Можно только преклоняться перед такими людьми, как Валя, которые, зная о недуге, преодолевая его, вновь и вновь выходили на сцену. Ведь Валя не зря обратилась к богу. К людям она обращалась, только те ее не услышали. Она даже дачу купила рядом с храмом. Чтобы ближе быть. Просто надо сказать, я не люблю похороны. Да и кто их любит… Я кланяюсь человеку, которого знал, выражаю соболезнование близким и ухожу. Никогда не езжу на кладбище и на поминки. Потому что на таких мероприятиях сидят, пьют и врут. Потом будут еще обсуждать, хорошая была еда или нет.
На похоронах часто встречаешь неожиданных людей, тех, кого не видел по двадцать лет, и, с трудом узнавая, понимаешь, что они тоже просто не могли не прийти. Например, сегодня я встретил одного бывшего секретаря обкома из Свердловска. Ельцин был первым, а он вторым. Это Володя Андрианов, который встречал нас с Геной Хазановым на вокзале во время нашей поездки в Свердловск на День города. И тут вдруг вижу Володю среди тех, кто пришел проститься с Валечкой. Как будто вчера расстались. Вспомнили, как ездили на фестиваль, Валечка тогда была молодая, красивая! А сегодня мы ее провожаем, как проводили уже многих и многих артистов и просто замечательных людей, встречи и дружбу с которыми нам подарила судьба.
Глава 8 Муслим Магомаев
Муслим Магомаев был тем человеком, который открыл мне мир. Когда я учился вокалу в институте, все пластинки, которые у меня были тогда, – это записи Муслима. Даже такие гибкие голубенькие из журнала «Кругозор». Я их вырезал, ставил на проигрывателе и пел голосом Магомаева. Он был удивительный человек. Певцов с такой культурой пения больше нет.
Выдающийся певец, прекрасный человек, он был очень близок мне, и тем страшнее стали для меня все эти сложности, связанные с его кончиной. Все эти административные проволочки. Эти непонятные вопросы: дать место на Новодевичьем или не дать, в Москве или в Баку захоронить… Большую часть своей жизни, около сорока лет, Муслим провел в Москве. Будучи азербайджанцем, он русской культуре принес огромную пользу, на его примере воспиталось целое поколение артистов. Но чуда не произошло, и таких певцов, как Муслим, не появилось ни тогда, ни сегодня.
Я свято отношусь к памяти этого человека, мы дружили при жизни, хотя я был младше. Для меня было честью, что он меня пригласил в восемьдесят шестом году в Штаты. С гастролями мы объездили всю русскоговорящую Америку, нас принимали великолепно, носили на руках. Его как идола своей молодости, а меня как молодое открытие. Это время было потрясающим. Мы очень с ним сдружились, и потом много лет подряд я знал, что раздастся звонок:
– Володя, это Муслим. Ты помнишь, что у меня день рождения?
Он очень любил, когда я вел застолья, шутил. У него были два тамады, я и Саша Ворошилов, прекрасный певец из Большого театра. Муслим всегда любил юмор, но сам был очень скромным. И совестливым. Я считаю, что его уход со сцены – это не малодушие, а особенность человеческого характера. Понимая, что с возрастом поешь не так, как раньше, он хотел, чтобы его запомнили на взлете.
Сегодня, если открыть фонотеку Муслима, там и арии из опер, и романсы, и песни, исполненные в разной манере. По своей профессиональной подготовленности он был недосягаем, ему не было равных. Когда я слышал какие-то высказывания по этому поводу – обойдемся без персоналий, – для меня это чистой воды злопыхательство. Когда Муслим был в форме и выступал на сцене, к нему никто не мог приблизиться.
Я с уважением отношусь ко всем нашим звездам. Алла Борисовна Пугачева непререкаемый авторитет, но и она признает, что Муслим был неподражаем. Она с большим уважением относилась к нему, а теперь к его памяти. Хоть и время было иное, и не было такой информации телевизионно-радийно-интернетной, но все, от мала до велика, были поклонниками Магомаева. И любители классической музыки, потому что он всю классику пел. И молодежь, потому что он пел эстрадные песни. Муслим для меня человек легендарный, недосягаемый. Муслим, потом большой промежуток, и только потом все остальные.
Однажды, когда мы были в Америке на гастролях, Муслим, представляя меня, сказал со сцены:
– Пародисты – это люди, в меру своего таланта делающие пародии на известных артистов, и Винокур делает пародии на меня. И пусть я не всегда согласен, но мне приятно. Приятно, потому что это реклама, и за нее в любой стране платят большие деньги. А Винокур делает мне рекламу бесплатно. Я люблю его творчество и хочу представить его вам. Это молодой артист, и, поверьте мне, он вам должен понравиться. Владимир Винокур!
Я вышел и сразу показал на Муслима пародию. Был бешеный успех.
Жаль, очень жаль, что Муслим так рано сгорел. Честно говорю, я все время держу в голове мысль, что на Новодевичьем кладбище к нему на могилку ходило бы огромное количество народу поклониться этому великому человеку.
Но наши чиновники, видимо, хотят быть вечными и не понимают, что, когда они сами уйдут из жизни, мало кто положит цветы на их могилку.
Глава 9 Борис Ельцин
С Борисом Николаевичем я познакомился в начале восьмидесятых, когда он был секретарем обкома партии в Свердловске. Сдружились мы на одном необычном событии. В Свердловске был День города, и первый секретарь обкома партии Свердловска Борис Николаевич Ельцин пригласил двух артистов эстрадного жанра: Геннадия Хазанова и Владимира Винокура. При том, что образ Бориса Николаевича – был очень строгого, волевого и серьезного человека, который никогда не использовал ненормативную лексику. Все его близкое окружение подтвердит.
Несмотря на то что отработал в строительстве много лет и мастером, и прорабом (поверьте, я знаю, о чем говорю, я сам строитель, и отец у меня строитель, и брат работал на стройке – там невозможно существовать без мата). Так вот, при всей своей серьезности, он вдруг приглашает на концерт двух юмористов.
Мы прилетаем с Геной, нас встречает Володя Андрианов (спустя много лет мы встретились на похоронах Вали Толкуновой), бывший комсомольский секретарь, а тогда секретарь обкома партии по идеологии. Нам известен по ЦК комсомола, по комсомольским фестивалям. Володя говорит:
– Мне шеф поручил с вами поработать. Кстати, он дарит вам по пыжиковой шапке.
Если помните, в таких шапках ходили тогда все секретари обкома, и, несмотря на то что госцена у такой шапки была тридцать семь рублей, достать ее было невозможно, даже на черном рынке, даже втридорога. Потом нас повезли в облпотребсоюз и позволили купить две канадские дубленки по госцене. Это был праздник жизни! Тогда не было корпоративов, как сейчас, где артист отработал и получил за свой труд определенную сумму.
Мы официально ехали от Москонцерта и получали по ставке пятнадцать рублей. Нас поселили в хорошую гостиницу, завтраки– обеды-ужины, все как полагается. Вечером был концерт. На сцену Дворца спорта Борис Николаевич вывел нас сам. Он встал посередине, высокий, красивый, седой, и мы с Геной с двух сторон. Два веселых… клоуна. Полный зал, тысяч пятнадцать, и Борис Николаевич лично представил нас собравшимся.
Мы, как могли, смешили публику. Был прекрасный прием, отличный концерт, настроение у людей – лучше не бывает. После концерта традиционный банкет, на котором произошла смешная история. Ельцин подошел к нам с Хазановым, сказал какие-то слова благодарности. А я встал и говорю ему:
– Борис Николаевич, вы такой руководитель, волевой, жесткий и в то же время внимательный и добрый. Мне кажется, вы – потенциальный москвич. Это точно.
Он мне отвечает:
– Да ладно, перестань ты, я здесь у себя дома. Я тут учился, тут женился. У меня такая жена!
Наина Иосифовна тоже присутствовала на концерте. Действительно, очень интересная женщина. Короче, посмеялись и забыли.
Мы с Геной долго с теплом вспоминали, как нас принимали. Артисты, они ведь как дети – погладил по голове, он и вспоминает добрых людей. А финансовое вознаграждение не главное.
Проходит пара лет, и вдруг мы узнаем, что первым секретарем горкома партии Москвы назначают Бориса Николаевича Ельцина. В честь пленума горкома партии в Колонном зале в Москве идет концерт. Участвует много артистов, в том числе Борис Брунов как ведущий и мы с Геной Хазановым. Борис Сергеевич Брунов придумал оригинальный выход: все участники концерта выходят на сцену в самом начале и что-то поют, приветствуя зрителей.
Мы с Геной стоим на авансцене, и вдруг я вижу в ложе человека, закрытого от нас газетой. Я говорю Хазанову:
– Гена, вот что значит, человека перевели в Москву, даже в нашу сторону не смотрит.
Он мне отвечает:
– Да нет же, просто только что прошло серьезное заседание, он, видимо, тезисы пленума читает.
Гляжу, убрал газету, смотрит концерт, смеется… А после нашего выступления к нам подошел человек и очень вежливо передал, что Борис Николаевич просил нас зайти в комнату президиума. Мы заходим, и он широко раскрыл объятия, обнял нас с Генкой и мне говорит:
Гляжу, убрал газету, смотрит концерт, смеется… А после нашего выступления к нам подошел человек и очень вежливо передал, что Борис Николаевич просил нас зайти в комнату президиума. Мы заходим, и он широко раскрыл объятия, обнял нас с Генкой и мне говорит:
– Ну, ты накаркал!
После этого мы много раз встречались. Какие-то праздники, банкеты государственные, приемы и личные празднования. А когда у Бориса Николаевича был юбилей, нас с Геной Хазановым пригласили. Не как артистов, а как гостей. Но мы все равно выступали. Помню, там казус случился. Я из Афганистана привез сувенир, который мне подарили таможенники. Это была фляжка, имитированная под книгу. «Вечный зов» называлась. И я, дурак, туда залил водку и дал Барсукову и Коржакову попробовать за кулисами. Выхожу с этой книгой, а Наина Иосифовна и Борис Николаевич сидят впереди. Короче говоря, идет банкет, все выпили… Ну я возьми и скажи:
– Борис Николаевич, прежде чем начать выступление, я, понимая, что президента удивить сложно, хотел вас просто поздравить и вручить небольшой презент – книгу «Вечный зов».
Он в руки взял и чувствует, как там булькает что-то. Улыбнулся, спрятал в карман:
– Этот экземпляр я никому не отдам!
И потом оказалось, что Наина Иосифовна увидела подарок, поняла, что это такое, и восприняла это как провокацию. Она на меня обиделась, некоторое время со мной не общалась, пока ей жена Грачева не объяснила, что это просто сувенир и что точно такой же я подарил и Грачеву абсолютно без задней мысли. Потом я понял, что Наина Иосифовна очень переживала из-за того, что супруг выпивал…
У нас с Борисом Николаевичем было много встреч, и одна из них особенно интересная. Ельцин работал с Коржаковым много лет, и тот был практически его тенью, и охранником, и советником. Когда Саша Коржаков с женой праздновали серебряную свадьбу, тамадой на этой свадьбе был Борис Николаевич, он произнес приблизительно такие слова:
– У меня две дочери и нет сына, но я считаю, что Саша мой сын, а его супруга мне как третья дочь.
Такие были у них отношения. На этом банкете присутствовали многие члены правительства, а из артистов только Лева Лещенко, Надя Бабкина, Караченцев Коля и я. Очень веселый был вечер, теплый, и невозможно было предугадать, что когда-нибудь Коржаков и Ельцин станут чужими людьми. Для меня Борис Николаевич всегда был выдающейся, харизматичной личностью. И не хочу сейчас огульно обсуждать, кто кого предал или не предал, но я сам видел, что Ельцин шага не мог ступить без Коржакова. Помню, что одним из противников войны в Чечне был Коржаков. И он был из тех, кто охранял Бориса Николаевича от чьих бы то ни было посягательств, препятствовал расхищению государственной казны. Остальное пусть Бог рассудит.
Глава 10 О некоторых из тех, кого с нами уж нет
Если посвятить отдельную главу каждому известному человеку из числа тех, кого я знал при жизни, получится несколько увесистых томов. Поэтому буду краток.
Вячеслав Тихонов. С ним у нас произошла трагикомическая история. В начале семидесятых был страшный дефицит продуктов, и артистов прикрепляли к различным торговым точкам – столам заказов, где выдавали продуктовые наборы. Мы с Левой Лещенко были прикреплены к знаменитому Елисеевскому гастроному. В один прекрасный вечер накануне Нового года приходим туда. Девочки– продавщицы, ходившие на наши концерты, обрадовались, засуетились вокруг нас. А там полумрак, и на стуле сидит человек. Они говорят этому человеку, скромно сидящему на стуле в полумраке:
– Слава, подожди, тут артисты знаменитые пришли.
Пока они оформили нам по курочке, по баночке икры черной и красной, балыка, колбаски финской, сырку, бананов, мандаринов, короче, пока продавщицы суетились, у меня глаза привыкли к тусклому освещению, и я вдруг вижу, что на стуле сидит Слава Тихонов!
Я онемел!!! Сам Тихонов, исполнитель роли Штирлица! Для нас он не только известный на всю страну артист, но и старший товарищ, удивительно добрый человек! Мы с Левой к нему бросились, извинялись, что, два дурака, не разглядели его в полумраке. Он был очень простым человеком, искренним и тогда так растрогался! Я, говорит, никуда не спешу, сразу на дачу поеду, а вы молодые, вам нужнее. Очень благодарен я ему за такое человеческое отношение.
Вспоминаю Славу, и тут же в памяти возникает Нонночка Мордюкова. Их связала судьба, молодость, общий сын, великолепный артист, рано ушедший из жизни. Самое главное, что они, будучи уже в возрасте, нашли в себе силы простить друг друга. С Нонной Викторовной мы часто встречались на гастролях. Добрейшей души человек, могла рассказывать какие-то немыслимые истории, чтобы в трудный момент тебя поддержать, и рюмку взять могла. Как она радовалась моим успехам, когда я стал популярным! Спасибо, Нонночка.
И Юрий Владимирович Никулин, какой же человек был! Я тогда работал в цирке на Цветном, пел в программе «Мечте навстречу». При встречах он называл меня «мальчик». Они с Михаилом Шуйдиным однажды здорово надо мной подшутили.
Я опаздывал, прибежал в цирк за пять минут до выхода на арену. А Юрий Владимирович встречает меня и говорит:
– Слушай, выручай! У Шуйдина на заднице чирей вскочил, он в репризе выступать не может. Вместо него тебе придется выйти.
Я в шоке, мне же петь! А Никулин продолжает свое гнуть:
– Да не переживай, песню твою отменили, сказали, что она больше не нужна.
Я плечами пожимаю, удивляюсь столь странному решению отменить песню, на которой чуть ли не половина представления держится… А реприза, в которой мне предстояло выйти, была такая: на арену выпускали огромную овчарку, а Никулин и Шуйдин изображали хулиганов. Овчарка догоняла Шуйдина и вцеплялась ему в зад.
Никулин, зная, что я панически боюсь собак, продолжает меня, синего от страха, увещевать:
– Штаны на тебя наденем, выскочишь со мной, и сразу бежим в разные стороны. Чуть-чуть тебя собачка похватает, и все. Штаны у нас толстые, не бойся. У меня, например, всего-то несколько шрамиков на мягком месте…
Я в ступоре, а Никулин меня в гримерку заводит и начинает грим накладывать – нос красным цветом мазать. И тут я вижу, что из-за занавески Шуйдин выглядывает, в костюме, в гриме, и от смеха давится! Вот так меня однажды в цирке клоуны напугали.
Когда мы с Никулиным общались, особенно в последние годы его жизни, он говорил:
– Мальчик! А ты меня обманул. Говорил, что станешь артистом, а сам стал клоуном. Ты меня подсиживаешь.
Евгений Павлович Леонов, с которым тоже в свое время гастролировали, очень светлую память о себе оставил. Мы всю Америку проехали. Когда в Лейк-Плэсиде была Олимпиада, мы нашу сборную поддерживали. На одном из хоккейных матчей мы активно болели за нашу сборную, а перед нами на трибуне сидели несколько чехов, которые вели себя безобразно и всячески провоцировали нас, русских, на ответные действия. Евгений Павлович не выдержал и отправил чехов в тур на три известные всем буквы. Чехи решили пошутить:
– А у тебя, дед, «он» есть?
Леонов спокойно парировал:
– Пойдем, покажу!
После чего отвел чеха в сторонку и… показал!
Но на этом неугомонный Леонов не остановился и подозвал Иосифа Кобзона, после чего чехи единогласно признали мощь и силу нашей страны. Евгений Павлович обладал необычайным колоритом. Очень талантливый, добрый и веселый был человек.
Анатолий Дмитриевич Папанов. Его дочка училась с нами на параллельном курсе, на актерском. Его спрашивали, не обижается ли он на мои пародии, а он отвечал, что пародия – это популяризация для артиста, на неизвестных пародий не делают. Замечательный был человек! Как радостно и тепло он всегда нас, молодых, встречал!
Андрюша Миронов. У нас были одинаковые машины, по тем временам сравнимые с космическими аппаратами, – BMW. Одинаковые модели одинакового серебряного цвета, только у Андрюшиного была механическая коробка передач, а у меня – автоматическая. Нигде невозможно было найти для них запчастей, и только на одной станции технического обслуживания в районе ВДНХ ремонтировали иномарки, но там обслуживались в основном дети членов ЦК.
Мы переговаривались с Андреем на автомобильную тему, и все засматривались, когда у киноконцертного зала «Октябрь» на Калининском проспекте стояли во время концерта две одинаковые машины. Это был восемьдесят шестой год прошлого века. Андрюша был суперпопулярен.
В Донецке на стадионе я впервые встретил Клавдию Ивановну Шульженко. И просто обалдел, честно вам скажу. Ей было уже за семьдесят, а на поклон она выходила и рукой до земли. Она была такая очаровательная! Вечером приглашала нас к себе в гости. Я Кобзону тогда говорил, мол, неудобно. А он меня убеждал, что это нормально, у нее всегда все собираются.
Мы с Геной Хазановым пришли, сели и молча слушали весь вечер. Потому что в этом гостиничном номере были и Утесов, и Миров с Новицким, и Миронова и Менакер, сама Шульженко. Но это были не звезды, а боги! Их почитали, кланялись им, носили на руках, но у них не было массы охраны, обслуги, каких-то особых привилегий. Их почитали за их талант и труд.