Оказывается, «либеральный» золотой век не был таким уж либеральным
Пик развития капитализма часто называют младенчеством глобализации: тогда впервые вся мировая экономика оказалась интегрирована в единую систему производства и обмена. Многие комментаторы списывают это на счет либеральной экономической политики, принятой в тот период, когда существовало совсем немного политических ограничений на межгосударственное перемещение товаров, капитала и людей. Такой либерализм на международной арене согласовывался с подходом невмешательства во внутреннюю экономическую политику (ниже во врезке приведены объяснения этих понятий). Принято считать, что предоставление максимальной свободы для бизнеса, стремление к сбалансированному бюджету (при котором государственные траты не превышают налоговых сборов) и принятие золотого стандарта стали ключевыми факторами. На самом деле все было намного сложнее.
Либеральный – самое непонятное определение в миреНе так много терминов породили больше недоразумений, чем слово «либеральный». И хотя оно не использовалось до XIX века, идеи, лежащие в основе либерализма, встречались еще в XVII столетии, в работах таких мыслителей, как Томас Гоббс и Джон Локк. Классическое значение термина описывает такое положение вещей, при котором наивысший приоритет имеет свобода личности. С экономической точки зрения, это означает защиту права человека на использование своей собственности по личному усмотрению, особенно в том, что касается заработка денег. Лучшее правительство, по мнению приверженцев либерализма, – то, которое обеспечивает самые минимальные условия для осуществления таких прав: закон и порядок. Такое правительство (государство) называется минимальным государством. Распространенным лозунгом среди либералов того времени было «невмешательство» («Пусть все идет своим чередом»), так что либерализм также называют доктриной невмешательства.
Сегодня либерализм, как правило, приравнивается к пропаганде демократии, учитывая его акцент на политических правах человека, в том числе на свободе слова. Тем не менее до середины XX века большинство либералов не были демократами. Либералы раннего периода уже отказались от консервативной точки зрения, будто традиции и социальная иерархия должны иметь приоритет перед правами человека. Но они также были уверены, что не каждый достоин таких прав. По мнению либералов, женщины не обладают достаточными умственными способностями, поэтому они не должны голосовать. Либералы также настаивали на том, что и бедняками нельзя давать право голоса, потому что они станут выбирать политиков, призывающих конфисковать частную собственность. Адам Смит открыто признавал, что правительство – «на самом деле институт, призванный защищать богатых от бедных или тех, кто имеет какую-то собственность, от тех, кто ее не имеет»{25}.
Еще более запутанным данное понятие делает то, что в США термин «либеральный» употребляется для описания позиции левоцентристской партии. Американских «либералов», таких как Тед Кеннеди или Пол Кругман, в Европе называли бы социал-демократами. В Европе же этот термин используется для описания, например, сторонников Свободной демократической партии в Германии, которых в США причислили бы к либертарианцам.
Еще есть неолиберализм – доминирующая с 1980 года экономическая концепция (см. ниже). Он очень близок к классическому либерализму, но все же не его точная копия. С экономической точки зрения, неолиберализм выступает за минимальное государство, но с некоторыми изменениями: самое главное отличие заключается в том, что он признает центральный банк и его монополию на эмиссию банкнот, в то время как классические либералы считали, что в производстве денег тоже должна быть конкуренция. С политической точки зрения, неолибералы не выступают открыто против демократии, как делали классические либералы. Но многие из них готовы пожертвовать демократией во имя частной собственности и свободного рынка.
Неолиберализм, особенно в развивающихся странах, известен как подход Вашингтонского консенсуса, потому что его последовательно отстаивали три наиболее мощные экономические организации в мире, все расположенные в Вашингтоне, а именно Министерство финансов США, Международный валютный фонд (МВФ) и Всемирный банк.
В действительности в период с 1870-го по 1913 год на международной арене отнюдь не наблюдалось всеобщего либерализма. В сердце капитализма, Западной Европе и США, торговый протекционизм фактически вырос, а не уменьшился.
В результате гражданской войны с 1865 года США стали еще более протекционистским государством, чем раньше. Большинство западноевропейских стран, подписавших соглашения о свободной торговле в 1860–1870-х годах, не возобновили их и существенно повысили таможенные пошлины после окончания срока их действия (обычно последний составлял 20 лет). Отчасти это было связано с желанием защитить сельское хозяйство, которое боролось с новым дешевым импортом из стран Нового Света (особенно из США и Аргентины) и Восточной Европы (России и Украины), но главным образом это делалось для защиты и поощрения развития новых отраслей промышленности – тяжелой и химической. Германия и Швеция были лучшими примерами такого «нового протекционизма», который у немцев получил название «брак железа и ржи».
Когда в 1870–1880-х истек срок действия неравноправных договоров, подписанных государствами Латинской Америки до обретения независимости, последние ввели достаточно высокие протекционистские пошлины (30–40 процентов). Тем не менее в других странах «периферии» насильно введенная свободная торговля, о которой мы говорили ранее, распространилась намного дальше. Европейские державы боролись за части африканского континента, да и многие азиатские страны превратились в колонии (Малайзия, Сингапур и Мьянма стали колониями Великобритании, Камбоджа, Вьетнам и Лаос – Франции). При поддержке своей промышленной мощи Британская империя разрослась до невероятных размеров, что привело к возникновению знаменитой поговорки, в которой говорится, что над этой страной никогда не заходит солнце. Такие государства, как Германия, Бельгия, США и Япония, которые прежде не так сильно были вовлечены в колонизацию, тоже присоединились к ней{26}. Не зря этот период известен как эпоха империализма.
На внутренней арене в основных капиталистических странах также были заметны значительные улучшения, а не ухудшения ситуации при государственном вмешательстве. Это проявлялось в строгом соблюдении доктрин свободного рынка в отношении налогово-бюджетной политики (доктрины сбалансированного бюджета) и денежно-кредитной политики (золотого стандарта). Тем не менее этот период характеризовался резким усилением роли правительства: появилось трудовое законодательство, системы социального обеспечения, государственные инвестиции в инфраструктуру (главным образом в железные дороги и каналы) и образование (особенно в США и Германии).
Либеральный золотой век 1870–1913 годов, выходит, был не настолько либеральным, как мы думаем. С точки зрения внутренней и международной политики, в основных капиталистических странах ситуация становилась менее либеральной. Либерализация в основном происходила в более слабых странах, причем по принуждению, а не по свободному выбору – через колониализм и неравноправные договоры. В единственном периферийном регионе, где отмечался быстрый рост в течение этого периода, а именно в Латинской Америке, наблюдалось широкомасштабное увеличение протекционизма по истечении срока действия неравноправных договоров{27}.
Смута (1914–1945 годы)
Подножка капитализму: Первая мировая война и конец либерального золотого века
Начало Первой мировой войны в 1914 году ознаменовало конец целой эпохи капитализма. До тех пор, несмотря на постоянные угрозы восстания бедных слоев населения (революции 1848 года в Европе, Парижская Коммуна 1871 года и другие подобные события) и экономические проблемы (долгая депрессия 1873–1896 годов), единственным путем для распространения капитализма, казалось, было расширение границ.
Однако Первая мировая война (1914–1918) заставила пересмотреть эти взгляды и полностью дискредитировала популярное тогда мнение, что развитие и укрепление торговой сети, которую строил капитализм по всему миру, сделает войны между связанными друг с другом государствами маловероятными, если вообще возможными.
С одной стороны, в наступлении Первой мировой войны не было ничего удивительного, учитывая, что глобализацию эпохи пика развития капитализма в значительной степени обусловливал империализм, а не рыночные силы. Это означало, что международное соперничество между ведущими капиталистическими странами имело большие шансы перерасти в военные конфликты. Некоторые теоретики пошли еще дальше: они утверждали, что капитализм достиг той стадии, когда он уже не может быть устойчивым без постоянной внешней экспансии, которая рано или поздно подойдет к концу, ознаменовав финал капитализма.
У капитализма появляется конкурент: революция в России и подъем социализма
Это мнение лучше всего изложено в очерке «Империализм как высшая стадия капитализма»[32] лидера русской революции 1917 года Владимира Ленина. Это событие стало еще большим шоком для защитников капитализма, чем Первая мировая война, поскольку оно привело к возникновению экономической системы, подрывающей все краеугольные камни капитализма.
В течение десяти лет после революции в России частная собственность на средства производства (оборудование, здания заводов, земля) была упразднена. Большой успех принесла коллективизация сельского хозяйства в 1928 году, когда земли зажиточных крестьян – кулаков – были конфискованы и превращены в государственные хозяйства (совхозы), а деревенской бедноте пришлось присоединиться к сельскохозяйственным кооперативам (колхозам), которые ничем, кроме названия, от совхозов не отличались. Рынки в конечном счете отменили, и к 1928 году, после старта первого пятилетнего плана, они были заменены полномасштабным централизованным планированием. К 1928 году Советский Союз имел определенно не капиталистическую экономическую систему. Она работала без частной собственности в сфере производства, без погони за прибылью и без рынков.
В отношении другого краеугольного камня капитализма, наемного труда, картина виделась несколько более сложной. Конечно, в теории советские трудящиеся не были наемными работниками, потому что им принадлежали все средства производства – через государственную собственность или кооперативы. Однако на практике они были неотличимы от наемных работников в капиталистической экономике, поскольку практически не имели контроля над тем, каким образом работает их предприятие и экономика в более широком смысле, и на их ежедневный труд все еще распространялись те же самые иерархические отношения.
Советский социализм представлял собой масштабный экономический (и социальный) эксперимент. До него никогда не существовало централизованно планируемой экономической системы. Карл Маркс изложил детали слишком неопределенно, и Советский Союз должен был самостоятельно придумать систему, раз собирался идти непроторенным путем. Даже многие марксисты, особенно Карл Каутский, скептически относились к перспективам этой системы; по словам же самого Маркса, социализм должен был родиться из экономики наиболее развитых капиталистических стран. Такие экономические системы, по его утверждению, были всего в шаге от полностью плановой экономики, потому что их хозяйственная деятельность в высшей степени планировалась крупными компаниями и картелями этих компаний. Экономика Советского Союза – даже наиболее развитая европейская часть – была крайне отсталой, с едва развитым капитализмом; стало быть, у социализма не было оснований появиться.
К всеобщему удивлению, поначалу советская индустриализация имела большой успех, что наиболее наглядно доказала способность СССР отразить фашистское наступление на Восточном фронте во время Второй мировой войны. По оценкам, в период между 1928-м и 1938-м годом доход на душу населения в Советском Союзе возрастал на 5 процентов в год – невероятно высокий темп для мира, где доход, как правило, увеличивался на 1–2 процента в год{28}.
Такой рост обошелся ценой миллионов смертей – от политических репрессий и голода 1932 года[33]. Тем не менее в то время масштабы голода были неизвестны, и многих впечатлили результаты советской экономической деятельности, особенно учитывая, что после Великой депрессии 1929 года капитализм стоял на коленях.
Спад капитализма: Великая депрессия 1929 года
Великая депрессия стала еще более травмирующим событием для верующих в капитализм, чем подъем социализма. Особенно заметно это было в США, где она началась с печально известного краха Уолл-стрит в 1929 году и где оказалось больше всего пострадавших от нее. Между 1929-м и 1932 годом объем промышленного производства в США уменьшился на 30 процентов, а уровень безработицы увеличился в восемь раз: с 3 до 24 процентов{29}. Только к 1937 году США удалось восстановить производство до уровня 1929 года. Германия и Франция тоже сильно пострадали: в этих станах объем промышленного производства упал на 16 и 15 процентов соответственно.
Неолиберальные экономисты распространяют авторитетное мнение, якобы большой, но совершенно управляемый финансовый кризис превратился в Великую депрессию из-за разлада в мировой торговле, вызванного «торговой войной» в связи с принятием США протекционистских ставок таможенных пошлин в соответствии с законом Смута – Хоули[34]. Эта история не выдерживает никакой критики. Повышение таможенных тарифов по закону Смута – Хоули нельзя назвать резким: он поднял среднюю ставку таможенной пошлины на промышленную продукцию США с 37 до 48 процентов. Не был он и причиной массовой таможенной войны. За исключением нескольких экономически слабых государств, таких как Италия и Испания, в других странах не наблюдалось сильного роста торгового протекционизма вследствие применения закона Смута – Хоули. И самое главное – исследования показывают, что основной причиной обвала в международной торговле после 1929 года стало не повышение таможенных пошлин, а нисходящая спираль международного спроса, вызванная внедрением правительствами основных капиталистических стран концепции сбалансированного бюджета{30}.
После крупного финансового кризиса, такого как 1929-го или 2008 года, расходы частного сектора снижаются. Долги не выплачиваются, что заставляет банки уменьшать объемы кредитования. Не имея возможности брать деньги в долг, компании и частные лица сокращают свои расходы, а это, в свою очередь, снижает спрос на продукты других компаний и частных лиц (компании продают продукты покупателям и оборудование – другим компаниям, работники продают компаниям свой труд). Уровень спроса в экономике идет по спирали вниз.
В этих условиях правительство остается единственным субъектом экономической деятельности, который способен поддерживать уровень спроса, тратя больше, чем зарабатывает, то есть с помощью дефицита бюджета. Однако в период Великой депрессии сильная вера в доктрину сбалансированного бюджета не позволила выбрать такой курс действий. Поскольку налоговые поступления уменьшались из-за снижения уровня экономической активности, единственным способом сбалансировать бюджет было сокращение расходов; таким образом, не оставалось ничего, что могло бы остановить нисходящую спираль спроса{31}. И хуже всего, что золотой стандарт не позволял центральным банкам увеличить выпуск денег, поскольку в этом случае возникала опасность снижения стоимости валюты. В условиях ограниченной денежной массы кредиты стали крайне редким явлением, что сковало деятельность частного сектора и тем самым снизило спрос еще сильнее.
Реформы начинаются: США и Швеция подают пример
Великая депрессия произвела неизгладимое впечатление на сторонников капитализма. За нею последовал повсеместный отказ от доктрины невмешательства и серьезные попытки реформировать экономическую систему.
Особенно масштабными и далеко идущими были реформы в Соединенных Штатах, на которые Депрессия оказала самое сильное воздействие и где она длилась дольше всего. Так называемая программа «Первый новый курс» (1933–1934), принятая при президенте Франклине Рузвельте, разделила коммерческие и инвестиционные подразделения банков (по закону Гласса – Стиголла 1933 года), установила систему страхования для защиты мелких вкладчиков от банкротства банков, ужесточила регулирование фондового рынка (согласно Федеральному закону о ценных бумагах), расширила и укрепила систему сельскохозяйственного кредитования, установила гарантированные минимальные цены на сельскохозяйственную продукцию, способствовала развитию инфраструктуры (например, была построена плотина Гувера, которую можно увидеть в фильме «Супермен» 1978 года с Кристофером Ривом в главной роли) и многое другое. «Второму новому курсу» (1935–1938) удалось претворить в жизнь еще больше реформ, включая принятие Закона о социальном обеспечении (1935 года), который ввел выплаты пенсий по старости и страхование на случай безработицы, а также закона Вагнера (1935 года), усилившего профсоюзы.
Еще одна страна, где были проведены значительные реформы, – это Швеция. Воспользовавшись недовольством общества либеральной экономической политикой, которая оставила 5 процентов населения без работы, в 1932 году к власти пришла Социал-демократическая партия. Налоги на прибыль здесь были введены удивительно поздно для страны, которая сегодня считается бастионом этого налога (для сравнения, в Великобритании подоходный налог ввели в 1842 году, и даже активно выступающие против введения налогов США стали взимать его в 1913 году). Полученные таким образом доходы пошли на построение социального государства (в 1934 году в Швеции ввели страхование по безработице, а пенсия по старости повысилась) и для помощи мелким фермерам (были расширены фермерские кредиты и установлены гарантированные минимальные цены на сельскохозяйственную продукцию). В 1938 году централизованные профсоюзы и объединения рабочих подписали Сальтшебаденское соглашение, устанавливающее мирное разрешение промышленных конфликтов.