Он осмотрелся вокруг.
— Эти… эти…
— Мы, — дополнил его один из Смитов.
Джек, догадался Кляйнман. Последний из семерых. Дородный бородатый мужчина, с очками в тонкой металлической оправе. Отец близняшек. Генетик. Если кто-то из них и мог оценить происходящее здесь, то это был именно он.
Кляйнман промолчал. Он знал, что все начнется с протестов. Он знал их реакцию задолго до того, как переступил через порог этой комнаты. Нужно было дать им выговориться. Пусть выпустят пар. Пусть они сами подойдут к основному вопросу. К вопросу на миллион долларов. К вопросу, который мог сорвать крышу этой секретной базы и погрузить всех семерых Смитов в экстаз откровения или, если не соблюдать осторожность, в пучину бунта.
— Где мы? — спросил один из мужчин.
Священник, догадался Кляйнман. Как он вцепился в свои четки! Бусины тихо постукивали по столешнице. Судя по всему, отец Томас находился на грани истерики. Толстый парень, называвший себя Килроем, увлеченно мял коктейльную соломинку. Он сдавливал ее и пытался оторвать подвижную шейку. Сжимал и тянул. Снова и снова. Скрип соломинки нервировал человека, сидевшего слева от него. Это был Джей. В колледже его обычно называли по имени, потому что на их курсе зарубежной политики оказалось слишком много студентов с фамилией Смит. Ага! А вот и Джон. Бродячий менестрель. Черная овечка в стаде.
— Мы братья? — спросил один из семерых.
Кляйнман вздохнул. Наступал момент истины. Камень бросили в озеро. Пришла пора смотреть на волны. Здесь уже было не до извинений и потворства чувствам.
— Вы больше, чем братья, — ответил старый ученый. — Гораздо больше, чем братья.
Ребенка зачали в пробирке под микроскопом. За его развитием наблюдало более дюжины ученых, поклявшихся годами ранее смириться с игрой в богов и полностью посвятить свои жизни тайному проекту. Их уровень секретности определялся кодом «Фантом» — то есть любая утечка информации каралась неминуемой смертью. Родители ребенка были безымянными донорами, выбранными из кучи списков толщиной с чикагский телефонный справочник.
Наследственность, генетика, образование и различные достижения его родителей (так же, как и тысяч других невольных кандидатов на эту роль) нашли обобщение в десяти параграфах их биографических характеристик. Отца выбрали из-за его отличных математических способностей и атлетических данных. Мать блистала талантами в искусстве, биологии и лингвистике, и это понравилось руководству «Седьмого сына». К тому же она оказалась невероятно красивой женщиной.
Тридцать лет назад их донорскую сперму и яйцеклетку достали из криокамер и подготовили для дальнейшего искусственного оплодотворения. Родителей на зачатие не пригласили. Секретность оставалась решающим фактором. Проект проводили под кодом «Фантом» — а эта степень превосходила даже статус «Затмения». Кроме того, учитывалась практическая сторона дела. Отец ребенка скончался в 1967 году. Матери исполнилось шестьдесят четыре года. Парни в белых халатах подозревали, что она не отнеслась бы к рождению сына с большим воодушевлением.
Зачатие удалось произвести лишь с третьей попытки. Зиготу имплантировали суррогатной матери, которой щедро заплатили за молчание. После рождения ребенка собирались отдать на воспитание сотрудникам «Седьмого сына» — Дании и Хью Шеридан. Дания работала ведущим технологом проекта, а Хью числился в штате как единственный детский психолог. Им полагалось вырастить мальчика в соответствии с принятым планом, разработанным группой ученых и детских специалистов (которые в основном не имели ни малейшего понятия о проекте «Седьмого сына»; эти люди создавали лишь модели поведения на основе данных, поставляемых Шериданом и Кляйнманом). Цель исследований заключалась в следующем: сделать ребенка максимально адаптированной персоной; поощрять юную особь к занятиям любыми хобби; потворствовать всевозможным увлечениям и академическим интересам. Для этого нужно было любить дитя. Мягко направлять его, знакомить с религией, культурой, спортом и искусством. Позволять малышу расти игривым, любопытным и в меру серьезным индивидуумом.
Окажите развитию ребенка исключительную поддержку, и он будет готов к великим свершениям.
Выполняя приказ, Шериданы изменили фамилию на Смит и переехали в Индианаполис. Регулярные отчеты от «Смитов» и вспомогательного персонала, расквартированного в Инди, должны были информировать руководителей проекта о развитии ребенка. Штаб-квартира «Седьмого сына» по-прежнему располагалась на секретной базе в Виргинии.
7 сентября родился Джон Майкл Смит.
Как только Джон сложил куски истории в единое целое — и пережил потрясение после слов «Джон Майкл Смит», опаливших все его нейроны, — у доктора Майка начался приступ истерии. Безумный крик психолога разорвал воцарившуюся тишину. Прежде чем Джон понял, что произошло, Майк уже запрыгнул на стол. Его стильная прическа пришла в беспорядок. Крашеные каштановые волосы упали на брови заостренными прядками. Выпученные глаза покраснели от ярости. Ноги мужчины скользили и срывались со столешницы. Он едва не попал каблуком в лицо Джону. Парень двигался быстро и неистово. Через несколько секунд он добрался до Кляйнмана. Встряхнув старика за грудки, Майк закричал, что все это дерьмо.
Чуть поодаль один из семи «близнецов» звал шепотом на помощь; другой напевно повторял: «Конспирация… конспирация»; третий требовал прекратить безобразие и выслушать ученого. Священник, сидевший в конце стола, смущенно произнес: «Но это же мое имя». Джон молча наблюдал за происходящим. Он старался ничему не верить, словно сцена перед ним была какой-то импровизацией, словно сразу после нее всем исполнителям полагалось улыбнуться и пожать друг другу руки. Ситуация походила на розыгрыш. Вот именно! На розыгрыш!
Лейтенант Чэпмен схватил доктора Майка за ворот пиджака и сдернул его со стола. Психолог, потный и красный, распластался на полу. Чэпмен приставил к его виску пистолет сорок пятого калибра и с громким щелчком отвел курок назад. Рука Майка замерла на полувзмахе. Он с удивлением посмотрел в глаза лейтенанту. Казалось, что в видеоплеере включили паузу. Или что два мальчика решили поиграть в игру «Замри». Майк открыл рот, желая что-то сказать. Его кулак подрагивал в воздухе. Но Чэпмен еще сильнее вдавил ствол в висок психолога. «Мы друг друга поняли?» — читалось в его взгляде. Майк медленно опустил руку. Лейтенант не стал убирать оружие.
Кляйнман поднялся из-за стола, сердито протирая галстуком очки. Генерал Хилл отодвинул кресло и подошел к поверженному возмутителю спокойствия. Его тень упала на доктора Майка, как грозовая туча.
— Я не потерплю такого поведения, — произнес он низким и холодным голосом. — Не здесь. Не в моем присутствии. Вы поняли меня?
Майк посмотрел на него и торопливо кивнул. Чэпмен, отведя оружие в сторону, неохотно занял свое место около металлической двери. Хилл повернулся к остальным «близнецам» и погрозил им темным пальцем. Толстый псих перестал хихикать.
— Это касается каждого из вас. Я больше повторять не буду. Никаких драк и насилия! Ни в этой комнате, ни на территории базы! Вы хотите знать, почему оказались здесь? Вы надеетесь, что попали в сериал «Сумеречная зона»? Нет, господа. Вы в реальном мире, и все только начинается. Поэтому заткнитесь и послушайте доктора Кляйнмана.
Старый ученый вернулся к столу. Хилл обвел хмурым взглядом собравшихся людей.
— Если кто-то из вас попытается напасть на этого человека, — добавил он ледяным шепотом, — вы будете иметь дело со мной. Я церемониться не стану. Расстреляю на месте!
«А парень не церемонится», — подумал Джон.
Доктор Майк побрел обратно к креслу, отряхивая полы помятого пиджака. Кляйнман сел и поправил очки.
— Я понимаю, как эта ситуация выглядит для вас, — сказал он, кивнув. — Но вы должны доверять и мне, и генералу.
Он указал рукой на одну часть «близнецов», затем на другую и, словно представляя две группы гостей, произнес:
— Джон Майкл Смит, прошу вас познакомиться с Джоном Майклом Смитом.
Отец Томас, сидевший на другом конце стола, заплакал.
— Зачем вы издеваетесь над нами? — спросил священник.
Кляйнман ответил ему усталой улыбкой.
— Это не издевательство. Мы говорим о величайшем эксперименте, когда-либо проводившемся в истории человечества.
Хью и Дания Шеридан, теперь уже Смиты, растили мальчика в «Меридиан-Кесслер» — зажиточной соседской общине в Индианаполисе. Воспитывая ребенка, они досконально следовали плану, разработанному специалистами проекта. Они поощряли развитие Джонни Смита любыми возможными способами.
Джонни рос таким же добропорядочным католиком, как и его биологическая мать. Хотя Дания, входя в проект «Седьмого сына», указала себя агностиком, а Хью был атеистом, во имя науки вырядившимся в чужую личину, им удалось создать вполне убедительное впечатление обычной католической семьи. В Великий пост Дания пекла коржи для рыбного торта. Хью помогал устанавливать в церкви кабинки для сбора пожертвований. Они не заталкивали катехизис в голову маленького мальчика и лишь объясняли ему основы христианства. Родители рассказывали сыну, что над людьми был Бог, единый и вездесущий. Они учили Джонни религиозной терпимости и заодно знакомили его с иудаизмом, буддизмом, аспектами шаманизма и атеизма.
Джонни рос таким же добропорядочным католиком, как и его биологическая мать. Хотя Дания, входя в проект «Седьмого сына», указала себя агностиком, а Хью был атеистом, во имя науки вырядившимся в чужую личину, им удалось создать вполне убедительное впечатление обычной католической семьи. В Великий пост Дания пекла коржи для рыбного торта. Хью помогал устанавливать в церкви кабинки для сбора пожертвований. Они не заталкивали катехизис в голову маленького мальчика и лишь объясняли ему основы христианства. Родители рассказывали сыну, что над людьми был Бог, единый и вездесущий. Они учили Джонни религиозной терпимости и заодно знакомили его с иудаизмом, буддизмом, аспектами шаманизма и атеизма.
Благодаря запланированному поощрению приемных родителей и наследственным способностям биологического отца Джонни с ранних лет увлекался спортивными играми. Сначала это были детский бейсбол и мини-футбол, но затем — как у большинства мальчиков, выросших в Индиане, — любимым спортом стал баскетбол. Когда Джонни исполнилось пять лет, Хью прикрепил на задней стенке гаража широкий щит с кольцом. Аллею, усыпанную гравием, превратили в асфальтированную площадку. Перед ужином папа и сын тренировались в свободных бросках, после чего Хью всегда сажал мальчика на плечи, и когда Джонни вгонял мяч в кольцо, они со смехом бежали наперегонки домой — за стол, где их ожидала мама.
Будучи детским психологом, Хью без проблем объяснял ребенку сложные и щекотливые вопросы. Семья посещала художественные выставки, ходила в оперу и театры. Обычно такие мероприятия кажутся скучными для большинства родителей и взрослых. Но Смиты делали эти экскурсии в мир культуры веселыми и интересными для ребенка. Они говорили, что ум может воспринимать картины, как окна в другую вселенную. Они считали концерты и спектакли мифическими существами, которые жили лишь час или два, а затем умирали и возрождались в следующем исполнении. Поэтому каждое выступление было немного другим — по-своему особенным. Как феникс, спросил однажды Джонни после спектакля «Питер Пэн». Его родители гордо улыбнулись. Все верно. Как феникс.
Он вырос, слушая 33-ю симфонию Моцарта и классический поп-45 группы «Beach Boys». Вечерами Дания пела и аккомпанировала на фортепиано в гостиной. Джонни нравилось, когда она выбивала грозные начальные аккорды Пятой симфонии и затем вдруг исполняла веселый мотив «Roll over Beethoven». Это стало их общей шуткой. Каждый раз, когда она пародировала Бетховена, мальчик смеялся. И поэтому она повторяла пародию снова и снова.
Вскоре рисование пальцем сменилось акварелью, свободные броски в кольцо — лихими слэм-данками, а трехколесник уступил место скейтборду и двухколесному велосипеду.
Первый класс в начальной частной школе был небольшим. Благодаря врожденным способностям и постоянному поощрению родителей Джонни преуспевал во всех темах. Возможно, он скучал на уроках, но никогда не вызывал нареканий. Вместо болтовни и шалостей он решал сложные уравнения или писал фантастические истории.
Белокурый и красивый мальчик стал любимцем ровесников и учителей. Джонни занимался карате, брал уроки игры на пианино и гитаре. Он выступал за школьную баскетбольную команду и прислуживал в церкви у алтаря. Он ездил с родителями на пикники через фермерские поля Индианы, а во время летних каникул путешествовал по таким замечательным местам, как Ниагарский водопад, Большой каньон, Париж и Лондон. В ту пору родители старались показать ему разницу между уверенностью и эгоизмом.
Все это время команда «Седьмого сына» ежедневно получала отчеты о достижениях мальчика. Руководители проекта отдавали необходимые распоряжения, но поскольку группа, оставшаяся в Виргинии, создавала и тестировала технологию для следующей стадии исследований — так называемой бета-фазы, — все повседневные дела, связанные с маленьким Джонни, были доверены команде Индианаполиса. Педиатры, друзья семьи, внешкольные репетиторы и приходящие няни, числившиеся во вспомогательном штате «Седьмого сына», оценивали сторонним взглядом развитие ребенка и почти всегда подтверждали данные, которые чета Смитов отправляла в Виргинию.
В двенадцать лет Джонни принял католическое таинство конфирмации. После тщательных размышлений мальчик выбрал себе имя Томас — в честь святого покровителя ученых Фомы Аквинского.
У Джонни не было ни дедушек, ни бабушек. Дания говорила ему, что они умерли еще до его рождения. Единственными родственниками оставались дядя Карл — родной брат отца — и тетя Жаклин. Джон никогда не видел этих людей. Отец носил в бумажнике их маленькую размытую фотографию. Помятый снимок, сделанный на «Кодаке», относился к концу шестидесятых годов. Карл и Жаклин сидели за столом и улыбались в камеру. Длинные волосы тети, развевавшиеся на ветру, застыли навеки в зернистой размытости снимка. Большие солнечные очки и широкие бакенбарды скрывали под собой почти все лицо дяди. Карл и Жаклин присылали им открытки из разных мест со странными названиями: Каракас, Панама, Ньюфаундленд, Пекин. Чуть позже на уроках географии Джон находил на карте эти города и страны. Заинтригованный бесконечными путешествиями родственников, он однажды спросил у отца, на какие доходы жили дядя и тетя. Хью ответил, что они работали в Организации Объединенных Наций.
Перейдя в среднюю школу, Джон по-прежнему оставался отличником. Здесь он познакомился с другими расами и религиями. Ему понравилось учиться в государственной школе — понравились споры, смесь языков и столкновения интересов у людей с различными оттенками кожи. Его приняли в младшую школьную сборную по баскетболу. Он выступал на соревнованиях по бегу с барьерами. Через несколько лет Джон влюбился в девочку, и как-то раз в октябрьский вечер, когда они возвращались домой после календарной игры, он получил свой первый поцелуй. Они начали встречаться, если только коктейли в «Макдоналдсе» после школьных занятий можно было назвать любовными свиданиями. Вскоре он игриво сказал матери, что хочет жениться на Пэтти Росс. Дания попросила его быть более осторожным в выборе и оценке будущего. Многое могло случиться в промежутке между настоящим и будущим, предупредила она.
На следующий день родители Джона погибли в аварии.
Семья отправилась на вечерний просмотр фильма о Робин Гуде — короле разбойников. Джонни помнил, как сел в машину и как отец свернул к кинотеатру на Линстром-лейн. Затем он увидел фары несущегося на красный свет грузовика и услышал, как отец нажал на клаксон… Все утонуло в реве мощного мотора… и криках его матери.
Через два года он открыл глаза и впервые увидел дядю Карла и тетю Жаклин. Они рассказали ему, что увезли его в другой город, что свои пятнадцатый и шестнадцатый дни рождения он провел в коме.
Первым нарушил молчание морской пехотинец:
— При всем уважении, сэр, я хотел бы понять, откуда вам известно о таких интимных подробностях моего детства? Как вы узнали о мотиве «Roll over» и…
— Вашего детства? — спросил Джей.
Это был худощавый мужчина, который час назад упал в обморок. Он даже не пытался скрыть своего недоверия.
— Но тут говорили о моем детстве. Моем!
Толстяк захихикал и ударил ладонью по столу.
— Вы ошибаетесь! Моем!
Доктор Майк, хорошо одетый психолог, и Джек, бородатый генетик, в унисон добавили:
— И моем!
Пока они ошеломленно разглядывали друг друга, Джон повернулся к Кляйнману. На какой-то миг — или, точнее, на какую-то вечность — он почувствовал, что его глаза помутились от слез. Кляйнман ответил ему мягкой улыбкой.
«Это просто кошмар, — подумал Джон, — беспокойный сон после секса с Сарой».
Он сейчас проснется, встряхнет головой и закурит. В пачке должна была остаться еще одна сигарета. В любую секунду сон мог оборваться. В любую секунду…
Священник Томас сжал в руках четки и тихо застонал. Кошмар продолжался.
Кляйнман снял очки и осмотрел по очереди семерых «близнецов». Джон с конским хвостиком — долговязая «черная овца». Майкл, морской пехотинец, — олицетворение идеальной фигуры. Килрой 2.0, тучный очкастый психованный хакер. Отец Томас, гордость оклахомского прихода. Джек, толстый бородатый генетик. Доктор Майк, преуспевающий психолог-криминалист на пике своей микрославы. Джей, гуманитарий из ООН.
Кляйнман обратился к ним с речью:
— Мы приступаем к самой трудной части объяснений. Вам будет не просто поверить в нее. Но вы должны это сделать, потому что у нас нет времени на долгие споры и уговоры. Шестнадцать лет назад никто из вас не попадал в аварию. В тот вечер Джонни Смита усыпили лекарствами. Ему подсыпали снотворное во время ужина. Авария была уловкой — ложным воспоминанием об опасности. Она создала «расщепление» в континууме времени — момент, к которому он мог вернуться в последующей жизни; глубокую зарубку в памяти. Родители отдали его команде Индианаполиса, после чего Джонни привезли сюда — на нашу базу в Виргинии.