Татьяна поставила локти на стол, переплела пальцы и оперлась о них подбородком. Ее глаза сияли.
– И странствия привели меня в Париж.
– И ко мне. – Это было сказано ровным, бесстрастным тоном: наблюдение, ничего больше. Мэтт не знал, что сказать, и не знал, как относится к тому, что только что было сказано.
– И к тебе. – Она изучающе посмотрела на него.
– Я бросила тебя, потому что знала, что никогда не буду до конца свободна от своих обязательств.
– А сейчас? – Мэтт сам удивился своему вопросу. Его это совсем не волнует. Не должно волновать.
– Сейчас ты свободна?
– Я получу свободу, как только выполню то, ради чего приехала.
– Что же это? – Он старался сохранить равнодушный тон. Сейчас, поздно вечером, когда позади у них долгий день, когда часть правды уже открыта, скажет ли Татьяна остальное? Что она на самом деле ищет? И почему хочет, чтобы он был ее спутником?
– Тебе прекрасно известно, что это, – страдальчески вздохнула она. – История странствий принцессы Софии, разумеется.
– Разумеется, – пробормотал Мэтью.
Татьяна приподняла бровь.
– А что ты хотел услышать?
– Правду.
– Понятно. Ты мне не веришь. Это начинает раздражать.
– Чепуха, – фыркнул он. – Я даже не вспоминал о тебе.
– Даже не вспоминал? – она обошла стол. – За все пятнадцать месяцев, три недели и сколько там дней?
Их взгляды скрестились и он поднялся на ноги.
– Ни разу.
– Ты говорил, что скучал по мне.
Татьяна остановилась перед ним и легко провела пальцами вниз по его руке.
– Человеку свойственно скучать по тому, чего больше нет, – произнес Мэтт небрежно, словно ее прикосновение к ткани сюртука нисколько его не взволновало.
– Я признаю, – ее голос был страстным и низким. – Я по тебе скучала.
– Неужели?
– Это тебя удивляет?
– Да.
Их разделяла жалкая пара дюймов. Он мог чувствовать ее запах, легкий и эротичный, жар тела, ощущать, как поднимается и опадает ее грудь при каждом вздохе.
– Ты довольно долго отсутствовала для человека, который утверждает, что скучал по мне.
– Я должна была выполнять свои обязанности. Часть моей жизни осталась… неоконченной. Необходимо было закрыть за собой некоторые двери.
Она заколебалась.
– Кроме того, мой отец заболел, и я находилась рядом с ним. У меня не было выбора, но, по правде говоря, я бы не смогла покинуть его.
– Я тоже одно из твоих неоконченных дел? – Мэтт посмотрел на Татьяну сверху вниз, сопротивляясь желанию прижать ее тело к своему, ее губы к своим. – Та дверь, которую необходимо закрыть?
– Я бы сказала, что между нами еще не все решено. Разве ты не чувствуешь недосказанность, разлитую в воздухе?
– Разве между нами недосказанность? Мне кажется, это нечто совершенно иное. Недоверие. Презрение. Обман.
– Страсть? – Она положила руки ему на грудь и Мэтт подавил желание отступить. Татьяна одарила его тем самым взглядом, и он почувствовал, что пропал. Но это его уже не волновало.
– Определенно, это страсть. – Он крепко прижал ее к себе, обхватил ладонью затылок и смял ее губы своими.
Татьяна приветствовала его без сомнений, без колебаний. Обняла за шею и вплела пальцы ему в волосы. Губы раскрылись под его напором, и их языки встретились. Мэтт хотел завоевать, овладеть этой женщиной. Сделать ее своей. Навсегда.
Татьяна встретила его страсть своей, словно хотела поглотить его так же, как и он ее. Словно желала поставить на нем свое клеймо, так же как и он. Словно и она мечтала только о том, как они были однажды вместе и как могли бы быть снова.
Его руки скользнули по ее спине и обхватили бедра, прижимая ближе к твердой выпуклости. Татьяна потерлась о него бедрами и он задрожал от желания.
Мэтью оторвался от ее губ, желая попробовать на вкус уголок ее рта, линию подбородка, нежную кожу шеи. Он не мог дышать и не думал об этом.
– Я не передумал, ты же знаешь. – Его голос был груб от неослабевающего желания. – Это ничего для меня не значит.
– Для меня тоже. – Татьяна задохнулась и вцепилась ему в плечи.
Не раздумывая, Мэтт одной рукой сдвинул в сторону посуду. Он поднял ее на стол, и она схватила его за пальто и притянула к себе. Он обхватил ее грудь и соски затвердели от прикосновения мужских пальцев под тканью платья. Мэтью нетерпеливо стянул лиф и обнажил грудь, полную и твердую, вздымающуюся с каждым прерывистым вздохом. Он взял в рот один сосок с нежностью, которая потребовала весь его самоконтроль. Татьяна тихо вскрикнула и выгнула спину.
Мэтт провел рукой по ноге, по чулку и подвязке, и нашел сладкое местечко между ног. Она была влажная и желающая, и ахнула от его прикосновения. Он скользнул в нее большим пальцем и вышел обратно. Именно так, как раньше доводил ее до безумия. И она корчилась на столе, цепляясь за него.
– Мэтью – простонала она. – Это было так давно, и я так скучала по тебе.
Возможно, это был звук ее голоса или что-то, что Татьяна не сказала, но он тем не менее услышал или просто хотел услышать, но внезапно в голове у Мэтта прояснилось и он заколебался. Он хотел ее, о боже, он ее хотел. Ему казалось, что он может умереть, если не получит ее. Прямо здесь, прямо сейчас.
Но что-то – какое-то странное чувство – принцип, или честь, или совесть – удерживало его.
– Мэтью?
Нет! Он отмел угрызения совести, поднявшие уродливые головы. К черту все. Когда-то она была его женой и сейчас хочет его, в этом нет сомнений. Позже будет время разобраться с принципами, честью и совестью.
– Нет, ничего.
Мэтт расстегнул брюки, и она подвинулась на столе, чтобы дать ему место, столкнув на пол блюдо. Комната сотряслась от грохота.
Он едва ли заметил.
Татьяна потянулась к нему. Он втиснул колено между ее ног.
В дверь застучали. И они замерли.
– Все в порядке? – раздался за дверью голос хозяйки.
– Все хорошо. – Голос Татьяны звучал сдавленно. Она взглянула на него.
– Да, все отлично. – Мэтью посмотрел на нее.
– Я слышала грохот, вот что я вам скажу.
Повисла тяжелая подозрительная пауза.
– Это мое блюдо, вот что это было.
– Несчастный случай, ничего страшного, – прокричал Мэтт.
– Я хочу посмотреть. – Это требование сопровождалось явственным звоном ключей. – Сейчас.
– Проклятье, – пробормотал Мэтт и, спотыкаясь, бросился к двери. Он уперся плечом в створку, одновременно пытаясь поправить одежду. Татьяна соскользнула со стола и лихорадочно старалась придать платью хотя бы видимость пристойности.
Возможно, в доме терпимости оно бы и выглядело пристойно.
Она пригладила волосы, хотя это не помогло, поймала его взгляд и кивнула. Он глубоко вздохнул и отступил от двери.
Дверь распахнулась, ударилась о стену, и низенькая, круглая фигурка миссис Викланд ворвалась в комнату – миниатюрный ангел возмездия, во взгляде которого пылал огонь праведного негодования. Мэтт мог бы поклясться, что из ноздрей ее струился дым.
– Милорд. – Взгляд миссис Викланд скользнул от Мэтта к Татьяне. – Миледи.
– Я и мой муж заканчивали ужин, – сказала Татьяна, словно не выглядела так, будто занималась именно тем, чем занималась.
– Ну да, конечно. – Миссис Викланд смотрела на перевернутое блюдо на полу.
– Я ужасно сожалею, но это была случайность, и к счастью, блюдо не разбилось.
Татьяна подошла к пожилой женщине, взяла ее за руку и настойчиво повела к двери.
– Оно прелестно, и я понимаю вашу озабоченность.
Миссис Викланд вытянула шею, чтобы осмотреть Татьяну.
– У меня не так много посуды, и я не могу себе позволить ее бить.
– Разумеется, мы, компенсируем вам причиненные неудобства. – Татьяна взглянула на Мэтта. – Ведь так, милорд?
Он горячо закивал.
– Да, обязательно.
– Не сомневаюсь. – Миссис Викланд бросила полный отвращения взгляд на не заправленную рубашку Мэтта. – Я должна убрать…
– О, но вы наверняка слишком заняты. – Татьяна вывела ее за дверь. – Почему бы вам при случае не прислать служанку позаботиться об этом?
– Это может занять какое-то время. – Миссис Викланд поджала губы, но видно было, что она смягчилась.
– Мы прекрасно понимаем. – Сердечность Татьяны убедила даже Мэтта. – И мы высоко ценим ваш тяжелый труд. Гостиница очаровательна и еда была замечательная.
– Очень вкусная, – поспешил на помощь Мэтт. – Невероятно вкусная.
Миссис Викланд заглянула за спину Татьяне и уставилась на него. Она повернулась к Татьяне и доверительно понизила голос:
– Вы ведь недавно замужем, миледи?
– Вы правы, недолго. Честно говоря, едва ли неделю.
– Я так и думала. – Примирительно сказала миссис Викланд. Присматривайте за ним, миледи. Лорд или деревенщина – все они хотят от женщины только одного. Особенно такие красавчики, как ваш муж. А он еще и распутник, я могу это определить по одному его виду.
– О боже, моя дорогая, – голос Татьяны звенел от сдерживаемого смеха. – Я надеюсь, что это так.
– Очень вкусная, – поспешил на помощь Мэтт. – Невероятно вкусная.
Миссис Викланд заглянула за спину Татьяне и уставилась на него. Она повернулась к Татьяне и доверительно понизила голос:
– Вы ведь недавно замужем, миледи?
– Вы правы, недолго. Честно говоря, едва ли неделю.
– Я так и думала. – Примирительно сказала миссис Викланд. Присматривайте за ним, миледи. Лорд или деревенщина – все они хотят от женщины только одного. Особенно такие красавчики, как ваш муж. А он еще и распутник, я могу это определить по одному его виду.
– О боже, моя дорогая, – голос Татьяны звенел от сдерживаемого смеха. – Я надеюсь, что это так.
Мэтт ожидал от старой женщины негодования, но вместо этого услышал смешок. Миссис Викланд и Татьяна обменялись еще несколькими комментариями, на этот раз слишком тихо, чтобы он мог услышать, и женщина удалилась.
Татьяна захлопнула за ней дверь и облегченно выдохнула.
– Что ж, Мэтью, теперь мы можем продолжить?
И снова эта жалкая честь подняла свою гадкую голову.
– Не стоит, – произнес он медленно. Никогда он так не сожалел о своих словах.
– Почему?
Она подошла ближе и посмотрела на него.
– Это одно из твоих условий. Я согласилась подчиниться твоим условиям
Ее глаза ярко блестели, губы были розовыми и полными, кожа сияла внутренним светом, светлые волосы взъерошены. Она как будто сошла с картины эпохи ренессанса. Куртизанка, пища богов. Восхитительная и неотразимая. Его чресла заныли.
– Разумеется, она согласилась…
– Я не знаю, почему, но я… мы… – он запустил руку в волосы и издал долгий вздох разочарования. – Не можем.
– О, Мэтью, я совершенно уверена, что мы… ты… можешь.
Она потянулась и накрыла рукой все еще твердый ком в его брюках.
– Татьяна! – он отшатнулся и посмотрел на нее. – Я не имел в виду, что не могу в этом смысле! В этом смысле у меня никогда не было проблем!
– Я так и не думала. – Она схватила его за рубашку и снова притянула к себе.
– Что я хочу сказать, это…
Мэтт взял ее за руки и твердо отодвинул в сторону. Он должен уйти. Сейчас же. Если не уйдет, то закончит то, что они начали, а у него было странное чувство, что это будет катастрофа. По крайней мере, для него.
– Я только что вспомнил… об одном деле. Не понимаю, как я мог забыть? Это не может ждать.
– О каком деле ты говоришь? – Положив руки на бедра, Татьяна смотрела на него. – Ты не упоминал ни о каком деле.
– Это… – Он тяжело сглотнул. – Лошади. Да, именно. Лошади. Я должен осмотреть лошадей.
– Сейчас? – не веря, повысила она голос.
– Сию же минуту. – Мэтт незаметно продвигался к двери. – Я забыл дать конюхам особые указания.
– Это лошади. Что за особые указания? Ты их кормишь, чистишь их. Я считаю, что этим все и ограничивается.
– О, помимо этого есть еще много всего. Например… – Он пытался подобрать слова. – Это особенные лошади. – Спасительная дверь была уже почти в пределах досягаемости.
– Особенные? – ее лицо выражало недоверие и замешательство. – Мне они не кажутся особенными, и до сегодняшнего дня ты их никогда не видел.
– Тем не менее, им нужен особый уход, потому что они, – они что? – ну, особенные, и мне необходимо о них позаботиться. – Он рывком открыл дверь. – Прямо сейчас.
– Это самое глупое… – Татьяна смотрела на него, раскрыв рот от удивления. – Боже мой! Я вижу это по твоему лицу. Ты боишься. Меня. – Ее глаза расширились. – Нас!
– Вот это уже смешно.
– Ты трус, Мэтью Уэстон. – Она сложила на груди руки и самодовольно усмехнулась. – Ты готов летать над крышами, но боишься того, что случится, если ты и я…
– Конечно, я не боюсь, – произнес он с надлежащим негодованием. – Я тебе уже сказал, что это, – он махнул рукой в направлении стола, – для меня ничего не значит. Стало быть, мне нечего бояться. Тем не менее, меня беспокоит, что лошади…
– Совершенно особенные лошади?
– Не получат того внимания, которого они заслуживают, и мы будем вынуждены остаться здесь еще на одну ночь.
Мэтт вышел из комнаты со всем достоинством, которое мог собрать, и бросил через плечо:
– Я скоро вернусь.
За спиной раздалось недостойное леди недоверчивое фырканье.
Он закрыл дверь и прислонился к ней, словно она сдерживала всех гончих ада. У него никогда не было проблем с женщинами, и Мэтт не мог вспомнить случая, когда бы решил отказаться от продолжения с охотно соглашающейся женщиной. Это всегда приносило удовлетворение, пусть и ничего не значило для него. Он придавал акту совокупления не больше значения, чем утолению голода или жажды. Это была потребность, ничего более.
Конечно же, он не был влюблен в принцессу.
Эта мысль заставила Мэтта резко остановиться. Это не имеет никакого отношения к любви. Он не влюблен в Татьяну. Во всяком случае, не теперь. О, когда-то он все-таки был влюблен. То, что они испытали в постели, было несравнимо с тем, что он знал с другими женщинами. Он сознавал, что такое было возможно благодаря тому, что они разделили сильные эмоции, а не только физический акт. С Татьяной он занимался любовью в самом прямом смысле этого слова.
С этой женщиной, единственной из всех, секс без любви казался… неправильным. Бесчестно делить постель без любви с женщиной, которую когда-то любил.
Он вышел во двор и глубоко вздохнул. Ночной воздух холодил разгоряченную кожу, звезды сверкали на черно-синем небе.
Это была самая глупая мысль, которую он когда-либо слышал. Любовь и честь не имели никакого отношения к вожделению. И тот факт, что он когда-то ее любил, также не имел никакого значения. Однажды он уже доверился ей, и посмотрите, с чем он остался.
Мэтт направился к конюшне. В конце концов, он может и проверить лошадей. Больше нечем заняться, и в данный момент он не собирается возвращаться назад в комнату.
Или это гордость удерживала его?
Мэтью поклялся себе, что на этот раз их отношения будут строиться на его условиях. Принимать решения и делать выбор будет он.
Но кто же кого соблазнял этим вечером?
Гордость и честь. Он пренебрежительно хмыкнул. Эфраим был прав. Эти качества ослабляют. Пара подобных черт в придачу к вопросам о любви и дружбе, и все станет еще сложнее. И противоречивее.
Что ж, ему придется пройти через это.
Что до обвинения, что он ее боится, боится их, то ничто не могло быть дальше от правды. Страх означал бы, что у него остались чувства к Татьяне, а все его эмоции по отношению к ней давно исчезли. Сама идея, что он боится, была столь же смехотворна, как и все его сегодняшние мысли.
Он ее хочет, и он ее получит. На своих условиях, в выбранное им время. Это будет его выбор, а не ее.
Спустя долгое время и много пинт эля, Мэтт тихо проскользнул назад в их комнату. Несмотря на то, что одна пинта привела к двум, затем к четырем и так далее, он был все еще трезв и с ясной головой.
К сожалению.
Блюдо и остатки ужина были убраны. На столе горела свеча, бросая мерцающий свет на Татьяну, недвижимо спящую на кровати.
Мэтт разыскал в своей сумке бювар и дневник. Он сел за стол, приготовил ручку и открыл книгу. Но взгляд его блуждал по спящей Татьяне.
Однажды она уже разрушила его жизнь, и он не позволит ей сделать это снова. Ни с ним, ни с его семьей.
У него не было ответов, и он не был даже уверен, какие вопросы следует задать. Для человека, который отказывается от эмоций и привязанностей, вообще ничто не имеет смысла. Но он не может чувствовать к этой женщине что-нибудь, помимо вожделения. Рассматривать такую возможность просто не имеет смысла.
Мэтт оторвал от нее взгляд и уставился на лежащий перед ним пустой лист. Несомненно, это было так же смешно, как и все остальное, но в данный момент вся его жизнь казалась воплощением абсурда.
Он глубоко вздохнул и начал:
Дорогой Эфраим…
Дорогой Эфраим,
Во-первых, я хочу, чтобы ты понял: несмотря на то, что я пишу тебе эти письма по твоей просьбе, я еще не принял окончательного решения их использовать. Ради предосторожности, на случай, если эти письма станут публично известны, я не буду использовать реальные имена и названия стран. По правде говоря, вполне вероятно, что ни ты, ни кто-либо другой никогда не прочтет ни слова из всего мной написанного. Несмотря на это, хотя я никогда не имел склонности к бумагомаранию, я чувствую необходимость обсудить случившиеся сегодня события, и пусть это письмо послужит хотя бы такой цели, даже если ты не сможешь использовать его иначе.
Принцесса продолжает оставаться для меня загадкой. Она откровенна по поводу некоторых интимных деталей своего прошлого, но отказывается полностью довериться мне. Она все еще настаивает, что целью нашей поездки является описать путешествие ее родственницы.
Должен признаться, теперь я понимаю ее скрытность. Она не способна легко довериться кому-либо. Признаю, что и я больше не способен доверять безоглядно, когда дело касается ее. Мы оба страдали от рук людей, к которым чувствовали большую привязанность и доверие. По иронии судьбы ее неверие в меня – вина другого человека, в то время как мое недоверие к ней вызвано исключительно ею самой.