15 апреля 1929 года отряд, переодетый в афганскую форму, переправился через Амударью в районе таджикского города Термез и атаковал афганский погранпост Пата Кисар. За два дня части Примакова овладели городами Келиф, Ханабад и 17 апреля подошли к одному из главных политических и экономических центров афганского Туркестана, городу Мазари-Шариф. 22 апреля в результате многочасового и кровопролитного боя город был взят.
12 мая красноармейцы овладели городом Балх, а на следующий день Ташкурганом.
18 мая Примаков был вызван в Москву, и командование отрядом принял Али Авзаль-хан — комбриг Александр Иванович Черепанов. Следуя инструкциям, он продолжил движение в глубь Афганистана.[48]
Завершение военной кампании было столь же быстрым, как и ее начало. В последних числах мая стало известно, что Аманулла-хан решил прекратить вооруженную борьбу и вместе с родственниками, захватив значительную сумму государственных денег, бежал в Индию, а оттуда выехал на Запад. В этой ситуации продолжение кампании становилось не только бессмысленным, но и вредным. Она уже могла расцениваться как агрессия против суверенной страны. Сталин приказал отозвать отряд. Вместе с советскими войсками в таджикский Термез возвратились и чиновники Гулама Наби-хана. Однако в штабе Среднеазиатского военного округа продолжалась разработка операции по борьбе с Бачаи Сакао. Один из ее вариантов предусматривал возвращение Амануллы при сохранении независимости Афганистана, другой — создание на севере страны марионеточной республики с дальнейшим ее присоединением к Советскому Союзу.[49]
Однако оба плана так и не были реализованы. В октябре 1929 года бывший афганский посол в Париже и родственник бежавшего из Афганистана Амануллы-хана генерал Мухаммад Надир-хан при поддержке британских властей Индии, «разочаровавшихся» в Хабиббуле, развернул мощное наступление на Кабул и сверг Бачаи Сакао. Захваченный в плен, он вскоре был казнен. Приход к власти про-про-английскинастроенного Надир-хана существенно изменил положение вещей в Афганистане с точки зрения взаимоотношений с СССР.
В конце июня 1930 года части Красной Армии вновь наведались в Афганистан. Однако на этот раз визит имел принципиально иной характер: части сводной кавалерийской бригады под командованием Якова Аркадьевича Мелькумова по приказу командования САВО уничтожали базы басмачей на афганской территории. При этом, как отмечалось в отчете об этой операции: «Командиры частей строго следили, чтобы в ходе операции бойцы случайно не «задели» хозяйства и имущества коренных жителей, не затрагивали их национальные и религиозные чувства»[50]. Более того, даже оплата полученных припасов проводилась в удобной для населения валюте.
Дальнейшее военное сотрудничество между странами было продолжено после Великой Отечественной войны.
Капитуляция Германии в 1945 году и ослабление влияния Великобритании в среднеазиатском регионе определили послевоенные ориентиры многих стран, в том числе Афганистана. Позитивный нейтралитет и сотрудничество с неприсоединившимися странами составили основу международного курса Афганистана, выступившего за мирное сосуществование государств, против колониализма и за разоружение. Эта внешнеполитическая линия страны была созвучна интересам Советского Союза и других социалистических стран и способствовала сближению между ними. При технической и финансовой помощи СССР (в соответствии с советско-афганскими соглашениями об экономическом и техническом сотрудничестве) в 1950–1960-х годах в Афганистане были сооружены хлебокомбинат, домостроительный комбинат, асфальтобетонный и авторемонтный заводы в Кабуле; газопромыслы на севере, газопроводы до границы с СССР и до Мазари-Шарифа (1968 г.), ирригационный канал и ГЭС на реке Кабул в районе Джелалабада, плотина Сарде (близ Газни), механизированный порт Шерхан на реке Пяндж, ГЭС в Пули-Хумри, плагина и ГЭС в Наглу, автодороги Кабул — Шерхан (протяженность около 400 км, с тоннелем дл. 2,7 км сквозь горный хребет Гиндукуш на высоте 3,3 тыс. м) и Кушка — Герат — Кандагар (680 км).[51] В 1970 году вошла в строй ТЭЦ Мазари-Шариф на газе, а в 1975 году — азотно-туковый комбинат, производивший удобрения.
В свою очередь, Афганистан с 1968 года начал экспортировать в СССР газ. К 1970 году его поставки составляли до 2,3 млрд. куб. м.
Активное сотрудничество Афганистана с Советским Союзом в военной области началось в середине 1950-х годов.
В августе 1956 года состоялось подписание советско-афганского соглашения о поставках этой стране различных видов боевой техники и вооружения на льготных условиях на общую сумму 25 миллионов американских долларов. Отметим, что этому предшествовало обращение афганского руководства за военной помощью к США. Однако американцы обусловили ее совершенно не приемлемыми политическими требованиями, и сделка не состоялась.
Первые парши вооружения (высвободившиеся в результате реорганизаций армий стран — участниц Варшавского договора) поступили в страну в октябре 1956 года. Это были 11 реактивных истребителей МиГ-17 и 2 вертолета Ми-4, стрелковое оружие (пистолеты-пулеметы ППШ, карабины, ручные и станковые пулеметы). В 1957 году было поставлено еще 7 МиГ-17, 2 Ил-28, 6 МиГ-15, 25 танков Т-34. Затем с 1961-го по 1963 год дополнительно 60 МиГ-17, 50 танков Т-54, артиллерийские системы (артиллерийские орудия различных калибров, 82-мм и 120-мм минометы, реактивные установки БМ-13 «катюша» и др.). Во второй половине 1960-х годов Афганистан получил еще 12 МиГ-19, 40 МиГ-21 и в 1973–1974 гг. — около 200 танков Т-54.[52] Одновременно стала оказываться помощь в подготовке и переподготовке афганских армейских кадров. Она проводилась как внутри страны, так и в военных учебных заведениях Советского Союза и социалистических стран. Всего, по официальным данным, в 1956–1957 годах в СССР и других странах Варшавского договора прошли обучение около 3700 афганских военнослужащих.[53] В последующие годы их численность возросла: к 1973 году только в военных учебных заведениях СССР получили образование около 3000 афганцев. Кроме того, была достигнута договоренность об оказании советской материально-технической помощи в строительстве военных аэродромов в Кабуле, Баграме, Мазари-Шарифе и Шинданде.
В феврале — марте 1957 года в Кабул по линии 10-го Главного управления Генштаба ВС СССР была направлена группа советских военных специалистов в составе около 10 человек (включая переводчиков) для обучения афганских офицеров и унтер-офицеров правилам содержания и эксплуатации поставленной советской военной техники и вооружения. Важная деталь. По словам старшего переводчика группы М. Ф. Слинкина, еще в Москве командированных «строго-настрого предупредили уважительно относиться к обычаям и традициям страны, не вести с афганцами никаких разговоров о политике и не высказывать своего мнения относительно положения в Афганистане, чтобы не быть обвиненными во вмешательство во внутренние дела страны и, не дай бог, в ведении коммунистической пропаганды».[54] Это свидетельство отчасти опровергает распространенное мнение об исключительно идеологической направленности сотрудничества СССР с зарубежными странами.
Прибывшие советские специалисты были приняты афганскими офицерами довольно сдержанно. По мнению М. Ф. Слинкина, это было связано в значительной степени с влиянием турецких советников, работавших в то время в афганской армии, и прозападной ориентацией части старших офицеров и генералов.[55] Отстаивая свои позиции, они старались дискредитировать советскую технику, обращали внимание на устарелость поставленного в Афганистан оружия, выражали сомнения в его высоких боевых качествах. В то же время они с восхищением говорили об аналогичных западных, главным образом американских, образцах оружия.
Чтобы переломить ситуацию, М. Дауд по совету советской стороны принял решение провести показательные стрельбы и продемонстрировать, таким образом, боевые возможности советского оружия. При этом была поставлена жесткая задача: всю боевую работу должны проводить только афганские военнослужащие без какого-либо участия советских специалистов.
М. Ф. Слинкин, вспоминая дальнейшие события, пишет:
«Настал день стрельб. Прибыл король, сопровождаемый М. Даудом и другими высокопоставленными военными и гражданскими лицами.
Показ начался с демонстрации возможностей стрелкового оружия — карабинов, автоматов и пулеметов. Для большего эффекта использовались, в основном, трассирующие пули. Самым зрелищным моментом явилась стрельба из станкового пулемета зажигательными пулями по низкому забору из тряпок и ветоши, предварительно изрядно смоченному соляркой. Цель, расположенная на удалении примерно 700 м от огневых позиций, вспыхнула огромным пламенем буквально с первых очередей, что вызвало неподдельный восторг у собравшихся на полигоне людей. Затем наступил черед стрельбы из минометов и артиллерийских орудий по заранее пристрелянным целям. Король, чтобы развеять сомнения в мастерстве афганских военнослужащих, несколько раз называл новые цели на местности. И все они, к нашему немалому удивлению и удовлетворению, были поражены без излишнего расхода мин и снарядов. Завершающим аккордом этого, прямо скажем, шоу явились доселе не виданные в Афганистане залпы знаменитых «катюш». Гром их выстрелов, море огня и пыли разрывов на огромной площади на склонах гор, примыкающих к полигону, потрясли воображение всех присутствующих. Дело было сделано.
Чтобы переломить ситуацию, М. Дауд по совету советской стороны принял решение провести показательные стрельбы и продемонстрировать, таким образом, боевые возможности советского оружия. При этом была поставлена жесткая задача: всю боевую работу должны проводить только афганские военнослужащие без какого-либо участия советских специалистов.
М. Ф. Слинкин, вспоминая дальнейшие события, пишет:
«Настал день стрельб. Прибыл король, сопровождаемый М. Даудом и другими высокопоставленными военными и гражданскими лицами.
Показ начался с демонстрации возможностей стрелкового оружия — карабинов, автоматов и пулеметов. Для большего эффекта использовались, в основном, трассирующие пули. Самым зрелищным моментом явилась стрельба из станкового пулемета зажигательными пулями по низкому забору из тряпок и ветоши, предварительно изрядно смоченному соляркой. Цель, расположенная на удалении примерно 700 м от огневых позиций, вспыхнула огромным пламенем буквально с первых очередей, что вызвало неподдельный восторг у собравшихся на полигоне людей. Затем наступил черед стрельбы из минометов и артиллерийских орудий по заранее пристрелянным целям. Король, чтобы развеять сомнения в мастерстве афганских военнослужащих, несколько раз называл новые цели на местности. И все они, к нашему немалому удивлению и удовлетворению, были поражены без излишнего расхода мин и снарядов. Завершающим аккордом этого, прямо скажем, шоу явились доселе не виданные в Афганистане залпы знаменитых «катюш». Гром их выстрелов, море огня и пыли разрывов на огромной площади на склонах гор, примыкающих к полигону, потрясли воображение всех присутствующих. Дело было сделано.
Король в присутствии афганской элиты высказал восхищение по поводу высоких боевых качеств советского оружия и выразил благодарность советским военным специалистам за оказанную помощь в организации и проведении стрельб»[56].
Кроме указанных курсов в Кабуле, в мае 1957 года в Герате, в гарнизоне 17-й пехотной дивизии (командир — генерал-лейтенант Хан Мухаммад[57]) начали функционировать первые в Афганистане курсы по изучению советской бронетанковой техники — танка Т-34 и бронетранспортеров БТР-40 и БТР-152. Через несколько месяцев первые выпускники гератских танковых курсов составили костяк командных кадров и боевые экипажи 4-й танковой бригады в Пули-Чархи. Успешная работа советских специалистов активизировала дальнейшее сотрудничество между странами в военной области. В Афганистан было направлено дополнительное количество специалистов. По данным Главного управления международного военного сотрудничества МО РФ, в 1961–1967 годах в стране побывали около 4500 советских военнослужащих».
Особое место в советско-афганских отношениях занимают 1970–1980-е годы, в течение которых в Афганистане произошло несколько государственных переворотов, началась гражданская война и на афганскую территорию был введен контингент советских войск.
Первым звеном в цепи этих событий стал бескровный государственный переворот, совершенный 17 июля 1973 года под руководством двоюродного брата короля, бывшего премьер-министра Мухаммеда Дауда. Отстранив от власти короля Захир-Шаха, находившегося в то время за границей на лечении, и упразднив монархию, он провозгласил себя президентом Республики Афганистан. Однако смена власти спровоцировала активизацию борьбы за выбор пути дальнейшего развития страны между различными политическими силами Афганистана. В результате это привело к падению авторитета центральной государственной власти, на фоне которого роль объединяющего начала стало играть исламское духовенство. В складывающейся в стране ситуации Советский Союз активизировал свою военную помощь правительству Дауда, рассматривая его как единственного гаранта стабильности в регионе. По западным источникам, она составляла примерно 100 млн долларов в год. Увеличилось и количество советских военных специалистов — с 1500 в 1973 году — до 5000 человек к апрелю 1978 года». Старшим группы советских военных специалистов в это время (с 29.11.1972 г. по 11.12.1975 г.) были: генерал-майор И. С. Бондарец (с 25.06.1975 г. он стал именоваться «Главный военный консультант — старший группы СВС»), а с 1975-го по 1978 год. — Главным военным консультантом и старшим группы военных специалистов — генерал-майор Л. Н. Горелов.
В конце июля 1975 году по личной просьбе Дауда в Афганистан сроком на 2 года была направлена группа советских военных консультантов в Сухопутные войска, Министерство обороны, Генштаб и во все центральные управления.
В состав группы входили 35 человек (без переводчиков и аппарата главного консультанта): 11 — для работы в Министерстве национальной обороны (МНО); 3 — в армейских корпусах (по одному в каждый ак); 21 — в «развернутых» (укомплектованных не менее чем на 50–60 %) пехотных дивизиях (пд), по 3 консультанта на каждую — по артиллерии, технике и по тылу. В числе направленных в Афганистан были офицеры Н. Полозов, В. Кузнецов, Л. Себякин, Н. Коробов, И. Карпенко, А. Хлебосолов, А. Душебаев, А. Митянин, Е. Мастеров и Г. Дементьев, копсультанты-операторы в армейские корпуса полковники Н. Жарков (1 ак, Кабул), А. Павлов (2 ак, Кандагар), А. Гаврилов (3 ак, Гардез) и др[58].
После прибытия и встречи с послом СССР в Афганистане А. Пузановым консультантам была поставлена первая боевая задача — подготовить и провести широкомасштабное оперативно-тактическое учение с боевой стрельбой всех родов войск и ударами авиации. На всю работу отводилось менее месяца. Этим учением афганское руководство рассчитывало «попугать» Пакистан, на границе с которым в это время сложилась напряженная обстановка. Советское же руководство благодаря учению получало реальную возможность показать на практике эффективность поставляемого в страну вооружения и тем самым глубже «внедриться» в Афганистан.
Участник событий, в то время консультант-советник командующего артиллерией Вооруженных сил ДРА полковник Лев Себякин так вспоминает об этих учениях:
«Всякий, кто знает, что такое учете, представляет, как это сложно даже с хорошо подготовленным личным составом. У афганцев же части не были готовы к боевым действиям. К тому же учение планировалось как показное для всех военных атташе, аккредитованных в Кабуле. По моей линии на учение привлекались артиллерия 7-й и 8-й пехотных дивизий 1-го ак, 88-я артбригада и противотанковый дивизион ПТУРС «Фаланга». Боевую стрельбу вели 8 артиллерийских батарей и батарея ПТУРС. Такой размах был очень рискованным. Афганские руководители были в шоке. Стало ясно, что они никогда этим не занимались и смутно представляли, что от них требуется. Руководителем учения назначили начальника штаба корпуса, его помощником по артиллерии — командира 88-й артбригады. В штаб руководства учением входили все консультанты МНО. Его работу возглавлял Николай Полозов. Мы выехали в местечко Шикар Кола под Кабулом. Это был не полигон, а обычная местность, окаймленная населенными пунктами. Спросил Мир Ахмад-Шаха: «Как будем здесь стрелять? Даже при высокой точности снаряды могут рикошетить в деревню». «Ничего, — ответил генерал, — мы людей предупредим об этом. А когда начнем стрелять, они сами разбегутся». Затем добавил: «А вообще при наступлении в первый день боя считаются нормальными потери до 15 %». Но этот норматив используется лишь для прогнозирования потерь в реальном бою, но не на учениях! Сказал: «Вы шутите, господин генерал. Мы никаких потерь не можем допустить!» Комбриг достал топокарты. И… о, ужас! «Двухверстки» английского производства. Стрелять с помощью таких карт нельзя. Л других не было. Но настоящее потрясение было впереди….»[59]
Как вскоре выяснилось, афганские артиллеристы были не готовы к предстоящим учениям. Они могли стрелять, в основном, прямой наводкой и только по неподвижным целям, наводя орудия через ствол. А на учениях нужно было стрелять через головы участников учения, что при слабой подготовке артиллеристов было опасно.
В сложившейся ситуации было решено привлечь к учениям дополнительное количество советских офицеров-специалистов и консультантов.
«Заработала группа геодезистов под руководством подполковника Колпакова, — вспоминает Лев Себякин. — Подполковник И. Карпенко с артвооруженцами проверял орудия, артприборы и снаряды. На огневых позициях батарей наши консультанты и специалисты организовали активное обучение расчетов и офицеров. Мне, кроме общего руководства, пришлось «с чистого листа» готовить командира 88-й абр, назначенного помощником руководителя учения по артиллерии, командиров дивизионов и батарей. Работа шла напряженно, денно и нощно. Никто не роптал на нагрузки. Афганцы проявляли к учебе большой интерес. Последнюю декаду августа шли тренировки, затем — «генеральная репетиция», на которой присутствовали начальник Генштаба Азиз и главный консультант Бондарец. Замечаний и недостатков было немало. Но для меня главным итогом стало окончательное решение допустить к боевой стрельбе 3 артдивизиона (8 батарей) и батарею ПТУРС. Такое количество огневых средств определялось возможностями наших офицеров обеспечить контроль над подготовкой к ведению огня».[60]