Шебалин Роман Дмитриевич Разговор
Шебалин Роман
Разговор (см. ниже) Первый.
"О полной ясности вообще."
Откровенно говоря, я пока не совсем знаю, как именно следует оформлять подзаголовок в данной подборке. Куда легче написать: "Пустой Город", книга первая, приложение No.2, чем по сути и являются нижеследующие тексты. Но информация подобного рода скажет не все и не всем.
Прежде всего: что это? Мог бы назвать "циклом пьес", но - нет. То, что порой по внешнему виду и напоминает пьесы, говоpя точнее, дpаматические отpывки или сцены, таковыми не является ввиду отсутствия в них непосpедственного театpального действа. Рассказы? Опять же - нет, хотя бы потому, что элементы некоторой "театральщины" (а может, и "комедии масок") в той или иной степени все-таки - здесь присутствуют.
Но вот. Я более склонен назвать написанное - диалогами или разговорами объединенными в жанре "оперы". Во-первых, понятие "разговор" предусматривает некую "осмысленность и философичность" выражаемой, хм, как бы это сказать помягче... информации. Во-вторых, мои персонажи (а персонажи представленные здесь действительно на свою беду являются участниками тех или иных событий "Пустого Города") - и в самом деле разговаривают (или поют? какая, в сущности, разница?) и только, ни больше, ни меньше.
Да и в конце-концов (столь ли необходим сей вывод?!), вся жизнь человека проходит почти исключительно в разговорах. (Если человек, конечно, не пустынник, тогда, впрочем, он говорит сам с собой или с "богом".) Разговаривая, мы - по ходу дела - о чем-то думаем, любим, убиваем, предаем, каемся, узнаем, выпытываем, - да мало ли!
Порою - предмет того или иного разговора кажется нам непонятным. Для ясности, здесь, имеются названия и ссылки на ту или иную тональность. К примеру - "Разговор Двадцать Пятый "О вкусной и здоровой Саре", предположительная тональность - ша мижор" (шутка). В жизни такими названиями могут являться вещи или, скажем, имена людей, - что бы (к примеру) ни говорил некий человек, но если зовут его Панталоне над ним будут добродушно смеяться, если же говорит Тартюф, то над ним будут смеяться не-добродушно. Повторю опять же: и только. Увы.
Но, так как - не все мои имена добропорядочным читателям известны, поэтому приходится обходиться упоминанием "вещей" в нарочито дебильных названиях.
Разговорам (будем отныне назвать их именно так) предпосланы эпиграфы. Не являясь большим поклонником объяснения текстов своих при помощи текстов чужих, я, однако ж, позволил себе наметить лишь общие точки исхода "Разговоров". Нелепо бы было, пользуясь ворованными идеями или, как сейчас говорят, фишками, не отослать уважаемых читателей к первоисточникам. Конечно, я допускаю, что знание романов М.Муркока, А.Дюма,
И.Лэйвлана и воспоминаний М.Чехова - в высшей степени необязательно, но я бы, может, просто чуть рекомендовал "мои эпиграфические" произведения тем дотошным читателем, которые, по меткому выражению П.Кашина "хотят заинтересовать себя жизнью, а жизнь - собою". Во всяком случае, некоторые разговаривающие персонажи (уж за это-то я могу поручиться) и чеховские воспоминания, и "ДНД на БД", и "Графиню де Монсоро", и "Хроники Хокмуна" читали.
Да, если кто не знаком с термином, по воли судеб ставшим названием "Разговоров", то могу порекомендовать любой из медицинских справочников. Если таковых в библиотеке любезных читателей не окажется, то - резонно бы было отослать этих самых читателей к "Острову доктора Моро" Г.Уэллса.
(Да все равно ведь разговариваем мы, позвольте заметить, исключительно цитатами и реминисценциями, порой никак не желая признаться себе в этом. И - ах! прав был Аристотель, прав был Аристотель, прав был Аристотель...)
Однако ж, - основной моей целью было создание не записи высокофилософских трепов с элементами постэротического бессюжетного триллера, но - построение некой элементарной литературно-геометрическомузыкальной фигуры, произвольно упрощающейся по мере ее созерцания.
Так или иначе, но в процессе создания "Вивисекции" я руководствовался прежде всего так называемой "теорией упрощения", в основе которой лежит идея превращений: естества - в вещество (путем изгнания из естества каких бы то ни было желаний), крысы - в морскую свинку (путем откармливания и последующего отрезания хвоста от бедного животного) и, наконец, личности в литературного персонажа (путем написания некоторого количества слов).
Строго говоря, сама проблема "кастрации" личности не является, по моему мнению, проблемой чисто литературной. Логичнее всего было бы заставить рассуждать о прелестях раскраивания материи, если не чистых математиков, то по крайней мере - физиков-ядерщиков; но поскольку я (как автор) не являюсь в полной мере ни математиком, ни физиком, а наоборот имею некоторое отношение к тем мировым процессам, которое наиболее усидчивые люди именуют "литературными", постольку я и пытаюсь в рамках первого разговора наиболее адекватно (применительно к современным представлениям о "теории упрощения") истолковать содержание последующих далее разговоров, общий сюжет которых может рассматриваться нами как попытка написания оперы минимальными средствами выразительности.
В основу же музыкального сюжета "Разговоров" легли некоторые парадигмы действ, доминирующим из которых является война тела (девственности) и секса (вторжения), материи и
вивисекции, "мальчика" и "врача". (Используется лейтмотивная
система.)
Так, Часть Первая, происходящая сейчас, (вообще-то - Разговор Первый, но для удобства я перейду на более нейтральное обозначение - "часть") содержит издевательский анализ тела "мальчика", показ его в разрезе, исследование безжизненных (уже) его останков.
Часть же Вторая повествует о трех вивисекторах ("врачах") жирующих на "поминках" по умершему "мальчику".
В Части Третьей "врачи" "мальчика" увозят, наблюдая за ним весело.
Четвертая Часть представляет из себя безумие "врачей": заклание "мальчика", убийство на подступах к "вершине пирамиды".
В Пятой Части "мальчик" переживает клиническую смерть и приобретает функции мифа-персонажа, высокая идея этой части - эпитафичский танец "врачей" на кладбище (показательное выступление).
Часть Шестая раскрывает нам юность "мальчика", его "тайные мечты" и "сокровенные желания". В двух людях борется сам с собой один мальчик, чтобы затем быть съеденным.
Седьмая Часть - это переход из ребячества в отрочество, "мальчик" пытается при помощи "врача" осознать окружающий мир.
Часть Восьмая: "мальчик" как он есть, распадающийся на три основных типа детской жестокости: невмешательство, активное отстранение и пассивное отстранение.
И, наконец, в Части Девятой происходит рождение (убийство) "мальчика" "врачом", причем и "мальчик" и "врач" предстают перед нами в своем чистом, абсолютном виде. Финальная битва секса и тела.
Из всего вышесказанного можно сделать вывод, что данное произведение построено по принципу "обратной композиции": эксгумация тела - поминки ("9 дней") - перевоз тела - заклание и смерть "мальчика" - клиническая смерть "мальчика" - юность "мальчика" - его отрочество - его детство (ребячество) - и рождение "мальчика", которое является кроме того и изначальной смертью "мальчика".
С сугубо же музыкальной же точки зрения структура "Вивисекции" будет выглядеть следующим образом.
Часть Первая. Инструментальная увертюра. (Перпетум мобиле.) Пpедположительная тональность - "До мажор/до минор"
Часть Вторая. Экспозиция. (Квартет.) Пpедположительная тональность ля минор.
(Далее следуют пять дуэтов, образующих основной сюжетный цикл "Разговоров")
Часть Третия. Предположительная тональность - Фа# мажор.
Часть Четвертая. Первая кульминационна волна. Первый ярко выраженный конфликт "мальчика" и "врача". Предположительная тональность - сиb мажор.
Часть Пятая. Композиционный центр. Предположительная тональность - фа минор. (Не являясь непосредственно кульминацией, Часть Пятая представляет из себя как бы верхнюю,
почти неосязаемую нами, архитектурную точку пирамидального
построения сюжета. В ней находит свое наиболее полное выражение
тема собственно "вивисекции".)
Часть Шестая. Предположительная тональность - Ля мажор.
Часть Седьмая. Ретурнель. Предположительная
тональность - До-мажор/ до минор. (Часть Седьмая, заканчивая
основной цикл, возвращает нас к увертюре и одновременно
подводит ко второй кульминационной волне.)
Часть Восьмая. Вторая кульминационная волна. (Трио.) Предположительная тональность - Фа мажор, соль-минор.
Часть Девятая. Финал. Разрешение конфликта. (Дуэт.) Предположительная тональность - Ми мажор.
Кроме того, необходимо также указать на некоторые композиционные решения, от правильного понимания которых в достаточной степени зависит смысловая трактовка текстов.
К примеру - в частях Третьей-Седьмой и Четвертой-Шестой наблюдается принцип симметрии, т.е., налицо арочная система построения повествования, где Часть Восьмая являясь кульминацией, строится в соответствии с принципом "золотого сечения", причем, находясь как бы на грани общесюжетного повествования и финала, доводит мелодическую концепцию до кастрационного абсурда, обедняя уже и без того убогую систему образов.
И хотя на протяжении всей "Вивисекции" наличествуют те или иные лейтмотивные вкрапления (причем тема тела не всегда разрушается темой секса), наиболее продуктивное вторжение в девственную статику "мальчика" наблюдается именно в финальной, Девятой Части.
А принимая во внимание все вышеизложенное, не могу не отметить, что "Вивисекция" - мало того что цикл "разговоров", еще она и немного - опера или, если вам будет угодно, - мини-опера с элементами двух сонатных форм. Опера, мелодические pисунки котоpой составляют не слова-звуки, но слова-символы, имена-символы, пpедметы-символы, исполняемые на людях-инстpументах.
Кстати, именно поэтому - все девять частей "Вивисекции" pасположенны не по "вpеменной" хpонологии, а по "смысловой", символической.
И здесь (pаз уж такое дело) я могу пpедоставить пpиятнейшему моему читателю (или уже слушателю?) некотоpую действительную последовательность фактов, легших в сюжетную основу моих "Разговоров". Так, события "Истины..." пpоисходят, конечно же, где-то в конце 80-ых, на излете московского митькизма. Беседа, затpагивающая пpоблемы политики и молодежи,
- пpиходится на начало 90-ых (пpимеpно, лето 1990 года), а базаpы несказанно милых Маши и Юли - на сеpедину 90-ых. Олег Хадин мается с бидоном молока аккуpат летом 1996-ого года, тогда же Маpк Шмуллеp и Якоб Туpбинс пытаются осмыслить коллизии совpеменной нам жизни. Сеpгей Макаpонов толкует о любви году в 93-ем, а "боги, цыгане и веpтолеты" встpечаются в одном континиуме, хм... ну, скажем, в 1998 году или годом позже.
В общих чеpтах - так. Остальное - за инстpументами.
октябрь 1996 - январь 1997
Шебалин Роман
Разговор Второй.
"Об истине в вине."
Стол, бутылки, закуска. Четыре почтенных мужа: Иван, Олег, Марк, Родион.
Иван пьет много, почти не пьянея. Марк пьян совсем. Олег пытается казаться трезвым, но зря. Родион же не пьет из принципа, он попал сюда случайно, но уходить ему лень.
Марк. Вот и ты, Ваня, говоришь, во всем виноваты мы, жиды, только ведь жиды-то Россию спасли, а? Что ты на это скажешь?
Иван. Да я и нечего и не говорю! я только сказал, что "портвейн" это фамилия.
Марк. Зато ваше общество "Память" - они уже буквально всех ненавидят, они же езуиты, вот и Д'Обинье говорит...
Иван. Ничего он не говорит!
Марк. Говорит-говорит...
Олег. Да вы кончайте, Иван, сядь, стул сломаешь, Родя, друг, почитай им стихи!
Иван. Ты обиделся никак!?
Олег. Я не согласен с вами! Родя, почитай же!
Родион. (бормочет что-то нечленораздельное и закрывает глаза)
Иван. А ну да и черт с ним! он колеса жрал, знаю я... Марк. Ваня, почему ты всегда кричишь? вот Иисус, к
примеру...
Иван. Да и пошел бы с ним в жопу!
Родион. А мне вообще плевать, кто он там бы, ваш Иисус, это же тотем, символ...
Иван. Олег, не держи меня я дам ему сейчас, символ! я ему сейчас по символу!.. все как люди пьют... на хер он нам тут? Нет, Марк, ты скажи ему, хрен ли...
Марк. Козел ты, Родя, вишь - человек убивается.
Родион. А чтоб он сдох.
Иван. Кто?
Родион. Ну не Христос же!.. (ходит вокруг стола)
Олег. Ха-ха-ха!
Иван. Хватит ходить!
Родион. Я осуществляю закон Больцмана.
Иван. Жиды кругом, господи!..
Олег. Марк, налей ему!!
Иван. Хватит ходить!
Родион. Нет разницы в имени, если бы дело было бы в Африке, Христос бы был негром, а так он - еврей.
Иван. Кто? Христос - еврей?
Олег. Но... это не совсем доказуемо...
Марк. К тому же Аквинский писал...
Иван. Это надо выпить, сюда лей.
Марк. За Христа.
Олег. Веритас веритатюм.
Пьют.
Олег. Родя, а стихи?
Родион. Про кроликов читать не буду.
Иван. Что за кролики, почему он про кроликов не будет?
Олег. Ну это из Блока.
Иван. Пусть тогда читает про кроликов!
Родион. Да идите вы своим Блоком!
Марк. Нашим был Блок.
Иван. Тьфу, Олег, дай мне там сальца, а Родька пусть про кроликов почитает.
Родион. Не хочу!
Иван. Да я ему...
Олег. Товарищи, товарищи, не будем ссорится, у меня еще "Кавказ" в пальто лежит.
Марк. Сюда тащи.
Иван. Верно! эх, люблю я тебя, Марк!
Олег. Вскрывай, Ваня.
Иван. Вах!
Родион. Ублюдки.
Иван. Олег, брат, ты скажи, нет, ты скажи мне, что он все это, ну что он все это?! что он?
Родион. Да не верю я в вашего Христа!
Иван. Надо выпить.
Олег. Ты, Родя, не осознаешь текущего момента, в то время как Партия и правительство делают все для поднятия уровня нашего благосостояния, некоторые паскудные элементы видят в процессе перестройки лишь ее анархический подтекст...
Иван. Кончай его, прокуратор! как сказал, умри, Денис!
Олег. Вся страна борется с алкоголизмом при помощи пьянства...
Марк. И наоборот.
Олег. Православная же церковь никогда не поощряла запрещение потребления алколоидо... содержащих напитков, из чего следует, что бесу войти легче в трезвого, чем в пьяного...
Иван. С чего бы это, нет, ты это, конечно, правильно, только ты скажи, что это так?
Олег. Это потому что пьяный духом тяжелым заполнен, и бесу там не поместиться, трезвый же пуст, он когда открывает рот, то вдыхает, а, вдыхая, может заглотнуть и беса, пьяный же наоборот - выдыхает.
Иван. Это точно, вот все говорят пьяному: дыхни, а трезвому никто не говорит: дыхни...
Марк. Трезвому нечем дышать!
Олег. И незачем! нек сиби, нек алтери.
Иван. Во! алтарь христианский вином умывается!
Марк. Здрасте, договорился.
Олег. В сухую глотку бесу легче влезть, там же сухо,
как в аду, вот дьявол...
Родион. А! дьявол... (садится у стены)
Иван. Во-во, зови своего дьявола, господи, помилуй!
Родион. Зову! приходи, дьявол, приходи...
Олег. Урод.
Родион. Все равно не придет, этаж тут третий, перегородки бетонные, никто не придет, кому же сюда приходить? Ну кому еще сюда приходить?!
Олег. Мир наизнанку.
Марк. Ошибаешься, Олег, это мы наизнанку.
Олег. Разница?
Родион. И в самом деле! какая теперь разница? ошибка, ошибка, во всем должна обязательно быть ошибка...
Иван. Экая ошибка?
Родион. Да как ты не понимаешь - только абсолютное совершенство может позволить себе право на ошибку, только бог, таким, каким вы его представляете, может допустить существования дьявола!
Олег. И зачем это?
Родион. Для совершенства! человек не может любить вещь, потому что она не способна к творчеству, скучно любить куклу... Вот бог и заложил в наш мир, в человека право на ошибку...
Олег. Ста бене, получается, что только добро может иметь право на зло.
Родион. Да! зло - это его совесть, его стыд и страх!..
Олег. Дьявол - совесть бога? дичь!
Родион. Но Мильтон...
Олег. Детерминизм? Увольте!..
Иван. Э, товарищи, вы это... о чем?
Родион. Зло - последнее оправдание, последнее право, оно - наш шанс на истину!..
Марк. А я бы не замахивался так.
Родион. Плевать! вот ведь Иуда - он был единственной возможностью Христа стать действительно богом, для нас!!
Олег. Не ори.
Родион. Неужели вы не понимаете? он, без которого Христос не воскрес бы, он - в аду!
Олег. Другой бы был...
Родион. Да, Христу - один хрен! был бы другой! все одно круг бы свой прошел и - в ад, а добрый сынишка помучился чуток - и к папе!
Иван. Страдал за всех нас.
Родион. Радость какая! Иуда-то до сих пор страдает, и славяне страдали, и индейцы страдали, когда их каленым крестили, вы же живое режете во славу одного мазохиста! Вам же только повод нужен для оправдания своего бесстыдства! Кой мне хрен все его страдания? видеть не могу эти унылые рожи!.. Ой вэй, как больно - полюбите меня! тьфу!..
Иван. Олег, бога ради, скажи ты ему, чтоб кончал... и налей ему.
Марк. Он не пьет.
Иван. Во падла! мне налей.
Марк. Сам лей.
Наливают. Пьют.
Олег. А что, Родя, чем колесо портвяшка лучше?
Родион. (бормочет что-то невразумительное)
Марк. Родя, с тобой говорят.
Родион. А? так оно же не пахнет и места меньше занимает, компаний опять же таких не собирает. Тихо, благородно
- съел и хорошо сразу так.
Иван. А ликер ты пил?
Родион. Я вообще не пью.
Иван. Иуда ты и есть, жид пархатый, жалкий весь, всех нас с говном съел...
Марк. Опять ты про жидов...
Иван. Да он - жид!
Олег. Ха-ха-ха!
Родион. Все вы - жиды.
Иван. (ничего не может сказать)
Марк. Ну... я жид, это он про меня...
Иван. Ты жид?
Олег. А у него фамилия - Шмуллер!
Иван. Убью, собаку, Олег, не держи меня, я его...
Олег. Кого?
Родион. Да на кой мне ваш бог с дьяволом, вон на крыше дети играют кирпич, кирпич мне на голову сбросят и все, хана мне.
Олег. Кирпич никому на голову за просто так...
Марк и Олег. (хором) Не упадет!
Олег. Оптим.
Родион. О! А тебе, Олег, зачем тут кирпичи?
Олег. На дачу мне их, печь клепать.
Родион. Не кирпичами клепают, а вот и не кирпичами.
Иван. Сам ты кирпич, жопа.
Олег. Оба вы, товарищи, хороши... уже все... Меня клонит...
Иван. Чего?
Олег. Пулвис эт умбра сумус; я спать хочу. (ложится на диван)