев невольно сглотнул. «Белыми» огранщики называли алмазы. «Шурики», «зеленка», «красные» и «синие» по сравнению с «белыми» считались просто детским баловством. Алмазы совершенно другой уровень, это серьезно, и спрашивать за них будут значительно строже.
В этот момент Никита позабыл даже о Васильевиче, который лежал на диване, вытянувшись во всю длину. Его голова покоилась на грязной подушке, из которой во все стороны повылезали перья. Носки у покойника были протертые, видавшие виды, из них выглядывали большие пальцы с пожелтевшими растрескавшимися ногтями.
Никиту всегда удивляла способность драгоценщиков проживать в нищете. И это при том, что они буквально сидели и спали на самоцветах. Часто в их доме не бывало даже буханки хлеба, а где-нибудь в шкафу мог лежать кристалл стоимостью в несколько десятков тысяч долларов.
— Не знаю, — пожал плечами Никита, понимая, что угодил в настоящие тиски. Этот майор умел душить. И уж если ухватил за кадык, то будет держать до тех самых пор, пока не испустишь дух. — Я уже говорил, что Васильевич был человеком скрытным и своими планами ни с кем делиться не любил.
— А ты сам не занимаешься «белыми»? — как будто бы между прочим спросил Журавлев.
— Упаси боже! — с жаром открестился Никита. — Я ведь коллекционер, а не драгоценщик. Для коллекционера что важно? Красота! А драгоценщики этого не ценят, для них камушки обычный товар. Где-то нарыл втихаря, потом отгранил и выгодно продал! Я человек совсем другого плана, для меня важнее эстетика, если хотите!
— Понятно.
Скулы Васильевича заострились. На коже у самых глаз проявились темные пигментные пятна. Раньше Никита их не замечал.
С улицы раздался какой-то шум. Затем опять отчаянно запричитала женщина.
— Что там еще? — раздраженно повернулся майор к двери.
— Какая-то женщина хочет пройти, — сказал лейтенант.
— Кто такая?
— Когда-то она жила вместе с Васильевичем. Не драться же мне с ней!
Журавлев вздохнул. Не самое подходящее время для истерик.
— Верно, не драться. Пусть войдет, — распорядился он. — Будет понятой. Объяснишь ей, что тут к чему. Скажешь, что если будет причитать, тогда выставлю!
— Понял, — сказал лейтенант заметно повеселевшим голосом и тотчас вышел.