Василий Седугин Князья Русс, Чех и Лех. Славянское братство
От автора
Роман «Князья Русс, Чех и Лех» открывает цикл исторических произведений, которые прослеживают процесс зарождения Руси с 278 года и завершаются утверждением Рюрика на новгородском престоле. В них впервые воссоздается подлинная история «дорюриковской Руси».
Все произведения цикла основаны на русских летописях, а также преданиях западных славян и европейских источниках, которые недавно вошли в научный оборот. Они со всей очевидностью указывают на западнославянское происхождение династии Рюриковичей и опровергают пресловутую «норманнскую» теорию.
Хочу коснуться происхождения названия «Русь». По моему убеждению, оно пришло из санскрита — основы индоевропейской семьи языков, возникшего десятки тысяч лет назад. Достаточно сказать, что в русском разговорном языке до 20 % слов заимствовано из санскрита (Гусева Н. Р. Славяне и арьи. Путь богов и слов. М.: Фаир-Пресс, 2002). Слово «русья» на санскрите значит «светлая, святая». Это слово наше, исконное, ниоткуда не занесенное и никем не завезенное, оно тысячелетия жило в гуще славянского племени. (Не сомневаемся же мы, что слова «русый, русоволосый» коренные, чисто славянские!) Неудивительно его широкое распространение в Восточной Европе в названиях населенных пунктов, рек, озер, местечек и проч.
Многочисленность их на нашем североприбалтийском пространстве (города Руса и Старая Руса, селения Русье, Порусье, Околорусье, две реки с названием Русская; Руса есть на Волхове, Русыня — на Луге, Русская — в Приладожье) норманисты объясняют занесением сюда таких имен через бродячих норманнов (по их финскому названию).
Но как можно объяснить наименования с корнем «рус» в тех местах, где не ступала нога норманнов и финнов? Это село Русс в нижнем течении Немана; в Курляндии — г. Россиены; Мазурское озеро Рош, село Росинско; на нижней Висле — Руссеная; близ крепости Иван-город — Россоч, Русец. И далее — через Галичину Карпаты в Трансильвании: Рава Русска, Руске Ушице; на западной стороне Карпат — речка Рушково, село Рушполяна; на восточной буковинской стороне — Рус-Молдвица; в центре трансильванских Альп село Русс, гора Рушка, села: Рушкичи и Русберг. Речка Русова впадает в Днестр около Ямполя; село Руска Банилла в Буковине около Прута; ряд сел около Дуная в Валахии; Рушук на Дунае.
Академик Н. Я. Марр, наш крупнейший лингвист кавказских языков, утверждает наличность этнических терминов «Руш, Рос, Рош» на Кавказе, Северном Кавказе и Черноморье. Сирийский церковный историк Захария Риттор (VI в.) называет среди народов Северного Кавказа народы Рос и Рус. Белами, переводчик Х века на персидский язык арабских хроник VII века, среди народов Северного Кавказа называет хазар, алан и русов. (Карташев А. В. История Русской церкви. М.: Эксмо, 2006. В 2 т.: Т. I. С. 71).
Как же все это вяжется со скандинавским происхождением слова «Русь»? Название нашей страны пришло из дремучих веков, оно наше, родное, славянское, оно всегда жило в нашем народе.
Римская Империя
I
В городе Виндобоне, расположенном на самой северной кромке Римской империи, служили с отрядами славянских наемников братья Чех, Лех и Русс. Город стоял на крутом берегу Дуная, за Дунаем — варварский край, населенный племенами германцев, кельтов, сарматов, иллирийцев, славян; позади — провинция Иллирик. По Дунаю на десятки и сотни километров тянулись укрепления, на которых несли службу легионы римской армии.
Но не только посредством укреплений защищалась граница. На противоположном берегу были созданы зависимые от Рима клиентские государства. Они брали на себя обязательства не пропускать через свои земли другие племена, предоставляли свободный проход римским воинам, разрешали им на своей территории строить крепости и дороги. В свою очередь римское правительство выплачивало вождям клиентских государств большие субсидии и поддерживало их в конфликтах с соседями.
Город Виндобона был одним из многих пограничных городов (Регина, Кастра, Кастра Батава, Лауриан, Карнунт, Бригенций, Сиртий, Виминаций и другие), размещенных на Дунае и призванных защитить империю с севера от варварских племен. Построен он был на высоком обрывистом берегу. На земляном валу возвышались деревянные крепостные стены и башни с двумя воротами; из одних дорога вела в Рим и во внутренние провинции, из вторых — на пристань, где стояли корабли из разных концов тогдашнего света. Если переправиться на ту сторону Дуная, то по петлявшей среди лесов и болот дороге можно было попасть на знаменитый «Янтарный путь», который из Италии шел до Прибалтийского побережья. В торговле янтарем принимали участие и римляне, и племена-посредники, через земли которых пролегал этот путь. Он был важен для самих племен в их торговых и хозяйственных связях друг с другом, поэтому по возможности ими поддерживался и не нарушался.
На центральной площади Виндобоны, которая служила рынком, стоял двухэтажный кирпичный дворец, в нем жил начальник гарнизона Аврелий, он же и правитель Иллирика. Дворец был красив, с колоннами, высоким парадным крыльцом и сложной конфигурации железной крышей, в окна были вставлены стекла, редкие в то время.
Рядом с дворцом располагались одно— и двухэтажные здания римских граждан — торговцев, ремесленников, хозяев ремесленных мастерских, ростовщиков, нашедших себе занятие в этом отдаленном крае.
Вдоль крепостной стены были выстроены шесть казарм для воинов центуриев; в них были большие спальные отделения, оружейные и другие подсобные помещения.
Отдельно стояли две термы, так по-римски назывались бани. Общественная терма принадлежала городскому муниципалитету, в ней за небольшую плату мог помыться любой желающий. Вторую воздвиг Аврелий по образцу и подобию римских, но, конечно, уступавшую им по роскоши внешней и внутренней отделки; в ней мылась местная знать и воины центурий.
В городе жили люди многих племен и народов — иллирийцы, германцы, славяне, даки, фракийцы, кельты, франки, евреи, сирийцы… Соответственно были построены и различного вида дома: деревянные с маленькими окошечками, которые закрывались или задвижками, или бычьими пузырями, из природного камня, саманные, тростниковые, полуземлянки и землянки.
Чех и Лех служили в римской армии в звании центурионов. В апреле 278 года центурионом стал и восемнадцатилетний Русс, который был до этого десятником, теперь под его началом стала сотня воинов. Его среди других почетных гостей пригласили во дворец Аврелия на пир.
Русса, видевшего до этого только жалкие славянские хижины да солдатские казармы, поразил великолепный зал с высокими потолками, отделанный белым с небесным оттенком альпийским мрамором, с большими, забранными разноцветными стеклами окнами, мозаичный пол с замысловатым орнаментом, масса светильников в форме птиц и растений, поддерживающих лампы с ароматным маслом. Зал казался ему воздушным, приподнятым над землей. Помещение было уставлено столами из цитрусовых деревьев с резными ножками, а возле них располагались ложи для гостей — по три ложи с трех сторон, так что принять участие в трапезе могли одновременно девять человек; четвертая сторона была свободной, чтобы рабы могли подносить кушанья и убирать грязную посуду.
— Брат, как можно так жить! — с придыханием произнес Русс, оглядываясь вокруг. — У меня дух захватывает от красоты!
— Здесь не живут, а пируют, — с усмешкой ответил Чех, опускаясь на одну из лож. — Располагайся рядом, ты теперь имеешь право на это место.
Когда гости собрались, на помост вышли хозяева — Аврелий с женой Луциллой, рядом с ними — их дети, Тибулл и Флавия. Аврелий был облачен в пурпурную мантию, одетую поверх белой туники, жена в золотистую тунику без рукавов, на которую был накинут белоснежный пеплум. Русс замер, увидев Луциллу. Его нисколько не привлекла ее одежда; он не мог оторвать взгляда от ее лица. В переливающемся свете многочисленных ламп оно, казалось ему, излучало некое сияние, притягивало и завораживало. Он не мог сказать, какие у нее глаза, нос, губы и все остальное, но только прошептал про себя: «Божественная женщина. Она достойна такого мужественного воина, как Аврелий, а он достоин ее».
Луцилла была второй женой Аврелия. Первая, не выдержав скучной и однообразной жизни в Виндобоне, оставила мужу двух детей, сбежала в Рим к отцу-сенатору и бросилась в омут столичных пиров и развлечений. Аврелий вновь женился на местной красавице из семьи торговца, которой не исполнилось и семнадцати лет; у римлян это считалось ранним браком, потому что они старались выдавать своих дочерей в 20–22 года.
Хозяева уселись за стол на помосте, пир начался. На каждом столе стояли кувшины с вином, солонка и уксусник. Рабы разносили блюда с разнообразной едой, гости сами себе накладывали кушанье в тарелки, мелкие и глубокие. Сначала были поданы устрицы разных сортов, морские ежи, улитки, дрозды со спаржей, откормленные куры, обжаренные в муке. Затем принесли рыбные блюда, кабанью голову, свиное вымя, жареных уток, зайцев…
Русс выпил бокал вина и сразу запьянел. Ему вдруг стало легко и радостно, все люди стали казаться приятными и чуть ли не родными. Он сидел и блаженно улыбался.
Но вот на помост вышел флейтист и сыграл короткую мелодию, привлекая к себе внимание гостей. Когда шум в зале немного стих, поднялся поэт и стал читать свои стихи. Хотя его слова хорошо были слышны, Русс почти ничего не понял. Все его внимание было сосредоточено на Луцилле. Она стала казаться ему еще краше, почти богиней. Ему доставляло огромное наслаждение смотреть на нее, ни о чем не думая. Смотреть и восхищаться, словно какой-то необыкновенной картиной талантливого художника.
— Ты почему ничего не ешь? — спросил Чех.
Русс удивленно посмотрел на него, будто вернулся из какого-то иного мира. И тут же почувствовал голод в желудке.
— Ешь, а то быстро запьянеешь и не досидишь до конца торжества.
Русс мановением руки позвал к себе раба, с его блюда положил себе жареного дрозда и пару ложек соленых грибочков, отрезал кусок от бока молочного поросенка и принялся за еду, искоса наблюдая за окружающими. К Чеху подошла Флавия, они занялись друг другом. Чех почти не пил, зато подруга часто наливала себе вина, быстро запьянела, лицо ее раскраснелось, она громко хохотала, почти беспрерывно что-то говорила, запрокинув голову. И впервые Руссу почему-то стало жаль брата. Все-то у него было на месте, ничего он никогда не перелишит, ничего не упустит, все по порядку. А вот явилась эта безалаберная Флавия, чего доброго от нее ждать?
Не то Лех, вертопрах и повеса. Вот и сейчас он уже прилично выпил, и, перегнувшись, вел беседу с какой-то молодой особой, сидевшей за соседним столом. Мужчины были явно недовольны таким вниманием к их даме, они кидали на Леха угрожающие взгляды, но это не останавливало его.
Между тем пир шел своим чередом. Один за другим выступали поэты, потом явились философы. Но их уже мало кто слушал, нарастал гул пьяных голосов, просторно прокатывавшийся под высоким потолком.
Скоро философов сменил оркестр из лир, кифар и небольшой арфы треугольной формы. Зазвучавшая музыка прервала разговоры, все стали слушать чарующие звуки мелодии. А потом появились танцовщицы. Нарядно одетые девушки двигались ритмично в такт музыке, распевая обрядовую песню в честь богини Минервы. Их полуголые тела тотчас привлекли внимание мужчин, иные повскакали с мест, притиснулись к проходу между столами.
За девушками вышли парни. Их танец был величавым и мужественным, воспроизводивший движения красивых тел и мужественной души на войне или в тягостных обстоятельствах.
И следом — пляска парней и девушек в честь покровителя виноградарства Бахуса, пляска шуточная, веселая с множеством разных движений, непристойных жестов, показывавших действия захмелевших поклонников бога вина…
Конечно, кое-что из показанного в этом зале Русс видел ранее на площади и улицах города, но там совершалось это примитивно, упрощенно, среди обычной обстановки. А здесь поражало все: и костюмы, и стройная музыка умелых музыкантов, и мастерство исполнителей. Он чувствовал, как затрепетало в нем все внутри, как впитывал его организм каждый ритм музыки, каждое движение танцоров. Да, это был настоящий праздник души!..
И вдруг, когда ушли музыканты и танцоры и в зале воцарился нестройный шум многих десятков голосов, он увидел идущую между рядами Луциллу. Она шла неторопливо, мило улыбалась и перебрасывалась фразами с сидевшими за столами, отдавая должное каждому из них. Русс хотел, но не мог оторвать взгляда от нее, чувствуя, как при ее приближении уходит из-под него пол…
Вот Луцилла подошла к столу, произнесла мягким голосом:
— Приветствую вас, достославные центурионы Чех и Лех. Как вы чувствуете себя в моем дворце? Всем ли довольны, нет ли каких просьб или пожеланий?
— Благодарим тебя, божественная Луцилла, за внимание и доброту, — слегка поклонившись, ответил Чех. — Мы всем довольны и приносим нашу благодарность тебе и твоему супругу.
Тут она взглянула на Русса и спросила:
— А кто с вами третьим будет? Что-то его раньше я не видела в этом зале.
— Это наш брат, Русс. Он недавно назначен центурионом.
Глаза ее вспыхнули, она наградила Русса ослепительной улыбкой и проговорила удивленно:
— Такой юный и уже центурион? И сколько же ему лет?
— Уже восемнадцать, он храбрый воин и умелый военачальник.
— Ну-ну, — покровительственно произнесла она и поплыла дальше.
Провожая ее взглядом, Русс почувствовал, как вспотела у него спина, а перед глазами еще долго стояли ее лучистые глаза и ласковая улыбка. Видно, лицо у него в это время было довольно глупым, потому что Чех дружески хлопнул его ладонью по спине и проговорил со смехом:
— Вернись на землю, братишка!
Время перевалило за полночь, а пир продолжался. Некоторые уснули на ложах, другие нырнули под столы, иным стало совсем плохо, и они опорожнили свои желудки на пол, рабы тотчас убрали за ними. Русс устал, все ему надоело. Он попросил Чеха:
— Пойдем в казарму, я спать хочу.
— Нельзя раньше хозяина покидать пир. Нас остановят на выходе и насильно вернут, а потом Аврелий может при случае наказать за неуважение.
— Он что, самодур?
— Нет. Просто это римская традиция. Она и здесь соблюдается.
В это время к ним подбежал один из гостей, прокричал:
— Братья, вы что сидите? Там Леха бьют!
Первым на крыльцо выскочил Русс. Увидел, как в неверном свете уличных ламп сгрудилась небольшая кучка людей, взмахивали руки, глухо бухали кулаки. Он кинулся в гущу, схватил первого попавшегося за плечо, развернул к себе и ткнул кулаком в скулу. Тот коротко хрюкнул и полетел на землю. Тотчас повернулся к другому и, не давая опомниться, головой ударил в лицо. В то же время мощный удар в затылок свалил его под ноги дерущимся, но он, вгорячах не чувствуя боли, вскочил и бросился на близстоящего. Мельком видел, как Чех раздавал удары налево и направо, как вскочил ранее поверженный Лех и тоже ввязался в драку…
Братья победили. Четверо дравшихся, среди которых Русс признал купца Галерия, его двух сыновей и зятя, кто на карачках, кто на пузе отползли в сторону, поднялись на ноги, стояли, покачиваясь. Купец, худой, высокий, с длинным горбатым носом, вытирая с лица кровь, проговорил озлобленно:
— Погодите, встретится нам ваш Лех, мы ему все нутро отобьем! Будет знать, как к чужим женам приставать!
— Отбили одни такие! Им морды набок своротили! — тотчас ответил Лех. Правой рукой он держался за грудь, с носа капала кровь. Русс вынул платок, стал заботливо вытирать.
— Вам тоже несдобровать, — не унимался Галерий. — Не научите уму-разуму братца, с краю света достанем!
— Идите, идите, а то еще наложим, — посоветовал Чех.
Наконец разошлись.
— Чего на сей раз натворил? — обратился он к Леху, когда купец со своими ушел во дворец.
— Да ничего особенного. Вышел подышать свежим воздухом, а она сама ко мне подвалила, — оправдывался Лех.
— Кто — она?
— Да сноха этого Галерия. Я виноват, что ей понравился?
— Ну и?..
— Что — и? Поцеловались пару раз, только и всего…
— Тебе что, девок незамужних не хватает? Зачем к чужим женам лезть?
— Они сами ко мне лезут. Я ей за столом пару раз подмигнул, только и всего-то…