Людям совсем необязательно страдать раздвоением личности, чтобы не иметь четких предпочтений. Проблема множества «я» широко распространена. Хотя этот термин может быть вам и незнаком, большинство испытывали нечто подобное.
Мы часто наблюдаем, как один человек ведет себя совершенно по-разному в различных условиях. Он может быть очень эгоистичным, когда дело касается разделения домашних обязанностей с женой, но на войне легко пожертвует своей жизнью ради спасения товарищей. Такое происходит потому, что люди играют несколько ролей в своей жизни, в нашем примере это муж и солдат. Ожидается, что они будут действовать по-разному в разных ролях, и именно так они и поступают.
Иногда подобное происходит из-за слабости воли: мы решаем сделать что-то в будущем, но не можем взяться за это, когда приходит время. Этот феномен очень беспокоил древнегреческих философов, они даже придумали для него название – акрасия. Например, вы решили вести здоровый образ жизни, но затем ваша сила воли слабеет перед аппетитным десертом. Предвидя это, вы можете разработать уловки, чтобы ваше второе «я» заявило о себе позже, – как Одиссей, который попросил привязать себя к мачте корабля, чтобы не соблазниться пением сирен. В начале обеда вы объявляете, что сидите на диете и не будете есть десерт, тем самым не оставляя себе ни шанса заказать его позже (поскольку иначе вы потеряете лицо перед другими), однако вы сможете поесть шоколадного печенья в качестве компенсации, когда вернетесь домой.
«Встроенный» индивидуум: людей формирует общество
Проблема множества «я» доказывает, что людей нельзя рассматривать как атомы общества, поскольку их личность может делиться. А еще потому, что их нельзя четко отграничить от других индивидуумов.
Экономисты, придерживающиеся индивидуалистической традиции, не спрашивают, откуда у людей берутся предпочтения. Они относятся к ним как к конечным данным, генерируемым «суверенными» индивидуумами. Эту идею лучше всего отражает поговорка «О вкусах не спорят».
Тем не менее наши предпочтения в значительной мере формируются социальным окружением: семьей, местом жительства, образованием, социальным классом и многим другим. Происходя из разных слоев общества, люди не просто потребляют разные вещи, они хотят разного. Этот процесс социализации означает, что мы не можем действительно относиться к людям как к атомам, легко отделимым друг от друга. Индивидуумы – как сейчас модно говорить – «встроены» в свои общества. Если же считать человека его продуктом, то Маргарет Тэтчер серьезно ошиблась, когда произнесла известную фразу: «Нет больше такого явления, как общество, – есть только отдельные мужчины и женщины, и еще их семьи». Человек без общества невозможен.
В сцене культовой научно-фантастический комедии 1980-х годов «Красный карлик» Дэйв Листер, который играет лентяя из среды рабочего класса, виновато признается, что был в винном баре всего раз, как будто он совершил какое-то преступление (но кое-кто из его друзей назвал бы его за это классовым изменником). Некоторые молодые британцы из бедных семей даже после десятилетий государственной политики, поощрявшей университетское образование, продолжали верить, что «универы» просто не для них. В большинстве обществ некогда царило убеждение, что женщины не подходят для таких «жестких» сфер деятельности, как наука, инженерия, право и экономика.
Это непреходящая тема в литературе и кинематографе: «Моя прекрасная леди» (кинематографическая версия «Пигмалиона» Джорджа Бернарда Шоу), «Воспитание Риты» Вилли Рассела (пьеса и фильм) и «Гордость моего отца» Марселя Паньоля (книга и фильм) показывают, как образование и дальнейшее его влияние на различные сферы жизни отрывают человека от его собственного народа. Вы начнете хотеть чего-то отличного от того, что желает большинство в вашем прошлом окружении, и от того, что вы сами хотели когда-то.
Конечно, люди обладают свободной волей, поэтому могут сделать – и делают – выбор, который противоречит тому, что якобы они должны хотеть сообразно их происхождению, как и поступила главная героиня «Воспитания Риты», решив получить высшее образование. Но наша окружающая среда сильно влияет на то, кто мы такие, чего хотим и что делаем. Люди представляют собой продукт своего общества.
Восприимчивые люди: нами намеренно манипулируют
Наши предпочтения формируются не только окружением, но часто и преднамеренной манипуляцией, производимой теми, кто стремится к тому, чтобы мы думали и действовали так, как им того хотелось бы. Все аспекты человеческой жизни – политическая пропаганда, образование, религиозные учения, средства массовой информации – в той или иной степени включают в себя подобное манипулирование.
Наиболее известный пример – реклама. Некоторые, следуя работам Джорджа Стиглера, ведущего экономиста свободного рынка 1960–1970-х, утверждают, что реклама в первую очередь предоставление информации о наличии различных продуктов, ценах на них и характеристиках, а не манипуляция предпочтениями. Тем не менее большинство экономистов согласны с основополагающей идеей книги Джона Гэлбрейта, опубликованной в 1958 году, The Affluent Society («Общество изобилия»), что большая часть рекламы направлена на то, чтобы потенциальные покупатели захотели получить рекламируемый продукт сильнее, чем могли бы, или даже начали желать то, что раньше никогда не считали нужным.
Реклама может связать продукт с какой-то знаменитостью, спортсменами (логотипы какой компании нанесены на форму вашей любимой футбольной или бейсбольной команды?) или особым образом жизни. Реклама нередко использует триггеры памяти, действующие в подсознании. Она может выходить в эфир в период, когда зрители наиболее восприимчивы (вот почему вы видите телевизионную рекламу снеков около 9–10 часов вечера). Компании также размещают рекламу продуктов в кино, что было высмеяно в фильме «Шоу Трумана»: я до сих пор помню напиток Mococoa, приготовленный «только из природных какао-бобов, выращенных на верхних склонах горы Никарагуа».
Индивидуальными предпочтениями манипулируют и на более фундаментальном уровне посредством распространения идей свободного рынка теми, кто хочет свести к минимуму ограничения для получения прибыли (и мы снова вернулись к политике идей). Корпорации и богатые люди щедро финансируют научно-исследовательские центры, которые разрабатывают прорыночные идеи, например фонд «Наследие» в США и Институт экономических проблем в Великобритании. Они дают деньги прорыночным политическим партиям и политикам. Некоторые крупные компании финансово поддерживают деятельность СМИ.
Жизнь богачей становится проще, если им удается убедить бедняков в том, что их положение – их собственная вина, что те, у кого много денег, честно заслужили их и что они сами тоже могут преуспеть, если будут достаточно усердно трудиться. После этого мало малообеспеченные люди, часто вопреки собственным интересам, начинают требовать меньших перераспределительных налогов, меньших расходов на социальное обеспечение, меньшего числа ограничений в бизнесе и меньших прав трудящихся.
Индивидуальными предпочтениями – не только потребителей, но и налогоплательщиков, трудящихся и избирателей – можно сознательно манипулировать, и зачастую так и происходит. Люди – не «суверенные» единицы, какими их изображают индивидуалистические экономические теории.
Сложные люди: не просто эгоисты
Индивидуалистические экономические теории предполагают, что люди эгоистичны. На основании этого, в сочетании с мнением о человеческой рациональности, можно прийти к выводу, что следует позволить людям делать то, что им заблагорассудится, – ибо они лучше знают, что хорошо для них самих и как достичь своих целей.
Экономисты, философы, психологи и другие специалисты в области общественных наук на протяжении веков ставили под сомнение предположение о своекорыстных индивидуумах. Есть огромное количество литературы, посвященной этим вопросам, и многие моменты в них не вполне ясны, даже если теоретически важны. Давайте кратко обсудим основные положения.
Само по себе своекорыстие определено слишком упрощенно, с неявным предположением о том, что люди не способны распознавать долгосрочные последствия своих действий.
Некоторые европейские капиталисты в XIX веке выступали за запрет детского труда, несмотря на то что это привело бы к сокращению их прибыли. Они понимали, что продолжение эксплуатации детей без образования приведет к снижению качества рабочей силы и в долгосрочной перспективе это навредит всем капиталистам, включая их самих. Иными словами, люди способны следовать разумному эгоизму и поступают так.
Иногда мы просто бываем щедры. Люди заботятся о других и действуют вопреки собственным интересам, чтобы помочь ближним и посторонним. Многие жертвуют на благотворительность, выступают добровольцами и поддерживают незнакомых людей в беде. Пожарный входит в горящий дом, чтобы спасти старушку, оказавшуюся в огненной западне, а случайный прохожий прыгает в бурное море, чтобы спасти тонущих детей, при этом каждый из них осознает, что рискует погибнуть. Доказательства можно приводить бесконечно. Только те, кто ослеплен верой в модель своекорыстного человека, будут пытаться игнорировать их{79}.
Иногда мы просто бываем щедры. Люди заботятся о других и действуют вопреки собственным интересам, чтобы помочь ближним и посторонним. Многие жертвуют на благотворительность, выступают добровольцами и поддерживают незнакомых людей в беде. Пожарный входит в горящий дом, чтобы спасти старушку, оказавшуюся в огненной западне, а случайный прохожий прыгает в бурное море, чтобы спасти тонущих детей, при этом каждый из них осознает, что рискует погибнуть. Доказательства можно приводить бесконечно. Только те, кто ослеплен верой в модель своекорыстного человека, будут пытаться игнорировать их{79}.
Люди – существа сложные. Конечно, многие корыстолюбивы большую часть времени, но они также бывают движимы патриотизмом, классовой солидарностью, альтруизмом, чувством справедливости (или правосознанием), честностью, приверженностью идеологии, чувством долга, самопожертвованием, дружбой, любовью, стремлением к красоте, праздным любопытством и многим другим. Сам факт, что есть очень много разных слов, описывающих мотивы человека, служит свидетельством того, что мы сложные существа.
Самоуверенные люди: мы не слишком рациональны
Согласно индивидуалистическим экономическим теориям, люди рациональны – иными словами, они осознают все возможные варианты развития экономической ситуации в будущем, могут с помощью сложных расчетов оценить вероятность каждого из этих вариантов и точно понимают, каким из них они готовы отдать предпочтение, тем самым принимая оптимальное решение во всех возможных ситуациях. Повторю еще раз: это означает, что мы должны оставить людей в покое, потому что «они знают, что делают».
Индивидуалистическая экономическая модель предполагает вид рациональности, которым не обладает никто, – Герберт Саймон назвал его «олимпийской» рациональностью, или «сверхрациональностью». Как типичный аргумент в защиту этого мнения приводят тот факт, что не имеет значения, какие теории лежат в основе предположения – реалистичные или нет, – пока модель точно предсказывает события. Искренность этой защиты вызывает сомнения в наши дни, после того как экономическая теория, предполагающая сверхрациональность человека и известная под названием гипотезы эффективного рынка (ГЭР), сыграла ключевую роль в разворачивании мирового финансового кризиса 2008 года, поскольку убедила политиков, что финансовые рынки не нуждаются в регулировании.
Проще говоря, проблема заключается в том, что люди не так уж рациональны – или обладают лишь ограниченной рациональностью[79]. Примеры нерационального поведения можно перечислять бесконечно. Мы слишком легко поддаемся инстинктам и эмоциям, делая выбор, принимаем желаемое за действительное, поддаемся панике и стадному чувству. Наши решения в значительной степени зависят от «обрамления» вопроса, хоть и не должны – я имею в виду, что мы поступаем по-разному в отношении одной и той же проблемы в зависимости от того, каким способом она была представлена. Мы преувеличиваем важность новой информации и недооцениваем имеющуюся; такая ситуация часто наблюдается на финансовом рынке. Обычно в нас действует интуитивная, эвристическая (упрощенная) система мышления, что приводит к не самым лучшим логическим умозаключениям. И что важнее всего, мы чрезмерно уверены в своей рациональности.
Заключение: только несовершенные люди могут сделать реальный выбор
Парадоксальный результат определения людей как в высшей мере несовершенных существ – ограниченно рациональных, со сложными мотивами, доверчивых, с социально обусловленным поведением и даже с внутренними противоречиями – на самом деле заставляет считаться с людьми больше, а не меньше. Именно потому, что мы признаем людей продуктами общества, мы можем по-настоящему оценить свободный выбор тех, кто идет против социальных условностей, преобладающих идеологий или своих классовых основ. Признавая, что человеческая рациональность ограничена, мы начинаем больше ценить инициативы предпринимателей, решающихся на «иррациональные» проекты, которым все остальные предрекают провал (а в случае успеха называют инновациями). Иными словами, только тогда, когда мы признаем несовершенный характер человека, можно говорить о реальном, а не фиктивном выборе, который людям предопределено сделать в мире совершенных индивидуумов, где они всегда знают самый лучший вариант действий.
Подчеркивая важность реального выбора, я не пытаюсь сказать, что мы можем поступать вообще как угодно. Книги из серии «помоги себе сам» уверяют, что вы можете сделать что угодно или стать кем угодно, если так решите. Но варианты, которые люди в действительности способны выбрать (или совокупности вариантов выбора), обычно слишком ограничены. Это бывает из-за скудости ресурсов, которыми они владеют; как резко выразился Карл Маркс, у рабочих периода раннего капитализма существовал выбор только между работой по 80 часов в неделю в суровых условиях и голодной смертью, потому что у них не было средств, чтобы содержать себя. Ограниченная совокупность вариантов выбора может существовать и потому, что, как я говорил раньше, с помощью социализации и преднамеренного управления нашими предпочтениями нас научили ограничить диапазон того, чего мы хотим и что считаем допустимым и приемлемым для себя.
Как великие романы и фильмы, мир реальной экономики населен сложными и несовершенными персонажами – и людьми, и организациями. Выдвижение теорий относительно них (или чего бы то ни было), конечно, должно включать в себя несколько степеней обобщения и упрощения, но доминирующие экономические школы зашли слишком далеко в упрощении вещей. Только учитывая многогранную и ограниченную природу человека, признавая важность крупных организаций с непростой структурой и механизмом принятия внутренних решений, мы можем строить теории, которые позволят нам понять сложность выбора в экономике реального мира.
Интерлюдия II Продолжаем…
Первая часть книги была посвящена «привыканию» к экономике. В ней мы обсудили, что представляет собой экономическая теория, что такое экономика, как наша экономика стала такой, какая она сегодня, почему существуют различные способы ее изучения и кто основные субъекты экономической деятельности.
А теперь, когда вы вполне разобрались в предмете, давайте обсудим, как мы можем использовать его, чтобы понять реальную мировую экономику.
Часть II Используем экономику
Глава 6 Сколько вам надо? Объем производства, доход и счастье
Когда: примерно в 1930-х годах.
Где: один из кабинетов в Госплане, центральном органе планирования СССР.
Что: собеседование при приеме на должность главного статистика.
Комиссия, проводящая собеседование, задает вопрос первому кандидату: «Товарищ, сколько будет два плюс два?». Он ответил: «Пять».
Снисходительно улыбнувшись, председатель комиссии сказал: «Товарищ, мы очень ценим ваш революционный энтузиазм, но на эту должность нужен человек, который умеет считать». Кандидату вежливо указывают на дверь.
Ответ второго кандидата: «Три». Самый молодой член комиссии вскакивает и восклицает: «Арестуйте этого человека! Мы не должны терпеть контрреволюционную пропаганду, занижающую наши достижения!». В итоге второго кандидата из комнаты вытаскивают охранники.
Когда этот же вопрос задают третьему кандидату, он отвечает: «Конечно же, четыре». Член комиссии, похожий на профессора, сурово читает ему лекцию об ограниченности буржуазной науки, зацикленной на формальной логике. Кандидат, опустив голову от стыда, выходит из комнаты.
Четвертого кандидата все-таки наняли. Каким был его ответ?
«А сколько вам надо?»
Объем производства
Валовой внутренний продукт, или ВВП
Показатели объема производства (или выхода продукции) редко явно подделываются даже в социалистических странах, за исключением самых крайних политических ситуаций, например начального этапа правления Сталина или Большого скачка при Мао Цзэдуне в Китае. Тем не менее было бы неправильно думать, что мы можем измерить объем производства или любые другие экономические показатели, если уж на то пошло, точно так же, как проводятся измерения в естественных науках, таких как физика или химия.
Любимая мера объема производимой продукции у экономистов – валовой внутренний продукт, или ВВП. Это, грубо говоря, общая денежная стоимость того, что было произведено внутри страны за определенный период – обычно за год, иногда за квартал (три месяца) или даже за месяц.
Я сказал «грубо говоря», потому что «то, что было произведено», нуждается в определении. При расчете ВВП мы измеряем выход, или продукцию, по добавленной стоимости. Так называется стоимость продукции за вычетом промежуточных затрат. Пекарня может заработать 150 тысяч фунтов стерлингов в год, продавая хлеб и другую выпечку, но если у нее ушло 100 тысяч фунтов на различные промежуточные затраты – закупку сырья (муки, масла, яиц, сахара), топлива, электроэнергии и прочего, – пекарня получит всего 50 тысяч фунтов добавленной стоимости от этого сырья и материалов.